Правовой анализ государственно-церковных отношений в генезисе исторического развития России

Понятие "государственно-конфессиональные отношения" является одним из важнейших в истории государства и права России. Существовавшая веками "симфония властей" Российского государства и Русской православной церкви наложила отпечаток как на политические институты и правосознание российского общества, так и на все элементы духовной жизни. Именно поэтому сегодня большинство россиян, даже считая себя неверующими, являются отчасти носителями православной культуры. Этот же фактор предопределил отношения государства и представителей других конфессий.

Анализ понятия "государственно-конфессиональные отношения" в контексте правового развития России должен проводиться исходя как минимум из двух концептуальных положений.

Первое из них состоит в том, что применительно к истории государства и права России должен применяться именно термин "государственно-конфессиональные", хотя он и неидеален, а не "государственно-церковные" или "государственно-религиозные" отношения. В такие слова, как "конфессия", "конфессиональный", зачастую вкладывается разный смысл. Под конфессией может пониматься и особенность вероисповедания в пределах определенного религиозного учения, и объединение верующих, придерживающихся одного вероисповедания, которое имеет свое вероучение, определенную организационную структуру и своеобразие в богослужении, а также и то и другое. Несмотря на "размытость" термина "конфессия", его употребление является более предпочтительным, чем "церковь". Как справедливо отмечали Р.А. Лопаткин и Ф.Г. Овсиенко, "это понятие недостаточно корректно применительно к объединениям мусульман, буддистов, иудаистов, последователей других религий, у которых нет понятия "церковь"[1].

Второе положение состоит в том, что термин "государственно-конфессиональные отношения" необходимо рассматривать только в историческом контексте, так как, на наш взгляд, он достаточно сильно видоизменялся, наполнялся новым содержанием и продолжает развиваться на современном этапе.

Фактически вплоть до присоединения Казани в 1552 г., а затем Астрахани в 1556 г. государственно-конфессиональные отношения в России сводились к "симфонии" государства и Русской православной церкви. Общение с иностранцами-иноверцами было мирным и спокойным.

Присоединение новых территорий, на которых проживали мусульмане, поставило перед Российским государством новый вопрос. Был установлен своеобразный паритет. Государство не мешало исполнению религиозных обрядов, не вмешивалось в религиозные проблемы, а лишь следило за тем, чтобы христиане не принимали ислам. Соборное уложение 1649 г. стало первым светским источником, в котором появилось понятие "религиозные преступления", в том числе совершенные иноверцами (первая глава "О богохульниках и церковных мятежниках", некоторые статьи XII главы[2]).

С Петровского времени в России началось правовое регулирование свободы вероисповедания. В частности, была провозглашена свобода вероисповедания для иностранцев, старообрядцев (правда, при условии записи в двойной подушный оклад), было разрешено заключение браков между пленными шведами и православными русскими девушками.

Однако именно в это время Православная церковь окончательно была включена в состав государственной машины и стала неотъемлемой ее частью. И хотя каждый император и императрица подтверждали свою приверженность идее свободы вероисповедания, любое посягательство на положение православия жестоко наказывалось.

В царствование Николая I официальную идеологию стала отражать формула "Православие - Самодержавие - Народность". Начался новый нажим на иноверцев и даже массовые гонения. Именно этот курс был закреплен в Своде законов Российской империи, который действовал до 1917 г. Определяющим принципом при выработке церковной политики в Российской империи была защита Православной церкви как государственного института. Иноверцы в широком смысле слова в основном имели возможность жить по своим обычаям и традициям. Но в связи с тем, что в государстве существовала господствующая Русская православная церковь, пользующаяся поддержкой государства, остальные вероисповедания неминуемо оказывались в притесненном положении.

Юридическая наука серьезно обгоняла в данном вопросе существующую практику. С 80-х годов XIX в. объектом и научных исследований стал вопрос о свободе совести. Фактически эту новую для науки проблему поднял Николай Семенович Суворов (1848 - 1909), известный специалист в области церковного права, профессор сначала Демидовского юридического лицея в Ярославле, а потом Московского университета, когда осуществил перевод и издание с немецкого книги доктора римского и канонического права в Венском университете, члена Академии наук Ф.Б.Х. Маасена (1848 - 1909) "Девять глав о свободной церкви и о свободе совести" (Ярославль, 1882). После этого данный вопрос стал более активно изучаться в России: уже на следующий год в свет вышла В. Кипарисова "О свободе совести. Опыт критического исследования вопроса в области церкви и государства с I по IX в." (М., 1883; Вып. 1), в которой он писал: "Свобода совести есть прежде всего свобода религии, которая истинна для совести. Так как... это следование не может оставаться на ступени внутреннего акта, а непременно требует внешнего обнаружения, то "свобода совести" делается "свободой вероисповедания", и на этой ступени может быть рассматриваема как вопрос государственного права"[3].

Благодаря исследованиям о свободе совести, среди субъектов государственно-конфессиональных отношений, к которым традиционно относились государственные органы и религиозные образования, появился верующий человек. Вершиной в развитии этого направления в дореволюционный период стали труды Михаила Андреевича Рейснера, который с 1899 по 1902 г. работал на юридическом факультете Томского университета и писал докторскую диссертацию на тему об отношении государства к церкви и верующей личности. Главным лозунгом его статей и лекций была личная религиозная свобода[4]. М.А. Рейснер считал, что нужно идти на самые радикальные меры, вплоть до отделения церкви от государства и провозглашения свободы совести[5]. Идеи М.А. Рейснера во многом определили понимание свободы совести в советское время, так как, как известно, ученый был одним из авторов Конституции РСФСР 1918 г.

Большевики после Октябрьской революции были настроены на более решительные меры. 19 декабря 1917 г. в России был введен гражданский развод, а 20 декабря 1917 г. - гражданская форма брака. Российскими гражданами эти меры были восприняты достаточно спокойно, что в дальнейшем способствовало быстрой подготовке и принятию Декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви" в январе 1918 г.

Базовым понятием, определяющим государственно-конфессиональные отношения в советский период, стала "свобода совести", определения которой отличалось точностью и определенностью. В Конституции РСФСР 1918 г.[6] свобода совести была поставлена на первое место среди прав трудящихся. Согласно ст. 13 "в целях обеспечения за трудящимися свободы совести церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами". Таким образом, свобода совести переведена на институциональный уровень. В ст. 124 Конституции СССР 1936 г.[7] говорилось, что в целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви, свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами. То есть мы видим, что из содержания понятия "свобода совести" исчезла религиозная пропаганда. В ст. 52 Конституции СССР 1977[8] г. было закреплено: "Гражданам СССР гарантируется свобода совести, т.е. право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Церковь в СССР отделена от государства и школа - от церкви". Как отмечается в работе А.Р. Подопригора, в 1977 г. появилось два главных нововведения: термин "антирелигиозная пропаганда" был заменен на "атеистическую пропаганду", "признание" свободы совести трансформировалось в его "гарантированность"[9].

В 1990 г. был принят Закон РСФСР "О свободе вероисповеданий"[10], который создал режим максимального благоприятствования для создания любых религиозных организаций в России. В страну хлынули представители различных сект.

В Конституции Российской Федерации 1993 г[11]. светскость государства была закреплена в ст. 14 как одна из основ конституционного строя: "1. Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. 2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом". При этом хотелось бы отметить, что на интересный терминологический нюанс указывает В.В. Кравчук. Она пришла к выводу, что "на Западе говорят о разделении церкви и государства, что свидетельствует о равноправном характере взаимоотношений, "независимости и суверенности в принадлежащей каждому сфере". В отличие от западноевропейских государств законодательство Российской Федерации... закрепляет отделение церкви от государства. Принцип отделения церкви от государства указывает на вытеснение проблем, касающихся свободы совести, в сферу "частного" и подчеркивает императивный характер их взаимоотношений"[12].

С принятием Федерального закона Российской Федерации от 26 сентября 1997 г. "О свободе совести и о религиозных объединениях"[13] было заявлено о приведении в соответствии с европейскими нормами законодательства о свободе совести и вероисповедания. Закон остановил бесконтрольный въезд и деятельность религиозных организаций и деятелей в России, но породил новые вопросы: в преамбуле была закреплена "особая роль" православия в истории Российского государства. Это привело к тому, что Русская православная церковь стала высказываться по некоторым политическим вопросам, стала демонстрироваться конфессиональная принадлежность высших государственных лиц страны, началось возрождение некоторых дореволюционных церковно-правовых институтов, например, церковных судов[14] и т.д.

Основная современная проблема, на наш взгляд, состоит в том, чтобы расширить круг субъектов государственно-конфессиональных отношений.

Наиболее распространенной точкой зрения является признание только двух субъектов: государственных органов и религиозных объединений. В 90-е годы XX в. такое положение стал отражать термин "государственная вероисповедная политика"[15], т.е. формирование единой концепции, когда государство четко определяет, как оно относится к тем или иным религиозным объединениям, а последние в свою очередь заявляют о своем согласии с государственной точкой зрения. Такой подход является преобладающим в российской юридической литературе (М.И. Одинцов[16], Д.Р. Яворский[17], И.Л. Мерзляков[18], К.И. Колесникова[19] и др.). Он содержится и в Концепции государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями Российской Федерации от 27 июля 2001 г[20]. Данная позиция уязвима по нескольким причинам: 1) имеющийся негативный опыт государственно-конфессиональных отношений в Российской империи, закончившийся эпохой массового атеизма; 2) отказ в признании того, что церковь имеет свои корпоративные нормы и является нормотворцем (каноническое (церковное) право); 3) несоответствие международноправовым стандартам, признающим, что свобода совести реализуется только в совокупности коллективного и личностного уровней.

Попытки преодоления двухсубъектности государственно-конфессиональных отношений уже предпринимаются. Так, С. Градировский и Е. Малахова отмечают, что в условиях "конфессиональной политики" "никаких других игроков, кроме государства и конфессий, на поле не допускается, возможны зрители, да и то по специальным приглашениям. Зрителями могут быть академические структуры, правозащитные организации, средства массовой информации и даже сами верующие"[21]. К переосмыслению соотношения между тремя сторонами (государство, общество в целом, включающее в себя как верующих, так и неверующих людей, и собственно религиозные сообщества) призывает и отец Филарет (Булеков), являющийся с марта 2011 г. заместителем председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата[22].

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что под государственно-конфессиональными отношениями в современных условиях следует понимать процесс взаимодействия государственных органов, конфессиональных организаций и верующей или неверующей личности, осуществляемый на основе международно-правовых стандартов, внутригосударственного законодательства и канонических норм[23].