Лондон, Чок‑Фарм. Барбара позвонила инспектору из дома

Барбара позвонила инспектору из дома. Она отправилась в Ярд задолго до рассвета, чтобы ещё раз воспользоваться его богатой базой данных. А потом, не желая находиться там, где могла появиться суперинтендант Ардери, отступила домой. В течение утра она выпила двенадцать чашек кофе и теперь была так переполнена кофеином, что подозревала: ей не уснуть несколько ночей. И ещё она дымила, как паровоз, тянущий в гору тяжеленный состав. Теперь ей казалось, что мозги у неё вот‑вот взорвутся.

Первым делом она сообщила Линли:

– Имеется ребёнок, инспектор. Это может быть важно. А может и ничего не означать. Но выяснилось, что у Вивьен Талли есть восьмилетняя дочь по имени Бьянка. Ещё мне кажется, она знала, что к ней может заявиться кто‑то вроде меня. В её квартире нет ничего личного, и она не слишком удивилась, когда я сказала ей, что я из Скотленд‑Ярда. О ребёнке я узнала только потому, что заговорила с портье того дома, где она живёт. И она собирается продать квартиру.

– Значит, вы к ней проникли.

– В том и состоят мои таланты, сэр. Живу ради того, чтобы вас удивлять.

Барбара быстро рассказала Линли всё то, что узнала о Вивьен и от Вивьен. О полученном женщиной образовании, о её работе, о её намерении вернуться в Новую Зеландию, на родину.

– Она не стала отрицать ничего в отношении Файрклога: да, она с ним знакома, да, работает в правлении его проекта, регулярно ужинает с ним, бывает в «Твинсе». Но мгновенно воздвигла стену, когда дело дошло до вопроса о том, почему у него есть ключи от её квартиры.

– Ребёнок, Барбара… это может быть дочь Файрклога?

– Возможно. Но она может быть и дочерью его сына, или Яна Файрклога, или премьер‑министра, или принца Уэльского. Девица вполне могла пуститься в приключения, если вы меня понимаете. В любом случае Вивьен давно уже не работает на старшего Файрклога. Она перестала там работать ещё до того, как у неё появился ребёнок. Трудно представить, чтобы у неё так долго продолжался роман с ним, не так ли? Настолько долго, что дело дошло до ребёнка.

– Может, дело совсем не в романе, Барбара. Может быть, Бьянка – результат случайной встречи, что в какой‑то момент вернула Вивьен в жизнь Файрклога.

– То есть? Вроде как они где‑то случайно столкнулись, посмотрели друг другу в глаза, а результатом стала Бьянка? Ну, в общем, возможно…

– Он основал фонд, – напомнил ей Линли. – Ему нужен был совет директоров, и она в него вошла.

– Это вряд ли. Фонд существовал задолго до того, как возникла Бьянка. Да и в любом случае занять место в правлении – это одно. А продолжать отношения с Файрклогом – это совсем другое. Зачем бы ей захотелось этого? Он на десятки лет старше её. Я видела его фотографии, и уж поверьте, физически они совсем не пара. Почему бы ей не предпочесть человека, более близкого к ней по возрасту и тоже вполне доступного? Да и в любом случае постоянная связь с женатым человеком – это путь в никуда, и она выглядит достаточно умной, чтобы это понимать.

– Ну, если она человек рассудительный, то придерживалась бы именно таких взглядов и сделала бы другой выбор. А если нет? Вы должны согласиться с тем, что люди очень часто ведут себя неразумно, сержант.

Барбара услышала чей‑то голос рядом с Линли. Томас тут же пояснил:

– Здесь со мной Саймон, он говорит, что большие деньги во все времена заставляли людей терять рассудок.

– Ладно. Хорошо. Но если это ребёнок Файрклога и если сам Файрклог продолжает резвиться с Вивьен Талли в постели невесть сколько лет подряд, то зачем обращаться в Скотленд‑Ярд с просьбой расследовать смерть племянника, если эту смерть уже признали несчастным случаем? Он ведь должен был понимать, что проверять начнут всех, включая и его самого. И зачем бы ему такой риск?

– Если это не имеет отношения к смерти Яна Крессуэлла, он мог рассчитывать на то, что я закрою глаза на этот чисто личный аспект его жизни.

– Если не имеет отношения, – подчеркнула Барбара. – А если имеет? Это ведь чертовски хорошо объясняет, почему Хильер выбрал именно вас для этого задания, разве нет? Граф покрывает барона. Хильер вполне мог так подумать.

– Не могу не согласиться. Он уже поступал так. Есть что‑то ещё? – спросил Линли.

– Да. Я неплохо поработала. Кавех Мехран не врал насчёт фермы. Крессуэлл завещал её ему. Но интересно, когда именно он это сделал. Слышите бой барабанов? Он подписал завещание за неделю до смерти!

– Очень многозначительно, – согласился инспектор. – Хотя и вызывает вопрос: неужели убийца настолько неумен, что убил завещателя через неделю после оформления завещания в его пользу?

– Ну да, верно, – признала Хейверс.

– Ещё что‑нибудь?

– О, ну да, я ведь ранняя пташка. И возмутительно ранние часы позволили мне воспользоваться международной телефонной связью, причём те, кому я звонила, не могли не ответить, потому что просто лежали ещё в постелях.

– Аргентина? – предположил Линли.

– Угадали. Я сумела дозвониться до дома мэра этой Санта‑Марии‑и‑так далее. Сначала пыталась позвонить в офис, но там мне кто‑то ответил: «Quien, que», потом начали кричать. Я наконец сообразила подсчитать разницу во времени и поняла, что говорю с какой‑нибудь уборщицей. Пришлось звонить домой. И позвольте сообщить, я не напрасно старалась.

– Я уже полон восхищения, Барбара. Так что вы узнали?

– Прежде всего то, что в Аргентине никто не говорит по‑английски. Или они делают вид, что не говорят. Выбирайте что хотите. Но я сумела добраться до кого‑то, кто, как мне кажется, назывался Доминга Падилла дель Торрес де Васкес. Я повторяла и повторяла это имя, а она говорила «si», если не говорила «quien». Тогда я назвала имя Алатеи, и наша пташка Доминга запела. Это было сплошное «Dios mios», и «dondes», и «graciases». Я пришла к выводу, что дамочка знает, кто такая Алатея. И теперь мне нужен кто‑то, кто сможет с ней поговорить.

– И у вас есть такой человек?

– Я вам уже говорила. Ажар должен знать кого‑нибудь в университете.

– Но и в Ярде кто‑нибудь найдётся, Барбара.

– Да, если поискать. Но если я этим займусь, суперинтендант тут же набросится на меня, как фанатка на рок‑звезду. Она уже спрашивала…

– Я с ней поговорю. Она знает, что я попросил вас кое‑что для меня сделать. Барбара, я должен спросить… Вы ей рассказали?

Барбара сочла себя оскорблённой. Они так давно работали вместе, она и инспектор. И то, что после всех этих лет он мог заподозрить её в предательстве, просто её ошеломило.

– Чёрт побери, нет!

А тот факт, что она позволила Изабелле Ардери кое о чём догадаться самостоятельно и не стала отвлекать её ложными манёврами, было уже не её проблемой.

Линли замолчал. Барбару вдруг охватило горькое ощущение, что они подошли к моменту выбора: одна или другая… А это было последним, чего ей хотелось бы: чтобы инспектор стал выбирать между суперинтендантом и сержантом. Она понимала, насколько маловероятно то, чтобы Линли сделал выбор, способный поссорить его с любовницей. В конце концов, он ведь был мужчиной…

Поэтому она вернулась к тому моменту, когда они отклонились в сторону, сказав:

– Я в любом случае собиралась поговорить с Ажаром. Если у него есть на примете какой‑нибудь знаток испанского, мы решим проблему и найдём ключ к Алатее Файрклог.

– Кстати, тут есть и ещё кое‑что…

Линли рассказал Барбаре историю Алатеи Файрклог до её встречи с Николасом Файрклогом, о её карьере модели. И закончил так:

– Он сказал Деборе, что это было «особое» бельё и что Алатея стыдится этого и боится, что об этом станет известно. Но «особое» бельё вряд ли может кого‑то потрясти, разве что монахиню или членов королевской семьи, так что мы предположили: скорее имеются некие особые фотографии.

– Проверю, что можно выяснить на этот счёт, – пообещала Барбара.

Они ещё немного поговорили, и всё это время Барбара пыталась угадать настроение Линли по его тону. Поверил ли он тому, что она сказала об Изабелле Ардери и его пребывании в Камбрии? Или нет? И в любом случае имеет ли значение то, во что он поверил? Когда они закончили разговор по телефону, ответов у Барбары по‑прежнему не было.