Глава 13. В конце недели Эрик и Аманда провожали друзей и знакомых – кое‑кто из них носил фамилию Камерон

В конце недели Эрик и Аманда провожали друзей и знакомых – кое‑кто из них носил фамилию Камерон, – уезжавших в Англию Они стояли на пристани, и Аманда тихонько плакала. Эрик хотя ничего не говорил, но и сам чувствовал себя покинутым.

В последующие дни Аманде редко удавалось увидеть Эрика. Ему поручили комплектовать отряды ополченцев, чем он активно занялся.

Пришли первые новости из Филадельфии, где заседал Континентальный конгресс. Джорджа Вашингтона назначили командующим континентальными силами в ранге генерала и направили в Массачусетс принять руководство американскими войсками, окружившими Бостон.

К концу августа виргинские лидеры вернулись из Филадельфии.

Патрик Генри приехал в Камерон‑Холл, и, едва увидев его, Аманда поняла, что теперь станет по‑настоящему жарко. Генри присвоили звание полковника и поставили во главе Первого виргинского полка. Таким образом он стал командующим вооруженными силами колонии.

Генри уединился с Эриком в гостиной. Аманда дождалась, пока он покинет дом, и слетела вниз по лестнице. Эрика она нашла стоящим с заложенными за спину руками у камина и сумрачно глядящим в огонь.

Он не обернулся, но понял, что она рядом.

– Джордж просит меня отправиться в Бостон. Конгресс предложил мне назначение, и, боюсь, придется ехать.

– Но…

Слова, рвавшиеся из сердца, так и не нашли дорогу наружу. Аманда поняла, что муж уже принял решение согласиться и ехать.

Она развернулась, бросилась наверх, в спальню, и упала на кровать. Ей ужасно не хотелось, чтобы он уезжал. Она боялась. Как никогда раньше.

Аманда не знала, что он последовал за ней, и обнаружила это только тогда, когда почувствовала его руки у себя на плечах. Эрик развернул жену лицом к себе, дотронулся до влажных дорожек, которые проложили на ее щеках слезы, и растер большим и указательным пальцами влагу, словно сомневаясь в ее реальности.

– Неужели это из‑за меня? – спросил он.

– Ох, прекрати, Эрик! Умоляю тебя! – взмолилась она.

Тот улыбнулся заразительной лукавой улыбкой и лег рядом, обняв ее.

– Может быть, это продлится недолго, – сказал он.

Аманда вздохнула, прижимаясь к его груди, и ощутила его запах, чувствуя кожей щеки шершавую ткань рубашки. Его отъезды были для нее невыносимы. Ей еще надо было научиться говорить о своих чувствах, пока же она могла выражать их, лишь позволяя разгораться пламени желания в них обоих. Но даже этот жар не мог растопить ледяной стены, возникшей между ними после того, как Эрик застиг ее той ночью в Уильямсберге возвращающейся с улицы. Вернуть его доверие Аманда так и не смогла.

И все‑таки она ни разу не солгала ему. Она всегда была верна Англии. Она не хотела предавать мужа, но и не желала отворачиваться от него сейчас. Она боялась за него. Пусть Данмор вынужден убраться на свой корабль и отдавать приказы оттуда, но британские войска по‑прежнему сильнейшие в мире. Прибудут подкрепления. Они разобьют отряды колонистов вокруг Бостона, захватят Нью‑Йорк.

– Если им удастся тебя схватить, они тебя повесят, – сказала однажды Аманда, едва сдерживая слезы.

Он пожал плечами:

– Сначала пусть попробуют поймать. – Он погладил ее по щеке, шее. – Знаешь, кое‑кто считает, что, будь ты мужчиной, тебя следовало бы повесить в первую очередь.

Она ничего не ответила, зная, что уважение повстанцев к Эрику служит ей лучшей защитой. Вдруг ее пробрала дрожь при мысли о том, что может с ней статься, если он когда‑нибудь перестанет ее защищать.

– Неужели ты ничего не боишься? – прошептала она.

– Я больше боюсь оставить тебя, чем быть на передовой, – ответил он. Но ответил с улыбкой, в которой сквозила нежность.

Аманда подумала, что в этот момент он верит ей. Может быть, даже любит ее. Она глубоко заглянула ему в глаза.

– Обо мне вовсе не беспокойся. Главное, о чем ты должен думать, – как остаться живым!

Он мягко рассмеялся и, взлохматив ей волосы, намотал на палец одну прядь.

– Можно подумать, что тебя это волнует.

Аманда не смогла ответить. Вместо этого она закинула руки на шею Эрику и поцеловала его, дразняще проведя языком по губам, затем коснувшись его языка. От этих возбуждающих ласк он негромко застонал и поднялся, уперев в нее загоревшийся взгляд.

– Вот так и должно быть всегда. У нас мало времени. Так давай насладимся им, любовь моя. Давай останемся здесь, запремся в своей башне и испытаем la petite mort[7]еще и еще раз в объятиях друг друга.

Аманда улыбнулась, захваченная и очарованная его обаянием. Но тут они оба вздрогнули от какого‑то неясного звука за дверью. Эрик нахмурился, быстро подошел к двери и распахнул ее настежь.

Там никого не было. Эрик закрыл и запер дверь, затем обернулся к ней. Вытащив рубашку из бриджей, он медленно расстегнул пуговицы, и рубашка упала на пол ворохом белых кружев. Приподнявшись на локте, Аманда следила за мужем. Эрик снял башмак, затем другой и повернулся к ней лицом, уперев руки в бока.

– Ну, жена, тебе придется ублажать меня сегодня.

Она рассмеялась, чувствуя душевную боль оттого, что он уезжает, и полная решимости взять все от немногих оставшихся у кия; часов. Ее ресницы опустились вниз знойными полумесяцами, и она взглянула на него из‑под них с выражением расслабленной чувственности.

– Мой дорогой лорд Камерон, я безмерно наслаждаюсь этим любопытным представлением! Ведь еще едва наступил полдень, а вы уже думаете о… – Аманда, задохнувшись, прервала свою тираду, так как он, как леопард, бросился к кровати и, шутливо рыча, навалился на нее.

– Любвеобильная женщина, – укоризненно прорычал он. Его пальцы сплелись с ее, губы запечатали рот поцелуем, и, когда он наконец завершился, Аманда уже не смеялась, а смотрела ему в глаза с жаждой и желанием, забушевавшими внутри. Эрик скинул одежду, ее платье мгновенно оказалось отброшенным в сторону, и вот уже они стояли на коленях, глаза в глаза, охваченные нетерпением. Они нежно гладили друг друга, лаская плечи, бедра. Первой не выдержала Аманда, и Эрик опрокинул ее на спину. Впереди у них был весь день, и им хотелось продлить удовольствие, продолжать касаться друг друга без конца. Желание, медленное, сладкое, захлестнуло их целиком. Они нежились в ленивой истоме, временами взрывавшейся бурей чувств, когда одни ласки сменяли другие.

…Наступило утро. Проснувшись, Аманда обнаружила, что муж пристально смотрит на нее. На секунду ей показалось, что в глубине его глаз она заметила мучительную боль» но он тут же овладел собой и теперь выглядел просто хмурым. Коснувшись ее щеки, он предупреждающе произнес:

– Аманда, веди себя как следует в мое отсутствие. Не предай меня снова. Не предай свое сердце, любимая. Ибо на этот раз я не смогу простить.

Она натянула простыню до подбородка.

– Как я могу предать тебя? Ведь патриоты правят теперь в Виргинии!

– Но губернатор Данмор находится на своем корабле в устье Джемса, недалеко отсюда, любовь моя. Совсем недалеко. – Он вздохнул и стал накручивать локон ее волос на палец. – Аманда, я взял тебя в жены, я твой муж и помню, что жена должна следовать за мужем. Но сегодня я говорю тебе: если хочешь уйти – сделай это. Сделай это сейчас, и я благословлю тебя. Я могу посадить тебя на корабль, и еще сегодня, прежде чем я уеду, ты увидишься с губернатором.

– Нет! – поспешно выкрикнула Аманда.

– Можно ли расценивать это как признание, что ты перешла на сторону патриотов? – спросил он.

Она покраснела и покачала головой:

– Нет, Эрик. Я не могу лгать тебе. Но… и не хочу оставлять тебя.

– Тогда осмелюсь предположить, что ты наконец проявляешь пусть слабое, но все же чувство ко мне?

Она бросила на него быстрый взгляд и подумала, что он дразнит ее, так как в его глазах светилось озорство. Девушка покрылась пунцовым румянцем.

– Ты знаешь, что я…

– М‑м‑м, – промычал он, и прозвучало это жестко. – Я знаю, что тебе, кажется, больше нравится быть со мной – с мятежником, – чем находиться под опекой отца. Это трудно назвать комплиментом, мадам.

– Эрик, ради Бога, не будь столь жестоким в такой момент…

– Прости, любимая. Правда, прости, – пробормотал он. Она казалась такой искренней. Ее волосы растекались пламенеющей рекой вокруг нее. Белая простыня была натянута высоко, а в глазах, готовых брызнуть слезами, плескались все ее переживания.

Он отбросил в сторону простыню и лег сверху.

– Еще разочек, любовь моя. Излейся на меня, позволь своей нежности проникнуть в меня еще раз. Ради предстоящих мне холодных ночей – вдохни огонь мне в душу. Жена, отдай себя мне!

Ее руки обвились вокруг него. Она отдалась ему так, как никогда раньше, и действительно ощутила, что он словно оставил частицу себя самого внутри нее и взял ее пламя, которое согреет и уймет холодную дрожь, когда всплывет в памяти как‑нибудь ночью.

Но вот близость завершилась, и Эрик понял, что пора подниматься.

Аманда осталась лежать в постели, в то время как он потребовал себе ванну. После того как он закончил, она тоже искупалась, а затем помогла мужу одеться. Помогла застегнуть перевязь, а завершив это, поплотнее запахнула тяжелый плащ, чтобы Эрику было теплее. Он притянул жену к себе и прижался губами к ее лбу, чувствуя, как истекают последние секунды их близости.

Затем он оторвался от нее и вышел из комнаты. Она медленно последовала за ним вниз по лестнице и дальше на крыльцо, где он седлал коня, а пятеро добровольцев, вызвавшихся сопровождать его, ожидали поодаль. Она протянула ему подорожный кубок.

– Будешь молиться за меня? – спросил Эрик.

– От всей души! – прошептала она.

Он улыбнулся:

– Я разыщу Дэмьена ради тебя. И постараюсь писать как можно чаще. Береги себя, любимая. – Он наклонился и поцеловал ее.

Аманда закрыла глаза, отдавшись ощущению его губ на своем лице. Но их тепло вскоре сменилось холодом.

Эрик ускакал, а она стояла на крыльце и махала рукой, пока еще могла его видеть. Потом развернулась и, взбежав по лестнице, вернулась в свою комнату.

Но комната тоже показалась какой‑то выстуженной. Она начала плакать, сотрясаясь от рыданий, и все никак не могла остановиться. Но вот слезы высохли, и Аманда решительно сказала себе, что нужно брать себя в руки. Ее слезы напрасны. Ничего плохого не случится, и Эрик вернется. Они выдержат этот шторм, они выживут.

Он вернется домой…

Прошло около двух недель с отъезда Эрика, когда однажды к ней в гостиную зашел Кэссиди и сообщил, что прибыл гость. Вид дворецкого заставил ее нахмуриться и сразу спросить:

– Кто это?

Слуга низко поклонился.

– Ваш отец, миледи.

– Мой отец! – Вздрогнув, Аманда вскочила, опрокинув чернильницу, – девушка занималась бухгалтерскими книгами. Ни она, ни Кэссиди не заметили пролившихся чернил. – Он прибыл… один? – спросила она. Побережье теперь было опасным для Найджела Стирлинга. Он, как она слышала, отсиживался на реке вместе с лордом Данмором и… Робертом Тэрритоном.

– Его корабль пришвартовался в наших доках. Военный корабль Аманда сразу поняла, почему Стирлинга не растерзали при первом же появлении. Нервно закусив нижнюю губу, она пожала плечами и глубже уселась в кресле. У нее не оставалось другого выхода, кроме как встретиться с отцом. Она не была уверена, что Кэссиди поймет это.

– Зови, – приказала она.

Тот метнул на госпожу быстрый осуждающий взгляд. Он не понял.

В ней мгновенно закипел гнев. Неужели ни Кэссиди, ни остальные не могут понять, что она просто пытается спасти дом?

Они не в силах сопротивляться Стирлингу и пушкам его корабля.

Аманда не собиралась умолять Кэссиди верить ей или понимать ее мотивы. Остановив на нем спокойный взгляд, она ждала.

Слуга резко повернулся на каблуках и вышел из гостиной. А несколько мгновений спустя вошел отец. Он появился один, но едва переступил порог, как она услышала за окнами какой‑то шум. Аманда поспешила к окну и, выглянув, увидела взвод королевских моряков, выстроившийся во дворе.

Она обернулась и взглянула на отца:

– Что ты здесь делаешь?

– Как всегда высокомерна, словно принцесса, да, дочь? Знатная леди. Нет чтобы сказать: «Добро пожаловать, папа», или: «Как поживаешь, папа?» Сразу в лоб: «Что ты здесь делаешь?» Что ж, принцесса, для начала я попробую замечательного бренди вашего супруга. – Стирлинг подошел к столику красного дерева и плеснул себе из графина. Затем с удобством устроился в кресле с другой стороны стола. – Мне нужны новые сведения.

– Ты сошел с ума…

– Я сожгу и сровняю с землей это поместье.»

– Жги!

– Как? Драгоценный Камерон‑Холл твоего муженька? – с издевкой произнес Стирлинг.

– Он предпочтет, чтобы сгорел дом, нежели чтобы я хоть что‑то рассказала тебе!

– Вот как дочь! Ты влюбилась в этого мошенника! – Найджел, глядя на нее в упор, со стуком поставил стакан на стол. – Тогда давай повысим ставки, принцесса. У меня в руках Дэмьен. Если ты не согласишься сотрудничать со мной, я буду долго пытать его, а потом перережу глотку.

Аманда почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Стук сердца стал таким громким, что чуть не оглушал ее.

– Ты лжешь! – обвиняюще выкрикнула она.

Но скорее всего это было правдой. Уже очень давно она ничего не слышала о своем кузене.

Стирлинг откинулся на спинку кресла.

– Этот глупый мальчишка оказался в Массачусетсе во главе отряда, спешившего к Бостону. Его взяли в плен, но скоро выяснилось, что он мой родственник. Принимая во внимание мои заслуги перед короной, старший офицер посчитал, что дорогого мальчика – родственничка, понимаешь ли, – нужно передать мне. Я встретил его как давно потерянного брата, прежде чем швырнуть в трюм. – Стирлинг, улыбаясь, сверлил Аманду взглядом.

– Как… как я могу удостовериться, что ты на самом деле захватил его? – наконец удалось спросить Аманде.

Стирлинг бросил на стол маленькое кольцо с печаткой. Она взяла его в руки и сделала вид, что рассматривает, хотя узнала кольцо сразу же. Она слишком хорошо знала своего отца.

– Что ты от меня хочешь? – хрипло потребовала она.

– Сведения. О передвижениях войск. О поставках оружия.

– Но я не знаю…

– Так выясни! Поезжай в Уильямсберг. Походи по тавернам.

Послушай. Напиши своему драгоценному муженьку и принеси мне его ответные письма.

– Ты глупец, папа. Даже если бы я захотела шпионить для тебя, я бы не смогла. Начать хотя бы с того, что слуги относятся ко мне с подозрением. Они следят за каждым моим шагом.

– Тогда тебе придется проявить весь свой ум и изворотливость.

И не беспокойся. Я тебя найду. Или тебя найдет Роберт.

– Роберт!

– Да, он, конечно же, со мной. Он очень хочет тебя увидеть.

Герцогиня с ребенком вернулась в Англию, и теперь он одинок. Ему нужна нежная любовница.

– Ты отвратителен. Сначала ты толкнул меня на замужество против моей воли, а теперь хочешь подложить Роберту, зная, как я его ненавижу! Какое же ты чудовище, отец!

Тот встал, не переставая улыбаться.

– Принцесса, я с радостью подложил бы тебя под всю английскую армию, и не только.

Она выпрямилась, борясь с желанием плюнуть ему в лицо.

– Когда ты вернешь мне Дэмьена?

– Ты его не получишь. Ты просто сохранишь ему жизнь.

– Нет. Так не пойдет. Я не позволю тебе шантажировать меня бесконечно.

– Ну же, дочь! Я думал, что ты верна короне.

– Это так! Было так! Я больше не могу предавать своего мужа…

– Своего мужа! – Стирлинг захохотал, качая головой. – Ты же шлюха, дочка! Как и твоя драгоценная мамаша. Лорд Камерон доставил тебе удовольствие между ног, и ты вдруг стала сторонницей революции!

Она изо всех сил хлестнула мерзавца по лицу. Моментально протрезвев, Стирлинг схватил Аманду за руку и вывернул ей кисть.

– Молись, чтобы я успел увезти тебя, когда твой изысканный жеребец Камерон разоблачит свою женушку. Можешь презирать и отвергать Тэрритона, Аманда, но тебе лучше оказаться в его руках, чем в лапах Камерона, когда тот узнает, чем ты занимаешься! – прошипел Найджел.

Она выдернула руку.

– Если я когда‑нибудь решусь покинуть Виргинию, я обращусь к Данмору…

Стирлинг знал, что она пойдет на все, лишь бы спасти Дэмьена.

– Дочь, Принцесса! Мы скоро увидимся. Очень скоро.

Он улыбнулся и, развернувшись, вышел из комнаты. До Аманды долетели слова команды, топот сапог и бряцание оружия солдат, замаршировавших обратно к докам.

Аманда упала в кресло и закрыла глаза. Девушка не слышала, как отворилась дверь, но почувствовала, что она не одна в комнате. Это был Кэссиди. За его спиной молчаливо стояли Пьер, Ричард, Маргарет и Реми.

– Что такое? – воскликнула Аманда, озадаченная и встревоженная. Они смотрели на нее с таким осуждением!

– Они ушли, – сказал Кэссиди. – Никого не тронули и никому не угрожали.

– К‑конечно, – пролепетала Аманда. Она позволила себе закрыть лицо руками. – Это же мой отец Он просто приехал справиться, не хочу ли я отправиться с ним, вот и все.

Пять пар глаз уставились на нее. Ей не понравилось вызывающее выражение на лице юной Маргарет. Или ей это лишь показалось? Голубоглазая темноволосая ирландская горничная, казалось, готова сама взять в руки мушкет и идти на войну. А Реми, старый, темный как ночь, живший в Камерон‑Холле так давно, что никто не помнил, как он здесь появился, смотрел на нее с откровенным подозрением.

Ей захотелось накричать на них. В отсутствие Эрика хозяйка здесь она. А они всего лишь слуги!

Но правда была на их стороне. Она собиралась предать их всех.

– Вам что, нечем заняться? Если вы можете прохлаждаться, то я нет. Меня ждут счета.

Они медленно потупили глаза и один за другим вышли, оставив Аманду одну. Когда дверь закрылась, девушка спрятала лицо в ладонях и тысячу раз прокляла Дэмьена. Она прокляла его за то, что он патриот, за то, что он дурак. И за то, что он был единственным человеком, любившим ее преданно и беззаветно, и которого в ответ она любила не менее пылко.

Затем ее сердце вновь забилось, когда она начала думать, что можно было бы предложить отцу такого, что нанесло бы минимальный вред всем: и патриотам, и «красным мундирам».

И ее мужу.

Сидя верхом на верном Джошуа, на вершине одного из, холмов, с которого открывалась панорама Бостона, Эрик мерз, жестоко мерз.

Зима была в разгаре, и холодный ветер яростно кусал лицо, а сырость, казалось, проникала в самые кости, чтобы остаться там навсегда.

Осада была долгой и утомительной, но Эрик восхищался парнями из Новой Англии, осадившими город. Они уже успели пройти крещение огнем и кровью войны и, несмотря на трудности, холод и монотонность военной службы, держались крепко. Кое‑кто опасался, что северянам может не понравиться назначение командиром выходца с Юга, виргинца, но вслух никто не выразил сомнений в его военном опыте. Видимо, борьба против общего врага, против тирании теперь сплотила их по‑настоящему.

– Лорд Камерон!

Эрик обернулся, поднял руку в приветствии и улыбнулся спешащему к нему Фредерику Бартоломью. Молодой печатник прошел через многие испытания после той ночи, когда он бежал по улицам Бостона раненый и испуганный. Ему уже присвоили звание лейтенанта. Джордж Вашингтон считал, что без некоторых людей ему не обойтись, и Эрик вслед за своим другом быстро обнаружил, что Фредерик – это тот человек, без которого ему было бы очень трудно. Мало того, что скука осады утомляла дух, сама военная жизнь была изнурительной. К бесконечным совещаниям с Вашингтоном, Гамильтоном и другими добавлялась постоянная обязательная работа по поддержанию связей с частями, сбору сведений о кораблях противника. Но хуже всего была постоянная тоска по Виргинии, беспокойство о том, что там происходит.

Фредерик размахивал конвертом.

– Письмо от вашей жены, милорд!

Эрик соскочил с Джошуа, добродушно улыбнувшись приветственному крику, вырвавшемуся у собравшихся вокруг солдат.

– Спасибо, Фредерик, – поблагодарил он молодого печатника и схватил письмо. Его не обижало товарищеское участие друзей, но он хотел остаться с письмом наедине.

Эрик отъехал на коне от первой линии окопов назад, к пустой палатке. Там он сел за сколоченный из досок стол спиной к полотняной стенке и вскрыл письмо. Его сердце учащенно забилось, когда он прочитал, что в Камерон‑Холле появлялся ее отец, прибывший на военном корабле, и что он просто уехал обратно к Данмору, когда она сказала, что намерена остаться дома.

– Проблемы, друг мой?

Эрик вздрогнул и оглянулся на вход в палатку. Вошел Джордж Вашингтон. Он снял треуголку с кокардой и плюмажем и отряхнул снег с плаща. Затем присел напротив Эрика. Оставаясь наедине, они не придерживались армейской субординации.

– Вижу, ты получил письмо.

– Да, личное.

Джордж поколебался.

– Ходят слухи, что кто‑то в Виргинии снабжает британцев полезными для них сведениями. Например, куда можно нагрянуть, чтобы конфисковать соль и продовольствие. Это помогает Данмору держать в трепете все побережье.

Эрик пожал плечами:

– Мы все знаем, что Он сжег Норфолк. Вряд ли это было сделано по наводке шпиона.

Вашингтон долгое время молчал. Затем облокотился о стол.

– Я доверяю твоим суждениям, друг мой. Доверяю.

Не сказав больше ни слова, он ушел. Эрик остался сидеть, потом поднялся и позвал Фредерика, попросив принести письменные принадлежности, чтобы составить ответ жене. Когда печатник вернулся и принес требуемое, Эрик сразу сел за стол.

На секунду он прикрыл глаза, передернув плечами. Он хотел, чтобы она приехала в Бостон на Рождество. Однако Вашингтон специально попросил его не делать этого, пообещав к весне отпустить домой.

Эрик вздохнул и начал писать, очень аккуратно подбирая слова, так, чтобы ложная информация могла показаться неоценимой для британцев.

Он закончил письмо и запечатал его своей печаткой. Затем вызвал Фредерика и приказал, чтобы письмо было отправлено на Юг как можно скорее.

Отдав письмо, он долго вглядывался в метель за окном, чувствуя себя так, словно холодные хлопья засыпают его сердце и душу.

– Будь ты проклята, Аманда! – произнес он негромко.

Когда зима начала потихоньку отступать перед весной, Аманда решила навестить Уильямсберг.» Она объявила, что поедет только с Пьером и Даниеллой, но когда утром спустилась вниз, не удивилась, увидев снаряженного в дорогу Жака Биссе, уже в седле, готового сопровождать ее карету.

– Жак, я не просила тебя ехать с нами, – сказала ода ему.

Тот странно посмотрел на нее и ответил так, как отвечал всегда, когда Аманда собиралась выезжать за пределы Камерон‑Холла в отсутствие Эрика.

– Простите, миледи, но лорд Камерон поручил мне охранять вас, что я и делаю.

Охранять ее. Ложь! Он должен был следить за ней и выяснять, не предает ли она своего мужа и его дело. Но какая разница? На деле у него не будет возможности узнать, чем она занимается. К тому же Жак был ей симпатичен, очень симпатичен.

Она неторопливо кивнула:

– Отлично. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее рядом с тобой.

Даниелла забралась в карету и села напротив. Лошади тронули, и путешествие началось. Дорога была размыта весенними дождями, а день был еще весьма прохладным. Выглянув в окошко и бросив взгляд назад, Аманда поежилась.

Теперь она любит Камерон‑Холл даже больше, чем Эрик, поскольку провела здесь столько времени. Его и ее портреты уже дополнили картинный ряд в галерее. Здесь теперь ее дом.

– Думаешь, что надо бы быть поосторожнее, да? – спросила Даниелла.

Аманда бросила на нее быстрый взгляд:

– Даниелла, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Служанка порывисто вздохнула, но Аманда сделала вид, что не замечает этого. Она сглотнула комок в горле и прикрыла глаза. Казалось‑, между ней и Эриком ныне пролегло такое огромное расстояние.

Мили… и время. Поначалу, когда он уехал, она очень тосковала по нему. В первые дни она не могла спать, ворочаясь в постели холодными ночами. Но затем появился ее отец – это произошло почти полгода назад, – и с того момента она стала отдаляться от мужа и словно заледенела, ощущая, что дела принимают столь ужасный оборот, что вскоре трудно будет хоть что‑нибудь исправить.

Аманда открыла глаза и увидела, что Даниелла все еще смотрит на нее с выражением неодобрения на лице. Акадийка порывалась что‑то сказать.

– Я очень устала, – спокойно произнесла Аманда, и женщина промолчала. – Откинувшись на спинку сиденья, девушка осознала, что теперь очень боится Эрика. Ей никогда не удастся заставить его понять. Она не была уверена, что всегда понимает себя сама. Стремясь выдавать сведения, которые сохранили бы жизнь Дэмьену и в то же время не привели бы к кровопролитию, она начала использовать для этого письма Эрика. Мелочи. Рутинные данные о грузах соли, овощей, фруктов, в которых нуждался флот англичан, чтобы избежать болезней на борту.

Только однажды она получила данные о передвижении войск, и, кажется, ее сведения совпали с теми, что губернатор получил самостоятельно; Она старалась не думать о боях, но знала, что война идет! И гибнут люди.

Эрик никогда не простит ее.

В пути ома, должно быть, задремала. Проснувшись, обнаружила, что уже ночь и карета стоит у дверей городского особняка. Окончательно ее разбудил звук распахнувшейся дверцы.

– Мы уже приехали, – сообщила Даниелла.

Аманда заторопилась к дому. Она взошла по ступеням крыльца и, снимая перчатки, стала звать экономку:

– Матильда, я приехала! – Она повернула ручку двери и вошла в дом. – Матильда! – снова позвала Аманда, двинувшись через гостиную. Не глядя бросила перчатки на тумбочку и вскользь вспомнила, как играла в шахматы с Эриком в свой первый приезд сюда.. Он оказался прав. Ей пришлось постоянно убегать от шахов.

Какой‑то шорох заставил ее вздрогнуть и взглянуть в другой конец комнаты. Сердце подпрыгнуло и словно застряло в горле, ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

Облокотившись о каминную полку, с бокалом бренди в руке стоял Эрик. Когда Аманда наконец осознала, что это на самом деле он, она заметила, что выглядит Эрик восхитительно в своем темно‑синем фраке, белой кружевной рубашке и белых же бриджах, заправленных в высокие сапоги. На лице его играла ленивая улыбка.

– Эрик! – Рука Аманды взметнулась к горлу.

– Дорогая! – Он швырнул бокал в огонь, не обратив внимания на звон разбивающегося стекла, на шипение растекшегося и мгновенно превратившегося в яркие языки пламени бренди. В одну секунду он пересек комнату, и она очутилась в его руках. И тут же Аманда до боли остро ощутила его запах, прикосновение колючих щек, дрожь мускулов, шероховатую ткань одежды, пьянящее касание его губ. Ей казалось, что она погружается в какое‑то облако, возносится в райские сады. Как долго он не прикасался к ней…

Она почувствовала, что падает. Но ей было уже все равно. Именно теперь. Когда он с такой, жадностью целовал ее. Дрожь в ногах заставила ее пошатнуться, и Эрик подхватил жену на руки. И когда его пальцы погрузились в ее волосы, Аманда забыла обо всех своих страхах, завороженная тем, как пряди ее волос струятся меж его пальцев.

Она едва осознавала, что он несет ее наверх, и отчаянно жаждала новых прикосновений и поцелуев. А затем в темноте не осталось ничего, кроме сладостных ощущений, тепла и напора мужского тела, пульсирующего ритма древней мелодии, погружавшей обоих в мир, где слова ничего не значили. Она пыталась говорить, удивленно шепча его имя.

Эта ночь…

Она была наполнена жизнью, красотой и желанием, а когда страсть утихла, время слов все еще не наступило. Им нужно было лишь касаться, обнимать друг друга, чтобы уберечь и не растерять то, что стало таким ценным для них обоих.

Наступило утро, и только тогда прозвучали первые слова. Тревога еще не вернулась к Аманде. Эрик еще не объяснил, почему вернулся.

Он лежал, прижавшись плечами к спинке кровати и закинув руки за голову. Аманда наконец поднялась и, сев у туалетного столика, попыталась расчесать спутанную гриву волос.

– Все закончилось. Осада завершена. В день святого Патрика нам преподнесли ирландский сюрприз. Британцы эвакуировались из Бостона.

Аманда встретилась с ним глазами в зеркале.

– Я рада за тебя, Эрик.

– Но не за британцев, правда?

Она пожала плечами.

– Ну же, Аманда?

– Эрик, я, как могу, стараюсь быть нейтральной.

Он вскочил с кровати. Пока он шел к ней, ей казалось, что подкрадывается тигр. Он встал сзади.

– Так ли это, Аманда? Так ли это на самом деле? – Его руки легли ей на плечи. Она мысленно взмолилась, чтобы он не почувствовал, как она дрожит, но в своем ответе постаралась не солгать:

– Да. Клянусь, что теперь буду нейтральной… если смогу.

Видимо, в ее голосе прозвучала искренняя нотка, потому что он, хотя и выглядел все еще напряженным, казалось, поверил ей. Эрик вернулся к кровати и растянулся на ней во весь рост, непринужденный, решительный и уверенный в себе. Глядя на него, Аманда почувствовала, что ее сердце полностью отдано ему.

– Я выяснил, что некоторые вещи, о которых я писал тебе, стали известны противнику.

Страх ледяной рукой сжал ее сердце.

– Многое из того, о чем ты писал, было широко известно.

– Да, верно. Но, приехав домой, я услышал, что многие достойные политики и военные встревожены слухами о том, что у нас под боком орудует шпион. Вернее, шпионка, любимая. Они прозвали ее Принцессой. Откровенно говоря, ее слава докатилась даже до Бостона.

Вашингтон думает, что ею вполне можешь быть ты.

Его интонация была холодной, ироничной. Сердце Аманды неистово стучало, она едва могла дышать.

– Эрик…

– Ты никогда не делала секрета из того, что предана короне, любимая. – Он пружинисто вскочил на ноги и подошел к ней сзади.

Охватив ладонями ее голову, он погладил ее щеки и шею. С какой легкостью его пальцы могли сдавить ее горло!

– Я твоя жена, – напомнила она, потупив глаза.

– Но невиновна ли ты?

Она встретила его взгляд в зеркале.

– Эрик, – произнесла она как можно искреннее, – как перед Богом клянусь, что будь у меня выбор, я бы никогда не сделала ничего, что пошло бы во вред тебе.

– А моему делу?

– И… и твоему делу, – едва слышно подтвердила она.

– Не совершаю ли я глупость, веря тебе, Аманда?

Она покачала головой, не в силах говорить. Ее волосы заскользили по его обнаженному торсу, и он, перегнувшись через плечо Аманды, нашел ее губы. И хрипло прошептал, почти касаясь ее губами:

– Не дайте мне поймать вас, леди! – И поцеловал. А потом отстранился. – О Боже! – воскликнул он вдруг. – Как я мог забыть такую важную новость! Я ведь видел Дэмьена!

– Что?

Она почти выкрикнула это слово, резко развернувшись к мужу.

Эрик, довольный, улыбнулся:

– Да, британцам удалось захватить его, но он сумел бежать. Он нашел сочувствие у кое‑кого из стражников, они даже угощали его элем. Он умудрился доплыть до каких‑то плавучих обломков и, уцепившись за них, дрейфовал, пока его не подобрал корабль колонистов.

Дэмьена доставили в Балтимор, а оттуда он поспешил в Бостон. Мне удалось увидеться с ним перед самым возвращением.

– Так он… свободен? – переспросила Аманда.

– Да, свободен словно птица.

Она издала невнятный возглас, вскочила и с такой страстью бросилась обнимать обнаженного мужа, что они оба свалились на кровать.

Эрик крякнул и застонал, затем рассмеялся. Она осыпала его поцелуями, и его стоны стали иными. Смех утих, и они любили друг друга с новой жадностью, пока не иссякли силы, а потом лежали молча, блестящие от пота, не в состоянии отдышаться. Наконец Аманда обрела способность говорить:

– Эрик, ты надолго домой?

Тот тяжело вздохнул:

– Пробуду около недели. А какие дела здесь творятся! Я уже слышал, что на следующем общем виргинском собрании планируется объявить эту территорию государством, проголосовать за независимость!

Даже раньше, чем это сделает Континентальный конгресс! Здесь делается история, любовь моя, но мне придется вернуться в Нью‑Йорк, поскольку именно там Вашингтон ожидает нового удара британцев.

Нам надо продумать оборону города.

Меньше недели. Как мало им осталось быть вместе. Но как много за это время может раскрыться…

Однако Дэмьен на свободе.

Улыбнувшись, Аманда вдруг повернулась у него в руках.

– Я никогда не предам тебя, Эрик! – пообещала она. И чуть было не пошла дальше. Чуть не сказала, что любит его, но какая‑то неясная тень, мелькнувшая в его взгляде, остановила ее. Он не поверил ей до конца. Он этого не сказал, но это было так. Эрик наблюдал за ней, и теперь ей нужно было доказать, что она верна ему, несмотря на то что в душе остается тори.

– Да уж постарайся, чтобы так и было, – предупредил ее Эрик.

Она замерла рядом с ним и через какое‑то время поняла, что он уснул. Вокруг глаз и в уголках рта залегли новые морщинки. Война оставила на нем свой след.

Аманда поднялась, решив дать ему поспать, а самой осмыслить новые, удачные для нее обстоятельства. Быстро одевшись, девушка выскользнула из комнаты.

У одной из спален стояла пара башмаков. Кто‑то приехал вместе с Эриком, поняла она. Один из его людей. Новая опасность, пришла мысль, и вновь бешено застучало сердце.

Аманда поспешно спустилась по лестнице и проскользнула в гостиную Там она встала на колени у письменного стола и потянула на себя один из ящиков.

И тут она почувствовала у горла лезвие ножа, приставленного кем‑то, кто находился сзади. Она приросла к полу.

– Добрый день, леди Камерон, – раздался хриплый голос. Это был высокий черный человек. Посланец отца.

Она заставила себя ответить:

– Ты идиот! Мой муж дома. В Уильямсберге командуют колонисты. Стоит мне только закричать, и тебя повесят…

– Да, но до того из вас успеет натечь целая лужа крови, а поскольку я уверен, что лорд Камерон не ожидает нападения, то есть шанс, что и его кровь прольется. Подумайте хорошенько, леди Камерон… – Лезвие ножа столь сильно вдавилось ей в шею, что она с трудом могла говорить.

Несмотря на это, она решила бороться за свою независимость.

– Дэмьен на свободе, и я больше не Принцесса! Можешь убить меня, если хочешь, но передай отцу, что от меня он больше ничего не получит!

– Мы боялись, что вы уже слышали о побеге вашего кузена, моя леди. Ваш отец велел сообщить вам, что в следующий раз, когда он появится в Камерон‑Холле, он сожжет это чертово поместье дотла. А лорд Тэрритон хочет, чтобы вы знали: когда он там окажется, вы станете его пленницей и наложницей. Он горит нетерпением.

– Если они появятся хотя бы поблизости от Камерон‑Холла, они умрут!

Посланец не ответил. Секунду спустя Аманда перестала ощущать лезвие ножа у горла. С негромким придушенным криком она вскочила на ноги, озираясь вокруг.

Посланец исчез. Испарился. Окно было открыто, в него задувал весенний ветерок. Аманда подбежала к окну, выглянула, но увидеть что‑либо не смогла.

Она упала в кресло и замерла без движения, подставив лицо дуновениям ветерка. Следует рассказать обо всем Эрику. Нужно признаться во всем, объяснить, что она пошла на это только ради Дэмьена.

Нужно сделать это, но где взять мужество?

Однако ведь все завершилось! Теперь все наверняка кончено. Ей больше не придется играть роль шпионки. Никогда. Эрику и не нужно ничего знать. А если она расскажет ему, он может обдать ее презрением, может никогда не простить…

Позднее пришла Матильда, принесла завтрак. И Аманда очень скоро выяснила, что башмаки принадлежали Фредерику, поскольку тот сам появился в гостиной, и они сели пить кофе.

Эрик проспал почти весь день, а когда спустился вниз и хмуро посмотрел на нее темным взглядом, Аманда поняла, что ничего не сможет ему рассказать. Все закончилось. Должно закончиться. Она взмолилась всем сердцем, чтобы было именно так.

Вернувшись в Камерон‑Холл, они объехали поместье верхом, и Аманда была польщена тем, что он похвалил ее за умелое ведение хозяйства.

Стояла ранняя весна, было еще холодно, но они нашли небольшое укрытие у реки, где расстелили свой плащи и предались любви под шумящими ветвями деревьев.

На пятый день их пребывания дома вернулась в свой док «Родная земля», благополучно проскочив мимо кораблей Данмора. Судно только что прибыло из Италии, объяснил Эрик. Но когда Аманда проснулась ночью, Эрика рядом не оказалось. Завернувшись в простыню, она подошла к окну и стала наблюдать за суетой в доках.

– Шпионишь, любовь моя?

От неожиданности она вздрогнула и, обернувшись, увидел», что в дверях стоит Эрик в простой белой рубашке, бриджах и сапогах:, скрестив руки на груди. Он подошел и встал рядом. Аманда попыталась усмирить биение сердца.

– Я искала тебя. Проснулась, а тебя нет.

Он кивнул, но глаза из‑под полуопущенных ресниц смотрели на нее сумрачно. Он положил руки жене на плечи и притянул ее к себе.

– Настоящий груз – оружие, так? – спросила она.

– И порох, – уточнил Эрик.

Она повернулась к нему лицом, откинув голову назад:

– Если ты так не доверяешь мне, то почему все‑таки говоришь правду?

– Ты ведь далеко не глупа. Разве сумел бы я тебя убедить, что разгружаю ночью кожу и вино, а?

Он отошел и, присев в изножье кровати, начал снимать сапоги, затем бриджи и рубашку. Оглянувшись, Эрик увидел, что она все еще стоит у окна, больно раненная его словами.

Даже если она и шпионка, она никогда не предаст Камерон‑Холл.

Он должен это знать.

– Иди в постель, Аманда. Ночь еще не кончилась, – позвал он.

Она медленно подошла к кровати. Присев со своей стороны, по‑прежнему кутаясь в простыню, она засмотрелась, как лунный свет играет на его плечах и груди. Эрик посмуглел еще больше, стал мускулистее.

Вот он вытянулся рядом с ней, и, несмотря на свою злость, Аманде захотелось дотронуться до него. Но она не хотела делать первый шаг.

Ей и не пришлось.

Он издал неопределенный возглас и потянулся к ней. Негромко вскрикнув, Аманда позволила закатному огню своих волос накрыть его тело, а потом легонько коснулась его груди, сосков, горла. Эрик крепко прижал ее к себе, перевернул на спину, и они слились в бурном любовном порыве, словно подхлестываемые ураганом. Может, так оно и было.

Время стало их врагом. Его оставалось все меньше и меньше. За долгие месяцы между его приездами они стали словно чужими и в этом вихре пытались снова обрести друг друга.

Но даже когда они лежали, опустошенные и умиротворенные, Эрик по‑прежнему наблюдал за ней. Его ладонь медленно гладила ее по плечу, и он смотрел на нее пристально, отстраненно.

– Лорд Данмор очень опасен, – произнес он наконец. – Кое‑кто боится, что он высадится в Маунт‑Вернене и похитит Марту Вашингтон.

– Да нет, он не посмеет! – пробормотала она и почувствовала, как он пожал плечами в темноте.

– Я боюсь, что он может заявиться сюда.

– Из‑за оружия?

На какое‑то мгновение Эрик запнулся.

– Но губернатор ничего не знает об оружии, любимая.

Она перевернулась, чтобы видеть его лицо.

– Я никогда не предам этот дом, Эрик, никогда!

– Но кто же тогда Принцесса? – спросил он прямо.

Она покачала головой, глядя в сторону.

– Я никогда не предам Камерон‑Холл, – пообещала она.

– Молитесь, леди, чтобы так и было, – прошептал он, прижимая ее к себе теснее.

Она ничего не ответила, наслаждаясь теплом его тела, но этого было недостаточно. Аманда поежилась, ей было страшно. Он уехал, и его не было так долго. Дни складывались в недели, потом в месяцы.

– Ты дрожишь, – заметил он.

– От холода.

– Я ведь держу тебя.

– Но ты уедешь, – удрученно сказала Она.

Аманда не могла видеть в темноте его глаза. Он смотрел на нее и почти готов был сказать о всей глубине своих чувств. Он так сильно любил ее. Ее красоту, ее огонь. Ему так нравилось, как она отдавалась ему: так естественно, так покорно. Она предавалась любви со страстью, и глаза ее при этом были прекрасны. Но все же…

Они могли быть глазами обманщицы.

Она знала теперь очень многое. Она знала об оружии и боеприпасах, спрятанных в доках. Если она предаст их теперь…

Господи, пусть она не сделает этого, думал он с мукой.

Date: 2015-10-22; view: 341; Нарушение авторских прав