Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Готическая повесть 9 pageБарон Фиц‑Оуэн поручил своему сыну Уильяму принять уполномоченных в замке. Перед отъездом сэр Филип обратился к барону, настаивая, чтобы, помимо замка, законному владельцу в счет задолженности были также отданы мебель и хозяйственный инвентарь. Барон в свою очередь упомянул об образовании Эдмунда и прочих затратах на юношу. – Вы правы, милорд, – ответил сэр Филип. – Я не подумал об этом, тут мы в неоплатном долгу перед вами. Однако вы не знаете, сколь сильны уважение и любовь, испытываемые к вам Эдмундом. Даже когда он вернет титул и богатство, его счастье по‑прежнему будет зависеть от вас. – Почему от меня? – спросил барон. – Как же иначе, он не будет счастлив, если вы не удостоите его своим вниманием и уважением. Но это еще не всё, и я питаю надежду, что вы сделаете для него больше. – Поистине, – возразил барон, – он и так подверг мое расположение к нему суровому испытанию. Чего еще он от меня ожидает? – Не сердитесь, дорогой милорд, я попрошу вас еще лишь об одном. Если вы ответите отказом, я пойму вас: признаюсь, согласие потребует от вас величия духа, но не большего, чем то, коим вы обладаете. – Так каковы же ваши требования, сэр? – Вернее сказать, моя нижайшая просьба. Она заключается в следующем: не смотрите на Эдмунда как на врага вашего рода, взгляните на него как на сына и сделайте его таковым! – Как вы сказали, сэр Филип? Сделать его моим сыном? – Да, милорд, отдайте ему вашу дочь. Он и без того давно питает к вам сыновние чувства, он побратался с вашим сыном Уильямом – вам остается только окончательно признать его членом семьи. Он достоин такого отца, вы – такого сына. Ваша семья породнится с Ловелами, и ваши потомки будут наследовать их имя, титул и поместье до скончания века. – Это предложение нужно тщательно обдумать, – ответил барон. – Позвольте мне добавить еще несколько слов, – продолжил сэр Филип. – Этого брака, думается мне, желает само Провидение, подвергшее возлюбленного Им юношу стольким испытаниям и наконец приблизившее его к счастью. Взгляните же на него как на драгоценного отпрыска благородного рода, сына моего близкого друга, или как на моего сына и наследника, и позвольте мне, заменившему ему отца, умолять вас о согласии на его брак с вашей дочерью. Речь рыцаря тронула барона. Он отвернулся, чтобы скрыть волнение. – О, вы редкий друг, сэр Филип! Какая жалость, что такой человек, как вы, оказался нашим врагом! – Милорд, – произнес сэр Филип, – мы не враги и не можем ими быть, ведь найти сердца уже открыты друг другу, и я уверен, со временем мы станем добрыми друзьями. Барон старался не показывать свои чувства, но сэр Филип читал в его душе. – Я должен посоветоваться со старшим сыном, – сказал барон. – В таком случае, – отозвался сэр Филип, – я предвижу немалые трудности, ведь он предубежден против Эдмунда и возвращение ему наследства считает ущербом для вашей семьи. Пройдет время, он увидит этот союз в ином свете и будет рад, что приобрел такого брата, однако сейчас воспротивится браку своей сестры с Эдмундом. Впрочем, нам не стоит отчаиваться: добродетель и решимость преодолеют все препятствия. Позвольте позвать сюда молодого Ловела. Он привел Эдмунда к барону, сообщив юноше о предложении, сделанном от его имени, об ответе барона и своем опасении встретить возражения со стороны сэра Роберта. Эдмунд преклонил колени перед бароном, взял его руку и прижал к губам. – Достойнейший из людей! Лучший из родителей и покровителей! – воскликнул он. – Я всегда буду питать к вам сыновние чувства, пусть мне и не выпадет честь стать вашим сыном по закону. Даже родные дети не могут испытывать к вам более сильной любви и признательности. – Скажи, – обратился к нему барон, – ты любишь мою дочь? – Да, милорд, со всем пылом страсти. Она единственная женщина, которую я когда‑либо любил, и, если вы откажете мне в ее руке, предпочту не жениться вовсе. О, милорд, не отвергайте меня! Родство с вами придаст мне значительности в собственных глазах, оно побудит меня во всех поступках быть достойным положения, до которого я возвышен; тогда как ваш отказ заставит почувствовать себя жалким ничтожеством, презренным теми, к кому стремится моя душа. Весь мир заключен для меня в вашей семье. Отдайте мне в жены вашу прекрасную дочь! Не отнимайте у меня вашего сына, моего дорогого Уильяма! Позвольте разделить с ними состояние, которое посылает мне Провидение! Что мне до титула и богатства, если я буду разлучен с теми, кого люблю? – Эдмунд, – промолвил барон, – у тебя есть благородный друг, однако во мне ты находишь еще более прочную опору, ниспосланную, как мне кажется, Небесами во имя высшего предназначения. Я испытываю столь противоречивые чувства, что боюсь довериться собственному сердцу. Но ответь: уверен ли ты в согласии моей дочери? Не искал ли ты ее благосклонности? Смог ли ты добиться ее любви? – Что вы, милорд! Я не способен на подобную низость, я обожал ее, держась на почтительном расстоянии. Открыть свои чувства в моем положении означало бы, по моему разумению, попрать все законы благодарности. – Если так, должен признать, что в этом случае, как и во всех прочих, ты поступил благородно. – Мое первейшее желание, милорд, снискать ваше одобрение, без которого я не могу быть спокоен душою и счастлив. Сэр Филип улыбнулся: – Милорд Фиц‑Оуэн, я ревную Эдмунда к вам, видя, что вы по‑прежнему занимаете в его сердце первое место. Эдмунд бросился к сэру Филипу, упал в его объятия и разрыдался, не справившись с охватившим его волнением. Он молил Небеса укрепить его рассудок, чтобы у него достало сил выдержать обуревавшие его неизъяснимые чувства. – Меня переполняет благодарность! – воскликнул он. – О лучший из друзей, научите меня, подобно вам, выражать движения своей души не словами, а поступками! – Довольно, Эдмунд, я знаю твое сердце, другой поруки мне не нужно. Милорд, поговорите же с ним, приведите его в чувство холодностью – если сможете держаться с ним холодно. Барон признался: – Перед тобою я не могу устоять, словно малый ребенок. Скажу лишь одно: добейся расположения моего сына Роберта, в моем же можешь не сомневаться. Я обязан с уважением относиться к моему наследнику: он храбр, честен, искренен. Сейчас он разлучен с твоими врагами, а Уильям – на твоей стороне. Попытайся завоевать его доверие и сообщи мне, чего тебе удалось достичь. Эдмунд поцеловал его руку в порыве радости и благодарности. – Не буду терять ни минуты, – объявил он. – Спешу исполнить ваши приказания. Он, не мешкая, отправился к своему другу Уильяму и слово в слово передал ему свой разговор с бароном и сэром Филипом. Уильям горячо обещал ему свою поддержку. Он вкратце рассказал ему обо всем, что произошло в замке со времени его отъезда, оберегая, впрочем, чувства сестры, пока ей не разрешат принять ухаживания Эдмунда. Они вместе обратились за советом к молодому Клиффорду, успевшему полюбить Эдмунда за его достоинства, а Уильяма – за преданную дружбу к нему. Он обещал им помочь, так как сэр Роберт, судя по всему, искал его дружбы. Вдвоем с Уильямом они пустили в ход против сэра Роберта свой дар убеждения и весь арсенал дружеских чувств. Клиффорд настаивал на достоинствах Эдмунда и выгодах союза с ним, Уильям подкреплял эти аргументы, напоминая о прошлом юноши и о том, как все козни против него оборачивались к его чести и к посрамлению его врагов. – Я не говорю о его благородстве и любящем сердце, – продолжал он, – тем, кто провел рядом с ним столько лет, не нужны доказательства. – Всем известно, как ты к нему привязан, – возразил сэр Роберт, – а потому пристрастен. – Нимало, – ответил Уильям. – Ты знаешь, что я не лгу. Я уверен, ты и сам полюбил бы его, когда бы не происки его врагов. Но, если он подтвердит свои слова делом, даже тебе придется признать его правоту. – И ты хочешь, чтобы отец отдал за него нашу сестру, пока еще ничего точно не известно? – Отнюдь, лишь после того, как он восстановит свои права и вернет титул. – Но предположим, он не сумеет ничего доказать. – Тогда я перейду на твою сторону и перестану вступаться за него. – Прекрасно, мой друг. Отец может поступать как ему заблагорассудится, но я не согласен отдать свою сестру тому, кто всегда был обузой и помехой нашей семье, а теперь выгоняет нас из дома. – Мне очень жаль, брат, что ты видишь его притязания в столь неверном свете, но, если ты подозреваешь здесь обман, поезжай с нами и будь свидетелем всему, что произойдет. – Ну нет! Если Эдмунд станет хозяином замка, ноги моей там не будет. – Положимся на время, – вступил в разговор мистер Клиффорд. – Оно творило и не такие чудеса. Честь и здравомыслие сэра Роберта помогут ему побороть предубеждение и позволят судить беспристрастно. Они попрощались и пошли собираться в дорогу. Эдмунд в присутствии сэра Филипа рассказал о непреклонности сэра Роберта его отцу, и рыцарь вновь принялся убеждать барона, чтобы тот согласился исполнить его заветную просьбу. – Мне следует сначала дождаться дальнейших доказательств, – сказал барон, – но, если они окажутся столь же очевидными, как я склонен полагать, думаю, я не стану упорствовать далее. Отложим этот разговор до возвращения посланцев. Сэр Филип и Эдмунд горячо поблагодарили его за доброту. Затем Эдмунд нежно попрощался с обоими своими друзьями и покровителями. – Когда я вступлю во владение наследством, – произнес он, – надеюсь для полноты счастья видеть вас обоих у себя. – Во мне ты можешь быть уверен, – сказал сэр Филип, – и, насколько это зависит от меня, в бароне также. Барон промолчал. Эдмунд заверил обоих, что постоянно будет молиться об их благополучии. Вскоре посланцы вместе с Эдмундом отправились в замок Ловел, а на другой день лорд Клиффорд отбыл к себе в поместье с бароном Фиц‑Оуэном и его сыном. Самозваного лорда они взяли с собою, вопреки его желанию. Лорд Клиффорд пригласил присоединиться к ним и сэра Филипа Харкли, объявив, что его присутствие необходимо, дабы завершить начатое. Все они горячо поблагодарили лорда Грэма за гостеприимство и стали его убеждать поехать с ними. После настойчивых просьб он согласился при условии, что ему будет позволено наведываться в свои владения, если того потребуют его обязанности. Лорд Клиффорд принял гостей с величайшим радушием и представил их своей супруге и трем юным красавицам дочерям. Они приятно проводили вместе время – все, кроме преступника, державшегося по‑прежнему угрюмо и нелюдимо и избегавшего общества. А посланцы меж тем продолжали свой путь. Когда до замка оставался один день пути, мистер Уильям со своим слугою поскакали вперед и прибыли на место на несколько часов раньше других уполномоченных, чтобы приготовить всё для их приема. Сестра и младший брат встретили Уильяма с распростертыми объятиями и с нетерпением расспросили о поездке на север. Он кратко сообщил им, что произошло с их дядей, добавив: – Но это еще не всё. Сэр Филип Харкли приехал с молодым человеком, которого он называет сыном покойного лорда Ловела, требуя вернуть ему законное имение и титул. Этот юноша направляется сюда в сопровождении нескольких лиц, посланных выяснить некоторые обстоятельства, которые могут подтвердить его притязания. Если он докажет обоснованность своих претензий, отец отдаст ему замок и имение. Милорду предстоит многое уладить с сэром Филипом, и тот, в свою очередь, предложил выход, о котором тебе, сестрица, следует знать, поскольку дело касается прежде всего тебя. – Меня? Изволь объяснить, братец Уильям! – Видишь ли, он предложил освободить отца от возмещения задолженностей и прочего, если взамен тот отдаст свою дорогую Эмму в жены наследнику Ловелов. Эмма побледнела. – Пресвятая Дева! – промолвила она. – Неужели отец согласился? – Он не возражает, но вот сэр Роберт не дает своего согласия. А я, напротив, прямо сказал отцу, что был бы рад подобному союзу. – В самом деле? Но послушай, ведь это какой‑то незнакомец, вероятно, даже самозванец, вознамерившийся выгнать нас из нашего жилища. – Прояви терпение, милая Эмма, и взгляни на молодого человека непредвзято, тогда, возможно, он понравится тебе так же, как и мне. – Ты удивляешь меня, Уильям! – Милая Эмма, мне больно видеть, как ты тревожишься. Подумай, кого бы ты сама больше всего хотела увидеть на месте того, кто попросит у нашего отца твоей руки, и жди исполнения своих желаний. – Это невозможно! – воскликнула она. – Нет ничего невозможного, сестрица, стоит лишь нам проявить благоразумие, и всё кончится счастливо. Ты должна помочь мне встретить посланцев и позаботиться о них. Я предвижу очень мрачное событие, но, когда всё будет позади, для нас наступят лучшие времена. Мы начнем с того, что осмотрим таинственные покои. Ты же, сестрица, оставайся у себя, пока я не пошлю за тобою. А теперь я удалюсь – мне нужно о многом распорядиться, чтобы всё было готово к приему гостей. Отдав необходимые приказания, он вместе с младшим братом стал дожидаться прибытия уполномоченных. Звуки рога возвестили о приезде посланцев, и в то же мгновение внезапный порыв ветра распахнул ворота. Гости вошли во внутренний двор, и тяжелые двустворчатые двери отверзлись перед ними сами собою. Едва Эдмунд вступил в залу, как все двери в доме открылись настежь. Слуги кинулись в залу – на их лицах читался страх. Один Джозеф оставался спокоен. – Двери отворились сами собою, чтобы впустить хозяина! – промолвил он. – Вот он, смотрите! Когда Эдмунду сообщили о произошедшем, он сказал: – Это знамение! Джентльмены, отправимся же немедля в восточные покои и довершим предначертанное! Я покажу дорогу. Он пошел впереди, и все последовали за ним. – Распахните ставни, – приказал он. – Пора впустить сюда дневной свет, и да откроются дела, свершенные здесь под покровом тьмы. Они спустились по лестнице; на пути к роковой комнате им не встретилось ни одной запертой двери. Эдмунд обратился к мистеру Уильяму: – Приблизься, мой друг. Смотри, вот та дверь, которую не заметил никто из твоей семьи. Подойдя к двери, Эдмунд снял со своей груди ключ, отпер ее и указал присутствующим на неприбитые половицы. Затем он позвал слуг и велел им вынести всё из комнаты. Пока слуги выполняли его распоряжение, Эдмунд показал всем нагрудник, запятнанный кровью, и спросил Джозефа: – Ты знаешь, чьи это доспехи? – Моего господина, – сказал Джозеф, – покойного лорда Ловела, я видел их на нем. Эдмунд приказал слугам принести лопаты. Когда они ушли, он попросил Освальда снова рассказать о том, что произошло здесь в ту ночь, которую они вместе провели в этих стенах, и святой отец успел поведать обо всем до возвращения слуг. Те принялись рыть землю, наблюдатели ждали в торжественном молчании. Наконец одна из лопат обо что‑то ударилась. Скоро они откопали большой сундук, который не без труда извлекли наверх. Сундук был перетянут истлевшими веревками. Его открыли и увидели внутри скелет, изогнутый так, словно ступни покойного привязали к шее, чтобы его легче было поместить в сундук. – Вот останки того, кому я обязан своим рождением! – сказал Эдмунд.
Тут заговорил духовник лорда Грэма: – Без сомнения, это тело лорда Ловела. Я слышал признание его родственника, поведавшего о том, как он был похоронен. Пусть же это ужасающее зрелище послужит всем присутствующим уроком: хотя зло и может временно восторжествовать, настанет день возмездия! Освальд воскликнул: – Пришел день возмездия! День торжества невинных, время позора и смятения виновных! Молодые джентльмены объявили, что Эдмунд подтвердил справедливость своих притязаний, и спросили, как им следует поступить. – Я предлагаю, – сказал духовник лорда Грэма, – составить свидетельство о нашей находке, подписанное всеми присутствующими, его заверенную копию отдать этому джентльмену, а оригинал послать баронам и сэру Филипу Харкли как доказательство, которое мы искали. Мистер Клиффорд осведомился, каково мнение Эдмунда на сей счет и что он намерен делать далее. – Я начну с того, – заявил Эдмунд, – что прикажу изготовить гроб для этих благородных останков. Я надеюсь найти также тело моей родительницы и похоронить его вместе с прахом отца в освященной земле. Несчастные супруги! Вы наконец упокоитесь вместе! Ваш сын отдаст вам последний долг! Его речь прервали слезы, и среди присутствующих не нашлось ни одного, кто не воздал бы такой же дани скорби усопшим. Наконец Эдмунд совладал с собой и продолжил: – Я прошу отца Освальда вместе с этим преподобным отцом и кем‑нибудь, кого назначат джентльмены, послать за Эндрю и Марджери Туайфорд и допросить их об обстоятельствах моего рождения, а также смерти и погребения моей несчастной матери. – Ваше пожелание будет исполнено, – сказал мистер Уильям, – но прежде позвольте вас просить пойти со мною и подкрепиться – вы все утомлены дорогою. Мы продолжим расследование после обеда. Гости проследовали за ним в залу, где их ждало щедрое угощение. В отсутствие барона посланцев от имени своего отца потчевал мистер Уильям. Сердце Эдмунда переполняло горе; печаль свидетельствовала об искренности юноши, но даже скорбь он переносил мужественно, не позволяя себе забыть о своем долге перед друзьями и самим собою. Он осведомился о здоровье леди Эммы. – Она в добром здравии, – ответил Уильям, – и всё так же расположена к тебе. Эдмунд молча поклонился. После обеда послали за Эндрю и его женою. Их допросили по отдельности, и показания супругов совпали, в основном повторяя то, что рассказали, также независимо друг от друга, Освальд и Эдмунд. Уполномоченные решили, что между ними не могло быть сговора и полученные доказательства бесспорны. Они не отпускали приемных родителей Эдмунда всю ночь, а наутро Эндрю указал место, где была погребена леди Ловел: между двумя деревьями, помеченными им для памяти. Ее прах перенесли в замок, и Эдмунд велел изготовить великолепный гроб для несчастных супругов. Два священника получили разрешение вскрыть гроб в церковном склепе; в нем нашли лишь камни и землю. Тогда уполномоченные объявили, что полностью убедились в обоснованности притязаний Эдмунда. Священники занялись составлением подробного отчета обо всем, что удалось обнаружить в замке, чтобы по возвращении представить его их светлостям. Тем временем мистер Уильям, воспользовавшись затишьем, решил представить Эдмунда в новом качестве своей сестре. – Милая Эмма, – сказал он, – наследник Ловелов желает засвидетельствовать тебе свое почтение. Обоих охватило смущение, однако Эдмунд вскоре смог справиться с неловкостью, тогда как замешательство Эммы лишь усилилось. – Я давно желал, – произнес он, – выразить свое почтение той, кто мне всего дороже, но меня задержало исполнение священного долга. Отныне я бы хотел посвятить всю оставшуюся жизнь леди Эмме! – Так, значит, вы наследник Ловелов? – Да, сударыня, а также тот, от чьего имени я однажды осмелился просить вас. – Всё это так странно! – Как и для меня, сударыня, однако надеюсь, что со временем, которое со многим нас примиряет, вы привыкнете к моему новому положению. В разговор вступил Уильям: – Вы оба знаете, чего я желаю всем сердцем, но вот вам мой совет: сдерживайте свои чувства до тех пор, пока не будет доподлинно известно решение отца. – Требуй от меня чего угодно, – сказал Эдмунд, – но утаить свои чувства я не в силах. Однако я подчинюсь решению милорда, даже если оно низвергнет меня в бездны отчаяния. С этого дня Эдмунд и леди Эмма обходились друг с другом весьма учтиво, хотя и подчеркнуто сдержанно. Юная леди порою появлялась в обществе, однако предпочитала оставаться в своих покоях и мало‑помалу начала верить в исполнение своих желаний. Сомнения в том, что барон согласится на его брак с леди Эммой, тенью тревоги омрачали чело Эдмунда. Его друг Уильям с нежной заботой и вниманием старался развеять его опасения и поддержать в нем надежду, но Эдмунд с нетерпением ожидал, когда вернутся посланцы и решат его судьбу. Пока в замке Ловел происходили эти события, самозваный лорд поправлялся и укреплял силы в доме лорда Клиффорда. Чем лучше он себя чувствовал, тем более скрытным и замкнутым становился, избегал общества зятя и племянника и часто запирался с двумя своими слугами. Сэр Роберт Фиц‑Оуэн не раз пытался вернуть себе его доверие, но тщетно: он его сторонился, как и всех прочих. Задиски наблюдал за ним с проницательностью, во все времена отличавшей его соотечественников. Он поделился своими подозрениями с сэром Филипом и лордами, высказав мнение, что преступник замышляет побег. На вопрос, что он считает нужным предпринять, Задиски предложил следить за ним по очереди с кем‑нибудь еще, не спуская глаз; также он посоветовал держать наготове лошадей и людей, не предупреждая последних, которую службу им предстоит выполнить. Бароны согласились полностью препоручить Задиски это дело. Меры, к коим он прибег, оказались столь успешными, что он перехватил трех беглецов еще в поле возле замка и доставил назад под стражей. Их содержали под арестом по отдельности, пока лорды и джентльмены решали, как с ними поступить. Сэр Филип обратился к барону Фиц‑Оуэну, но тот просил позволения остаться в стороне. – Я не могу, – сказал он, – ни вступаться за этого злодея, ни предлагать суровых мер по отношению к столь близкому родственнику. Тогда Задиски попросил выслушать его. – Нельзя более полагаться на слово человека, утратившего последние остатки чести и чистосердечности. Я давно желал еще раз побывать у себя на родине и узнать о судьбе своих дорогих друзей, оставшихся там. Я берусь препроводить этого человека в весьма отдаленные края, где он уже не сможет чинить зло, и освободить его родственников от тягостных обязанностей, – если только вы не предпочтете подвергнуть его наказанию здесь. Лорд Клиффорд одобрил это предложение, тогда как барон Фиц‑Оуэн хранил молчание, не выказывая, однако, знаков неодобрения. Сэр Филип возражал против разлуки с другом, но Задиски заверил рыцаря, что у него есть особые причины вернуться в Святую землю{59}, и в дальнейшем тот убедится в этом. Сэр Филип пожелал, чтобы барон Фиц‑Оуэн вместе с ним посетил преступника, промолвив: – Мы лишь еще раз побеседуем с ним, и пусть этот разговор решит его судьбу. Уолтер Ловел встретил их угрюмым молчанием и отказался отвечать на вопросы. Тогда к нему обратился сэр Филип: – После того, как вы доказали свое лицемерие и неискренность, мы не можем более доверять вам, а также надеяться, что вы станете соблюдать условия нашего соглашения. Тем не менее мы все же готовы еще раз явить милосердие к вам. Вы навсегда покинете Англию и отправитесь в паломничество в Святую землю в сопровождении тех, кого мы дадим вам в спутники, либо немедля затворитесь в монастырь. Если же вы отвергнете оба эти предложения, я отправлюсь прямо ко двору, брошусь к ногам короля, расскажу ему о вантах злодеяниях и потребую вас покарать. Его величество слишком добр и благочестив, чтобы оставить безнаказанным подобное преступление; он предаст вас публичному позору и казни. И не сомневайтесь: уж если я начну судебное преследование, оно будет доведено до конца. Ваш почтенный зять признает справедливость моих намерений. С вами же мне более не о чем говорить, я лишь объявил свой вердикт. Жду вашего ответа ровно час, а затем поступлю в соответствии с вашим решением. После этих слов они удалились, предоставив преступнику размышлять и выбирать. По истечении часа они послали за ответом Задиски. Тот, указав пленнику на великодушие и милосердие сэра Филипа и лордов, а также на бесповоротность их решения, попросил его тщательно взвесить ответ, от которого зависела его судьба. Несколько минут преступник молчал с выражением злобы и отчаяния, а потом заговорил: – Скажите моим самодовольным врагам, что я предпочитаю изгнание смерти, позору и заточению. – Вы сделали хороший выбор, – ответил Задиски. – Для мудрого все страны хороши, и я приложу все усилия, чтобы моя страна пришлась вам по нраву. – Так, значит, вы тот, кого избрали сопровождать меня? – Да, сэр, и уже на основании этого вы можете заключить, что те, кого вы именуете своими врагами, в действительности таковыми не являются. Прощайте, сэр, я иду готовиться к нашему отъезду. Задиски доложил о решении заключенного и немедля приступил к сборам. Он выбрал слуг – двух энергичных молодых людей – и наказал им не спускать глаз с пленника, ибо им придется держать ответ, если он сбежит. Тем временем барон Фиц‑Оуэн не раз вступал в беседу со своим шурином, пытаясь заставить его ужаснуться содеянному и уразуметь справедливость и милосердие победителя, однако сэр Уолтер держался с ним так же, как и с остальными, – угрюмо и замкнуто. Сэр Филип принудил его передать свое имущество в распоряжение барона Фиц‑Оуэна. В подтверждение этому был составлен и подписан при свидетелях надлежащий документ. Барон обязался выплачивать шурину ежегодно определенную сумму и выдать деньги на расходы, связанные с путешествием. Он говорил с родственником ласково и участливо, но тот отверг его добрые чувства. – Тебе не о чем сожалеть, – сказал он надменно. – Ты остался в выигрыше. Сэр Филип умолял Задиски вернуться. – Я вернусь, – ответил тот, – а если останусь, то лишь в силу причин, которые вы сами одобрите. Я пришлю гонца сообщить о своем прибытии в Сирию и обо всем, что может быть интересно вам и вашим близким. Поминайте же меня в своих молитвах и сохраните ко мне ту любовь и уважение, которые я всегда почитал для себя наивысшей честью и счастьем всей моей жизни. Передайте мой привет и почтение вашему приемному сыну, он с лихвою возместит мое отсутствие и станет для вас утешением в старости. Прощайте, лучший и благороднейший из друзей! Они нежно простились, при этом оба не могли сдержать слез. Путешественники направились в отдаленный порт, откуда, как они слышали, должно было отплыть судно в Левант{60}, на нем они и продолжили свой путь. Через несколько дней после их отъезда к лорду Клиффорду прибыли посланцы. Они подробнейшим образом поведали обо всем, что видели и слышали, после чего подтвердили, что полностью убеждены в справедливости притязаний Эдмунда. Они представили письменный отчет обо всем, чему стали свидетелями, и даже позволили себе посоветовать барону исполнить заветное желание Эдмунда. Барон и без того уже был настроен в пользу юноши, его заботило будущее благополучие своей семьи. Пока они гостили у лорда Клиффорда, его старший сын Роберт обратил внимание на старшую дочь радушного хозяина и просил отца сосватать ее за него. Барону был по душе такой брак, и при первой же возможности он заговорил об этом с лордом Клиффордом, который любезно ответил: – Я отдам дочь за вашего сына при условии, что вы отдадите свою за наследника Ловелов. Барон помрачнел. Лорд Клиффорд продолжил: – Мне так понравился этот молодой человек, что я рад был бы видеть его своим зятем, посватайся он к моей дочери, и, если мое мнение что‑то для вас значит, я прошу за него. – Поистине влиятельный ходатай! – воскликнул барон. – Однако, как вам известно, мой старший сын против этого брака. Если он даст свое согласие, я не стану противиться более. – Ему придется согласиться, – сказал лорд Клиффорд, – иначе он не получит в жены мою дочь. Пусть он поборет свое предубеждение, тогда и я отброшу сомнения. – Милорд, – произнес барон, – если я получу его добровольное согласие, это будет наилучшим исходом для всех. Я предприму еще одну попытку, если же и она не удастся, всецело предоставлю вам уладить это дело. Когда всё благородное общество было в сборе, сэр Филип Харкли вернулся к этой теме и стал умолять барона Фиц‑Оуэна довершить начатое, осчастливив Эдмунда своим согласием. Барон поднялся и произнес следующую речь: – Доказательства знатного происхождения Эдмунда, еще более неоспоримые свидетельства его выдающихся достоинств и дарований, ходатайства за него стольких благородных друзей – всё это расположило меня в его пользу, и я постараюсь воздать ему должное без ущерба для остальных своих детей. Я намерен сделать всё, что в моих силах, для их счастья. Лорд Клиффорд был столь милостив, что обещал свою прекрасную дочь моему сыну Роберту, но при условии, к которому я также присоединяюсь и которое сделает моего сына достойным того счастья, что его ожидает. Мои дети являются бесспорными наследниками моего несчастного шурина Ловела, посему ты, мой сын, должен незамедлительно вступить во владение домом и поместьем своего дяди, обязавшись при этом выплачивать своим младшим братьям ежегодно по тысяче фунтов каждому. На таком условии я навсегда закреплю это поместье за тобою и твоими наследниками. Я же добровольно верну замок и имение Ловелов законному владельцу и выдам за него свою дочь. Я назначу надлежащее содержание двум своим младшим сыновьям, а об остальном распоряжусь в завещании. Так я завершу свои земные дела, и мне останется лишь готовиться к переходу в мир иной. – О мой отец! – воскликнул сэр Роберт. – Ваша щедрость слишком велика! Вы готовы всё раздать, ничего себе не оставив. – Это не так, мой сын, – возразил барон. – Я распоряжусь восстановить мой старый замок в Уэльсе и поселюсь там. Я буду навещать своих детей, а они меня, наслаждаясь их счастьем, я стану счастлив вдвойне. Загадывая ли вперед или оглядываясь назад, я равно испытаю радость и благодарность Небесам за их щедрые дары. Мне послужит утешением мысль, что я исполнил свой долг гражданина, мужа, отца, друга, а когда меня призовут из этого мира в иной, уйду умиротворенным.
|