ДЕВЯТЬ. Шпионы

В течение следующих нескольких дней Лайра измыслила дюжину планов, каждый из которых с раздражением отбросила; все они сводились к тому, чтобы уехать, спрятавшись на корабле, но как можно спрятаться на узкодонке? Скорее всего, для настоящего путешествия понадобится корабль побольше, а она знала достаточно историй, чтобы представить себе кучу самых разнообразных мест для укрытия на настоящем большом корабле: спасательные шлюпки, трюмы, хранилища, где бы они ни находились; но для начала требовалось попасть на корабль, а это значило, что покидать болота придется вместе с бродяжниками.

Но даже если она в одиночку и доберется до побережья, она может ошибиться кораблем. Здорово – прячешься в шлюпке, а просыпаешься где-то на полпути к Гай Бразилии!

А тем временем, нелегкие работы по снаряжению экспедиции велись на ее глазах день и ночь. Она околачивалась вокруг Адама Стефански, наблюдая, как тот отбирает добровольцев в боевые отряды. Донимала Роджера ван Поппела советами о покупках, которые им необходимо сделать: Не забыл ли он о снегозащитных очках? Знает ли он, где лучше всего раздобыть арктические карты?

Но больше всего она хотела помочь человеку по имени Бенджамин де Райтер, шпиону. Тот, однако, ускользнул сразу после второй Вереницы, в самые ранние утренние часы, и, понятное дело, никто не мог сказать, куда он подался и когда возвратится. И потому, от нечего делать, Лайра присоединилась к Фардеру Кораму.

– Думаю, было бы лучше всего, если бы я вам помогала, Фардер Корам, – сказала она, – потому что я, наверное, знаю о Глакожерах больше всех, я ведь находилась рядом с одним из них. А может быть, я вам понадоблюсь, чтобы помочь разобраться с посланиями мистера де Райтера.

И он сжалился над маленькой отчаявшейся девочкой и не отправил ее куда подальше. Наоборот, он разговаривал с ней, слушал ее воспоминания об Оксфорде и о миссис Коултер и наблюдал, как она разбирается с алетиометром.

– А где находится книга, в которой есть все эти символы? – спросила она однажды.

– В Гейдельберге, – ответил он.

– Она что, только одна?

– Может, есть и другие, но эта – единственная, которую я видел.

– Я уверена, что такая есть и в Библиотеке Бодлея в Оксфорде, – сказала она.

От демона Фардера Корама она с трудом отводила глаза, это был самый красивый демон из всех, каких ей довелось видеть. Когда Пантелеймон превращался в кота, он был худощавым, косматым и нескладным, Софонакс же – так ее звали – была золотоглазой и сверх всякой меры изысканной, мех ее был густым, а размером она была вдвое больше обыкновенного кота. Когда ее шерсти касалось солнце, оно расцвечивало больше оттенков желто-коричнево-лиственно-орехово-пшенично-золотисто-осенне-каштанового цвета, чем Лайра могла назвать. Ей очень хотелось прикоснуться к этому меху, потереться о него щекой – но она, разумеется, никогда этого не делала; касаться чужого демона было самым вопиющим нарушением из всех вообразимых правил приличия. Демоны, конечно же, могли касаться друг друга или друг с другом сражаться; но запрет контакта “человек-демон” был так силен, что даже в пылу сражения ни один воин не касался демона своего противника. Это было крайне запрещено. Лайра не помнила, чтобы кто-то ей это говорил: она просто знала это, как, например подсознательно чувствовала, что морская болезнь – это плохо, а удобства – это хорошо. Поэтому, хоть она и восхищалась мехом Софонакс, и даже строила предположения, каким он мог бы быть на ощупь, она никогда не сделала ни малейшего движения, чтобы к ней прикоснуться, и никогда бы не сделала.

Софонакс была такой же здоровой, лоснящейся и красивой, каким разбитым и слабым был Фардер Корам. Возможно, он был болен, а может быть, страдал хромотой, но так или иначе, он не мог передвигаться без помощи двух палок и постоянно дрожал как осиновый лист. Но, не взирая на это, разум его был острым, ясным и сильным, и Лайра вскоре полюбила его за его знания и твердость, с которой он ее направлял.

– Что означают эти песочные часы, Фардер Корам? – спросила она одним солнечным утром на его лодке, склонившись над алетиометром. – Стрелка постоянно возвращается к ним.

– Чаще всего, если приглядеться получше, можно увидеть разгадку. Что там за маленькое старинное изображение над часами?

Она сощурила глаза и всмотрелась.

– Да это череп!

– И что, по-твоему, он может означать?

– Смерть… Это смерть, да?

– Верно. То есть, одно из значений песочных часов – это смерть. На самом деле, после “времени”, которое является первым значением, идет второе значение – “смерть”.

– Вы знаете Фардер Корам, что я заметила? Стрелка останавливается здесь после того, как пройдет второй круг! На первом круге она как-то подергивается, а на втором останавливается. Это, выходит, указывает на второе значение?

– Возможно. Что за вопрос ты задала алетиометру, Лайра?

– Я думаю… – она запнулась, с удивлением обнаружив, что фактически задала вопрос, сама этого не осознавая. – Я просто совместила три картинки, потому что… думала о мистере де Райтере, понимаете… И я совместила змею, тигель и улей, чтобы спросить, как он справляется со шпионажем, и…"

– А почему именно эти три символа?

– Потому что я подумала, что змея коварная, каким надлежит быть и шпиону, тигель может означать что-то вроде знаний, которые вы как бы должны переварить, а улей – это тяжкая работа, потому что пчелы всегда тяжко работают; выходит, из трудной работы и хитроумия получаются знания, понимаете, а это и есть задание шпиона; и я указала на них, придумала в голове вопрос, – и стрелка остановилась на смерти… Вы думаете, Фардер Корам, это может сработать?

– Это работает, Лайра. А вот что нам неизвестно, так это правильно ли мы его толкуем. Это тонкое искусство. Мне интересно…

Не успел он закончить предложение, как в дверь настойчиво постучали, и вошел молодой парень-бродяжник.

– Прошу прощения, Фардер Корам, только что вернулся Джейкоб Хьюзманс, он тяжко ранен.

– Он был вместе с Бенджамином да Райтером, – промолвил Фардер Корам. – Что стряслось?

– Он не говорит, – отвечал парень. – Лучше бы Вам сходить туда, Фардер Корам, ему ведь недолго осталось – у него внутреннее кровотечение.

Фардер Корам и Лайра обменялись тревожно-изумленными взглядами, а через секунду Фардер Корам уже ковылял с помощью своих палок со всей возможной скоростью, какую мог развить, а впереди выступала его демонша. Лайра отправилась с ним, подпрыгивая от нетерпения.

Молодой человек привел их к лодке, пришвартованной к выступу в виде сахарной свеклы, у открытой двери стояла женщина в красном фартуке. Заметив как она подозрительно взглянула на Лайру, Фардер Корам сказал:

– Это важно, миссис, чтобы девочка услышала все, о чем собирается рассказать Джейкоб.

Женщина впустила их и отошла назад, ее демон-белка тихонько сидел на деревянных часах. На койке под лоскутным покрывалом лежал мужчина с бледным покрытым испариной лицом и прикрытыми глазами.

– Я послала за лекарем, Фардер Корам, – дрожащим голосом сказала женщина. – Не тревожьте его, пожалуйста. Он сильно страдает от боли. Он всего несколько минут назад сошел с лодки Питера Хокера.

– Где сейчас Питер?

– Он пришвартовывается. Это он сказал, чтобы я послала за вами.

– Это правильно. Джейкоб, ты сейчас слышишь меня?

Глаза Джейкоба раскрылись и посмотрели на Фардера Корама, сидящего на противоположной койке в футе или двух от него.

– Здравствуйте, Фардер Корам, – пробормотал он.

Лайра посмотрела на его демона. Она была хорьком, и бесшумно лежала, свернувшись рядом с его головой, но не спала, потому что глаза ее глядели на них, как и его.

– Что случилось? – спросил Фардер Корам.

– Бенджамин мертв, – был ответ. – Он мертв, а Джерарда схватили.

Голос его был хриплым, а дыхание поверхностным. Когда он замолчал, его демон болезненно выпрямилась, лизнула его щеку, и, черпая из этого силу, он продолжил:

– Он решил пробраться в Министерство Теологии, потому что Бенджамин услышал от одного из пойманных нами Глакожеров, что там их штаб-квартира, и что именно оттуда исходят все их приказы…

Он снова остановился.

– Вы поймали нескольких Глакожеров? – спросил Фардер Корам.

Джейкоб кивнул и уставился на своего демона. Это было необычно, чтобы демоны разговаривали с другими людьми вместо своих хозяев, но иногда такое случалось, вот и сейчас демон заговорила.

– Мы поймали троих Глакожеров в Клеркенвелле и заставили их рассказать, на кого они работают, от кого приходят приказы и так далее. Они не знали, куда девают детей, знали только, что отправляют куда-то на север Лапландии.

Она вынуждена была остановиться и отдышаться, прежде чем продолжать, ее маленькая грудь трепетала.

– Те же Глакожеры рассказали нам о Министерстве Теологии и лорде Норде. По слову Бенджамина Джерард Хук должен был взломать Министерство, а Франц Брикман и Том Мэндхем должны были пойти туда и выяснить все о лорде Норде.

– Им это удалось?

– Мы не знаем. Они не вернулись. Фардер Корам, похоже, что они знали о том, что мы сделаем, прежде, чем мы это делали, и все что нам известно, это то, что Франца и Тома оставляли в живых, пока они не подобрались к лорду Норду близко.

– Вернись к Бенджамину, – сказал Фардер Корам, слыша, что дыхание Джейкоба становится более хриплым, и видя, что глаза его закрываются от боли.

Демон Джейкоба с беспокойством и любовью курлыкнула, а женщина приблизилась на пару шагов, прижав руки ко рту; но на ничего не сказала, и демон слабым голосом продолжила:

– Мы с Бенджамином и Джерардом отправились в Министерство в Уайт Холле и обнаружили небольшую боковую дверь, не слишком пристально охраняемую, и тогда мы остались на подхвате снаружи, пока они отпирали замок и пробирались внутрь. Они и минуты там не пробыли, когда мы услышали крики ужаса, вылетела демон Бенджамина, сделала нам знак отправиться на помощь и снова улетела, мы схвались за ножи и побежали за ней; да только место там оказалось темным, заполненным какими-то бесформенными силуэтами, сбивающими с толку своими ужасающими движениями и звуками; мы огляделись вокруг, но потасовка происходила где-то сверху, а потом раздался страшный крик, и Бенджамин со своим демоном рухнули с высоченной лестницы над нами, его демон надрывалась и трепетала, пытаясь его удержать, но все напрасно – они оба разбились о каменный пол и тут же погибли.

– Мы не видели, что сталось с Джерардом, но сверху раздался его стон, а мы были так напуганы и ошеломлены, что не могли пошевелиться, и тогда сверху выстрелила стрела и вонзилась нам в плечо…

Голос демона становился все тише, раненый человек издал стон. Фардер Корам подался вперед и мягко отодвинул покрывало; из плеча Джейкоба, испачканного сгустками запекшейся крови, торчал оперенный конец стрелы. Черенок и наконечник были так глубоко в груди бедняги, что на поверхности оставалось всего шесть дюймов. Лайра почувствовала слабость.

Со стороны пристани послышались звуки шагов и голоса.

Фардер Корам поднялся и произнес:

– А вот и лекарь, Джейкоб. Мы покидаем тебя. Побеседуем подольше, когда тебе станет лучше.

Выходя, он сжал плечо женщины. На пристани Лайра подобралась к нему поближе, потому что тут уже начинала собираться гомонящая и тыкающая пальцами толпа. Фардер Корам отдал Питеру Хокеру распоряжение немедля отправиться к Джону Фаа, а затем сказал:

– Лайра, как только станет известно, умрет или выживет Джейкоб, мы должны будем еще раз поговорить об алетиометре. Пойди займись чем-нибудь, дитя; мы за тобой пришлем.

Лайра в одиночестве побрела прочь, и, придя на заросший тростником берег, уселась и принялась кидать в воду грязь. Одно она знала точно: не была она обрадована и не гордилась своей способностью токовать алетиометр – ей было страшно. Какая бы силна не заставляла эту стрелку вертеться и останавливаться, она просто знала обо всем, как разумное существо.

– Я убеждена, что это дух, – сказала Лайра, и на какой-то момент почувствовала искушение забросить эту вещицу в середину болота.

– Если бы там внутри был хоть один дух, я бы его увидел, – сказал Пантелеймон. – Как то старое привидение в Годстоу. Я его видел, а ты нет.

– Есть ведь несколько видов привидений, – осуждающе изрекла Лайра. – Ты не можешь видеть их всех. И потом, как насчет тех мертвых безголовых Мудрецов? Припомни, я их видела.

– Это был всего лишь ночной кошмар.

– А вот и нет. Они были самыми настоящими привидениями, и ты это знаешь. Но какое бы привидение не двигало эту стрелку, оно относится к другому виду духов.

– Это может быть, и не дух, – упорствовал Пантелеймон.

– Хорошо, а что это тогда такое?

– Это может быть… могут быть элементарные частицы.

Лайра рассмеялась.

– Вполне может быть! – настаивал он. – Помнишь ту крыльчатку (photomill – тут, совершенно очевидно, имеется в виду крыльчатка Лебедева, которая вертится от светового давления – прим. Лагиф), которую держат в колледже Гэйбриэла? Так-то.

В колледже Гэйбриэла находилась очень священная вещь, которую хранили на высоком алтаре в часовне, прикрытую (теперь Лайра о ней вспомнила) черной бархатной тканью, точно такой же, как и алетиометр. Она видела эту вещь, когда сопровождала Библиотеркаря Джордана на тамошнюю службу. На высшей стадии своей молитвы Заступник поднял ткань, чтобы в полумраке явить стеклянный купол, под которым что-то было – издалека трудно было разглядеть, пока он не потянул шнурок, отворяющий верхний ставень, пропуская внутрь солнечный луч, который попал точно на купол. И тогда стало видно: там был маленький предмет, похожий на флюгер с четырьмя лопастями, черными с одной стороны и белыми с другой, который начал вращаться, как только на него упал свет. В этом, как сказал Заступник, заключался какой-то моральный урок, и пустился в объяснения, что это за урок. Пять минут спустя Лайра забыла всю мораль, но вращающиеся в пыльном луче света лопасти она не забыла. Что бы они ни означали, это выглядело захватывающе, и все это было проделано посредством силы фотонов, как сказал Библиотекарь, когда они возвращались домой.

Так что Пантелеймон, возможно, был прав. Если элементарные частицы могут вращать крыльчатку, они, несомненно, могут заставить свет вращать стрелку; но все же, это продолжало ее тревожить.

– Лайра! Лайра!

Это был Тони Коста, махающий ей с пристани.

– Иди-ка сюда! – позвал он. – Ты должна сходить повидаться с Джоном Фаа в Заале. Бегом, детка, это срочно!

Джон Фаа и остальные лидеры выглядели озадаченно.

Джон Фаа произнес:

– Лайра, дитя, Фардер Корам рассказал мне о твоем толковании этого инструмента. И с прискорбием должен тебе сообщить, что несчастный Джейкоб только что скончался. Я думаю, принимая все это во внимание, мы должны взять тебя с собой, несмотря на все мои предпочтения. Меня все это беспокоит, но другого выходя я не вижу. Мы отправимся в путь, как только Джейкоба похоронят в соответствии со всеми традициями. Пойми меня, Лайра: ты тоже едешь, но это не причина для радости и ликования. Впереди нас ждут трудности и опасности.

– Я препоручаю тебя Фардеру Кораму. Не создавай ему проблем и не мешай, иначе ощутишь на себе силу моего гнева. А теперь беги объясни все Ма Косте и будь готова к отъезду.

Следующие две недели были самыми суетливыми в жизни Лайры. Суетливыми, но не скоротечными, потому что были еще периоды томительного ожидания, прятания в темных сырых чуланах, наблюдения за унылым, вымоченным дождями осенним пейзажем, проплывающим за окном, снова прятания, ночевок в выхлопных газах от двигателя и пробуждений с нездоровой головной болью; и, что хуже всего, при этом ей ни разу не позволили выйти на воздух побегать вдоль берега или взобраться на палубу, или проехать мимо шлюза, или хоть раз поймать швартовочный канат, который бросают с причала.

И все, конечно, оттого, что она все еще должна была прятаться. Тони Коста рассказал ей сплетни из прибрежных пабов: по всему королевству объявлена охота за маленькой русоволосой девочкой, за ее поимку назначена большая награда, а за сокрытие – жестокое покарание. Были также и другие сплетни: люди говорили, что она – единственный ребенок, который убежал от Глакожеров, и знает какие-то страшные тайны. Еще один слух утверждал, что это вовсе и не человеческий ребенок, а пара духов в виде ребенка и его демона, посланная в этот мир дьявольскими силами, чтобы принести великие разрушения; согласно другому, это было не дитя а совершенно взрослый человек, который уменьшился с помощью магии, продался татарам и пришел, чтобы шпионить за добропорядочным английским народом и подготавливать путь для татарского вторжения.

Поначалу Лайра слушала все эти выдумки с весельем, а потом – с унынием. Все эти люди охотились за ней и боялись ее! А ей страшно хотелось выбраться из этой узкой приземистой каюты. Ей хотелось уже оказаться на севере, в белых снегах под огненным сиянием Авроры Бореалис. А иногда она желала снова оказаться в колледже Джордан, где было карабканье по крышам с Роджером, и колокольчик Дворецкого отмерял полчаса до ужина, и были лязг, шипение и крики из кухни… Тогда ей хотелось, чтобы ничего не менялось, чтобы все оставалось как есть, и она навсегда оставалась Лайрой из колледжа Джордан.

Единственной вещью, которая выводила ее из состояния раздражительности и тоски, был алетиометр. Она советовалась с ним каждый день, иногда вместе с Фардером Корамом, иногда самостоятельно, и обнаружила, что все становится все ближе и ближе к тому состоянию спокойствия, в котором проясняются значения всех символов, и тронутая солнечными лучами горная гряда становится все различимее.

Она изо всех сил пыталась пояснить Фардеру Кораму, на что похожи эти ощущения.

– Это почти как беседа с чем-то, только ты не совсем можешь их слышать и чувствуешь себя немного туповато, потому что они гораздо умнее тебя, они просто не ничему не противоречат… И, Фардер Корам, – они столько знают! Им словно все известно – почти! Миссис Коултер была умной, она очень много знала, но это – другой вид знаний. Я думаю, это что-то вроде понимания…

Он мог задавать особенные вопросы, а она искала на них ответы.

– Чем сейчас занимается миссис Коултер? – спросил он, ее руки тут же начинали двигаться, а он интересовался:

– Расскажи мне, что ты делаешь.

– Ну, Мадонна – это миссис Коултер, и, я думаю, моя мать, когда я кладу руку сюда; а муравей – это “занятость” – все просто, это самое первое значение; а песочные часы – это “время”, то есть “сейчас”, и я просто концентрируюсь на этом.

– А откуда ты знаешь все эти значения?

– Я как будто их вижу. Или, вернее, чувствую, словно спускаясь по лестнице, ночью, вы опускаете ногу, а там еще одна ступенька. Вот и я опускаю разум, а там еще одно значение, и я словно ощущаю его. Потом я складываю их все вместе. В этом есть какой-то фокус, вроде сосредоточения взгляда.

– В таком случае, сделай это и посмотри, что он говорит.

Лайра сделала. Длинная стрелка тут же начала вращаться, остановилась, подвинулась, сова остановилась, проделывая четкую серию взмахов и остановок. Это было чудо такой силы и красоты, что Лайра, участвуя в нем, чувствовала себя юной птичкой, учащейся летать. Фардер Корам, наблюдая с противоположного конца стола, отметил все места, где стрелка останавливалась, и смотрел, как маленькая девочка откидывает назад волосы и слегка закусывает нижнюю губу, как глаза ее сначала следят за стрелкой, но потом, когда её путь устанавливается, глядят куда-то на диск алетиометра. Хотя, не просто куда-то. Фардер Корам был игроком в шахматы, и он-то знал, как игроки смотрят на шахматы во время игры. Опытный игрок, кажется, видит на доске линии силы и влияния, и смотрит на сильные линии, игнорируя слабые; точно так же двигались глаза Лайры, в соответствии с каким-то сходным магнитным полем, которое она могла видеть, а он не мог.

Стрелка остановилась рядом с молнией, ребенком, змеей, слоном, и созданием, которому Лайра не могла подобрать названия: вроде ящерицы с большими глазами и хвостом, обвитым вокруг ветки, на которой оно стоит. Время от времени стрелка повторяла эту комбинацию, пока Лайра на нее смотрела.

– Что означает эта ящерица? – спросил Фардер Корам, нарушая ее сосредоточенность.

– Это не имеет смысла… Я могу увидеть, что она говорит, но, должно быть, неправильно понимаю. Думаю, молния означает гнев, а ребенок… я думаю, это я… Я как раз начинала понимать, что означает эта ящерица, но вы заговорили со мной, Фардер Корам, и я потеряла смысл. Видите, стрелка принялась блуждать по-старому.

– Да, я вижу. Извини, Лайра. Ты уже устала? Хочешь прекратить?

– Нет, не хочу, – отвечала она, но ее щеки горели, а глаза сверкали. У нее были все признаки раздраженного перевозбуждения, обостренного долгим заточением в этой душной каюте.

Он выглянул в окно. Было почти темно, они проплывали последний отрезок внутренних вод, готовясь подойти к побережью. Огромные, покрытые бурой пеной просторы дельты реки ширились под безрадостным небом, достигая отдаленной группы топливных резервуаров, покрытых ржавчиной и паутиной труб, рядом с нефтеперегонным заводом виднелось широкое размытое пятно дыма, медленно поднимающегося вверх, чтобы слиться с облаками.

– Где мы? – спросила Лайра. – Можно мне выйти, Фардер Корам, совсем ненадолго?

– Мы в водах Коулби, – отвечал он. – В дельте реки Коул. Когда доберемся до города, пришвартуемся у Дымного рынка (Smoke-market – из контекста можно назвать его Копченым рынком, что будет лучше – прим. Лагиф) и пешком отправимся в доки. Будем там через пару часов…

Но уже темнело, а кроме их собственной лодки, и направляющейся к заводу топливной баржи на просторах пустынного залива ничто не двигалось; а Лайра была такой возбужденной и усталой и так долго находилась взаперти, что Фардер Корам продолжал:

– Ну, думаю, ничто не случится из-за нескольких минут на свежем воздухе. Не назвал бы его свежим; он вовсе не свеж, разве что когда с моря дует ветер; но, пока мы не подойдем ближе, ты можешь посидеть наверху и оглядеться.

Лайра вскочила, а Пантелеймон сразу превратился в чайку, жаждущую расправить на просторе крылья. Снаружи было холодно, и, хотя она и была тепло укутана, Лайру вскоре начал брать озноб. Пантелеймон с восторженным карканьем вспорхнул с ее руки, описал круг, осмотрелся и стрелой помчался впереди лодки, оставив позади корму. Лайра пришла в восторг, вместе с ним чувствуя, как он летит, и мысленно подталкивая его спровоцировать на состязание демона старика-рулевого в обличье баклана. Но та его проигнорировала и сонно устроилась на ручке руля рядом с человеком.

На этом неприятном хмуром пространстве не угадывалось никакого движения, спокойствие этого простора нарушало лишь устойчивое пыхтение мотора и приглушенный блеск воды за кормой. Низко нависшие тучи не сулили дождя; воздух под ними был темен от дыма. И только стремительное изящество Пантелеймона вносило немного жизни и радости.

Когда он вышел из пике, сверкая на сером фоне своими широкими белыми крыльями, с ним столкнулось и ударило что-то черное. Он завалился набок, трепеща от боли и шока, и Лайра закричала, внезапно почувствовав эту боль. К первой присоединилась еще одна небольшая черная штуковина; они двигались не как птицы, а как тяжелые и целенаправленные кувалды, и издавали при этом гудящие звуки.

Пантелеймон падал, пытаясь уклониться и добраться до лодки и протянутых в отчаянии рук Лайры, а черные громилы продолжали впиваться в него, гудящие, шумящие и кровожадные. Лайра уже была к безумию от ужаса Пантелеймона и своего собственного, но вот что-то мелькнуло мимо нее и поднялось в воздух.

Это была демон рулевого, и пусть она выглядела тяжелой и неповоротливой, но полет ее был сильным и стремительным. Она повертела туда-сюда головой – взмахнула черными крыльями, сверкнула белизна – и черная маленькая штуковина рухнула на просмоленную крышу каюты к ногам Лайры, и в этот же момент на ее вытянутые руки опустился Пантелеймон.

Прежде, чем она смогла его успокоить, он превратился в дикого кота и прыгнул на это создание, оттягивая его от края крыши, куда оно резво отползало в попытке убежать. Пантелеймон крепко прижал его когтистой лапой и посмотрел на темнеющее небо, где, высматривая второго, кругами поднималась ввысь чернокрылая бакланиха.

Затем она спланировала вниз и что-то прокаркала рулевому, который сказал:

– Он ушел. Не дайте сбежать этому, второму. Держите… – он выплеснул осадок из жестяной кружки, из которой пил, и бросил ее Лайре.

Та тут же накрыла ею существо. Оно жужжало и ворчало как маленький механизм.

– Держи крепче, – сказал сзади Фардер Корам и, присев на колени, просунул под кружку кусок картона.

– Что это такое, Фардер Корам? – с содроганием спросила она.

– Давай спустимся вниз и поглядим. Неси его осторожнее, Лайра. Держи плотно.

Она взглянула на демоншу рулевого, намереваясь ее поблагодарить, когда та пролетала мимо, но она уже закрыла свои старческие глаза. Вместо нее Лайра поблагодарила рулевого.

– Тебе следовало бы оставаться внизу, – всего лишь сказал он.

Она отнесла кружку в каюту, где Фардер Корам отыскал пивной бокал. Он прижал бокал к кружке снизу и вынул разделяющий их картон, так что существо из нее вывалилось в бокал. Он поднял бокал, так чтобы они смогли рассмотреть находящуюся в нем злобную вещицу.

Длиной она была примерно с большой палец Лайры, темно-зеленая, а не черная. Крылышки существа были раскрыты, как у божьей коровки, собирающейся взлететь, и так яростно трепетали, что сливались в одно размытое пятно. Все шесть заканчивающихся коготками ножек царапали гладкое стекло бокала.

– Что это? – спросила Лайра.

Пантелеймон, все еще в облике дикого кота, отступил по столу на шесть дюймов назад, его зеленые глаза следили, как существо нарезает под бокалом круги.

– Если бы ты его вскрыла, – отвечал Фардер Корам, – не нашла бы там ничего живого. Оно не является ни зверем, ни насекомым. Я уже видел одну из таких вещиц раньше, и уж никак не мог предположить, что встречу их так далеко на севере. Африканские игрушки. Внутри встроен часовой механизм, подключенный к источнику питания, внутри которого находится злой дух с колдовскими чарами.

– Но кто его послал?

– Тут тебе не надо даже толкования символов, Лайра; ты можешь догадаться так же легко, как и я.

– Миссис Коултер?

– Разумеется. Она исследовала не только север; Южная глушь изобилует странными вещами. Одну из таких я в последний раз видел в Марокко. Они смертельно опасны; пока дух находится внутри, они не могут остановиться, а если его освободить, он становится таким чудовищно злым, что убивает первого, до кого может добраться.

– Но для чего он предназначен?

– Для слежки. Я был чертовски глуп, что позволил тебе подняться наверх. И должен был позволить тебе обдумать все символы, не прерывая тебя.

– Теперь мне ясно! – воскликнула Лайра, внезапно разволновавшись. – Эта ящерица, она означает воздух! Я его видела, но не могла понять, почему ящерица, и поэтому попыталась подобрать смысл и потеряла образ.

– Ага, – сказал Фардер Корам, – теперь мне тоже ясно. Это не ящерица, вот что; это хамелеон. Он означает воздух, потому что хамелеоны не едят и не пьют, они просто живут воздухом.

– А слон…

– Это Африка, – сказал он и добавил – Ага…

Они переглянулись. С каждым новым открытием мощи алетиометра они все больше благоговели перед ним.

– Все это время он говорил нам об этих штуках, – сказала Лайра. – Стоило только прислушаться. Но что мы можем сделать с этим, Фардер Корам? Мы можем его убить или что-нибудь в этом роде?

– Я не знаю, можем ли мы сделать хоть что-то. Следует просто держать его в плотно закрытой коробке и не выпускать. Меня больше беспокоит другой, который скрылся. Он полетит назад к миссис Коултер с новостью, что увидел тебя. Черт бы побрал меня, идиота, Лайра!

Он покопался в буфете и извлек оттуда дымлистерку (smokeleaf tin – если мы договорились называть табак “дымлист”, что не совсем мне по душе, то лучше сказать “жестянка для дымлистьев” – прим. Лагиф) около трех дюймов в диаметре. Ее использовали для хранения шурупов, но он их высыпал и, предварительно протерев жестянку внутри тряпицей, перевернул над ней бокал, все еще прижимая к отверстию картон.

Через мгновение, после того, как твари удалось-таки вытянуть одну лапку и с неожиданной силой оттолкнуть жестянку, они ее словили и крепко закрутили крышку.

– Как только доберемся до корабля, я для пущей уверенности припаяю края крышки, – сказал Фардер Корам.

– А разве часовой механизм нельзя остановить?

– Можно, как и всякий другой. Но как я уже сказал, это сильно повредит дух, который к нему подсоединен. Чем больше напряжение, тем сильнее будут повреждения, и тем мощнее будет его сила. А теперь, давай-ка уберем это с глаз подальше…

Он завернул коробку куском фланели, чтобы приглушить беспрерывное дребезжание и гудение, и запрятал под койку.

Уже стемнело, и в окно Лайра наблюдала, как приближаются огни Коулби. Тяжелый воздух сгущался в туман, и к тому времени, когда они пришвартовались к причалу вдоль Дымного рынка, очертания предметов стали смягченными и размытыми. Темнота окутывала жемчужно-серыми серебристыми покрывалами товарные склады и краны, деревянные рыночные ларьки и гранитное здание с множеством дымоходов, которое и дало название рынку, и в котором день и ночь коптили рыбу, подвешенную над дымом от дубовых дров. Именно толщине дымоходов воздух был обязан своей вязкостью, и, казалось каждый булыжник здесь испускает запах копченой сельди, скумбрии и пикши.

Завернутая в непромокаемую куртку с большим капюшоном, скрывающим изобличительный цвет ее волос, Лайра топала между Фардером Корамом и рулевым. Все три демона были начеку, разведывая все повороты впереди, оглядываясь назад, и прислушиваясь к легчайшей поступи.

Но они были единственными, кого можно было здесь встретить. Граждане Коулби сидели по домам, возможно, потягивая яннивер у потрескивающих печей. Они так никого и не встретили, пока не добрались до доков, и первым, кого они там увидели, был Тони Коста, охраняющий ворота.

– Слава Богу, вы добрались, – пропуская их, тихо молвил он. – Мы только что слышали, что застрелен Джек Верхувен, а его лодка потоплена, а где вы, никто не знал. Джон Фаа уже на борту и командует отплытие.

Судно показалось Лайре грандиозным: рулевая рубка и трубы посередине, и высокий полубак, и внушительный прикрытый брезентом подъемник; из иллюминаторов на капитанском мостике лился желтый свет, а на верхушке мачты мигал белый; на палубе над чем-то невидным ей трудилось трое или четверо человек.

Обогнав Фардера Корама, она взбежала по деревянным сходням и в волнении огляделась. Пантелеймон превратился в обезьяну и немедленно вскарабкался на подьемник, но она заставила его спуститься; Фардер Корам хотел, чтобы они были в помещении, или внизу, если так можно сказать о корабле.

Внизу лестницы, или палубного трапа, где вполголоса разговаривали Джон Фаа и Николас Рокеби, бродяжник, чьим заботам был препоручен корабль. Джон Фаа ничего не делал второпях. Лайра ожидала, что он начнет с ними здороваться, но, перед тем, как повернуться к вошедшим, он сперва окончил делать замечания о приливе и маневрировании.

– Добрый вечер, друзья, – сказал он затем. – Вы, должно быть, слышали, что бедняга Джек Верхувен мертв. А его ребят схватили.

– У нас тоже скверные новости, – сказал Фардер Корам и поведал ему о стычке с летающими духами.

Джон Фаа тряс своей огромной головой, но ничем их не упрекнул.

– И где эта тварь сейчас? – спросил он.

Фардер Корам вытащил жестянку и поставил на стол. Из нее исходило такое яростное жужжание, что сама жестянка начала исподволь двигаться по столу.

– Я слышал об этих дьяволах с часовым механизмом, но еще ни одного не видел, – сказал Джон Фаа. – Нет никакого способа укротить их и что-либо исправить, это мне хорошо известно. Не имеет смысла нагружать его свинцом и бросать в океан, потому что однажды он все равно проржавеет, а дьявол вырвется наружу и настигнет девочку, где бы та ни была. Нет, мы должны держать его на виду и проявлять бдительность.

На корабле Лайра была единственной женщиной (после долгих раздумий Джон Фаа решил все же женщин не брать), и ей выделили отдельную каюту. Разумеется, небольшую каюту; в действительности, ненамного просторнее шкафа с койкой и иллюминатором, которому больше подходило название “люк”. Она забросила свои немногочисленные вещи в выдвижной ящик под койкой и помчалась наверх, чтобы свеситься с перил и поглазеть, как за бортом исчезает берег Энглии, но обнаружила, что пока она добралась, большая часть Энглии уже скрылась в тумане.

Однако, стремительный напор воды снизу, движение воздуха, отважно сияющие в темноте огни корабля, гул двигателя, запахи соли, рыбы и угольного дыма сами по себе уже достаточно восторгали. Вскоре ко всему этому прибавилось еще одно ощущение, когда судно начало выходить в волнующийся Германский Океан. Потом кто-то позвал Лайру вниз на легкий ужин, и она обнаружила, что не так голодна, как думала, а через некоторое время решила, что неплохо бы прилечь – ради Пантелеймона, потому что несчастное создание, расслабившись, почувствовало себя отчаянно больным.

Итак, ее путешествие на Север началось.

Date: 2015-10-21; view: 248; Нарушение авторских прав