ДЕСЯТЬ. Консул и медведь

Джон Фаа и остальные главы семейств решили держать курс на Троллесанд, главный порт Лапландии. В городе обитал консул ведьм, а Джон Фаа понимал, что без помощи ведьм, или, по крайней мере, без их дружеского нейтралитета, спасти плененных детей будет невозможно.

Свои идеи он изложил на следующий день Лайре и Фардеру Кораму, когда морская болезнь девочки слегка отступила. Солнце ярко сияло на небе, а зеленые волны налетали на нос корабля, разбиваясь потоками белой пены. Наверху, на палубе, там, где резвился ветерок и взволнованные воды искрились солнечным сиянием, Лайра почти не чувствовала себя больной; Пантелеймон, тем временем, открыл для себя восторг полета морской чайки, а потом и буревестника, едва не касавшегося крыльями гребней волн, и Лайра так увлеклась ликованием демона, что позабыла о страданиях обитателя суши.

Джон Фаа, Фардер Корам и еще несколько человек сидели на корме корабля под солнечными лучами, строя планы на будущее.

– Итак, Фардер Корам знает этих Лапландских ведьм, – начал Джон Фаа. – И, если не ошибаюсь, они кое-чем ему обязаны.

– Да, Джон, – согласился Корам. – Это случилось сорок лет назад, но такой срок ничто для ведьмы. Они живут много раз по сорок лет.

– А как получилось, что ведьмы оказались у тебя в долгу, Фардер Корам? – спросил Адам Стефански, на чьих плечах лежала ответственность за военные операции.

– Я спас жизнь ведьме, – объяснил Фардер Корам. – Она упала с неба, ее преследовала огромная красная птица, подобной который я не видел никогда. Ведьма была ранена, и упала в топь, а я пошел искать ее. Она уже тонула, когда я втащил ее в лодку и подстрелил огромную птицу. Птицу засосала трясина, к моему сожалению, поскольку она была большой как выпь и огненно-красной.

– Дальше, – прошептали слушатели, захваченные рассказом Фардера Корама.

– Когда ведьма оказалась у меня в лодке, – продолжил он, – я испытал самые страшное потрясение за всю свою жизнь, потому что у этой молодой женщины не было демона.

Это было равносильно фразе “У нее не было головы”. Сама мысль о таком явлении была отвратительна. Мужчин передернуло, их демоны ощетинились, встряхнулись или хрипло каркнули, и их пришлось успокаивать. Пантелеймон содрогнулся в руках Лайры, сердца девочки и демона бились в унисон.

– По крайней мере, – продолжил Фардер Корам, – так мне показалось. Увидев как она упала с неба, я сразу понял, что передо мной ведьма. Она выглядела как молодая женщина, может быть похудей и покрасивей, чем большинство, но отсутствие демона изменило мое отношение к ней.

– Значит у них нет демонов, у ведьм? – спросил другой мужчина, Майкл Канцона.

– Возможно их демоны невидимы, – вмешался Адам Стефански. – Он все время был там, но Фардер Корам не видел его.

– Ты ошибаешься, Адам, – Фардер Корам покачал головой. – Его там не было. Ведьмы обладают силой расставаться со своими демонами на долгое время и многие мили, чего не можем мы. Возникни такая необходимость, и они готовы отправить своих демонов в дальные дали на крыльях ветров или облаках, или глубинами океана. А та ведьма, которую нашел я, не провела со мной и часа, когда примчался ее демон, поскольку почувствовал ее страх и понял, что ведьма нуждается в нем. Да и кроме того, хотя ведьма не открыла мне правду, я думаю, что огромная красная птица, которую я застрелил, была демоном другой ведьмы, ведущим погоню. Боже! Я дрожал от одной мысли о содеянном. Знай я правду, я бы не сделал этого; я бы все, что угодно сделал на земле или на море; но это случилось. В общем, не было сомнения, что я спас ведьме жизнь, и она отплатила мне, сказав, что я могу позвать ее на помощь, если таковая потребуется. И однажды она действительно прислала мне помощь, когда Скраелинги попали в меня отравленной стрелой. Наши пути пересекались еще несколько раз… Ее саму я не видел со встречи на болоте, но я уверен, что она все помнит.

– Она живет в Троллесанде, эта ведьма?

– Нет-нет. Ведьмы живут в лесах и в тундре, а не в портовом городе, среди мужчин и женщин. Они связаны с дикой природой. Но в городе стоит дом их консула, и я поговорю с ним, не сомневайтесь.

Лайре очень хотелось побольше узнать о ведьмах, но мужчины отвлеклись на разговор о топливе и запасах, а Лайра вспомнила, что побывала еще не во всех закоулках корабля. Она пошла по палубе к носу, и скоро познакомилась со старым морским волком. Лайра смахнула на него косточки, оставшиеся в кармане от съеденного на завтрак яблока. Моряк был человеком решительным и невозмутимым, и когда в ответ на свою ругань от услышал из уст малышки порцию отменной брани, предложил Лайре свою дружбу. Моряка звали Джерри. Под его руководством, Лайра узнала, что спастись от морской болезни можно занявшись делом, а в качестве лекарства годилась, например, уборка палубы, если, конечно, скрести ее “по-морскому”. Лайра с уважением отнеслась к рецепту и сложила одеяло на своей койке “по-морскому”, потом разложила свои вещи в шкафу “по-морскому”, “загружая” их в шкаф, а не “укладывая”.

На третий день плаванья Лайра влюбилась в жизнь на корабле. Она осмотрела весь корабль, от моторного отсека до мостика, и перезнакомилась со всем экипажем. Капитан Рокеби разрешил ей просигналить Голландскому фрегату, потянув за ручку парового свистка; кок выдержал ее вмешательство в процесс перемешивания сливового пудинга, и только решительный запрет Джона Фаа остановил ее от восхождения на фок-мачту, для осмотра горизонта из вороньего гнезда.

По мере того, как корабль продвигался к северу, дни становились холоднее. Пришлось перерыть содержимое трюмов в поисках непромокаемого костюма, который можно было бы переделать для Лайры, и Джерри научил Лайру шить – дело, которому девочка предавалась с удовольствием, хотя ранее, в Джорданском коледже, относилась к этому занятию с презрением и сбегала с уроков миссис Лонсдейл. Вместе, они соорудили водонепроницаемую сумку для алетиометра, которую Лайра могла привешивать к поясу, как добавила Лайра “на случай падения в море”. Обезопасив таким образом прибор, Лайра в непромокаемом плаще и зюйдвестке прижималась к поручням, наблюдая, как жалящие брызги разбиваются о нос и рассыпаются по палубе. Временами она еще страдала от морской болезни, особенно когда ветер крепчал и корабль взлетал к самым гребням серо-зеленых волн, и тогда Пантелеймон брался за дело, отвлекая Лайру своим низким полетом над пенистыми холмами в облике буревестника; и ощущая его безграничное ликование среди беснующихся волн и ветра, Лайра забывала о тошноте. Время от времени, демон пытался становиться рыбой, а однажды даже порадовал стайку дельфинов, присоединившись к ним под видом соплеменника. Дрожащая Лайра стояла на полубаке и восторженно хохотала, глядя как ее любимый Пантелеймон, лоснящийся и могучий, выпрыгивал из воды с полдюжиной таких же гибких серых тел. Ему, конечно, приходилось держаться поближе к кораблю, поскольку он не мог удаляться от Лайры; но Лайра ощущала его жажду мчаться вперед со всей возможной сокростью, наслаждаясь этой гонкой. Лайра разделяла его удовольствие, хотя за видимой радостью скрывались боль и страх. А что, если ему понравиться быть дельфином больше, чем жить с ней на земле? Что тогда делать?

Друг-моряк стоял рядом, задержавшись, пока поправлял брезентовый чехол крышки переднего люка, чтобы посмотреть на демона маленькой девочки, играющего с дельфинами. Демон Джерри, морская чайка, сидела на шпиле, засунув голову под крыло. Моряк сразу понял переживания Лайры.

– Помню, когда я впервые вышел в море, моя Белисария еще не решила, какая форма ей ближе. Я был молод, а ей нравилось быть дельфином. Я боялся, что она навсегда останется такой. На моем первом корабле плавал старый моряк, который не мог сойти на землю, потому что его демон принял облик дельфина. Он был отличным моряком, лучшим штурманом, какого я когда-либо знал; он мог заработать состояние на рыбной ловле, но он не был счастлив. Он никогда не был счастлив, пока не умер и его не похоронили в море.

– А почему демонам нужно выбрать одну форму? – спросила Лайра. – Я хочу, чтобы Пантелеймон всегда мог меняться. Так он и делает.

– Демоны выбирают одну форму, и так будет всегда. Так приходит взросление. Однажды ты устанешь от его постоянных изменений и захочешь, чтобы демон навсегда принял одну форму.

– Никогда не захочу!

– Конечно захочешь. Ты захочешь вырасти, как остальные девочки. А у постоянной формы есть свои преимущества.

– И какие?

– Она помогает понять, что ты из себя представляешь. Возьми, например, старушку Белсарию. Она морская чайка, а значит и во мне есть часть морской чайки. Я не важен, не роскошен и не красив, но я закален и могу выжить везде, всегда подыскать себе еду и компанию. И сознавать это совсем неплохо. Поэтому, когда твой демон принимает окончательную форму, ты понимаешь, что ты за человек.

– А если демон выберет форму, которая тебе не нравится?

– Ну, значит всю жизнь ты будешь испытывать неудовлетворенность. На свете живет множество людей, которые хотели бы иметь демонам льва, а им достался пудель. И пока эти люди не поймут, что нужно радоваться тому, что у тебя есть, они будут жаловаться на жизнь. Это просто лишние переживания.

Лайра слушала моряка, но ей не верилось, что когда-нибудь она вырастет.

Однажды утром воздух наполнил незнакомый запах, и корабль начал двигаться странно, переваливаясь с борта на борт вместо привычного ныряния вверх и вниз по волнам. Лайра взлетела на палубу через минуту после пробуждения и жадно впилась глазами в землю: после бесконечных волн вид берега был непривычен, и хотя на море Лайра провела всегда несколько дней, чувствовала она себя так, словно возвращалась на сушу после нескольких месяцев плаванья. Прямо перед кораблем возвышалась гора, белая от снега наверху и поросшая зеленью по бокам. У основания горы раскинулись маленький город и бухта: деревянные домики с высокими крышами, шпиль часовни, подъемные краны в гавани и облака чаек, кричащих и летающих кругами. Пахло рыбой, но сквозь этот запах пробивались ароматы суши: смола и земля, какие-то животные и мускус, и еще что-то холодное, простое и дикое: должно быть, снег. Это был запах Севера.

Тюлени резвились вокруг корабля, показывая свои дурацкие морды, прежде чем снова уйти под воду без малейшего всплеска. Ветер, срывавший пену с вершин белых гребней волн, был чудовищно холодным и пробирался в каждую щелочку в куртке Лайры, сшитой из волчьей шкуры. Скоро руки девочки заболели и онемели. Хотя Пантелеймон, приняв облик горностая, согревал Лайре шею, стоять на ветру без дела было слишком холодно, даже ради первой встречи с тюленями, и Лайра сбежала вниз, чтобы съесть на завтрак овсяную кашу и изучить берег сквозь иллюминаторы салона.

Внури гавани вода была спокойной, и пока корабль двигался мимо массивного мола, Лайра поняла, что ей не хватает привычкой качки. Вместе с Пантелеймоном, она жадно следила, как корабль неторопливо приближался к пристани. В течение следующего часа рычание двигателя превратилось в тихое ворчание, голоса выкрикивали приказы или вопросы, веревки были сброшены, сходни спущены, луки открыты.

– Ну, Лайра, – позвал Фардер Корам, – ты все упаковала?

Вещи Лайры были упакованы с момента пробуждения и осознания близости земли. Девочке оставалось только забежать в каюту, схватить сумку, и она была готова.

Первым делом, ожидавшим Лайру и Фардера Корама на берегу, был визит к консулу ведьм. Найти его дом не составило труда: маленький городок жался к гавани, а единственными зданиями, выделявшимися по размеру были часовня и дом губернатора. Консул жил в деревянном доме, выкрашенном зеленой краской, с видом на море, и когда гости позвонили, звук растревожил тишину улицы.

Слуга проводил их в маленькую гостиную и принес кофе. Вскоре сам консул вышел поприветствовать Лайру и Фардера Корама. Он оказался полным мужчиной с багровым лицом в строгом черном костюме, по имени Мартин Ланселиус. Его демон был змеей, того же насыщенного и сияющего зеленого цвета, что и глаза консула – единственное, что выдавало его родство с ведьмами, хотя, честно говоря, Лайра не знала, чем ведьма должна выделяться из толпы.

– Чем могу помочь вам, Фардер Корам? – спросил консул.

– У меня есть к вам две просьбы, доктор Ланселиус. Во-первых, мне необходимо встретиться с ведьмой, с которой я познакомился много несколько лет назад в болотистой стране Восточной Энглии. Ее зовут Серафина Пеккала.

Доктор Ланселиус сделал пометку серебряным карандашом и уточнил:

– Как давно вы встретили ее?

– Около сорока лет назад. Но, я думаю, она меня вспомнит.

– А вторая ваша просьба?

– Я представляю здесь семьи бродяжников, лишившихся детей. У нас есть причина предполагать, что некая организация ворует малышей, наших и других, и привозит их на Север по неизвестной причине. Я хотел спросить, слышали ли вы или ваши люди о чем-то подобном.

Доктор Ланселиус вежливо сделал глоток кофе.

– Да, существует вероятность того, что предупреждение о подобной деятельности могло добраться и до нас, – сказал он. – Но вы должны понимать, что наш народ и Северяне поддерживают самые сердечные отношения. Мне было бы трудно доказать необходимость побеспокоить их.

Фардер Корам кивнул, словно хорошо понял все сказанное.

– Я спросил на всякий случай, – объяснил он. – И я понимаю, что не стоит выяснять у вас, могу ли я получить нужную мне информацию иным способом. Именно поэтому сначала я и задал вопрос о знакомой мне ведьме.

Теперь доктор Ланселиус кивнул, словно понял, что имел в виду Фардер Корам. Лайра следила за игрой, проходившей у нее на глазах, с недоумением и уважением. За понятными и вежливыми словами беседы скрывался тайный смысл, и Лайра видела, что консул медленно подходил к какому-то решению.

– Ну что же, – продолжил он, – это правда. Поверьте, ваше имя нам небезызвестно, Фардер Корам. Серафина Пекката – королева клана ведьм обитающего вокруг Озера Энара. А что касается второго вопроса, вам должно быть понятно, что вы не слышали от меня ничего на интересующую вас тему.

– Разумеется.

– Итак, в этом городе действует филиал организации под названием Северная Компания Современных Исследований, которая официально ищет минералы, но на самом деле подчинятся некоей Общей Коллегии Жертвенников Лондона. Эта организация, как я случайно узнал, привозит на Север детей. В городе об этом мало известно; правители Норровея официально не в курсе происходящего. Дети здесь не задерживаются. Их увозят на какой-то отдаленный остров.

– Вы знаете куда, доктор Ланселиус?

– Нет. Я бы сказал, если бы знал.

– А вы знаете, что там с ними делают?

Впервые с начала разговора доктор Ланселиус взглянул на Лайру. Она бесстрастно встретила его взгляд. Маленькая зеленая змея подняла голову с воротника консула, и тонкий язычок несолько раз мелькнул у уха доктора Ланселиуса.

Консул продолжил:

– Я слышал фразу “процесс Майштадт”, связанную с похищениями. Думаю, они используют это выражение, чтобы не объяснять, что именно ни делают. Я также слышал слово “Вмешательство”, но не знаю, что оно означает.

– Сейчас в городе есть похищенные дети? – спросил Фардер Корам.

Он гладил мех своего демона, пока та в напряжении сидела у него на коленях. Лайра обратила внимание, что демон перестала мурлыкать.

– Нет, думаю нет, – покачал головой доктор Ланселиус. – Группа человек из двенадцати приезжала неделю назад, но уехала позавчера.

– О! Совсем недавно? Это нас обнадеживает. Как они уехали отсюда, доктор Ланселиус?

– На санях.

– И вы не знаете, куда они отправились?

– Нет. Нам это неинтересно.

– Да, это понятно. Тогда, сейчас, после того, как вы честно рассказали мне все, что знаете, я хотел бы задать вам еще один вопрос. Если бы вы были на моем месте, какой вопрос вы задали бы Консулу Ведьм?

Впервые с начала беседы доктор Ланселиус улыбнулся.

– Я бы спросил, как я могу нанять боевого медведя, – объявил он.

Лайра выпрямилась и почувствовала, как сильно стукнуло сердце Пантелеймона.

– Я думал, что все боевые медведи состоят на службе у Коллегии Жертвенников, – удивился Фардер Корам. – То есть, у компании Северные Исследования, или как там они себя называют.

– Есть по крайней мере один, с которым можно попытаться договориться. Вы найдете его на станции саней, в конце улицы Лангокур. Он там зарабатывает себе на жизнь. Но, зная его характер и страх, который он вызывает у собак, могу предположить, что он там не задержится.

– Значит он отступник?

– Похоже на то. Его зовут Йорек Барнисон. Вы спросили, что бы спросил я, и я ответил вам. А теперь я скажу вам, что бы я сделал: я бы не упустил шанс пригласить в экспедицию боевого медведя, даже если бы он находился в другом городе за много миль, что уж говорить о станции саней неподалеку.

Лайра едва справлялась с нетерпением. Фардер Корам, однако, хорошо знал этикет официальных встреч, а потому спокойно взял с тарелки еще один медовый пирог со специями. Доктор Ланселиус, тем временем, повернулся к Лайре.

– Насколько мне известно, у тебя есть алетиометр, – сказал он, немало удивив девочку, ибо откуда доктор мог узнать о приборе?

– Да, – подтвердила она и, при поддержке Пантелеймона, выразившегося в несильном щипке, добавила. – Вы хотите посмотреть на него?

– Очень хотел бы.

Довочка неловко вытащила прибор из водонепроницаемой сумки и передала консулу бархатную упаковку. Доктор Ланселиус открыл ее и с величайшей осторожностью поднес алетиометр к лицу, рассматривая его как Ученый рассматривает редкий манускрипт.

– Какая изысканная работа, – прошептал он. – Я видел и другие образцы, но ни один не был столь изящен, как этот. А у тебя есть книги для его чтения?

– Нет, – начала Лайра, но прежде чем она успела сказать что-то еще, в разговор вмешался Фардер Корам.

– Нет, и очень сожалеем об этом, поскольку несмотря на обладание алетиометром, мы не можем читать его предсказания. Это такая же тайна, как и состав чернил которые Хиндусы использовали для предсказания будущего. А ближайшая книга для чтения, о которой я слышал, находится в аббатстве Святого Иоанна в Гейдельберге.

Лайра поняла, почему Фардер Корам не позволил ей вести беседу: он не хотел, чтобы доктор Ланселиус узнал о даре девочки. Но она видела то, чего Фардер Корам видеть не мог, а именно волнение демона доктора Ланселиуса, и сразу поняла, что притворство не доведет до добра.

И Лайра заговорила, обращаясь то ли к доктору Ланселуису, то ли к Фардеру Кораму:

– Вообще-то я могу читать его.

Ей ответил консул:

– Это говорит о твоей мудрости. А как прибор попал к тебе?

– Мастер Джорданского колледжа в Оксфорде дал мне его, – обяснила Лайра. – Доктор Ланселиус, вы знаете, кто сделал алетиометр?

– Говорят, что все алетиометры были созданы в Праге, – начал консул. – Ученый, который изобрел эти приборы, очевидно пытался обнаружить способ измерять степень влияния планет, согласно идеям астрологии. Он хотел создать устройство, которое тянулось бы к влиянию Марса или Венеры так же, как стрелка компаса тянется к северному полюсу. Ему не удалось воплотить в жизнь свои идеи, но собранный механизм реагировал на что-то, хотя никто не понимал, на что именно.

– А почему решили нарисовать символы?

– Ну, дело было в семнадцатом веке. Тогда символы и знаки царили во всех областях науки. Строения и картины создавались так, чтобы их можно было читать как книги. Все имело второй смысл; если заполучить нужный словарь, можно читать саму Природу. Так что неудивительно, что нашлись философы, которые использовали символизм своего времени, чтобы переводить знания, поступающие из таинственного источника. Но, знаешь, их всерьез не использовали почти два века.

Доктор Ланселиус вернул прибор Лайре и добавил:

– Можно я задам вопрос? Без книг для чтения, как ты трактуешь показания?

– Я должна очистить разум, а потом смотреть как в воду. Нужно позволить глазам найти правильный уровень, потому что только он будет в фокусе. Примерно так.

– А можешь показать мне, как ты это делаешь?

Лайра посмотрела на Фардера Корама, желая сказать да, но ожидая одобрения. Мужчина кинул.

– Что мне спросить? – спросила Лайра.

– Каковы намерения Татаров относительно Камчатки?

Это было нетрудно. Лайра протянула пальцы к верблюду, который означал Азию, которая, свою очередь, означала татар; к рогу изобилия, который означал Камчатку из-за ее золотых шахт; и к муравью, который означал деятельность, а значит цель и намерения. Потом она замерла, позволив разуму удержать все три символа в фокусе и расслабилась в ожидании ответа, который пришел почти сразу. Длинная игла задрожала на дельфине, шлеме, ребенке, якоре, танцуя между ними и касаясь тигеля в сложном узоре, который глаза Лайры отслеживали без колебаний, но который был непонятен присутствующим мужчинам.

Когда движения стрелки несколько раз повторились, Лайра подняла глаза. Она моргнула раз или два, словно выходя из транса, и объявила:

– Они притворятся, что собираются в атаку, но на самом деле не собираются развязывать войну, потому что расстояние слишком велико и им придется опасно растянуть войска.

– Расскажешь мне, как ты прочитала это?

– Одно из значений дельфина это игра, он любит разыгрывать, – объяснила Лайра. – Я знаю, что это пятнадцатый символ, потому что стрелка остановилась пятнадцать раз, и именно это я видела очень четко. А шлем означает войну. Объединив эти символы, можно сказать, что кто-то собирается на войну, но на самом деле просто создает видимость. А ребенок позволяет добавить – это означает трудность – что атаковать будет слишком трудно, потому что войска будут растянуты как якорная веревка. В общем, я так это вижу.

Доктор Ланселиус кивнул.

– Изумительно, – обявил он. – Я очень благодарен тебе. Я это не забуду.

Потом он странно покосился на Фардера Корама, и снова взглянул на Лайру.

– Могу я попросить тебя еще раз продемонстрировать нам свои способности? – спросил он. – Если ты выглянешь из окна, ты увидишь навес с висящими на стене ветками облачных сосен. Одной из них пользовалась Серафина Пеккала, остальных она не касалась. Можешь найти нужную?

– Конечно! – закричила Лайра, горя желанием еще раз продемонстрировать свое умение. Она взяла алетиометр и заторопилась наружу. Ей хотелось посмотреть на облачные сосны, которые ведьмы использовали для полетов, и которые Лайра никогда не видела.

Мужчины стояли у окна и смотрели, как маленькая девочка пробиралась к навесу по глубокому снегу – Пантелеймон прыгал рядом с ней в виде зайца – потом остановилась перед висящими ветками, опустив голову и вглядываясь в прибор. Вскоре она потянулась и уверенно взяла одну веточку из множества висящих.

Доктор Ланселиус кивнул.

Лайра, взволнованная и горящая желанием взлететь, подняла ветку высоко над головой и побежала к дому, играя в ведьму. Консул повернулся к Фардеру Кораму и тихо спросил:

– Вы понимаете, что это за ребенок?

– Она дочь лорда Азраэля, – сказал Фардер Корам. – А ее мать миссис Коултер из Коллегии Жертвенников.

– А помимо этого?

Старому бродяжнику пришлось покачать головой.

– Нет, – признался он. – Больше я ничего не знаю. Но она странное невинное создание, и я ни за что не причинил бы ей вреда. Как ей удается читать алетиометр, я не могу себе представить, но я верю ей, когда она толкует его. Почему, доктор Ланселиус? Что вы знаете о ней?

– Много веков среди ведьм ходили слухи об этом ребенке, – начал консул. – Потому что ведьмы жили так близко к месту, где вуаль между мирами тонка, что слышали как бессмертные время от времени шептали нам голосами созданий, которые могут перемещаться между мирами. Они говорили о ребенке, чье великое предназначение может быть исполнено только где-то в другом месте – не в этом мире – но далеко за ним. Без этого ребенка мы все умрем. Так говорят ведьмы. Но ребенок должен выполнить предназначение, не зная, что делает, потому что в ее незнании наше спасение. Понимаете, Фардер Корам?

– Нет, – вновь признался Фардер Корам. – Честно говоря, не понимаю.

– Это означает, что девочка должна быть вольна совершать ошибки. Нам остается надеяться, что она их не совершит, но вести ее за собой мы не можем. Я рад, что мне довелось увидеть малышку.

– Но почему вы уверены, что она тот самый особенный ребенок? И что это за существа, которые могут путешествовать между мирами? Я не понимаю вас, доктор Ланселиус, хотя верю, что вы честный человек…

Прежде чем консул смог ответить, дверь открылась, и вошла Лайра с сосновой веточкой.

– Это та самая! – объявила Лайра. – Я проверила их все, и это она, я уверена. Но она не хочет взлететь в моих руках.

– Это изумительно, – признался консул. – Тебе повезло, что ты владеешь таким прибором, и я могу только пожелать тебе удачи в дальнейшей работе с ним. Но я хочу, чтобы ты взяла с собой еще кое-что…

Консул отломил часть веточки.

– С ней действительно можно летать? – спросила Лайра.

– Да, можно. Но ты же не ведьма. Я не могу отдать тебе всю ветку, потому что она нужна мне, чтобы связываться с Серафиной, но и этого хватит. Приглядывай за ней.

– Хорошо, – сказала она. – Спасибо.

Она спрятала веточку в сумку, рядом с алетиометром. Фардер Корам прикоснулся к сосновой ветке словно на удачу. На его лице застыло странное выражение, которое Лайра никогда еще не видела: почти страстное желание. Консул проводил гостей до двери, где он пожал руку и Фардеру Кораму, и Лайре.

– Надеюсь, ваше предприятие будет удачным, – сказал он и застыл на пороге, в обжигающем холоде, чтобы посмотреть, как гости уходят по тихой улице.

– Он знал ответ о татарах, он мог меня не спрашивать, – объявила Лайра Фардеру Кораму. – Так сказала алетиометр, но я не стала говорить об этом консулу. Стрелка показывала на тигель.

– Я подозреваю, что он испытывал тебя, дитя. Но ты правильно поступила, что была вежлива, поскольку мы не знаем, что на уме у консула. А насчет медведя он дал нам очень полезный совет. Сами мы ни за что не догадались бы спросить про медведя.

Они нашли дорогу к станции саней, которая оказалась парой бетонных складов, скрывавшихся на заросшем кустарником пустыре, где меж камней росли тонкие сорянки и плескались лужи ледяной грязи. Угрюмый мужчина в офисе заявил, что медведь заканчивает работать в шесть, но если незнакомцы хотят поговорить с ним, им лучше поторопиться, потому что медведь сразу отправляется во двор позади Бара Айнарсона, где ему наливают выпивку.

Узнав все, что нужно о медведе, Фардер Корам повел Лайру к лучшему продавцу одежды в городе, чтобы защитить девочку от холода. Они купили парку, сделанную из кожи северного оленя, потому что шерсть северного оленя полая и хорошо спасает от холода; и капюшон с подкладкой из меха росомахи, потому что на нем не образуется лед при дыхании. Они купили нижнее белье и вкладыши в обувь из кожи с ног северного оленя, и шелковые перчатки, одевающиеся под большие меховые руковицы. Ботинки и рукавицы были сделаны из кожи с передних ног северного оленя, потому что там она особенно жесткая, а на подошву для ботинок пошла кожа бородатого тюленя – такая же жесткая как у моржа, но не такая тяжелая. Наконец, они купили водонепроницаемую накидку из полупрозрачного кишечника тюленя, которая накрыла Лайру с головы до ног.

Надев все купленное на себя, с шелковым шарфом вокруг шеи, шерстяной шапочкой на ушах и большим капюшоном, натянутым сверху, Лайра тут же запарилась, но утешила себя мыслью, что экспедиция отправлялась в места, где климат был гораздо холоднее.

Джон Фаа управлял разгрузкой корабля, и сразу насторожился, услышав рассказ консула, и посерьезнел, когда узнал о медведе.

– Пойдем к нему сегодня же вечером, – объявил он. – Вы когда-нибудь разговаривали с подобным созданием, Фардер Корам?

– Да, приходилось. И даже сражался с одним, но, благодаря Господу, у меня была поддержка. Нам придется вести с ним переговоры, Джон. Он наверняка запросит немало, и будет вести себя грубо и заносчиво, но мы должны уговорить его присоединиться к нам.

– Должны? А та ведьма?

– Она далеко отсюда, к тому же, теперь она королева клана, – объявил Фардер Корам. – Я надеялся отправить ей послание, но похоже, что ответа придется ждать слишком долго.

– Ну, что же. Теперь позволь мне рассказать тебе, что нашел я, старый друг, – Джон Фаа сгорал от нетерпения поведать свои новости. На пристани он познакомился со старателем, Новым Датчинином из страны Техас. Оказалось, что у старателя, помимо всего прочего, есть воздушный шар. Экспедиция, к которой старатель надеялся присоединиться, распалась из-за отсутствия финансирования еще до того, как покинула Амстердам, так что он остался без дела.

– Думаю, нам может пригодиться помощь аэронавта, Фардер Корам! – сказала Джон Фаа, потирая свои огромные руки. – Я убедил его присоединиться к нам. Похоже, нам повезло, что мы пришли именно в этот город.

– Нам бы еще больше повезло, если бы мы поняли, куда идти дальше, – вздохнул Фардер Корам. Но ничто не могло испортить настроение Джона Фаа, увлеченного началом похода.

Когда стемнело, а припасы и оборудование были аккратно выгружены с корабля и стояли на пристани, Фардер Корам и Лайра пошли вдоль мола в поисках Бара Айнарсона. Найти его оказалось нетрудно: грубое бетонное сооружение с красной неоновой вывеской, мигавшей над дверью, сквозь покрытые изморозью окна которого доносились громкие голоса.

Узкий переулок рядом с баром вел на задний двор и обрывался у металлических ворот, где над замерзшей грязью был сооружен кривой навес. Смутный желтый свет, пробивавшийся через заднее окно бара, освещал огромную светлую форму, скорчившуюся на земле и рычащую над огромным куском мяса, которое существо держало в лапах. Лайре бросились в глаза окровавленная морда, маленькие злобные черные глазки и гора свалявшегося, желтоватого меха. Медведь урчал, хрустел и всхлипывал.

Фардер Корам остановился у ворот и позвал:

– Йорек Барнисон!

Медведь замер. Можно было предположить, что он смотрит прямо на незваных гостей, но на окровавленной морде невозможно было прочитать эмоции.

– Йорек Барнисон, – повторил Фардер Корам.– Можно поговорить с тобой?

Сердце Лайры колотилось в груди. Присутствие медведя заставило ее ощутить близость холода, опасности, грубой силы, которую, однако, контролировал разум, но не человеческий разум – разум, совсем не знавший, что такое человек, потому что у медведей не было демонов. Странное огромное существо вгрызалось в мясо с необъяснимым отчаянием, и Лайра почувствовала привязанность и жалость к одинокому зверю.

Медведь бросил ногу северного оленя в грязь и тяжело опустился на четыре лапы, повернувшись к воротам. Потом он тяжело поднялся во весь рост, десять или больше футов в высоту, словно пытался показать, как он могуч, чтобы напомнить незнакомцам, что ворота для него не преграда, и заговорил с ними с высоты:

– Ну? И кто вы?

Его голос был таким глубоком, что, казалось, содрогал землю. Противный запах, исходивший от его тела, наполнил воздух.

– Я Фардер Корам из бродяжников Восточной Энглии. А эта маленькая девочка – Лайра Белакуа.

– Что вам нужно?

– Мы хотим предложить тебе работу, Йорек Барнисон.

– Я не работаю.

Медведь снова опустился на четыре лапы. Было трудно определись, какие эмоции захватили медведя – низкий голос был очень глубок и ровен.

– Что ты делаешь на станции саней? – продолжил Фардер Корам.

– Ремонтирую сломанную технику и железные предметы. Поднимаю тяжелые вещи.

– И что это за работа для боевого медведя?

– Оплачиваемая.

За спиной медведя приоткрылась дверь бара. Выглянувший мужчина осторожно поставил на землю большой глиняный кувшин, прежде чем заметил гостей.

– Кто это? – спросил он.

– Незнакомцы, – отрезал медведь.

Владелец бара замешкался, осматривая мужчину и девочку, но медведь внезапно повернулся к бару, и мужчина испуганно юркнул внутрь и захлопнул дверь. Медведь подцепил когтем ручку кувшина и поднес его ко рту. До Лайры донесся запах спирта от пролитых капель.

Сделав несколько глотков, медведь поставил кувшин на землю и повернулся, чтобы снова впиться в мясо, словно позабыв о Фардере Кораме и Лайре; но затем он снова заговорил.

– Что за работу вы предлагаете?

– Похоже, нас ждут битвы, – сказал Фардер Корам. – Мы едем на север в поисках места, где держат похищенных детей. Когда мы найдем это место, нам придется драться, чтобы освободить детей. Потом мы повезем их домой.

– Чем вы собираетесь платить?

– Я не знаю, что предложить тебе, Йорек Барнисон. Если тебе нужно золото, оно у нас есть.

– Не нужно.

– Чем тебе платят на станции?

– Мне дают мясо и выпивку.

Медведь замолчал. Потом он отбросил обглоданную кость и снова поднес к морду кувшин, заглатывая крепкий алкоголь как воду.

– Извини меня за этот вопрос, Йорек Барнисон, – продолжил Фардер Корам. – Но ты мог бы жить свободной гордой жизнью во льдах, охотясь за тюленями и моржами, или ты мог бы пойти на войну и получить хорошие трофеи. Что связывает тебя с Троллесандом и Баром Айнарсона?

Лайра вздрогнула. Ей бы и в голову не пришло задать медведю вопрос, равносильный оскорблению, который мог бы легко разъярить огромного зверя, и Лайра подивилась мужеству Фардера Корама. Йорек Барнисон поставил кувшин на землю и подошел поближе к воротам, чтобы посмотреть в лицо собеседнику. Фардер Корам выдержал его взгляд.

– Я знаю людей, которых вы ищете, убивающих детей, – проговорил медведь. – Они ушли из города позавчера и увели детей с собой на север. Никто не расскажет вам о них; горожане делают вид, что ничего не замечают, потому что убивающие детей приносят городу доход. Сам я не люблю убивающих детей и отвечу вам вежливо. Я живу здесь и пью спиртное, потому что местные жители забрали мое вооружение, а без него я могу охотиться на тюленей, но не могу пойти на войну; я уже не панцербьерн; война это море, в котором я плаваю, и воздух, которым я дышу. Местные жители угостили меня выпивкой и поили до тех пор, пока я не заснул, а потом забрали у меня все мое вооружение. Если бы я знал, где они скрывают его, я разнес бы ради него весь город. Если вы хотите, чтобы я помогал вам, вот моя цена: верните мне мое вооружение. Сделайте это, и я буду служить вам в походе, пока не погибну или поход не увенчается успехом. Плата за мою помощь – мое вооружение. Я хочу вернуть его, тогда мне больше не понадобится выпивка.

Date: 2015-10-21; view: 270; Нарушение авторских прав