Возвращение Отобранного 6 page

Казалось, танец будет бесконечным. Родовая песня тугой спиралью всё сильнее и скорее раскручивалась, заполняя собой пространство грота. Внезапно песня воды и вторивших ей дюкс затихла. И в наступившей тишине светящиеся струи приняли дитя и бережно, как самые добрые руки, передали матери.

Когда Фельор вышла на берег, невесть откуда появилось удобное ложе, на котором лежал совсем крохотный оберег. Рядом оказался столик с едой. Это было замечательно, если учесть, что дюксам и малышу предстояло провести здесь несколько дней.

Маленький дюк спал. Дамы молчали… Им было о чём… Потом и дюкс стало затягивать в водоворот сна.

II

Никуца вышла из потока. Положила сына на мягкую подстилку. Легла рядом. Натянула на себя и малыша одеяло и сразу уснула. Здесь было безопасно и спокойно. Война, которая должна была вот-вот начаться, осталась в другой реальности.

Потом она проснулась. Отдохнувшая и радостная.

"Он — первый… Но, может быть, не последний в нашем роду? — думала дюкса, глядя на безымянного ещё сына. — Как бы я хотела, чтобы он был не один. Пусть у него будут братья… И они вырастут справедливыми и мудрыми, как их отец. И в свою пору им будут сниться дюксы. А потом придут наяву. Как я. Как юная Илса. Как всегда приходили женщины нашего племени. И пусть они приходят к родовой купели. А война… — это всё рано или поздно закончится".

Никуца не знала своей судьбы, но даже если бы и понимала, что ей предстоит, никогда бы не стала бежать от предназначенного. Пока же ей были дарованы несколько дней тишины и покоя. Счастливого одиночества и осознания материнства. Огромное настоящее наполняло всё существо дюксы…

…Пора было возвращаться…

…Её сын спал. Мать подоткнула одеяло. Она знала, что оглядываться нельзя. Да и бесполезно. Светящийся туман на мгновение расступился и снова сомкнулся за её спиной. Никуца уходила, чтобы помочь защитить Амграману, а потом присоединиться к мужу, чья сила в бою зависела от её собственной. Малышу сейчас ничто не грозило — неведомые хранители Светящихся Вод всегда защищали детей дюков…

…Она надеялась вскоре вернуться…

Окт, конечно же, помнил, куда и зачем уходила его жена незадолго перед началом того сражения. Никто, кроме него, не знал, что в последние дни Тильецада она покидала замок дважды: сначала уйдя к Светящимся Водам, а потом… Ему и теперь было страшно об этом вспоминать. Для защиты Амграманы Волшебнику понадобилась помощь одной из дюкс. Окт не успел даже сообразить, что произошло тогда. Никуца знала силу своей песни, поэтому вызвалась первой.

"Я — смогу, — сказала она тогда. — Мне… тоже есть… кого защищать. Поэтому… я… пойду…"

Она говорила так буднично, что никто, кроме мужа, тогда не понял главного смысла её слов. Наверное, он должен был остановить жену… Но Никуца так же спокойно убедила его, что до её возвращения новорождённый дюк будет находиться в полной безопасности, и сразу после боя она принесёт его к своим…

Она, действительно, была лучшей!..

Он так и не смог узнать, где она оставила их сына. Тайна рождения, обычно оберегавшая дюков, теперь сыграла с ними злую шутку… После вынужденного возвращения в Немыслимые Пределы Окт расспрашивал всех, кого только мог, о подкидышах и найдёнышах. Всё безрезультатно — ни малейшего следа, ни намёка… Постепенно глава Тильецадского клана смирился и с этой потерей. Он стал привыкать к одиночеству, пустоте и горестному пониманию того, что его роду суждено пресечься…

Никуца умерла, а другая дюкса не может присниться. Дюки — однолюбы.

III

Видение было настолько явственным, что Илса больше не могла уснуть. Инстинкт подсказывал ей, что сына Никуцы и Окта искать нужно именно здесь. Похоже, её будущий сын считал так же. Дюкса долго ворочалась, а потом тихонько, чтобы не разбудить подругу, встала. Зажгла небольшой светильник. Обогнула родовую купель и вдоль ручья, истекавшего из Светящихся Вод, двинулась вглубь пещеры. Отправляясь на поиск, она не думала, насколько опасным может оказаться этот путь. Особенно для неё. Просто шла. Сначала по узкому тёмному коридору, резко уходившему вниз. Потом через протяжённую, расположенную полукольцом анфиладу. Снова по коридору. Рядом добродушно бурчал путеводный ручей, так что заблудиться она не могла. И вот, наконец, открылась небольшая светлая комната, сплошь выстланная мягким травяным ковром. Ручей доходил точно до середины, а потом изящной светящейся колонной поднимался вверх и исчезал в небольшом отверстии в своде потолка. Но не это зрелище привлекло искательницу. Прямо перед нею, уютно свернувшись калачиком, лежала громадная, раза в три больше Тийнерета, кошка-лежбиха. Такое потрясающее животное могло появиться лишь во сне. Эта кошка была так же реальна, как и поднимающийся ручей, как и вся волшебная обстановка этой пещеры. Густая гладкая лоснящаяся шерсть лежбихи была цвета проснувшегося весеннего неба. Сильные прекрасные крылья, подобные совиным, она элегантно сложила на спине. Глаза кошки были совершенно золотыми. Мудрыми и древними. Нежное утробное мурлыканье сливалось с журчанием поднимавшейся вверх воды. Илса была настолько потрясена, что не сразу заметила главное: на траве, доверчиво притулившись к синему боку, спал маленький дюк… Даже если бы дюкса не искала его, поразительное сходство сразу с обоими родителями подсказало бы, что это сын Никуцы и Окта. Доброе меховое чудо не просто хранило его эти несколько месяцев. Судя по тому, насколько малыш был здоров и спокоен, лежбиха ухаживала за ним, как самая заботливая нянька.

Увидев Илсу, кошка осторожно высвободилась из объятий младенца и направилась к одному из уходивших вдаль тайных коридоров. Уже на пороге благородное животное слегка поклонилось ей на прощание. Или это только показалось?

Дюкса присела и погладила маленького дюка по щеке. Он проснулся и, как будто всё поняв, потянулся к Илсе…

…Когда она вошла в город, уже смеркалось. На улицах не было ни души, кроме Окта, который стремительно шёл ей навстречу.

— Я нашла его… — одним взглядом сказала Илса.

— Знаю. — Окт откладывал момент знакомства с сыном, как будто боялся обознаться. — Неужели у нас есть продолжение? — наконец-то недоверчиво спросил он, принимая на руки малыша, который тут же принялся удивлённо разглядывать отца.

— Твой сын похож на Никуцу…

— Твой — повторит Превя, — оттаивающим голосом произнёс глава клана вслух.

IV

Если рождение дюка — просто счастье, то обретение потерянного младенца — настоящий повод к большим торжествам. Радостная весть о возвращении Фельор и Илсы молниеносно разнеслась по всем трём кланам. Поскольку с незапамятных времён не случалось, чтобы Дары обретали сразу двое детей, жители Речного города, где должна была произойти церемония, расстарались. Две недели кряду они трудились не покладая рук. Наконец, когда почти всё уже было готово, неожиданно для всех ушла Илса. Пришлось откладывать праздник.

Вообще-то её срок истекал больше чем через месяц, но дети дюков сами знают час, когда им лучше прийти.

Воздух уже пахнул весной. Дорога к Светящимся Водам на этот раз пробегала совсем в другом месте. Усталость ли тому была причиной, или просто Илсе так хотелось, но шла она медленно. Дыша полной грудью и любуясь просыпающимся после зимнего оцепенения лесом, через который лежал её путь.

Впервые после переселения в Немыслимые Пределы молодая дюкса осталась наедине со своими мыслями. Фельор рассказывала, что когда она вернулась в город, у самых ворот её встретил Тека, который просто не мог дождаться возвращения жены и маленького сына. Вспомнив об этом, Илса с новой силой ощутила потерю Превя. Весь род будет рад её возвращению, только он не встретит её… Она так ясно представила себе глаза мужа, каждую чёрточку, повадку, руки… что даже зажмурилась, прогоняя наваждение — не имела она права себя жалеть!

Окончательно взяв себя в руки и открыв глаза, Илса увидела сквозь просвечивающий подлесок знакомые очертания грота. Она поняла, что пришла на место, и понеслась ко входу, на бегу освобождаясь от тяжёлых воспоминаний. Через порог она перешагнула, оставив в памяти лишь свет их с Превем любви. В этом ли мире или в Дальнем — он хранит её.

Думая только об этом, Илса разделась и вошла в Светящиеся Воды. Мгновенно всё вокруг изменилось. Дюксе показалось, что она находится на границе сразу нескольких миров. Сквозь неё потёк густой свет. Это было так прекрасно, что она запела и сначала медленно, а потом все, ускоряясь и ускоряясь, закружилась в том же танце, который так недавно видела лишь со стороны. Повторялась ли вековая мистерия или так начинался новый мир? Это не было важно. Каждый ребёнок родится впервые! У Илсы не было ни сил, ни желания, ни времени думать — всё шло, как и должно было идти. Мудрая древняя сила непрерывной волной проходила через её тело. Постепенно роженица перестала понимать происходящее и наконец почувствовала, что сама становится этой волной. Перестало существовать всё: грот, вода, Илса и даже само время… Осталась лишь сила. Чистая и глубокая, как вода. Мощная и певучая, как голос. Бережная и властная, как любовь. Такая, в которой сосредоточена вся истина мира. Она всё возрастала и нарастала в своём творящем танце. Ещё звучнее! Ещё быстрее! Снова и снова!

…а потом наступила тишина…

Всё закончилось. Илса стала матерью.

Лишь на мгновенье она испугалась, когда почувствовала, что не успеет принять из воды своего сына… Инстинктивно рванулась, протягивая обе руки.

Светящиеся струи вынесли ей близнецов…

Илса почти ползком выбралась на берег. Несколько минут она лежала, собираясь с мыслями и силами. Потом заметила рядом с собой кувшин и жадно припала к нему. Кислый прохладный напиток бодрил и успокаивал одновременно. Через пару секунд дюкса легко встала. Отнесла детей на ложе. Надела на малышей обереги. Завернула сыновей в мягкие простыни. Она делала это так легко и ловко, как будто именно этим и занималась всю предыдущую жизнь. Наконец легла рядом с детьми и почти сразу утонула в целебном облаке сна.

Засыпая, она увидела промелькнувшую за родовой купелью синюю крылатую тень златоглазой лежбихи.

V

Залы Замка, отчасти похожие на стены старого Тильецада, были торжественно освещены. Похоже, Илса шла знакомой дорогой, потому что шаг её был стремителен и уверен. Рядом с ней, едва поспевая, семенили подросшие сыновья. Несмотря на то, что дюки были ещё весьма малы, лица их уже приняли величавое и властное выражение, совсем как у взрослых. Это могло показаться комичным. Но отчего-то никто не смеялся, лишь некоторые улыбались.

Дюкса шла не останавливаясь. Зал за залом. Анфилада за анфиладой. Замок казался бесконечным. Дети ни о чём не спрашивали у матери. Лишь с затаённым любопытством украдкой поглядывали по сторонам.

И вот все трое вышли к узорчатым воротам, которые вели во внутренний дворик, наподобие тильецадского. Они вошли. Створы мягко закрылись за ними. Здесь царил полумрак. В центре патио бил фонтан. Удобные скамьи с мягкими сидениями обрамляли его чашу. А рядом была такая же, как в скальном городе, клумба с четырьмя гладиолусами.

Илса в нерешительности остановилась. Очевидно, ей нужно было ждать именно здесь. Кого или чего? Она не знала. Время шло. Ничего не происходило. Это всё больше тревожило и пугало дюксу. Дети жались к матери. Наконец ворота снова распахнулись, и на пороге показался дюк. Она никак не могла разглядеть его лицо на фоне яркого дверного проёма. Вошедший двинулся к ней. Одного шага было достаточно…

— Превь! — раздался её немой вопль.

Дюк кивнул.

Без сил дюкса опустилась на скамью. Когда муж приблизился почти вплотную, она протянула к нему руки, но коснуться так и не смогла.

— Мы в слишком разных мирах, Илса… — печально покачал головой Превь.

— Даже во сне? — с отчаяньем спросила она.

Он снова кивнул.

— Я пришёл в ваши сны, чтобы ненадолго увидеться с тобой и посмотреть на детей, — промолчал он, нежно переводя взгляд с её лица на лица сыновей и обратно. — Ты выполнила своё обещание. Продолжение у нас есть… Они уже такие большие…

— Я их только родила… На самом деле они крошечные. И очень похожи на тебя…

— Они были зачаты перед боем. Воевали вместе с тобой. Родились в изгнании. Вырастут без меня. Поэтому сердца у наших сыновей совсем взрослые. Они будут тебе хорошей поддержкой. Правда?

Юные дюки слегка улыбнулись.

— А потом им приснятся дюксы. Прекрасные, как ты… И всё повторится…

— Не надо, чтобы всё… — ужаснулась Илса. — Пусть между нашими сыновьями и их жёнами не встанут ни война, ни смерть!

— Не встанут. Ты родила двойню. Такого не было многие сотни лет. Это добрый знак.

Они ещё некоторое время помолчали, глядя друг на друга. Наконец Илса спросила, хотя и сама знала ответ на свой вопрос:

— Они запомнят тебя?

— Наверное…

— Ты будешь мне сниться?

— Иногда…

— Я попробую тебя вернуть…

— Я бы и сам вернулся… Но это невозможно… Ни для меня, ни для Никуцы… Мы с тобой в слишком разных мирах, — снова повторил Превь. — Кто-то уничтожил дорогу, по которой можно было выйти назад.

— Значит, мы больше не встретимся?

— Живи долго. А я дождусь тебя здесь.

Образ Превя стал расплываться перед её глазами. Пора было уходить.

— Возвращайтесь через портретную галерею! Так ближе, — почувствовала она угасающие за спиной слова мужа.

И проснулась. Её дети, так похожие на Превя, улыбались во сне.

VI

Прошли все возможные, а Илса всё не возвращалась. В городе уже начали беспокоиться. И вдруг все дюки разом почувствовали, что совсем скоро она подойдёт к воротам Речного города. Они забыли о своей рассудительности и степенности и, высыпав за крепостную стену, бросились навстречу пропавшей дюксе.

Илса шла медленной, но уверенной поступью.

— Этого не может быть, но их двое… — первым сообразил Рьох. — Помогите ей кто-нибудь.

Кутерб, единственный дюк из горного клана, дожидавшийся её возвращения, как будто только и ждал этих слов. Он мигом сорвался с места и, подбежав, принял тяжёлую ношу из рук Илсы. Подоспевший следом Окт завернул утомлённую дюксу в плащ. Подхватил на руки и понёс в дом Фельор.

Едва они вошли, дюксы засуетились вокруг Илсы и детей. Как и всегда, они всё делали быстро, слаженно и молча. И вот уже через пару часов умывшаяся после дальней дороги и немного отдохнувшая она сидела за празднично накрытым столом, рассказывая о том, как прошли для неё эти дни. Почти обо всём. И о дороге туда. И о Светящихся Водах. И о рождении сыновей. И даже о лежбихе, которую видела уже второй раз. Только о сне своём не сказала Илса никому.

Большой обеденный зал еле вмещал всех желающих. Маленькие дюки сладко посапывали в колыбелях. Взрослые по одному подходили посмотреть на них. Кто-то уже спорил, простое ли это совпадение или с рождением двойни связаны какие-нибудь пророчества…

— Детей, стало быть, они не видели. Ну, двое их… двое! Дальше-то что? Хорошо, бедная девочка больше не родила, а то ведь прорицатели доморощенные до смерти бы замучили толкованием того, что сие значит… Ничего не значит — дети они. Обычные маленькие дюки. Сыновья Илсы и Превя. А если бы и значило, что вам всем до того? — накинулся на гостей Рьох. — Дайте им Речь обрести да Имя принять. Помогите им да сыну Никуцы и Окта вырасти. Двое — без отца жизнь начинают. Третий — без матери. Трудно им будет… А потом уж возлагайте на них какие угодно надежды. Если, конечно, юные дюки вам позволят!

Старик немножко помолчал. Потом с новой силой напустился на всех и вся:

— Странный вы, дюки, народ!

— А сам-то ты кто? — со смехом подал голос кто-то из Речного клана.

— Я? Тоже дюк… Но нормальный! Не лезу в чужие дела и не болтаю без перерыва, — бурчал Рьох, не обращая внимания на всеобщее веселье. — Я ещё раз повторяю, что вы — странный народ. Вот вроде все владеют безмолвной речью, так даже беззвучно шум поднимаете такой, что лучше бы кричали и топотали…

Как ни забавны были слова старого ворчуна, но постепенно гости стали расходиться.

Когда в зале остались только хозяева и замешкавшийся у входа Окт и Кутерб, Илса отозвала в сторону главу своего клана:

— Когда я была там, мне приснился Превь. Он приходил посмотреть на детей.

— Он вернётся? — с тенью надежды спросил Окт. В его вопросе таился ещё один, который не должен был прозвучать.

— Нет. Обратная дорога для него и Никуцы уничтожена. Мой муж сказал, что будет дожидаться нашей встречи. Твоя жена, наверное, тоже?

Окт кивнул.

Илса немного подумала, а потом сказала:

— Рьох даже и не знает, насколько он прав. Дети должны расти вместе. Позволь мне помочь твоему сыну принять Имя… И передай Речь моим… Нашим Ушедшим это будет по сердцу.

Окт посмотрел на неё с откровенным восхищением:

— Я и думать… о таком… не смел… Не трудно ли тебе будет, прекраснейшая госпожа? — было видно, что дюк колеблется. — Отвечать за своих детей… да ещё и за моего?

— Ты поможешь… — абсолютно не сомневаясь в его согласии, ответила Илса. — Раз уж Никуца погибла, тебе всё равно придётся звать в помощницы какую-нибудь дюксу. Почему не меня? Думаешь, то, что именно мне удалось отыскать твоего сына — случайность? Обряд закончится. Имя и Речь останутся с нашими сыновьями. У меня появится брат. А у тебя… как это люди называют? Сестра…

VII

Ко всяким формальностям вроде свадебного обряда дюки относятся крайне иронически. Ну, правда, как можно серьёзно поздравлять с тем, что, по крупному счёту, вообще не должно касаться никого, кроме молодожёнов? Поэтому свадьба обычно сводится к приёму новой дюксы в клан да подтверждению того, что предопределённое свершилось и теперь эти двое — семья. И всё. Остальное — их жизнь. Впрочем, устроить пир даже и по такому незначительному поводу дюки не откажутся. Но никаких речей, подарков и тем паче пожеланий! Супруги сами в состоянии разобраться, что им нужно в этой жизни, а что — нет…

Другое дело рождение ребёнка. Каждый сын — не только достояние двоих, но продолжение и надежда всего рода. Дюки живут по человеческим меркам почти вечно. При этом растут и становятся взрослыми они намного быстрее, чем люди. После рождения они получают четыре дара. Первый из них — оберег с гладиолусами — появляется к моменту выхода дюксы из Светящихся Вод. Потом они должны обрести Речь, принять Имя и создать Круг Справедливости.

С древнейших времён повелось так, что Речь, настоящая безмолвная речь, значит для дюка гораздо больше, чем возможность говорить. Этот дар сыновьям передают отцы.

А затем дети принимают Имена.

В мире дюков Имя — не просто опознавательный знак. Это первое слово, которое ребёнок воспринимает и произносит на безмолвном языке. Матери не нарекают имена своим детям, а лишь помогают малышам принять слова, приходящие свыше. Имена у дюков никогда не повторяются, потому что не могут и не должны повторяться их судьбы.

Приняв Речь и Имя, молодые дюки становятся полноправными членами клана и создают Круг Справедливости, для защиты своего рода.

VIII

День для праздника выдался самый подходящий. Тёплый влажный ветер нёс запах первых цветов. Солнце хотело принять участие во всеобщем ликовании. Пользуясь хорошей погодой, дюки решили перенести торжество за пределы города. Кое-кто из дюкс клана Горы даже увидел в этом некий сакральный смысл. За ночь, предшествовавшую событию, всё необходимое было переправлено за крепостные стены на громадный луг, откуда одновременно видны Гора, Река и Город, что тоже можно было истолковать весьма символично. Некоторые так и сделали.

Посередине луга возвышался изящно убранный подиум. Вокруг него амфитеатром располагались сидения.

Наконец городские ворота распахнулись, и появилась процессия. Впереди шли Кутерб, Пкар и заменявший Окта Рьох. Главы кланов подошли к подиуму и, встав с трёх сторон от него, запели. Следом появились Фельор, которая несла на руках сына, и Тека, слегка поддерживающий жену. Сидевшая в первом ряду Льемкар заметно нервничала. Фельор ободряюще улыбнулась свекрови. Поднявшись на помост, они присоединились к поющим. Ещё через несколько минут все увидели Окта, несшего детей Илсы, и Илсу, прижимавшую к груди сына Окта. У самых ступеней дюкса слегка запнулась. Кутерб помог ей взойти на подиум и тут же вернулся на своё место. Церемония пошла своим чередом. Теперь к общему пению добавились голоса Окта и Илсы.

Родители посадили своих детей в нечто похожее на огромную колыбель. Юные дюки сползлись в кучку и младенчески таращились, с любопытством изучая незнакомую обстановку, лица окружавших их дюков и друг друга.

К тому моменту, когда солнце не без сожаления решило отправиться на покой, главы кланов, всё так же продолжая петь, взошли на помост и встали рядом с колыбелью, положив руки на её края. Над нею поднялось еле заметное радужное свечение. В ответ солнце разбросало по реке и лугу прощальные пряди своих красно-золотых лучей. Чем слабее становился закатный свет, тем сильнее разгоралось сияние, творимое дюками. Вскоре все, включая тех, кто сидел в самых дальних рядах, были охвачены живой певучей радугой. Сияние ширилось, а потом стало медленной пульсирующей спиралью закручиваться над местом, где, пока ещё ничего не понимая, сидели виновники торжества.

IX

— Во имя Творящих и Хранящих! — раздалось безмолвное трио старейшин. — Имеющие первый дар да обретут остальные!

Тека и Окт подошли к колыбели:

— Во имя Творящих! — еле справляясь с волнением, так же безмолвно изрёк Тека. — Прими, сын мой и прекрасной Фельор, великий дар Речи! Пусть будет слово твоё веским и мудрым.

— Ты, сын мой и бесстрашной Никуцы, и вы, сыновья весёлого Превя и мужественной Илсы, примите Речь, дающую силу и вершащую дело. Во имя Творящих! — прогудел глава тильецадского клана.

— Во имя Творящих! — повторили все.

Отцы встали с двух сторон от колыбели и протянули раскрытые ладони к сыновьям. Из пальцев Теки потянулись тонкие синие лучи. Его сын протянул ладошки и поймал их как чудесную игрушку. Прядь таких же, только жёлтых, слетела с ладоней Окта. Трое маленьких дюков подхватили её на лету и поровну разобрали каждый себе.

Через несколько мгновений светящиеся нити, связывавшие дюков с сыновьями, растаяли. Маленькие дюки робко встали на ножки. Взгляд у детей был теперь совершенно осмысленным.

Тогда настала очередь дюкс. Они подошли к колыбели и простёрли над нею руки. На малышей хлынул поток белых и красных лучей. Когда он иссяк, заговорила Фельор:

— Во имя Хранящих! Сын мой и доброго Теки, услышь и назови своё имя!

Последовала недолгая пауза.

— Сьолос… — неуверенно ответил ей сын.

— Да убережёт тебя это имя от бед! — сказала Фельор.

Вперёд вышла Илса:

— Во имя Хранящих! Сын премудрого Окта и славной Никуцы, и вы, сыновья мои и сильного Превя! Узнайте и скажите ваши имена!

— Тайронгост… — с интонацией Окта произнёс его сын.

— Пусть путеводным будет твоё имя! — улыбнулась Илса.

— Колв и Девьедм! — порывисто выдохнули близнецы.

— Да придадут вам имена силы и смелости! — напутствовала она сыновей.

Дюксы снова окутали детей пологом лучей:

— Во имя Хранящих! — закончили матери.

И все присутствующие эхом подхватили:

— Во имя Хранящих!

Во всё время обряда маленькие дюки росли буквально на глазах. И вот уже они выбрались из колыбели, которая за ненадобностью сразу исчезла. Младенцы стали на ноги. Сначала неуверенно, а потом всё смелее затопали они к родителям. Сьолос встал между Текой и Фельор и крепко ухватил их за руки. Тайронгост, Колв и Девьедм подошли к Окту и Илсе. Взглянув на сыновей, дюкса почувствовала исходящую от них будущую силу и вспомнила слова мужа:

— Сердца у них совсем взрослые…

Около родителей стояли совсем большие дюки. Только очень маленького роста…

Между тем церемония двигалась дальше. Оставалось совсем немного: дети должны были создать вокруг себя Круг Справедливости. Старики понимающе переглядывались, вспоминая, что далеко не у всех и не всегда это получалось даже с третьего или четвёртого раза. Но сейчас всё происходило по-другому, ведь посвящение проходили сразу четверо. Причём двое из них — близнецы!

Когда трио старейшин провозгласило:

— Во имя Творящих и Хранящих! Дети Теки и Фельор, Окта и Никуцы, Превя и Илсы! Хранимые Щитом, владеющие Речью и носящие Имена, станьте справедливы, как ваши родители! Отныне и навсегда.

Ответ последовал незамедлительно:

— Во имя Творящих и Хранящих!

Сьолос, Тайронгост, Колв и Девьедм переглянулись. Не сговариваясь, вышли они на середину подиума. Образовали квадрат. И, направив раскрытые ладони к его центру, запели. Голоса юных дюков были чисты и уверены. Сначала ничего особенного не произошло. Потом вокруг них стало образовываться невидимое облако, которое рассыпалось на четыре небольшие, но очень яркие радуги, окружившие мальчиков. Потом радуги исчезли, но некий их след остался вокруг юных дюков. Отныне и навсегда…

— Во имя Творящих и Хранящих! Обретённого не отнять! — молча изрекли юные дюки.

— Обретённого не отнять! — ответствовало им безмолвное эхо.

ПОБЕГ В МЭНИГУ

I

"Да сколько можно! Когда хоть что-нибудь начнётся! Вон уже сколько времени прошло — зима давно закончилась, весна в разгаре, а они ничего не делают. Всё подожди да подожди! Одному жена нужна, другому — память и доброе имя, а мне самому — Корона. Спешить ведь надо… так нет! Не время да не время… Ну, по чести сказать, Корона пока ещё принадлежит не мне, а какому-то там Арниту. Тоже, папаша новоявленны!. Да он и слыхом-то о моём существовании не слыхивал! Кто сказал, что Император бросится меня признавать своим преемником. Ещё не ровен час убивать соберётся… — Кайниола душили обидные слёзы. — Да и не нужна мне эта Корона-то! Жил я без неё — проживу и дальше. Лучше бы не слышал я о ней! Какой из меня Император? Совсем-совсем никакой… Не хочу я ничего! Не справлюсь же… Раньше всё так здóрово было, — беспомощно шептал он. — Спокойно… Почему нельзя, чтобы всё оставалось, как всегда? В конце концов, ведь почти никто не знает, кто я. Ну, так и пусть не знают и дальше…. А теперь… мама вон всё плачет и молчит. Отец, ну в смысле… Отец — твердит, чтобы я слушал Хаймера. А этот заладил: предназначение, предназначение! Мол, ничего здесь не зависит от моего желания или нежелания — должен я, понимаете ли, стать Императором! Кому должен? Зачем? Обязан… и всё тут! — мальчик скорчил скучную рожу, явно передразнивая кого-то. — Предназначение! А сам со мной как с малышом разговаривает! Опять одно и то же: надо ждать! Чего? Надо учиться… Сколько? Интересно, этого, ну, то есть родителя моего, тоже учили быть Императором или он сам додумался, как на престол забраться? — явно доругиваясь с кем-то, сварливо проворчал он. Потом немного подумал и перевёл дыхание. — Вот что… Я — Наследник Сударбского Престола? Наследник! Значит, кое-что могу делать, и не советуясь с остальными… Более того, я должен так поступать! — его почти детские черты лица по-арнитовски заострились. — И Хаймер этот тоже… Старше меня на каких-то двенадцать лет, а строит из себя великого мудреца! Дурак высокомерный! А я его ещё другом считал! Таскает меня по этим развалинам, таскает… А толку? Я, конечно, не Императорский учёный, но на голову пока не жаловался. Поэтому даже мне понятно, что таким способом дюков не вернуть, а просто шататься по Тильецадским руинам, зудеть, умничать и млеть от воспоминаний — бессмысленно и нелепо, хотя это отличный повод покрасоваться передо мной, а заодно объяснить своё бездействие! — парень окончательно сорвался. — Так больше продолжаться не может! С кем бы посоветоваться? Единственный человек, который хотя бы в душе сочувствует мне, это Отэп… Так где ж его взять? Который день пропадает… Сбежать он от этого Цервемзы, видите ли, не может, потому что необходимо тщательно подготовиться и выждать время… Не могу я так больше! Если они хотят — пусть продолжают сидеть на своих стульях. Я — Наследник! А стало быть, могу и должен действовать. По своему разумению и на благо Сударба и Короны".

С того момента, как Кайниол узнал о своём происхождении, прошло действительно немало времени. Наступала пора привыкания к данности и осмысления нового пути. Юношеское нетерпение не находило выхода, душа искала виновных в любом промедлении, а кровь Арнита требовала решительных действий. Власти он более опасался, чем желал, а потому начал мечтать о том, как откроет глаза Правителю на его злодеяния, а потом по-императорски простит его и откажется от Короны! Навсегда! И пускай его потом уговаривают. Ругают. Благословляют. Парень упивался картиной так хорошо продуманного, красивого поступка и уже чувствовал себя таким благородным героем, что снова начинал торопить медлительное время и нестись на месте.

Впрочем… иногда в его душе взыгрывала природная властность. Или властолюбие? Зачем же отказываться? Внутренний голос обретал металлический оттенок: "Этого Арнита нужно будет судить! За навсегда печальные глаза мамы. За дюков. За то, что простой мальчик из Дросвоскра должен будет возвращать отобранное". Как он будет вершить правосудие, Наследник не знал, но чувствовал, что это необходимо… Его ли самолюбию, мстительной ли кридонской крови, закону, народу Сударба? Не всё ли равно — необходимо! И довольно об этом…

Если бы в это время он был способен придержать свой пыл, то не наделал бы и десятой части тех глупостей, которые задумал, а в дальнейшем последовательно совершил…