Возвращение Отобранного 5 page

— Что-о? — Волшебник воззрился на него, как на безумного.

— Квадру, говорю, позвать надо… — брат Мренд не выдержал и расхохотался. — Эти ребята… из Развесёлой Четвёрки… замечательно… убирают последствия погромов… — еле смог вымолвить он, давясь от смеха.

— Ну да! — подхватил Кинранст. — Ещё парочка… таких ночей… и они вообще забудут… зачем сюда прибыли…

II

Пока на втором этаже кипели страсти, внизу хозяева кормили своих ошалевших измотанных непривычной работой помощников. Шалук и Рёдоф, не сговариваясь, разделили Квадру. Дождавшись, пока солдаты наедятся до отвала и достаточно захмелеют, чтобы завалиться спать прямо на скамьях, предусмотрительно застеленных каким-то тряпьём, хозяева занялись их командиром. Алчапа увели в знаменитую рёдофову каморку и усадили на самый удобный стул.

Глядя, как без устали хлопочет тётушка Шалук, Рёдоф очередной раз с удивлением отметил про себя, что для общения им давным-давно не нужны слова. Чем бы они ни были заняты, касалось это решения сиюминутных вопросов или больших проблем, одного взгляда, а зачастую — его отсутствия хватало для взаимопонимания. "Жаль, что она не дюкса!" — прозвучал в его памяти глухой голос старика Рьоха.

Давно отвыкший от разносолов Алчап наелся быстро. Зато он пил. Пил и пил. Как человек, долгое время страдавший от затяжной засухи. Всего вернее — он жаждал привычной спасительной тяжести забвения, приносимой мэнигским вином. Холодной отупляющей волны, смывающей все чувства и мысли. Возвращения в мир, где всё было однозначно и не вызывало никаких вопросов. Однако ничего подобного не происходило, наоборот, воину становилось всё жарче. До рвущихся наружу слёз и невыносимого комка в горле… Какое-то время Алчап ещё мог держать себя в руках, отгоняя давно позабытую ребяческую чувствительность, но всё было напрасно. Тоска и какой-то совершенно звериный ужас всё сильнее и сильнее раздирали его уставшее измученное сердце, из потайных глубин которого робко пытался подняться светлый росток.

— Ты бы, сынок, вериги-то свои снял. Сразу полегчает, — раздался его ухом добродушный голос старика Рёдофа.

— Что?.. — не сразу поняв, о чём речь, отозвался Алчап.

— Побрякушку, говорю, сними. Вон как она тебя корёжит, — усмехнулся хозяин.

Алчап медленно и нехотя он снял с шеи уродливый тускло отблёскивающий серый корешок. Опасливо положил рядом со стаканом. И почувствовал себя голым. Впервые за двадцать лет он остался без амулета, бывшего одновременно и ярмом и защитой и за эти долгие годы ставшего едва ли не частью тела… Нет, пожалуй, — души. Безучастно следил он за тем, как человек, которого все называли, кажется, Хаймером, явно избегая касаться его амулета, брезгливо подцепил цепочку кончиком ножа и отодвинул тяжёлый и такой безобидный на вид оньрек на другой конец стола. Кажется, долг солдата-палача требовал вернуть оберег на место, а потом жестоко покарать тех, кто пытался его отобрать. Но, похоже, Алчап был уже изрядно пьян. Или просто устал до изнеможения. Ещё несколько мгновений он хотел вскочить и схватить амулет… Но за долгие годы службы ему бесконечно надоело состояние страха и гибели — и чужих, и собственных. Поэтому он не двинулся с места. Шея стала затекать от непривычной лёгкости.

Заботливые руки тётушки Шалук подлили в его стакан ещё вина. Алчап с удовольствием отхлебнул и наконец-то вспомнил вкус. Это был тот же напиток, который не так давно уже пробуждал что-то подобное. Когда и где это было? Ах, да… Конечно же! В его временном пристанище в Мэниге. Он тогда ещё нашёл странную бутылку, чудом сохранившуюся от прежних хозяев. Вино было поразительно вкусным и как будто само рассказывало какие-то истории из далёкого прошлого. Чьего? Может, даже и его собственного… Алчап снова удивился тому, что, несмотря на всё возрастающее количество выпитого, голова становилась всё яснее и яснее. Как будто сама возвращённая память потекла по его жилам. И тут ему стало больно. Так, как не становилось никогда. До того, что дыхание прерывалось, и даже крик не мог вырваться из сведённого горла. Нет-нет, такое уже было! Он переживал нечто подобное. Многие годы назад, когда думал, что горло, тело, душа, да и весь мир вокруг сгорают от чудовищного зелья, которое силой вливали в него какие-то страшные люди. А потом остатки любви, памяти, совести дожёг амулет с замурованным в нём оньреком, повешенный ему на грудь теми же злыми руками. И тогда наступило ледяное спокойствие. Пришли бестрепетность и полное отсутствие сомнения в правильности пути…

Кажется, его кто-то окликнул… Алчап не сразу смог вернуться к действительности.

— Зовут-то тебя, хороший мой, как, спрашиваю? А родом откуда? Один, поди, без семьи живёшь? — тётушка Шалук сыпала простыми домашними вопросами, ответов на которые он не мог, да и не должен был знать.

Её настойчивый голос донёсся до него, как через вату. Совсем недавно кто-то уже задавал эти же вопросы. Только тон у того собеседника был другой — жёсткий и скучающий… Отвечать было трудно и страшно. Мир вокруг окончательно потерял устойчивость и со страшной скоростью понёсся в неизвестном направлении. Алчап побледнел донельзя. Судорожно вздохнул. Отхлебнул изрядный глоток. А потом, закрыв глаза, решился и шагнул через порог собственной памяти. Одновременно постигать правду и произносить честные слова оказалось делом крайне непростым…

— Что? Ах, да… Я — Ал… Отэпом меня звать… — как будто помимо воли тихо ответил он, с удивлением слушая, как через многолетнюю, если не многовековую кору беспамятства с усилием прорывается, давно ставший мужским, голос подростка, чья жизнь должна была пресечься много лет назад, сразу после рождения воина-палача.

Он не заметил странной тишины, повисшей вокруг, и с явным напряжением повторил:

— Я — Отэп… родом из Кридона…

— Отэп, говоришь… — голос Хаймера слегка дрогнул. Первооткрыватель вплотную подошёл к столу и внимательно заглянул командиру Квадры в лицо. — Мне кажется, или солдаты называли тебя по-другому?

— Это имя… прозвище мне дали, принимая в Квадру. Мы… всегда так делаем. Вероятно, чтобы окончательно… исключить возможность возвращения, — слова по-прежнему давались Отэпу с большим трудом.

Похоже, в его оттаивающей душе боролись прошлое и настоящее, грозный солдат не отпускал рвущегося в полёт подростка. Ещё немного, и он бы вспомнил всё. Продолжить свой рассказ воин не смог, потому что вдруг голос его пресёкся:

— Кто это? — вопрос сухим листом слетел с его помертвевших губ.

Все взгляды сразу обратились на хрупкого темноволосого подростка, незаметно притаившегося у входа в каморку с явным намерением потихоньку подслушать разговор. В конце концов, мальчик был сегодня героем и считал себя вправе присоединиться ко взрослым. Давно ли он вошёл, никто не знал. Сейчас это было уже неважно.

— Ар-нит? Откуда… — только и смог вымолвить Отэп, ускользающими остатками рушащегося рассудка понимая, что этого не может быть.

— Вы ошиблись, почтенный господин! Меня зовут Кайниол… — удивлённо попятился мальчик. — Дед! Что здесь происходит? Почему он меня назвал именем нынешнего Императора?

— Иди, хороший мой, к себе! После всё объясним… Иди, спи и ничего не бойся! — опередив Рёдофа, тётушка Шалук молниеносно пресекла все попытки Кайниола вклиниться в разговор и мягко, но настойчиво выставила ничего не понимающего парня за дверь. — После…

— Кто это? — повторил свой вопрос Отэп, растерянно обводя глазами окружающих.

Воцарилось неловкое молчание. Говорить правду было рискованно. Скрывать — не имело смысла. Наконец, Хаймер решился:

— Тут вот какое дело… Бессмертен не сам Император, а лишь его портреты. С приходом псевдо-Йокеща пресеклась традиция прямого престолонаследия в Сударбе. Смена правителей долгие годы зависела лишь от прихоти Конвентуса. Так продолжалось до тех пор, пока трон не захватил Арнит. У власти сейчас твой бывший друг. Да и мой тоже… Он оказался хитрее и жёстче своих предшественников. Ему удалось уничтожить Конвентус, и теперь Император хочет вернуть свои настоящие имя и облик, а потом основать новую династию. Едва ли кто-нибудь из наших сударбских лентяев станет против этого бунтовать… Загвоздка лишь в том, что, по весьма достоверным слухам, Ревидан, его жена, бесплодна. Тот парень, которого ты видел — внебрачный сын Арнита и, похоже, единственный Наследник Сударбского Престола, который может стать законным правителем. Кажется, из Кайниола выйдет замечательный Император: неглупый, благородный и добрый. Вопрос лишь в том, чтобы убедить Арнита признать права своего единственного сына, — спокойно объяснил Первооткрыватель и продолжил так, будто был совершенно уверен в том, что возражений не последует: — Мы храним и защищаем его до поры. А теперь и тебе предстоит стать его верным подданным и телохранителем. Не будешь же ты предавать продолжение своего друга? Правда же? Даже если тот и оказался предателем, — немного помолчав, Хаймер грустно вздохнул. — Я-то не хуже тебя знаю, каково это…

Шалук и Рёдоф недоумённо переглядывались, однако предпочитали не вмешиваться, несмотря на то, что Первооткрыватель разговаривал с Командиром Квадры не как с врагом, пусть даже бывшим, но как со старым добрым приятелем, заслуживающим уважения и доверия. Заметив их замешательство, молодой человек подмигнул Рёдофу, мол, беру ответственность на себя! Затем обошёл стол. Присел рядом с Отэпом. Снял со своей шеи дюковский оберег и вложил его в ладонь воина.

— Вот что… Навсегда эту вещь я, к сожалению, не могу тебе отдать, потому что она — единственная память об Окте — главе сгинувшего клана дюков, моём замечательном друге и учителе. Однако думаю, что какое-то время этот медальон будет служить достойной заменой твоего… Носи его во имя Творящих и Хранящих и стань справедлив, как дюки, от которых он тебе достался! Вернёшь, когда поймёшь, что окончательно возвратил отобранное… — потом Первооткрыватель снова пристально взглянул Отэпу в глаза и тихо, так, чтобы не слышали остальные, сказал: — Я предлагаю тебе свою дружбу, Отэп! В память о том прошлом, которого у нас не было. Во имя людей, отныне связывающих нас навсегда: Арнита, каким он мог быть, и Кайниола, каким он должен стать. И ради поддержки и защиты тех, кому мы будем нужны сегодня или в ближайшем будущем. Это единственное, чем я могу тебе помочь…

Отэп порывисто кивнул. Потом с молчаливой благодарностью и почтением принял медальон, как будто давно ожидал именно такой поддержки. Долго разглядывал тяжёлый, слегка светящийся пятиугольник. Потом, робко улыбнувшись, осторожно погладил огрубевшим пальцем изящные изгибы гладиолусных лепестков. Затем накинул на шею золотую цепь и медленно убрал оберег под рубаху, словно сожалея, что нельзя им любоваться до бесконечности. Как в полусне встал. Подошёл к небольшому окошку, смотревшему в заснеженный сад, и долго стоял, задумчиво глядя на звонкие предутренние звёзды. Кажется, он видел их впервые за многие годы…

III

— Наш! — победно шепнул Хаймер старикам.

Тётушка Шалук понимающе улыбнулась, а Рёдоф, смотревший на происходившее с явным скепсисом, поманил молодого человека к себе и еле слышно заорал на него:

— Слушай, господин Первооткрыватель, может быть, ты всё-таки объяснишься? Ты говоришь с этим человеком едва ли не как с родным. Он же Командир Мэнигской Квадры. Понимаешь?! Мэнигской! Большего зла, чем творили они — представить себе невозможно!

— И? — голос Хаймера стал непривычно жёстким и напряжённым. — Мы мало видели возвращённых? Далеко не все из них были очаровательны или вызывали хотя бы малую жалость. Ты что, забыл, сколько усилий было вложено в исцеление Сиэл, или какой ценой мы все спасали Риаталь? Кем он был и чем занимался до сегодняшней ночи — неважно. Дюки помогали всем, оставляя прошлое в прошлом. Сейчас важно другое: этот человек — Отэп. Тот самый друг, о котором в лучшие времена мне неоднократно рассказывал Арнит. С болью и редким для него теплом в голосе. Мол, то ли похитили его, то ли уничтожили… Кажется, Арнит считал себя невольным виновником этой трагедии.

— Ну-у, не знаю… — старик не хотел сдаваться. — Он ли это?

— Он сам назвался…

— Ну, мало ли что… Я вот тоже сейчас Цервемзой назовусь — будешь тогда знать.

Хаймер слегка усмехнулся, положил Рёдофу руку на плечо и спросил:

— Ты видел, как он бросился к Кайниолу?

— А если и так, то кто сказал, что он окончательно вернулся?

— Окончательно, может быть, и нет… Но то, что он в дороге к нам, а главное, к себе — несомненно. Знаешь, старик, я понимаю так: тот морок, который наводят на мальчиков, принимая их в Квадру, могут рассеять лишь они сами. А мы можем помочь и поддержать. Конечно, слишком много лет прошло… Но я почти уверен, что душа Отэпа была эти годы как факел, висящий наготове в тёмном подземелье, куда давно никто не спускался.

— Дюков бы сюда… Скорее, дюкс… Уж они бы мигом разобрались, что тут как, — печально пробормотал хозяин гостиницы, вытаскивая из кладовки очередную бутыль.

— М-да… дюки — это, конечно, неплохо… Но нет их! По крайней мере, здесь… Придётся нам как-то самим справляться… — несколько секунд помолчав, Первооткрыватель хлопнул ладонью по солидному дверному косяку. — Я тебе точно говорю: он наш. Ну, в смысле — на нашей стороне.

— Не знаю… не знаю, — почти успокоившись, сказал Рёдоф, наполняя кувшин. — Пусть он хоть ветки свяжет, что ли…

— Нет! — отрезал Хаймер. — Он принял мою дружбу.

С этими словами Первооткрыватель понёс кувшин на стол.

Когда Отэп наконец обернулся, ничто в его лице не напоминало о том, что на свете когда-то существовал Алчап. Глаза у воина оказались не грязно-серые, как казалось поначалу, а сине-стальные, яркие и яростные. Да и походка у него тоже изменилась: грузная, наводящая ужас поступь грозного Командира сменилась плавным шагом птицы, разгоняющейся перед взлётом.

IV

Ночь Большого Разговора, так же как и Ночь Великой Любви, случаются в этой жизни не так уж и часто, а потому должны быть бесконечно долгими. Даже ещё длиннее… — чтобы всё существо успело осмыслить происходящее и пропитаться памятью. Очевидно, сегодня была именно такая Ночь. Понимая это, Творящие и Хранящие не спешили отдёргивать тёмный полог, чтобы разбудить день.

Незаметно в каморку вошли брат Мренд с Кинранстом, успокоившимся настолько, чтобы принять участие в общей беседе. Чуть позже к ним присоединилась немного отдохнувшая Риаталь, которой кошачье любопытство не позволило оставаться в постели. В первый момент она инстинктивно отшатнулась, рассмотрев сидящего за столом Командира Квадры — слишком уж он напоминал того, который около года назад произносил приговор над ней. Однако бывший палач её не узнавал, и Риаталь решила, что просто обозналась. От этого не было легче, потому что есть ситуации, пережив которые стоит о них забыть. Навсегда. Как будто их и не было. Отогнав подобные мысли, молодая женщина наконец взглянула на Хаймера, в высшей степени спокойно и дружелюбно беседовавшего с этим вызывавшим содрогание мужчиной. Поначалу она не поверила своим ушам и решила, что Хаймер может поступать как ему угодно, но она, Риаталь, не простит своего палача никогда и ни за что. Даже если это и не он… Всё равно! Однако, прислушавшись, она поняла, что всё идёт как дóлжно. Кажется, Командир Квадры тоже оказался жертвой чьих-то злых воли и ворожбы. Пересилив страх и отвращение, она подсела поближе и прислушалась.

— … ну а потом они повесили мне на шею вот это, — Отэп указал на свой бывший амулет, всё ещё валявшийся на столе. — Так вот всё и началось…

— Если совсем точно, хороший мой, закончилось… — печально пробормотала тётушка Шалук, неспешно собирая грязную посуду перед тем, как подать невесть когда приготовленный завтрак.

— Вы правы, почтенная госпожа, так я и умер…

Рёдоф, стоявший за спиной Отэпа, то ли недоверчиво, то ли неодобрительно покачал головой и пошёл проверять, не проснулись ли солдаты. Однако то ли вино было достаточно крепким, то ли усталость взяла своё, то ли кому-то очень было надо, но все трое бедолаг беспробудно дрыхли, а один, наверное самый молоденький, даже улыбался во сне… Странная это была улыбка. Нелепая и страшная. Настолько, что Рёдофа даже передёрнуло.

"Этого, пожалуй, будет уже не вернуть, — подумал он и нехотя оглянулся — за полуоткрытой дверью сидел совершенно живой Отэп. Контраст был разителен. — Не нравится мне всё это. Ох, не нравится! Хотя… может быть, Хаймер и прав… Ладно! Поживём — увидим…".

Немного помедлив, хозяин вернулся к друзьям.

— Спят! — мрачно пробурчал он, прикрывая дверь так, чтобы иметь возможность приглядывать за происходящим в зале. — Крепче, чем мёртвые. Во всяком случае, пока они безопасны.

— Да, мои солдаты — это загвоздка… Конечно, я их Командир и приказы отдаю тоже я. Только вот… короче, в Квадре никогда не бывало бунта. Да и не могло быть… — зычный, привыкший командовать голос Отэпа дрогнул. — Любой солдат обязан уничтожить всякого, в том числе и меня, если только заподозрит в малейшем отклонении от приказа или сочувствии к жертве. Убивать будут самым жестоким и мучительным образом. Я это видел — устрашит любого.

— Этого не может быть! В Сударбе же больше ста лет не казнят ни за одно, даже самое жестокое преступление… — охнула Риаталь. — Зачем?

— Явно — никого и не наказывают. Что же касается наших тайных средств… Не надо вам, юная госпожа, о них знать! Тем более сейчас, когда вы… нездоровы. (Риаталь слегка покраснела), — всё тем же потухшим голосом ответил Командир. — А делается это, чтоб другим неповадно было… — он умолк и совсем тихо прошептал: — Мне страшно… немыслимо страшно… До тошноты.

— Не беспокойся… Эти трое — уже не поднимут на тебя руку. Мы с Волшебником подсуетимся… — голос Рёдофа заметно потеплел. Старик положил свою увесистую ладонь на плечо Отэпа. — Да не волнуйся ты так… Всё обойдётся без жертв и разрушений.

— Это как же?.. Не убивать мне их, в конце концов!

— Убивать никого и не нужно. Кинранст или Сиэл найдут пару-тройку травок, которые слегка прочистят мозги твоим подчинённым.

— А нельзя… — Риаталь замялась. — Нельзя ли их, как его, то есть… Отэпа в порядок привести? Возвращённого-то будет не отнять! А нам… — в её голосе зазвучали то ли мольба, то ли жалость, — …так были бы нужны союзники из другого стана.

— Увы, прекраснейшая! — Отэп учтиво склонил голову. — Из нас четверых вы можете рассчитывать только на меня. Почтеннейший хозяин прав — остановить моих солдат, наверное, можно. Исцелить — нельзя. Тому есть несколько причин. Назову лишь три. Первая состоит в том, что вернуться и вернуть может лишь тот, кто самостоятельно решит пройти этот путь… Уверяю вас, что человеку, которого когда-то опоили, а потом долго муштровали, сделать даже первый шаг чрезвычайно трудно. Вторая: наши медальоны и зелье, которое приходится пить постоянно — крайне ядовиты. Члены Квадры долго не живут. Солдаты у нас одноразовые. Год, два, от силы — шесть… Я держусь дольше всех, кто начинал службу вместе со мной. Третья и, может быть, главная — процесс посвящения сводится к тому, чтобы отобрать у нас не только способности или память о них, но и уничтожить саму душу. Так что возвращать попросту нечего. Мне попросту повезло…

— Ладно, парень, мы-то поможем, а вот как ты докажешь, что вернулся на нашу сторону?.. И главное, что не переметнёшься снова к своим?

Рёдоф собирался сказать ещё много недоверчивых слов, но Отэп мягко остановил его:

— Ну, с этим всё просто, — печально улыбнулся он. — Юная госпожа совершенно права: возвращённого не отнять!

С этими словами он бестрепетно взял свой бывший оберег. Зачем-то взвесил его на ладони. Недобро усмехнулся и швырнул металлический корешок в жарко пылающий камин. Взвился столб грязно-бурого пламени. Раздался истошный вопль гибнущего оньрека. Комнату заволокли клубы зловонного дыма. Такого вязкого и едкого, что Волшебнику пришлось приложить немало усилий, направляя этот дым обратно в трубу. Когда все прокашлялись, Отэп несколько напряжённым, но внятным голосом сказал:

— Полагаю, это достаточно веский довод в пользу того, что я, как выражается Хаймер, ваш? Доказывать же я ничего не буду, потому что это бессмысленно. Так же как и выражать сожаление или извиняться за то, что было совершено под действием злых чар, наложенных на меня ещё в отрочестве. Скажу лишь, что я помню всех своих жертв. Какими они были до нашего прихода и какими становились после… И вас, юная госпожа Риаталь. Вы отчаянно защищались. Почти как я, когда пришли за мной… И вас, господин Кинранст… А точнее, вашу спутницу. С этой памятью мне предстоит жить дальше… Собственно говоря, с нашей встречи на дороге из Ванирны в Мэнигу я и стал задумываться. А потом… вернувшись в своё мэнигское логово, я совершенно случайно отыскал бутылку вот этого волшебного вина…

— Постой-постой! Как ты мог найти моё вино в Мэниге? Вот уже много лет его и за большие деньги в тех краях не сыщешь, — возмутился хозяин гостиницы.

— Точно не помню… Кажется, нашёл его в какой-то кладовке в своём жилище.

До Рёдофа стало что-то доходить:

— А где, говоришь, было твоё гнездо?

— В крошечной запущенной развалюхе. В двух шагах от Императорского дворца. К роскоши я не привык. Солдаты жили отдельно. Так что мне вполне хватало… Кто-то из наших говорил мне, что раньше в этой лачуге жил великий смутьян, по прозвищу Мэнигский Садовник, — Отэп хотел ещё что-то добавить, но, увидев, как странно переглядываются присутствующие, смешался и почти без надежды пробормотал: — Вот, собственно, и всё. Бояться мне теперь просто бессмысленно. Вопрос лишь в том, где я могу пригодиться и чем помочь? В конце концов, сегодня выяснилось, что я неплохо мою посуду и даже полы… — почти в отчаянии пробормотал он, стараясь не обращать внимания на плохо сдерживаемые смешки окружающих.

— Помочь, говоришь… — Рёдоф всё ещё колебался. Он старался говорить совершенно серьёзно и даже строго, однако хитрая улыбка уже проблёскивала в суровых глазах старика. — Пожалуй, помочь ты действительно можешь. Правда, приятель, я не уверен, что это будет именно мытьё посуды!

V

"Гладиолус" почувствовал, что оживает, снова становясь штабом заговорщиков. Теперь в её недрах медленно зрел государственный переворот. Сразу у всех её обитателей нашлись дела. Причём совершенно неотложные.

Рёдоф под чутким руководством Сиэл и зачастившего в гостиницу старичка-Лекаря, планомерно подпаивал солдат то одной травкой, то другой… Результат превосходил все ожидания — только у одного взгляд остался холодным и отсутствующим.

Риаталь по-прежнему нездоровилось, поэтому она большую часть времени проводила в гостинице, помогая по хозяйству тётушке Шалук. А ещё она полюбила возиться с младшими братьями Кайниола и теперь обучала их различным весёлым волшебным штукам.

Пока люди решали свои проблемы, Тийнерет с самым наисерьёзнейшим выражением мордочки шарахался туда-сюда по всей Ларьигозонтской долине вплоть до самых развалин Тильецада. Действительно ли кот получил какое-то важное задание, или просто по личному почину появлялся одновременно в нескольких местах, повышая свой авторитет, по крайней мере, в собственных глазах, — кто знает?

Волшебник на пару с Художником сочиняли амулет-подменыш для Отэпа. Они трудились денно и нощно, позволяя себе лишь короткие перерывы на еду и сон. Идея состояла в том, чтобы Цервемза, как и раньше, мог вызывать себе на подмогу именно Мэнигскую Квадру во главе с самым исполнительным и верным слугой Алчапом. Таким образом, появлялся небольшой шанс спасти хоть несколько человек из тех, кого должны опоить. Кроме того, непосредственная близость к Советнику давала возможность узнавать придворные новости из первых рук. А при первом удобном случае Отэп брался доставить обратно в Дросвоскр Римэ, если, конечно, она всё ещё в Мэниге. Додумавшись до этого, Кинранст схватился за работу с такой яростью, как будто только от её результатов зависела дальнейшая судьба его жены.

И действительно, спустя пару-тройку недель Цервемза вызвал Алчапа к себе в Мэнигу. Тот прихватил медальон Римэ, предусмотрительно замаскированный под обычный женский оберег, и, привычным жестом бросив под ноги пыльный коврик, тут же исчез из виду. Спустя полчаса он вернулся с крайне встревоженным лицом. О чём-то кратко переговорил с Лекарем и Сиэл. Прихватил пару бутылочек с целебными снадобьями. И снова исчез.

Волшебнику казалось, что время вообще не движется. Наконец Отэп вернулся…

— Она жива… Находится в полной безопасности, — с порога произнёс он, обращаясь к Кинрансту. — Жива. Но, кажется, совершенно безумна. Сейчас вокруг Римэ суетится слишком много народу. Через несколько дней суматоха уляжется, тогда при первой же возможности я постараюсь переправить её сюда или в другое не менее спокойное место.

Волшебник молча прикрыл глаза. Ни на что другое сил у него не было.

И тут вмешался Рёдоф:

— Значит так, парень, найди предлог удалить Ревидан из покоев Римэ. Ну, не знаю… скажем, свойство болезни таково, что женщинам нельзя присутствовать при её лечении.

Отэп кивнул и направился к выходу.

— Да, и вот ещё что… Прихвати Тийнерета. Пусть разведает, как там да что… — Рёдоф поднял котяру на руки и добавил, глядя в сияющие зеленущие очи: — Помоги нам! Только Цервемзе на глаза не попадись…

"Сам бы он мне не попался!" — возмущённо промолчал кот.

VI

Не намного меньше других досталось Первооткрывателю, который теперь очень хорошо понимал, каково в своё время было Окту. С той только разницей, что он не был древним премудрым дюком, да учеников у него появилось сразу двое.

Во-первых, Отэп, наконец-то вернувшийся из Мэниги. С ним было попроще. Конечно, бывший воин-палач мало что знал о настоящей жизни. Но он с жадностью впитывал рассказы о событиях, происходивших в ту пору, когда он был мёртв. Особенно потрясала его история дюков. Все свободные вечера Хаймер и Отэп проводили вспоминая юность. Каждый свою. Об Императоре они предпочитали не говорить. Но тот, прежний Арнит и тот, каким мог бы стать, если бы… — всегда незримо сидел за их столом…

Во-вторых, Кайниол. Конечно все взрослые, в особенности Сиэл, хотели оградить его от лишних переживаний и хоть ненадолго продлить детство, понимая, что мальчику и так предстоит повзрослеть намного раньше, чем его ровесникам. Предполагалось, что в своё время, скажем, через пару лет, ему всё объяснят, потом обучат и постепенно подготовят к принятию своей судьбы. Но когда в этой жизни хоть что-нибудь происходило к месту и точно в срок, да ещё и в строгом соответствии с планом? Что-то утаивать от парня, который наравне с родителями участвовал в сражении с Квадрами, становилось бессмысленно. Раз уж так вышло — обучение будущего Императора нельзя было больше откладывать. Самым трудным было убедить Сиэл в том, что о своём происхождении Кайниол должен услышать не от неё, поскольку ему нужно узнать о своём предназначении, а не о романтической истории любви и предательства.

Однажды Первооткрыватель взял обоих учеников к руинам Тильецада. Они бродили по развалинам бывшего скального города. Вероятно, камни ещё хранили какой-то след своих прежних обитателей. Это направило разговор в нужное русло. К удивлению Хаймера, мальчик воспринял новость с царственным спокойствием. Лишь долго глядел на тонущую в зябкой дымке Амграману и обдумывал ответ. Когда просто стоять стало холодно, все трое так же молча пошли к истоку Песонельта. Игристые струи родника, вопреки морозу, напевали что-то весеннее. Солнце пошло на закат. Пора было возвращаться. Наконец Кайниол заговорил:

— Кем бы я там ни был — ничего не меняется. Моя семья: мать, отец, братья, дед, бабка — здесь. И какой смысл спустя годы выяснять, кто кому кем приходится. Да и чья кровь течёт в моих жилах — не важно. Я — уроженец Дросвоскра. Вечный должник дюков. Твой благодарный ученик, господин Первооткрыватель. Твой преданный друг, господин Отэп. И даже когда придёт мой черёд надеть Корону, я останусь лишь верным её подданным!

СВЕТЯЩИЕСЯ ВОДЫ

I

Где бы ни жила дюкса, в Немыслимых Пределах или за их границами, но когда ей предстоит родить, она непременно отправляется к Светящимся Водам. Неизвестно, откуда она узнаёт об этом пути, но так происходит. Со всеми. И всегда. Никто не может её сопровождать, кроме другой дюксы, которая должна стать матерью в этом же году. Никто, кроме них, не знает точного местоположения Источника.

В эти дни пришли сроки Фельор. В середине ночи она разбудила Илсу и поманила за собой. Та всё поняла. И вот начался их путь. Они шли безошибочно и стремительно, как на голос или свет, казалось, не чувствуя ни собственного бремени, ни бесконечных крутых подъёмов, резких спусков и неожиданных поворотов. Чем ближе была их цель, тем легче ступали ноги. Сначала шаг превратился в бег, а под конец подруги почти летели, едва касаясь земли. Тепло и радостно было их молчание.

Наконец они оказались у грота, из которого исходило слабое золотистое сияние. Как только дюксы вошли внутрь, вход пещеры закрыл густой туман. Илса огляделась. Скоро и ей нужно будет пройти той же дорогой. Только она окажется здесь одна… Точно в середине грота находилось углубление вроде купели. Сияние исходило именно оттуда. Вода в источнике была тёплой и успокаивающе ворчала, как будто подсказывала, что делать. Сбросив одежды, Фельор тихонько, словно вторя воде, запела и вошла в Светящиеся Воды, сразу образовавшие вокруг неё плавный кружащийся поток.

Илса осталась на берегу. Она тоже завела песню. Так они и переговаривались, творя главное своё волшебство. Потом немыслимая и неведомая сила, проходившая через всё её существо, заставила Фельор пуститься в странный танец. Дюкса повторяла движения тихо бурливших струй, постепенно сливаясь с ними. Она колыхалась подобно водорослям и подобно рыбе находилась в своей стихии. Ни боли, ни страха, ни усталости не отражало её лицо, светившееся сейчас не отражённым, а собственным светом, — только радость и ожидание.