Возвращение Отобранного 3 page

Неужели нет выхода, и я погибла… Погибла? Ну уж нет! Я не готова к смерти… и готовиться пока не собираюсь, — лихорадочный взгляд Ревидан остановился на какой-то баночке. Ведьма схватила её и радостно закружилась по комнате. — Вот же… Вот моё спасение! Интересно, что скажет мой добрейший дядюшка, если окажется, что он женился на древней старухе… Кто, собственно говоря, мешает мне несколько изменить состав зелья? — пробормотала она, медленно откупоривая баночку и внимательно разглядывая её содержимое. — М-да, это, пожалуй, самая лучшая идея… Средство действует безотказно. На меня даже и тень подозрения не падёт. В конце концов, сколько женщин прибегают к молодящим эликсирам, которые действуют недолго, но дают возможность спокойно выскочить замуж. Пусть себе влюбится в Цервемзу и даже станет его женой… Отчего бы старикашке не потешиться напоследок? Тем больнее будет ощущение потери, когда молодая и полная сил женщина станет на глазах превращаться в дряхлую развалину. А потом сдохнет… Это не может не подкосить дядюшку… и как знать, не смогу ли я извлечь из этой истории пользу", — удовлетворённо и совсем спокойно закончила Ревидан, переливая готовое зелье во флакон.

И вот уже через несколько часов после знаменательного разговора довольный Наместник сидел в экипаже, стремительно уносившем его в Дросвоскр. В потайном кармане у него лежал маленький гранёный флакончик с густой рубиновой жидкостью — подарок от племянницы.

IV

По городской брусчатке чеканно вышагивали высоченные хорошо вооружённые мускулистые мужики в кирасах с императорским гербом. Это выглядело бы забавно, если бы не мрачные лица, вид которых более пристал бы тюремным охранникам, нежели герольдам. Откуда взялись чужаки, удивлённые горожане не успели понять, потому что странные вестники недвусмысленно оттесняли их в сторону площади Великого Совета.

— А что, дружок, — дружелюбно обратилась щупленькая старушка к детине, который только что не пихал её в спину. — Никак, вас из самой Мэниги прислали?

Ответа не последовало.

— Довольно странный способ оповещать народ о решениях Его Величества, не находишь? — не унималась настырная бабулька. — Раньше так только стадо овец на стрижку загоняли. А теперь вот и до нас очередь дошла.

Один из герольдов всё-таки слегка толкнул ее, мол, заткнись ты. От неожиданности старушка действительно на мгновение притихла и даже засеменила быстрее. Потом споткнулась. Чуть не упала. Расхохоталась и пуще прежнего напустилась на своего обидчика:

— Хороший мой! Со зрением у тебя, что ли, плохо? Я тебе в прабабки гожусь, а ты обниматься лезешь! Или моложе меня не нашёл?

Пока парень соображал, что ответить, они уже дошли до площади.

Народу собралось много не только потому, что сгоняли, а интересно было, да и вообще… На ратушный подиум вышел Наместник, окружённый охраной, не менее могучей, чем его герольды. В толпе перемигивались и перешёптывались, прикидывая, сразу бить эту шайку или всё-таки послушать, о чём будет болтать убийца дюков. Решили послушать… А потом всё равно побить…

В Амграмане было принято не только внимать, о чём говорят с подиума, но и сразу отвечать. Если там выступали артисты, то зрители живо вмешивались в представление, становясь его участниками. Если шёл Совет, само собой разумелось, что разговор был общий. И даже государевы распоряжения тут же обсуждались с гонцами.

Сейчас площадь скептически молчала и выжидающе разглядывала Цервемзу. Доверия он не вызывал, хотя явно был похож на кого-то из местных.

— Почтенные амграманцы, я рад сообщить вам, что силами мужественных солдат, действовавших именем и по приказу Его Императорского Величества Бессмертного Императора Йокеща, с дюками, державшими в подчинении народ славного Дросвоскра, покончено навсегда! — раскатисто заявил вояка и сделал эффектную паузу.

— А нам это было надо? — пискнул старческий голосок. — Зачем же парня женить, когда невесту ещё не спросили? Ну, поубивали вы их, а толку? Дюки были нашими друзьями. Порядок здесь навели… Кому они мешали?

В толпе, видно, знали эту бесстрашную языкастую бабульку, поэтому с удовольствием приготовились смотреть начинающееся представление.

— Теперь вы, наследники гордого народа воинов, можете жить согласно старинным законам вашей земли! — продолжил оратор, стараясь не обращать внимания ни на неодобрение толпы, ни на старую выскочку.

— Ты, сынок, не темни! Толком объясни: жить согласно старинным законам — это как? — снова вклинилась неуёмная старушонка. — Это что же ты, несмышлёныш, предлагаешь? Чтобы днём сидеть в страхе, голоде и разрухе, а по ночам с ножами и дрекольем по большой дороге шарахаться? Так, что ли?

Наместник шустро подбежал к ограждению и грозно уставился в толпу, пытаясь высмотреть смутьянку.

— Ты, дружочек, не меня ищешь? Ну, вот она я, — раздался настырный голосок. — Я тебе вот что скажу: сделать ты мне ничего не сделаешь, а если и убьёшь — невелико горе. Я достаточно пожила. Твоего прадеда видела. Так что в Дальнем Мире меня заждались. А проскрипела долго, потому что смеялась много! Чего и тебе, дружочек, желаю.

Между тем крохотная старушка уже протиснулась через толпу и подошла вплотную к балюстраде. Её хитрющие синие глаза спокойно выдержали тяжёлый взгляд Наместника. Лицо бунтарки расплылось в жизнерадостной улыбке. Затем она залихватски присвистнула, крутанулась на правой пятке и весело хлопнула в ладоши. Наместник очумело глядел на это шутовство, но отчего-то не двигался с места. Старушка вдруг стала серьёзной и даже грозной. Казалось, что она даже подросла, едва ли не сравнявшись ростом с Цервемзой. Голос старой женщины, прежде дребезжащий, вдруг зазвенел громко и отчётливо:

— Тебя сюда звали? Или, может быть, в Мэнигу поступали жалобы на дюков и их тиранию? Вот что, дружочек, бить тебя пока не будем — посмотрим, как править нами будешь. Вот если не управишься, тогда уже не мы, а сам Император тебя наказывать будет!

— Правильно, бабушка! — раздались сразу несколько голосов, весёлых, но веских. — Чего его бить? Слишком уж вязкий персонаж нам попался — против таких мордобой плохо помогает. Этого выгонишь — неизвестно кого пришлют. А вот измором его взять — это самое то!.. Смеха и пренебрежения ни один палач не сможет вынести!

Ни Цервемза, ни его присные как прежде не могли пошевелиться. Потом Наместник попытался заговорить, но его почему-то не было слышно. Казалось, он просто разевает рот. Это было очень смешно. Бабулька удовлетворённо хихикнула и растаяла в воздухе, на прощание бросив в Наместника букет гладиолусов, который был больше её самой. Зрители захохотали, зааплодировали и начали расходиться по домам, расталкивая оцепление.

Старушкины чары, наконец, упали с Наместника, и в спину горожанам понеслось:

— Если я смог справиться с дюками, справлюсь и с вами!

Ответом ему были лишь дружный хохот да топот удаляющихся ног.

V

После наступления темноты в Амграману вошли Квадры. Все двадцать. Они бесшумно рассредоточились по безлюдным засыпающим улицам. С навязчивостью ночного кошмара Развесёлые Четвёрки начали движение с разных концов города, не оставляя бунтовщикам ни малейшего шанса на бегство или сопротивление. Наместник приказал опаивать всех, кто будет попадаться на их пути, включая стариков и детей. Он не сомневался, что в самом ближайшем будущем сможет отрапортовать Его Бессмертному Величеству об успешном завершении операции.

Но… вышла заминка. Зелье, обычно действовавшее безотказно, никак не брало амграманцев, защищённых древней магией. В лучшем случае воинам-палачам всё-таки удавалось опоить пойманных. Но это ни к чему, кроме лёгкого обморока или приступа тошноты, не приводило. Ребята из Четвёрок потратили при первом же заходе столько времени, сил и пойла, что вскоре сами уже нуждались в отдыхе.

VI

Едва ли кто-нибудь после такого тёплого приёма, какой амграманцы оказали своему новому начальству, отважился бы отправиться на ознакомительную прогулку по ночному городу. А вот мужественный и хитроумный Цервемза неожиданно даже для самого себя решился. То есть формально, конечно, он контролировал действия Четвёрок, но поскольку работа им предстояла отлаженная и довольно занудная, то Наместник бесцельно шатался от дома к дому, разглядывая свою вновь обретённую родину с явным раздражением. Слишком уж пылким и неукротимым казался этот город. Его строптивый характер чувствовался даже зимней ночью. Не то что воздух — сама архитектура была пропитана ядовитым запахом своеволия. Цервемзу бесило здесь решительно всё: изгибы сбегающих к ратуше улочек, яркие вывески мастерских и лавок, открытые дворы… Всё это выглядело несерьёзно и даже насмешливо. На взгляд Императорского Советника, Амграмане явно недоставало мэнигской пышности или хотя бы воинственности славной разбойничьей столицы.

Он довольно далеко ушёл от своих подчинённых. Это нимало не смущало Наместника — едва ли в столь позднее время за ним будут охотиться, да и кому из амграманских идиотов может прийти в голову, что он бродит по улицам. Заблудиться он тоже не боялся. В обоих случаях можно было в любой момент позвать на помощь свободную Четвёрку. Очевидно, он страшно устал, или начал заболевать, но сам этого не чувствовал. Он вообще уже ничего не чувствовал: ни холода, ни опасности — просто брёл наугад, а в голове бессвязно роились мысли. Ни о чём и обо всём сразу. То он представлял, как найдёт эту Римэ, а потом… Завоюет. Опоит. Заставит, в конце концов. В общем, у старика не на шутку разыгралась фантазия…

Потом вдруг его мысли мгновенно переключались с любовных мечтаний на миссию почётной, хотя и неблагодарной необходимости вершить правосудие. То он решал отдать Арниту дюковский оберег. То придумывал, как с помощью этой вещицы можно будет править Сударбом. Настроение Цервемзы тоже колебалось от нездорового энтузиазма к полному унынию. Он успел за эту ночь многое обдумать, а ещё больше — пережить в безумных и бесплодных мечтах. Сам он был склонен списывать своё состояние на частую в последнее время перемену климата, усталость, влюблённость, лихорадку, так свойственную середине зимы — короче говоря, на что угодно, кроме своего чудовищного характера, да ещё оказавшегося под влиянием двух оберегов. Тот, что был украден у мёртвой дюксы, стремился восстановить гармонию. Полученный от Арнита — требовал разрушений.

Погружённый в свои мысли, Цервемза заглянул в окошко какого-то постоялого двора. В темноте вывеска была плохо различима, но Наместник умудрился прочитать слово гладиолус. "Этого только не хватало!" — крепко ругнувшись, прошептал он себе под нос и, стараясь оставаться незамеченным, стал разглядывать помещение. Перед ним, очевидно, был обеденный зал. Поначалу Цервемза даже подумал зайти и выпить чего-нибудь согревающего. И вдруг его внимание привлёк громадный портрет дюка столь жуткого вида, что Цервемза только диву дался, как в присутствии этакой страхолюдины у посетителей не пропадает аппетит…

"Опять этот Художник, будь он неладен! Да что, в самом деле, он преследует меня, что ли?" — слегка испугался Цервемза и снова прильнул к окну.

Несколько человек были ему неизвестны. Крепкий расторопный старик, очевидно, хозяин заведения, возился у плиты, помогая маленькой вёрткой толстушке.

"Ну, просто идиллия!"

Тихий молодой мужчина, скорее всего — сын старика, сидел с какой-то работой у камина, тепло поглядывая на троих возившихся с громадным котярой детей.

"Кто любит зверей — любит и детей. Терпеть не могу ни тех, ни других!"

Какая-то совсем юная особа, не примечательная ничем, кроме ярко-алого платья, помогала накрывать на стол…

"Ладно, с этими я ещё успею разобраться!"

В зал, на ходу поправляя дымчатые волосы, вошла ещё одна женщина. От удивления Цервемза чуть не выдал себя — прямо перед ним стояла Сиэл. Не её бездушная копия, оставшаяся в Мэниге, а настоящая, живая и здоровая, ставшая с возрастом лишь несколько более задумчивой. Годы не убавили её красоты, а главное, не погасили света в глазах бывшей возлюбленной молодого господина.

"Интересно, как она смогла вернуть отобранное? Об этом нужно срочно сообщить Его Величеству! А, собственно, зачем? У каждого своя жизнь. Ещё, чего доброго, Арнит попытается за ней ухлёстывать — беды не оберёшься. Вот если бы она родила Наследника…"

А дальше… шли сплошь знакомые лица. В углу проклятущий Художник занимался своей мазнёй.

"Рисуй, рисуй… Моя бы воля — на костре из твоих же картинок и спалил бы!"

Ему через плечо заглядывал предатель-Хаймер.

"Ну, с тобой, голубчик, мы отдельно поговорим… Непосредственно перед казнью".

Между столами, что-то возбуждённо говоря, сновал Волшебник, чья неуклюжесть казалась забавной даже Цервемзе. По пятам за ним следовала Римэ, пытавшаяся ликвидировать последствия разрушительной деятельности своего мужчины.

"Он же не ценит тебя! И не стоит твоего внимания!" — неслышно прокричал Наместник черноволосой ведьме…

Он уже собирался отойти от окна, как вдруг старший из игравших с котом мальчиков поднялся с кошмы, на которой сидел, и обернулся.

"Этого не может быть! Просто не может…" — лихорадочно повторял Наместник: перед ним стоял Арнит… Не нынешний — взрослый, а такой, каким воспитатель его запомнил… Точнее, копия, полная настолько, что становилось жутко.

"Давно пора было привыкнуть ко всем этим двойникам… Но этого не может быть…"

Он медленно перевёл глаза на Сиэл. Потом снова на мальчика. И понял всё.

"Значит… Наследник всё-таки есть… Если, конечно, бастарда можно признать продолжателем рода. Ну, и что это даёт? Рассказать Императору или подождать… Или всё-таки рассказать? Ревидан он в лучшем случае прогонит. Положим, это не великая беда… А если и я попаду под тот же нож? А что… Кто пытался отобрать у Его Величества власть — я. Кто не доставил ему дюковский оберег — снова я. Так что я ему не нужен. Может быть… их попросту убить, да и дело с концом? Обоих — и эту… и выродка её. А если Арнит об этом узнает… Может, похитить и спрятать? А вдруг они окажутся полезными… Вот что: мне необходимо поторопиться с женитьбой. Если Римэ родит мне ребёнка, то он не будет ублюдком. Тогда можно будет с чистой совестью избавиться и от Сиэл, и от её опасного потомства. Да и ото всей семейки в целом… А там, глядишь, и Престол занять удастся".

В результате в голове Цервемзы взбесившимся дятлом застучала одна-единственная мысль: "Надо действовать!" Для чего? Как? Не важно — действовать! Не отдавая себе отчёта в том, что делает, он начал нервно постукивать костяшками пальцев по своему оберегу, вызывая Квадру за Квадрой. В себя он пришёл только тогда, когда все двадцать Четвёрок стояли в ожидании распоряжений.

VII

— Чувствуете? — не произнося ни слова, спросила Фельор, юная, едва ли не младше Илсы, дюкса. — Там кто-то есть. Похоже, наши…

Клан старика Пкара, исстари живший в Цагрине, находившейся ближе всех к Тёмным Коридорам, оберегал оба мира от нежелательных вторжений всяческих чудовищ из Дальнего Мира да выручал из беды несчастных, которых угораздило заблудиться.

Вот и нынче древний Пкар, его верная жена Льемкар, сын Тека и невестка Фельор, как всегда, спустились из замка в пещеру проверить, не случилось ли чего. Они каждый день оставляли на пороге еду и другие необходимые вещи, которые могут понадобиться тому, кто по воле злой судьбы блуждает по Коридорам в поисках выхода. Если там кто-то застревал, то каким-то таинственным образом еда попадала в его узилище и давала бедолаге выжить в ожидании освобождения. Впрочем, дюки-пограничники не собирались выяснять, как их помощь попадает к пленникам. Так было всегда. Они просто помогали. Последнее время посылки постоянно уходили за дверь. Значит, кто-то нуждался в поддержке.

— Там точно дюки! — настойчиво повторила молоденькая дюкса.

Её спутники прислушались, точнее — причувствовались.

— Угрозы нет… Там наши, — спустя некоторое время согласился старик.

— Откуда они там? Из Города последнее время никто не выходил, — вскинула на мужа глаза Льемкар.

— Похоже, это те, что жили с другой стороны…

— У них что-то стряслось, поэтому и ушли… — нерешительно предположил Тека.

— Но если у наших, живущих в мире людей, что-то случается — они приходят сюда, минуя Тёмные Коридоры… — недоумённо промолчала Фельор.

— Может, они нарушили Справедливость. Тогда у них могло не хватить сил проскочить, — поймал обрывок правды, доносившийся из Коридоров, Пкар.

— Да что же с дюком сделать нужно, чтобы он несправедлив стал? — ужаснулась старшая.

Фельор снова напрягла все чувства:

— Их там много. Была война. Злой человек убил дюксу, жену главы клана. Подло убил — со спины. Они мстить пошли. Сюда их Лучом Правды отбросило, — переводила она еле ощутимый сигнал, доносившийся из-за двери. — Они нас тоже чувствуют. Но выйти сюда не могут.

Пкар долго сидел в глубокой задумчивости. Потом встал. Подошёл к громадной каменной плите, закрывавшей вход в Коридоры, и стал её пристально разглядывать, как будто искал замок, ручку или другое приспособление, которое может помочь открыть дверь. Просто отодвинуть плиту было невозможно. Проход открывался очень неохотно и всегда по-новому. Все прошлые разы старый дюк или кто-нибудь из его помощников обязательно находили подсказку, с помощью которой довольно легко выпускали пленников на волю. Сейчас плита стояла, как будто не понимая, чего от неё ждут. Более того, дюкам показалось, что она издевается над ними и Коридоры не собираются отпускать свою добычу ни под каким предлогом. На время оставив тщетные попытки договориться с неведомой силой, старик сообщил:

— Это клан Окта из Тильецада. Они нас не слышат, но, кажется, понимают, где находятся. Более того, они чувствуют наше близкое присутствие, — он положил свою узловатую сильную руку на неприступную дверь. — Так. Одним нам не справиться. Вот как мы поступим. Тека, ты и Фельор отправляйтесь в Город — соберите наш клан. Потом отправьте кого-нибудь на гору в клан Кутерба. Пусть пришлют подмогу.

Ещё немного поразмыслив, он добавил:

— Мы с Льемкар остаёмся здесь. Может быть, им что-нибудь понадобится.

Отправив молодёжь, Пкар постоял около плиты, всё также уперев ладонь в холодный молчаливый камень.

— Держитесь, братья, мы обязательно поможем! — молча крикнул он пленникам.

Ему даже почудился слабый отклик, который, впрочем, быстро умолк. Несмотря на это, он удовлетворённо хмыкнул.

VIII

— …мы…обязательно…поможем… — донеслось до сознания Окта, который в это время упирался, пытаясь сдвинуть с места громадную каменную плиту, смахивавшую на дверь.

Изо дня в день он приходил сюда в поисках выхода.

Дюк остановился… До него не сразу дошло, что обращались именно из-за двери. Причём пользовались безмолвным наречием. Так могли говорить только дюки….

— Кто здесь? Как к вам выйти? — вздрогнув от неожиданности и не веря себе, отозвался он.

Ответа не последовало. Окт подумал, что ему просто показалось. Ну, принял страстно желаемое за действительное… Отчаяние и одиночество и не то могут выделывать. Он постоял, прислушиваясь к пустоте вокруг себя. Тяжело вздохнул и снова принялся за свою неблагодарную работу.

Назавтра всё повторилось. Дюки за дверью всё-таки не были бредом. И они действительно пытались вызволить тильецадцев. Поначалу безуспешно. Но длиннолицый народ, как известно, упрям. Что значит — нет выхода? Так не бывает… Поэтому они не оставляли стараний. Так продолжалось изо дня в день. На помощь равнинному клану Пкара пришли горцы из клана Кутерба. Дюки, предпочитавшие жить относительно замкнуто, сейчас сообща взялись помогать узникам, не разбирая, кто здесь свой, а кто нет. Однако камень, казалось, становился только прочнее. Скала, как могла, сопротивлялась, и, похоже, не случайно. То ли близость Дальнего Мира, то ли происки Лоза сказывались, а скорее всего — и то и другое. Людям было бы ещё сложнее, поскольку толща камня практически не пропускала звуки. Дюки общались безмолвно, и это дало им возможность познакомиться и даже переговариваться. Постепенно пленники и те, кто пытался их спасти, узнали друг о друге почти всё.

Старый Рьох быстро нашёл общий язык с Пкаром. Теперь они целыми днями ворчали, ругая нравы нынешней молодёжи. Точнее, и здесь бурчал только Рьох, а Пкар лишь усмехался, хотя чувствовалось, что он согласен со своим яростным собеседником. Вдовец Окт часто беседовал с холостяком Кутербом. Горя это не убавляло, но Окту, так и не привыкшему к одиночеству и пустоте, нужно было выговориться. Фельор, как могла, поддерживала безутешную Илсу, которая рассказывала о Преве, об их любви, о том, какое обещание она дала своему погибшему мужу. Постепенно и другие дюки по обе стороны плиты нашли себе новых друзей. В какой-то момент они почти перестали замечать преграду.

И вот однажды… Одна из дюкс запела. Странным глухим эхом зазвучал её негромкий голос, заполняя Тёмные Коридоры. Другие дюксы подхватили мелодию… Потом вступили и дюки. Песня разноцветными огненными струями перетекала из одного конца замурованного пещерного лабиринта в другой, а оттуда на свободу Немыслимых Пределов. И вот каменная преграда между ними исчезла. Не рухнула, не рассыпалась, а растаяла, как туман или наваждение. Изумлённые дюки разглядывали друг друга через становившуюся всё более прозрачной плиту. Потом двинулись навстречу друг другу.

Теперь Тильецадский клан был свободен. Почти… По крайней мере, их тюрьма расширилась до границ Немыслимых пределов. Эти места большинству из соплеменников Окта были знакомы. И всё-таки его дюки, за исключением разве что Рьоха, изумлённо осматривались. После всех потерь, после казавшегося бесконечным заточения они впервые были если не счастливы, то, по крайней мере, спокойны.

ПОТАСОВКА В "ГЛАДИОЛУСЕ"

I

Всё, происходившее той ночью в "Неудавшемся гладиолусе", больше походило на весёлую пьяную потасовку в придорожном кабаке, нежели на одно из решающих сражений Великой Войны.

Неосмотрительно вызванные Цервемзой Квадры ворвались в гостиницу одновременно и с разных сторон, отрезая тем, кто сидел внутри, пути к отступлению. Четвёрки разве что через стены не проходили. Внезапность, помноженная на ледяное безмолвие, с которым они появлялись, должны были выглядеть жутко и внушать бунтарям идею о неотвратимости возмездия… Однако их ждали. С первым стуком в дверь в помещении погас свет, и наступила настороженная тишина. Когда Цервемза наконец нашёл возможность осветить зал, глазам нападавших предстала такая картина: детей уже нигде не было, а девять взрослых стояли плечом к плечу, образовав круг, и со спокойной насмешкой глядели на ворвавшихся солдат. Свет нестерпимо отражался от медальонов, подозрительно похожих на дюковские… Впрочем, разглядеть их Цервемза не успел, поскольку в следующий момент издал такой визг, на какой способна только собака, если ей четвёртый раз за день прищемить одну и ту же лапу. Причиной тому был Тийнерет — меховой увалень бесшумной чёрной тучей взлетел на врага и выпустил все свои острые молнии куда ни попадя. А что? Он не участвовал в позорище на площади Великого Совета. И, стало быть, никому не обещал оставаться лояльным к врагам. Тем более к своим. Собственным. Персональным. И личным. Кто спорит, что кошачьи рыцари — существа благородные? Никто у них этого не отнимает!.. Только оч-чень уж они мстительные… Нет, нужно отдать им должное, терпеть умеют долго и молча. Зато потом… Вот и Тийнерет был таков же. Забыв, что большинство людей не владеет безмолвным наречием, котище мордовал Цервемзу, по ходу дела вдумчиво втолковывая тому, что думать надо было раньше (внушительное мяу-у!), мол, с кем он, то есть Тийнерет, теперь будет молчать, если дюков нет, потому что Хаймер, конечно, его понимает, но дюки — они были дюками, и где теперь взять таких собеседников? (трагическое мяу-у!) Немного переведя дух, кот продолжил полосовать убийцу, удовлетворённо гудя, что если дюков ему спасти не удалось (грозное мяу-у!), то людей он лично в обиду не даст, особенно маленьких хозяев, которые, конечно, таскают его самым злодейским образом под мышкой, но человеческие котята его любят, и этим всё сказано (победное мяу-у!).

Наместник, как мог, отбивался от карающих когтей, пытаясь спасти хотя бы глаза. Не выдержав натиска, он вслепую выскочил из дверей "Гладиолуса" и побежал, не разбирая дороги, но упал в большую лужу, подёрнутую корочкой льда. Оказавшись в воде, Тийнерет на мгновенье отцепился от врага, что дало тому шанс удрать в сторону дома, где он поселился на первое время.

Кот счёл ниже своего достоинства преследовать грязного и подвывающего противника, поэтому уселся на большом валуне, неторопливо и тщательно вылизал взъерошенную и перепачканную шубку и, высоко задрав роскошный, ещё подрагивающий от возбуждения и презрения хвост, отправился по своим делам.

…Немного придя в себя и смазав какой-то целебной дрянью раны и ссадины, дрожащий Цервемза сидел у огня и осушал кубок за кубком.

— Почтеннейший господин! Уходя, мы успели захватить заложницу, — докладывал Шаракомский Командир.

— Ту?

— Ту самую.

Это было некоторой сатисфакцией.

— Веди к ней! И прикажи готовиться к отъезду.

II

Шутки шутками, но стоять вдевятером против восьмидесяти одного — удовольствия мало. В "Гладиолус" умудрились набиться все Квадры, да ещё с оружием. Противники стояли лицом к лицу, сцепившись испытующими взглядами. По одну сторону было зелье из оньрека, злоба и другая гнусная магия. По другую — дружество и защита, данная ещё дюками. На Первооткрывателя нашло уже знакомое ощущение отстранённого интереса к происходящему. Несмотря на растущее напряжение, он успел удивиться тому, насколько одинаково начинаются все сражения этой войны. "Скучно всё это. И предсказуемо…" — посетовал Хаймер, приготовившись к бесконечному ожиданию боя. Тоска, исходившая от такого количества обездушенных и безликих солдат, постепенно стала завораживать и подчинять противостоявших им друзей. Они почти одновременно поняли, что победит тот, кто не отведёт взгляда. И вдруг…

Слегка срываясь от волнения, зазвенел ломкий голос. Никто не заметил, как в зал, не касаясь пола, влетел худенький темноволосый подросток. Хаймер только сейчас заметил, насколько Кайниол, похож на его бывшего друга.

— Мама! Я отвёл братишек к бабушке Дьевме. Сегодня ночью там будет поспокойнее, — как будто не замечая ни врагов, ни удивления, вызванного его появлением, лукаво сообщил мальчик. А затем тоном, не терпящим возражений, добавил: — Отец! Дед! Я — с вами…

Взрослые не стали его выгонять, лишь расступились, дав место.

— Хорошо… — тревожно сказала мать и, сняв свой медальон, протянула сыну. — Только надень это…

Паренёк кивнул. Нацепив оберег, он встал между Хаймером и Мисмаком, прикрывавшими оставшуюся без медальона Сиэл. Через секунду он уже с упоением распевал простецкую, зато героическую песенку. Явившись в самую гущу сражения из сказки или уличной игры, она подняла настроение людям, оборонявшим "Гладиолус". Не сговариваясь, они разом выдохнули спасительное заклятье. Задние ряды нападавших просто вынесло тем же путём, каким они проникли в помещение. С остальными пришлось порядком потрудиться. Разбирались с ними просто: вооружившись подручными средствами вроде табуреток, скалок и сковородок, лупили возмутителей спокойствия по чему ни попадя. Кайниол в это время вскочил на один из столов и, отбивая такт ногой, залихватски горланил не совсем приличный финал, суливший любому из врагов бесславный конец.

Звенела разбитая посуда. Трещала мебель. Один солдатик, запущенный мощной рукой Рёдофа, пересёк весь зал, влетел в кухню и шлёпнулся в кадку с овощными очистками. Ещё троих неистово молотили Хаймер и Мисмак. Дамы же объединились вчетвером и отлавливали воинов-палачей поодиночке — пусть, мол, почувствуют, каково это…. В конце концов, изрядно потрёпанные солдафоны почли за лучшее спастись бегством. Защитники "Гладиолуса" пустились за ними вдогонку. И тут случилось неправдоподобное: дорогу последней удиравшей Квадре, как впоследствии выяснилось, Мэнигской, преградила милейшая тётушка Шалук:

— А куда это вы, хорошие мои, собрались? — голос её, обыкновенно миролюбивый, звучал властно и требовательно. — Убирать-то кто здесь будет? А то бузить-то все могут… Разгромили тут всё и удирают… Выискались тоже!

С лицом, выражение которого не сулило погромщикам ничего хорошего, она стояла в дверях, вооружившись большущей мокрой тряпкой. Развесёлая Четвёрка очумело уставилась на маленькую пожилую женщину, которая смела ими помыкать, как будто они проштрафившиеся судомойки или расплескавшие ушат с помоями поварята. Ожидавший чего угодно, только не этого, Командир, не веря своим ушам, грозно насупился и подошёл к ней вплотную. Хотел сказать что-то обидное. Даже протянул громадную руку, чтобы схватить нахалку… Раздался звучный шлепок тряпки, и высоченный детина схватился за мгновенно покрасневшую щёку.

— Это кто же тебя, хороший мой, учил со старшими так обращаться? Да ещё и с дамами? — она отвесила вторую, не менее увесистую, плюху своему обидчику и вполне миролюбиво добавила: — Вот приберёте здесь… Здесь… И, пожалуй, ещё здесь… Потом посидим, поужинаем, а заодно и подумаем, что с вами, горемыками, делать. Авось, и сгодитесь на что-нибудь!

Обитатели гостиницы преследовали своих обидчиков до самых городских стен и на первый раз удовлетворились тем, что выгнали солдат в долину. На самый холод. Когда они вернулись — Квадра, подгоняемая тряпкой и назидательными речами тётушки Шалук, намывала полы, собирала осколки да расставляла уцелевшую мебель.