Глава 19. Часом позже Ной так и не приехал

Часом позже Ной так и не приехал. Я не находила себе места и не хотела возвращаться в свою испорченную комнату.

Даниэль застал меня, притаившуюся в гостиной, притворяющуюся, что читаю одну из книг родителей из колледжа, найденную в гараже. Я ждала Ноя, но это и так было очевидно.

—Что происходит, сестренка?

— Ничего, сказала я, глядя на пожелтевшие страницы.

Даниэль подошел ко мне и взял книгу из моих рук. Он перевернул ее.

Черт.

— У тебя был ужасный день, — сказал он мягко.

— Мне было лучше, — сказала я. — И хуже.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я хотела, но не могла. Не с ним. Я покачала головой и сжала зубы, чтобы сдержать боль в горле.

Он сидел в мягком черно—золотом кресле с узором, напротив меня.

— Не беспокойся о ключе, кстати, — небрежно сказал он.

Я посмотрела поверх книги.

— О каком ключе?

— Моем ключе от дома? — Он поднял бровь. — Тот, который был на моем брелке для ключей, который ты взяла без разрешения? Тот, о котором я спросил тебя, когда ты была в... пока тебя не было?

— Твоего ключа не было, — медленно сказала я.

— Это то, что я пытался сообщить, да. Но папа сегодня скопировал его, так что неважно. Действительно, зачем ты сняла его с кольца?

Но я не слушала его больше. Я думала о фотографиях, сделанных моим фотоаппаратом. Кукле на моем столе, взятой из коробки. Надписи на моем зеркале.

Двери заперты изнутри.

Я не брала ключ Даниэля от дома. Джуд взял. Вот как он приходил и уходил, не взламывая, а он мог бы это сделать, если бы захотел. Эта мысль взорвала мой разум, и ужас, наверное, отразился на моем лице, потому что Даниэль спросил, в порядке ли я.

Он спрашивал, как и все в этом мире, желая помочь мне, чуть не сломав меня перед этим. Он был моим старшим братом, он помогал мне во всем, а я так жалела, что я могла ему помочь с этим. Даниэль был самым умным человеком из тех, кого я знала, вот бы иметь такие же мозги как у него.

Но затем на его лице появилось выражение. Сомневающееся. Неуверенное. Как будто он не знал, что мне сказать. Как я уже начала волноваться.

Он погасил все искры надежды, что я могла бы ему рассказать.

— Конечно, — сказала я с легкой улыбкой. — Я не помню о ключе.

Я застенчиво пожала плечами.

— К сожалению.

Я ненавидела лгать ему, но после того, как я это сделала, Даниэль заметно расслабился, и это заставило меня хотеть плакать.

— Ты уверена, что не хочешь поговорить?

Нет.

— Да, — сказала я.

— Как хочешь, — легко сказал он и вернулся к своему ноутбуку. Затем он начал писать. Громко.

И начал напевать. Я захлопнула мою книгу.

— Я не беспокою тебя? — спросил он невинно.

Да.

— Нет.

— Хорошо.

Он вернулся к своей писанине, яростно водя карандашом по краю газеты, громко перелистывая страницы своей книги.

Он явно не собирался давать мне переваривать все это в одиночестве. Я сдалась.

— Что ты пишешь?

— Статью.

— О?

—О Дон Кихоте.

— Ты на весенних каникулах.

— Это уже на следующей неделе, — сказал он, а затем поднял глаза. — И это меня забавляет.

Я закатила глаза.

— Только ты можешь найти домашнее задание забавным.

— Сервантес комментирует повествование в самом повествовании. Я думаю, это смешно.

— Хмм, — сказала я, и вновь открыла книгу. Той стороной, на этот раз.

— Что ты не—читаешь? — спросил он.

Я бросила свою книгу ему в ответ.

— Частные воспоминания и исповеди грешника в свое оправдание: написанные, Джеймсом Хоггом? Никогда не слышал об этом.

— Я не часто такое слышу.

И не смотря ни на что, он все же смог добиться улыбки на моих губах.

— В самом деле, — сказал он, изучая книгу. Он перевернул ее и начал читать аннотацию на обложке. — Частично готический роман, частично психологическая тайна, частично метафикшн, частично сатира, частично пример тоталитарного мышления, воспоминания, исследование ранних теорий двойного сознания, бла—бла—бла, теория предопределения, бла—бла—бла... Шедевр Джеймса Хогга является психологическим изучением силы зла, ужасающей картиной тонких завоеваний дьявола в самодовольном человеке.

Он скорчил лицо.

— Где ты это нашла?

— В гараже. Это было интересно.

— Да, ты словно прикованная. — Он встал и протянул его мне. — Но это не то, что тебе следовало бы читать.

— Нет?

— Нет. Не уходи.

Он исчез в своей спальне и через минуты вернулся, неся в руках книгу. Он дал ее мне.

Я сгримасничала, когда прочла название книги.

— Тысяча непонятных слов на отборочном тесте в колледж?

— Лучше посмотри, — сказал мой брат. — Они появились только за два месяца.

— Ты серьезно? Я только что покинула школу.

— Временно. По состоянию здоровья. Которая, кстати, как получил папа, получила F(плохо) по испанскому, так что, не смотря на занятия в «Горизонтах», не стоит в пустую тратить время. Ты можешь начать свою подготовку к отборочному тесту в колледж прямо сейчас и сдать его июне, если ты захочешь вернуться в октябре.

Я ничего не сказала. Такие вещи, как классы и отборочный экзамен в колледж, казались совершенно чужеродными по сравнению с моими текущими проблемами, и я ненавидела то, что мы не могли говорить так легко, так нормально, о книгах, и школе, и обо всем, но то, что происходило со мной на самом деле. Я смотрела на записи брата, слова, вытекающие из—под его ручки без колебаний. Дайте Даниэлю абстрактную задачу, и он сможет решить ее в течение нескольких секунд.

Это подало мне идею.

— Ты знаешь, — сказала я медленно, —Есть кое—что, о чем бы я хотела с тобой поговорить.

Он поднял брови. Убрал свой блокнот.

— Не уходи, — сказала я ему, затем пошла в свою комнату. Схватила блокнот и ручку и понеслась обратно в гостиную. Я не могла сказать моему брату о моих настоящих проблемах, потому что он считал их нереальными.

Но если бы я сказала ему, что они нереальные, возможно, он бы смог мне помочь.