Глава 27. Уже за полночь, решив, что шести двойных порций коньяка вполне достаточно, чтобы выглядеть убедительно-пьяным

Уже за полночь, решив, что шести двойных порций коньяка вполне достаточно, чтобы выглядеть убедительно-пьяным, Двенадцатый приступил к осуществлению своего плана.

Для начала он сцепился с одним из официантов и, обложив несчастного трехэтажными отборными ругательствами из богатого шахтерского лексикона, потребовал администратора. Затем, выяснив отношения с администратором и заказав у последнего свежих устриц – что за вечеринка без свежих устриц? – с восхищенными воплями полез обниматься и лапать ту самую тощую и надменную дамочку из Парламента. Чем, разумеется, вызвал ее яростное сопротивление и праведный гнев. Потом долго и витиевато извинялся перед вступившимся за нее Плутархом, почти повиснув на руке почетного сенатора и утирая нос белоснежным подолом его мехового плаща, заставив последнего горько пожалеть о своей галантности. Оторвавшись от сенатора и высказав пару нелестных замечаний подвернувшимся под руку совершенно незнакомым ему людям, ментор, в конце концов, оказался на гудящем танцполе. Поскольку танцевать он не умел, а из всех столичных умений в совершенстве владел лишь искусством надраться до чертиков за рекордно короткое время, следующей его целью оказалась высокая хрустальная пирамида, установленная на банкетном столике посередине зала. На безуспешные попытки Рубаки отвлечь его от очередной дармовой выпивки он лишь отмахнулся и демонстративно вытащил бокал из самого основания изящного сооружения. Раздавшийся следом жалобный звон да груда мелких осколков на прозрачном полу в большой игристой луже – вот и все, что осталось от полусотни бокалов, наполненных лучшим капитолийским шампанским.

- Я здесь задыхаюсь… это просто невероятно! – заворчал ментор в полный голос, когда Одиннадцатый попытался остановить его. – Эти идиоты пьют и веселятся, и наряжаются в Огненную Китнисс… в то самое время как их обожаемый кумир может в любую минуту распроститься с жизнью. И это цивилизованные люди, это сливки капитолийского общества? – и дальше полился красноречивый поток нецензурных слов.

Это было уже чересчур… в конце концов чье-то влиятельное терпение лопнуло, и двое крепких неприметных миротворцев в штатском, подхватив брыкающегося и матерящегося Хеймитча Эбернети под руки, практически силой выволокли его из зала.

- Я приведу его в порядок, и мы вернемся, - извинился перед сконфуженными гостями Цинна, поспешно направляясь следом.

- Рекомендую устроить этому пьянице хорошую взбучку и ледяной душ! – сердито посоветовал молодому человеку Плутарх, отряхивая безнадежно испорченный ментором плащ.

Цинна вышел из зала и осмотрелся: Хеймитч стоял у лифта, уткнувшись лбом в стену, и под внимательным присмотром своих широкоплечих спутников отчаянно пытался удержать вертикальное положение. Тренькнул невидимый колокольчик, дверцы лифта разъехались, и молчаливые миротворцы усадили невменяемого ментора на диванчик в кабинке.

- С-спокойно, ребята, в-все в порядке… я п-приму аспирину… и т-тут же в-вернусь! – виновато забубнил он, примирительно вскидывая руки. Миротворцы коротко переглянулись – и решили предоставить изрядно окосевшего Двенадцатого самому себе.

- Может, мне подняться с тобой? – обеспокоено спросил Цинна. Ментор громко икнул и поморщился.

- Еще чего! – недовольно отмахиваясь от ненавязчивой опеки Мастера, промычал он. – С-спасибо, дальше я к-как-нибудь сам…

Едва лифт закрылся и тронулся с места, мертвецки пьяный еще секунду назад Хеймитч вскинул на дверцу насмешливые глаза и криво усмехнулся: судя по такому обеспокоенному выражению лица Цинны, даже Мастер не разгадал его игры!

- Я готов, - неожиданно услышал он в ухе незнакомый мужской голос. Микронаушник и микрофон в бутоне – он совершенно забыл о них! А этот парень быстро соображает, с удивлением подумал ментор. Когда спустя несколько минут Хеймитч, шатаясь, ввалился в общую гостиную на двенадцатом этаже, его двойник в полной готовности уже ожидал его у зеркала с полным бокалом в руке.

- Если я правильно понял, - спокойно уточнил он, маленькими глотками опрокидывая содержимое бокала, - вы пили коньяк?

Ментор кивнул. Воистину, таинственный знакомый Цинны был мастером своего дела – он предусмотрительно подумал даже о запахе спиртного, который должен был источать его оригинал! Мужчина допил коньяк и протянул ментору пустой бокал.

- Думаю, я слишком пьян, чтобы разговаривать с кем бы то ни было, - его глаза в прорезях маски обдали Хеймитча сдержанным профессиональным холодом, таким отличным от озорной смешинки в хрипловатом голосе. – К тому же, после моей нелицеприятной речи мне лучше будет помалкивать и не слишком высовываться, если я не хочу снова оказаться за дверью… верно?

Ментор снова кивнул – и ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок: что за человека нашел Цинна ему в помощь? Откуда в этом незнакомце такое ледяное спокойствие, такая жесткая хватка, такое внимание к мелочам? Определенно, дело попахивало одной из капитолийских спецслужб… Двенадцатый исподтишка наблюдал за своей копией – мужчина погримасничал, изображая в зеркало несколько неповторимых хеймитчевских ухмылок и, прокашлявшись, невнятно замычал совершенно менторским голосом:

- М-м-м… да все нормально… проехали! – и вдобавок отмахнулся таким характерным жестом, что ментору ровно на мгновение стало как-то не по себе.

- Я должен справиться за пару часов, чтобы успеть прилюдно снять маску и предъявить свою физиономию многоуважаемой публике – не хочу навлечь подозрения на своих друзей, - растерянно заговорил Хеймитч. Его двойник понимающе кивнул. – Но если вдруг что пойдет не так…

Он запнулся. О неблагоприятном исходе его кампании не хотелось даже думать, не то, что говорить вслух. Если его безумная афера вдруг сорвется, полетит целая куча голов, и его собственная окажется первой в их числе. Впрочем, за свою голову он как-то не особенно беспокоился – его больше волновала репутация его капитолийской команды и жизни обоих его подопечных: и то, и другое по его милости оказалось подвешенным на тонком волоске.

- Может, вам стоило доверить ваше дело профессионалам? – поинтересовался его загадочный помощник уже своим настоящим голосом. Двенадцатый отрицательно покачал головой. Во-первых, даже незаменимый и безотказный Цинна не знал всех подробностей, не говоря уже о действительно посторонних людях. А во-вторых – и это было самое главное! – попасть туда, куда так стремился ментор, мог лишь он сам: в качестве личного и абсолютно надежного пропуска в особо важные места Капитолия сверхчувствительные сканеры сверяли единственные в своем роде отпечаток большого пальца и рисунок сетчатки глаза. Поскольку обмануть капитолийскую технику было совершенно невозможно, значит, в отдел пересылки телецентра мог попасть только настоящий Хеймитч Эбернети.

- Все нормально, - снисходительно повторил Двенадцатый слова своего двойника, а потом загадочно усмехнулся: – И не такое проворачивали…

Когда через десять минут ментор Двенадцатого дистрикта, пошатываясь, вернулся на Хрустальную террасу и с недовольным бурчанием устроился на диванчике возле оживленно беседовавших Цинны и Порции, крякнув им в ответ что-то типа «жив-здоров», никто из присутствующих в зале и не заподозрил, что под личиной скандального пьяницы скрывался сейчас совершенно другой человек. А сам Хеймитч Эбернети тем временем переоделся в темные неприметные брюки и такую же темную куртку и спустился по запасной лестнице к служебному выходу из Тренировочного центра. На подземной парковке его уже ожидало такси, и старый капитолийский знакомый с огненно-красной взлохмаченной шевелюрой, привычно усмехаясь, без лишних вопросов открыл ментору переднюю дверцу. Всю дорогу до телецентра мужчины молчали, и только, притормаживая у странной двери без ручки и опознавательных знаков на задворках трансляционной башни, Рэд от всей души пожелал Двенадцатому удачи.

- Я буду ждать тебя прямо за углом, Митч, - только и сказал ему парень. – Буду ждать столько, сколько потребуется.

Едва ментор выбрался из машины, как безликая дверь приветственно распахнулась.

- В операторской только ночная смена, - позвал из полумрака знакомый женский голос. Он решительно шагнул в темноту здания, следуя за спешащим впереди силуэтом.

- Отдел пересылки охраняется: двое у двери и один на этаже, - продолжал шептать взволнованный голос. – Вы сможете попасть внутрь, когда ребята пойдут попить кофе – это я беру на себя. У вас будет всего несколько минут, чтобы пройти сканер и заменить посылку. Вот магнитный ключ от вашей секции. Не бойтесь камер – я потом удалю все свидетельства вашего присутствия.

Он послушно кивал в ответ на поспешный инструктаж и с удивлением думал – какое счастье, что не все в Капитолии были бесчувственными кретинами или глупыми куклами!

На очередном повороте провожатая ментора неожиданно остановилась и обернулась к нему. В горящих глазах Хеймитч прочел азарт, смешанный с решимостью и приправленный толикой страха. Девушка задумалась лишь на мгновение, а потом негромко произнесла:

- Никогда бы не подумала, что вы станете так рисковать ради них…

- Что так? - беззлобно усмехнулся Двенадцатый. – Моя репутация старого выпивохи и пофигиста настолько не соответствует моим безрассудным поступкам?

- Нет, дело не в репутации… Вам не все равно. Вы, как и ваша девочка, без раздумий защищаете своих близких. Любой ценой. Такая самоотверженность – большая редкость в наше время, и потому невольно вызывает уважение, - Клаудиа повела плечами и, коротко сжав его руку тонкими дрожащими пальцами, выразительно взглянула в глаза и шепнула: – Я очень рада, что узнала вас. Очень рада, что есть еще в этом мире кто-то, кому не плевать. Пожалуйста, прошу вас – совершайте любые безумства… только не меняйтесь!

Он удивленно хмыкнул – будь он лет на двадцать моложе, непременно воспринял бы этот жаркий монолог отважной капитолийки, как неожиданное признание в любви!

Наконец они остановились на одном из лестничных пролетов у входа на этаж, и Клаудиа прижала палец к губам, призывая своего ночного спутника к молчанию.

- У вас всего пару минут, - коротко уронила девушка и как ни в чем ни бывало, широко и приветливо улыбаясь, распахнула дверь в коридор. – Уйдете тихо, этим же путем. Удачи!

Прислонившись спиной к приоткрытой двери, Хеймитч слышал, как, обменявшись с дежурившими возле отдела пересылки охранниками приветственными шутками, Клаудиа посочувствовала их общей ночной смене, а потом пригласила всех троих составить ей компанию за стаканом превосходного кофе. Двенадцатый лишь усмехнулся – насколько он помнил по собственным ощущениям, ее кофе и вправду был превосходен! Молодых людей не пришлось долго уговаривать – их служба возле этого отдела носила скорее формальный характер, ведь пройти через сканер постороннему было абсолютно невозможно. Да и прочих посетителей по ночам в телецентре не могло быть по определению. Поэтому они с радостью приняли ее предложение и, игриво переговариваясь, все трое последовали за хозяйкой обещанного кофе. Ментор внимательно наблюдал за ними в приоткрытую дверь и, едва компания скрылась за поворотом, неслышно проскользнул в полутемный коридор.

А дальше счет пошел на секунды…

Раз, два, считал он в уме – надеть перчатки; три, четыре, пять – подойти к двери…

Шесть, семь, восемь – прислониться лицом к мигающему зеленому маячку на специальной панели и оставить оттиск большого пальца правой руки в выемке рядом. Пи-и-ип! – и закрытая стальная дверь неслышно распахивается, пропуская опознанного посетителя внутрь…

Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре – наощупь обнаружить на стене у двери включатель дежурного освещения, и по всей комнате вдоль стен загораются маленькие синие огоньки…

Сорок два, сорок три, сорок четыре – за три шага преодолеть немаленькое помещение, на ходу доставая из кармана заветный магнитный ключ от сейфа…

Пятьдесят восемь, пятьдесят девять… минута! – отпереть ячейку под номером «12»…

Сто один, сто два, сто три – вытащить из внутреннего кармана куртки неприметную узкую коробочку… черт, как же дрожат руки!... еще раз аккуратно открыть ее и проверить…

Две минуты – осторожно достать из футляра в сейфе шприц с морфлингом и заменить его на бесценную вакцину…

Пять минут – дело сделано; теперь закрыть сейф, отключить свет, на цыпочках выбраться в коридор… И пора уносить ноги!

Только на улице ментор смог, наконец, остановить свой счет и перевести дыхание. Из телецентра он выбрался незаметно – по крайней мере, он очень на это надеялся. Такси на другой стороне улицы приветливо маякнуло ближним светом фар. Перебегая дорогу и на ходу стягивая перчатки, он коротко глянул на наручные часы, которые одолжил ему Цинна – на то, чтобы вернуться на маскарад, у него оставалось всего-навсего сорок минут!

Близилось утро…

***

Он сидел в огромном кожаном кресле в холле своего отеля со стаканом, наполовину наполненным «блэк джеком». На стеклянном столике перед ним стояла почти пустая бутылка. Мимо сновала безгласая прислуга, постояльцы отеля, но он никого не видел, задумчиво уставившись в бесконечность перед собой. Его возвращение на маскарад прошло как по маслу. Он даже и предположить не мог, что его двойник сработает настолько профессионально: просто в какой-то момент вечеринки явно перепивший Хеймитч Эбернети вышел в уборную – и уже через несколько минут вернулся обратно, с горящими глазами и отчаянно колотящимся сердцем. Лишь по отчаянно дрожавшим рукам, едва не выронившим полупустой стакан с виски, Цинна, наконец, понял, что рядом с ним снова был рисковый и бесшабашный Двенадцатый. Когда часы пробили пять утра, все присутствующие под бурные аплодисменты сорвали маски, являя друг другу довольные и не очень лица.

И лишь пару человек во всем зале заметили, что самой довольной из них была небритая физиономия того самого Двенадцатого.

Ментор рассеянно покручивал в руках полупустой стакан и размышлял о своем ночном двойнике, его ухмылках, гримасах и жестах. Внешность слишком часто бывает обманчива, сказал он себе. Особенно здесь, в Капитолии – там, на маскараде, разглядывая двадцать версий Китнисс Эвердин, Хеймитч очень отчетливо почувствовал это. А он сам? Разве его собственная жизнь и без двойников не была уже почти четверть века сплошным фарсом и маскарадом? Не он ли долгие годы усердно разыгрывал из себя горького пропойцу, лишь бы держаться подальше от Капитолия и навязанных им правил? Не он ли добровольно отрекся от всех друзей и отношений, за исключением разве что Рубаки?

Он тупо оглядел холл. Долгое время он самонадеянно считал себя лучшим, если не единственным притворщиком… или он просто не хотел видеть очевидного? Кто же еще в Капитолии играл свой собственный спектакль? Разумеется, победители не в счет. Взять хотя бы Одэйра – ментор прекрасно знал, что у надменного красавца с аквамариновыми глазами просто не оставалось выбора. Финник мог весьма успешно притворяться для окружающих, но Хеймитч-то понимал, что это не более, чем вынужденное притворство. И чем чревато непослушание. Или та же Джоанна – неужели у этой жестокой красавицы не было своих потаенных секретов от Капитолия?

Блуждающий задумчивый взгляд замер на ярком пятне на другом конце холла, у закрывающегося лифта.

Эффи Бряк. Капитолийская неженка. Его головная боль.

Интересно, а что представляла собой эта глупая кукла? В последнее время она уже не единожды удивляла его… Он рывком поднялся с дивана. Его слегка повело – не зря это был уже четвертый или пятый «черный джек»! Нетвердой походкой он подошел к лифту, треснул по кнопке вызова и задумчиво уставился на закрытые дверцы. Странно, ему казалось, что она упоминала однажды о собственной квартире где-то в пригороде. Почему тогда коренная капитолийка живет в отеле? И как он собирается сейчас найти ее - он ведь даже не знает, в каком номере разместили его помощницу… нужно было бы уточнить на ресепшене, но как это будет выглядеть с его стороны?

Тренькнул колокольчик, двери лифта распахнулись, и ментор увидел рыжие волосы и внимательный взгляд. Старая знакомая, его безмолвный ангел-хранитель! Лицо безгласой дрогнуло, и он заметил, что она приветливо улыбнулась ему одними глазами.

- Тут только что ехала одна дамочка, - буркнул он, пытаясь улыбнуться в ответ, - не подскажешь, где она остановилась?

Девушка едва заметно с удивлением приподняла левую бровь и кивнула. Он вошел в лифт и, опасаясь упасть, оперся плечом на обитую бархатом стенку кабинки, покручивая в руках свой стакан.

Лифт остановился на двенадцатом этаже. Безгласая подвела его к номеру с табличкой 1212 и молча кивнула на дверь. Ментор закатил глаза – он мог бы и догадаться! Раз уж эта женщина сопровождает Двенадцатый дистрикт, то и жить должна на соответствующем этаже – так могли решить только ее необремененные интеллектом капитолийские мозги! Теперь он не удивлялся, что номер оказался тоже двенадцатым…

Он благодарно кивнул и, сделав последний большой глоток, без стука распахнул дверь.

В номере царил полумрак, горел только светильник возле дивана в гостиной. Первым, что он заметил еще с порога, был ее сегодняшний парик, валявшийся сейчас на полу – черная с красными прядями коса Огненной Китнисс. И сверкающий драгоценными камнями наряд Кит с презентации, небрежно сброшенный на белоснежный ковер рядом. Ментор огляделся и услышал шум воды в душе. Обстановка, прямо скажем, двусмысленная… Он аккуратно поднял с ковра роскошные шелка, расшитые бриллиантами, и осторожно положил их на спинку дивана, сердито поморщившись - Цинна не заслуживал, чтобы с его гениальными творениями обращались настолько бесцеремонно! Потом плюхнулся на диван, поставив пустой стакан на столик рядом. Развалившись на кисейных подушках, он задумчиво взял в руку подол платья. Пальцы медленно перебирали нежную ткань и холодные камни, и по телу разливалось странное умиротворение. Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя – для его ужасной репутации не хватает только уснуть на диване в номере Эффи Бряк!

Она вышла из душа в длинном голубом кимоно и с тюрбаном из полотенца на голове, массируя руками шею. Не замечая своего незваного гостя, Эффи прошла к бару и плеснула в пузатый бокал из темной бутылки. По номеру разлился аромат дорогого коньяка. Удивленно наблюдая за ней с дивана, Хеймитч тихо хмыкнул – неужели его дурная привычка пить в одиночестве настолько заразна?

- Составить компанию? – язык его слегка заплетался, и голос отчего-то оказался неестественно хриплым.

Она едва не подпрыгнула, оборачиваясь.

- Ты… что ты здесь делаешь? – в голосе ее послышались привычные истеричные нотки. Он сделал неопределенный жест рукой, пальцами нарисовав в воздухе подобие полукруга.

- Решил заскочить на огонек. Обсудить стратегию.

Да какая еще к черту стратегия? Он спрятал издевательскую усмешку. Просто после всех своих ночных приключений он был слишком взволнован… а заодно и слишком пьян, и потому ему вдруг захотелось посмотреть на Эффи Бряк вне телевизионных камер.

Она слегка поежилась и повела плечами, рефлекторно сильнее запахивая на груди полы роскошного шелкового халата, перехваченного на талии длинным атласным кушаком с кистями на концах. Она, что же, боялась его? Он с удивлением обнаружил отсутствие на ее лице привычной боевой раскраски. Взгляд его машинально метнулся к парику на полу. Он медленно поднялся с дивана, шагнул в его сторону и, наклонившись, подхватил с пола, задумчиво покручивая в руке. Потом поднял на нее внимательный взгляд.

В глазах ее светилась… нет, вовсе не паника, которую он ожидал увидеть. И не испуг. И не истерика. И не глупое удивление.

В бездонной синеве ее глаз светилась решимость.

У Эффи Бряк синие глаза? Очуметь, почему никогда раньше он не замечал этого? Интересно, а какого цвета ее собственные волосы? И есть ли они вообще, раз она не снимает эти свои нелепые кудри? Он тупо смотрел на парик в своей руке и только сейчас подумал, что общается с этой странной женщиной уже не первый год и не знает о ней даже таких элементарных вещей, как цвет глаз и цвет волос.

Он шагнул к ней и потянулся рукой к тюрбану на ее голове.

- Не стоит этого делать, - тихо предупредительно прошептала она. В глазах мелькнула сердитая растерянность. Он на мгновение остановился, прислушиваясь к собственным мыслям, потом решительно ухватился за край полотенца, с силой потянул на себя…

И замер в ступоре.

Перед ним стояла красивая молодая женщина, больше похожая на испуганного ребенка - немного угловатая из-за своей короткой мальчишеской стрижки, едва прикрывающей голову, и строгого выражения лица. Это просто пьяные галлюцинации, сказал он себе, не в силах отвести взгляда и недоверчиво качая головой.

У нее были темные волосы. Не такие, как у Кит - с теплым каштановым оттенком. И никакого макияжа – ну да, она ведь только что из душа… Синие глаза смотрели укоризненно и устало. А он всегда представлял ее себе блондинкой, со светлыми, как у Пита, кудрями…

Стоп! Он представлял ее себе?

- Доволен?

Он не сводил ошарашенных глаз с незнакомки, замершей перед ним. Его разыгрывают, не так ли? Она выхватила парик из его руки и натянула на голову, по привычке тряхнув темной косой, словно нелепыми розовыми кудрями. Он растерянно моргнул. Видение исчезло – на него снова смотрела и глупо улыбалась его извечная головная боль. Только глаза по-прежнему оставались серьезными.

- А теперь уходи, Двенадцатый, - негромко сухо попросила она и криво изогнула губы в усмешке. Он непонимающе сдвинул брови – привычная Эффи Бряк никогда не была такой! Надоедливой, шумной, невозможной – да, но не такой холодной и колючей. – Скоро утро, а у меня еще есть дела… нужно распланировать очередной важный-преважный день!

- Можно, я останусь? – невольно тихо вырвалось у него, и он тотчас прикусил язык. Что это с ним? Он недовольно нахмурился. Что он себе позволяет? Сейчас того и гляди еще потребует выпивки и развлечений!

Поздно сожалеть, она услышала его - Эффи непонимающе сдвинула тонкие брови, и между ними появилась маленькая складочка. Совсем, как у Китнисс… Что-то зашевелилось внутри.

- Зачем? – минуту назад непривычно твердый, сейчас голос ее растерянно дрогнул.

- Мне некуда пойти… не хочу сегодня оставаться один, - впервые в его словах не было притворства.

Он не сводил с нее несчастных глаз и видел, что она колебалась. Видимо, ожидала, какой еще фокус выкинет старый пьяница на этот раз. Неужели она не верит ему? Сам того не желая, сейчас он сказал ей чистую правду – ему действительно не хотелось оставаться один на один со своими демонами. А впрочем, с какого перепугу эта странная женщина должна ему верить? Разве был он хоть раз за все эти годы честен и откровенен с ней… вообще с кем-нибудь?

Наконец она дрогнула и отвела глаза, не выдержав его пристальный измученный взгляд. Он внутренне сжался, приготовившись к отказу.

- Диван в твоем распоряжении, - в голосе ее послышалась усталость. - Я встаю поздно. Так что у тебя будет уйма времени убраться отсюда до того, как я проснусь.

Он удивленно смотрел, как она быстро прошла мимо него, обдав ментора забытым запахом женщины после душа, подхватила с журнального столика какие-то бумажки и планшет и поспешно скрылась за дверью спальни. Она не прогнала его! Не задала ни одного вопроса, не устроила истерики, не вызвала охрану.

Просто позволила остаться.

Он шагнул назад к дивану, пошатнулся и упал на спину на мягкие подушки, широко раскидывая руки и растерянно уставившись в потолок. Еще минуту назад он был уверен, что уснет, стоит ему только принять горизонтальное положение… а теперь его сон как рукой сняло. Мысли путались и скакали в его голове, словно безумные. Он в ужасе поймал себя на том, что, видимо, перестает отличать действительность от вымысла и притворства. Эта женщина там, за массивной дверью – кто она на самом деле? Зачем столько лет рядом с ним она корчила из себя последнюю дуру, отнюдь не являясь таковой? Собственная инициатива? Вряд ли – какой может быть прок от Двенадцатого дистрикта! Скорее, умысел или приказ Капитолия… в последнее ему верилось легче всего. Он и сам знал, чего стоило ослушаться таких приказов. Неужели она тоже в чем-то провинилась?

Он потер глаза, похлопал себя по щекам. Сна как ни бывало… Черт подери, не лежать же ему вот так, рассматривая завитушки лепнины на потолке? Но и уходить он не хотел. Душа настойчиво требовала выпивки. Он машинально провел рукой по столику рядом в поисках своего стакана… ах да, он же допил последнее еще перед дверью! Вместо стакана пальцы нащупали какой-то листок – видимо, Эффи забыла свои записки. Он подхватил его и поднес к глазам.

Судя по водяным знакам на бланке и оттиску гербовой печати наверху страницы, это был какой-то государственный документ. Ему вдруг стало интересно, какую такую секретную информацию изучает по ночам его помощница. Он снова потер глаза, поднес листок к свету. Взгляд быстро пробежал скупые официальные строчки, заставив его в изумлении открыть рот.

Это была закладная на ее квартиру. И внизу документа – знакомая сумма из шести цифр.

Легкий шум за дверью спальни заставил его зажать документ в кулаке, прикрывая глаза и притворяясь спящим. Спустя минуту дверь неслышно приоткрылась. Продолжая лежать с закрытыми глазами, он слышал, как хозяйка номера легкими шагами прошла к бару, поставила на стойку свой бокал. Усилием воли Хеймитч заставил себя дышать ровно, всем своим видом довольно успешно изображая глубокий и крепкий сон. Он почувствовал, как, идя обратно в спальню, она задержалась возле него.

Внезапно ее руки осторожно коснулись его щиколоток, и он едва удержался, чтобы не подскочить. Она аккуратно сняла с него туфли. Потом, подумав мгновение, шагнула ближе и присела на край дивана, слегка наклоняясь и ослабляя его шейный платок. От нее веяло легким цветочным ароматом – наверное, один из этих капитолийских душевых гелей, но запах неожиданно ненавязчивый и легкий. Почти как настоящий… так пахнет весной Луговина в Двенадцатом, пришло на ум неожиданное сравнение.

Мягкая женская рука робко коснулась легкой щетины на подбородке, неуверенно провела по колючей щеке, осторожно убрала со лба спутанные волосы. Неожиданная и непрошенная нежность… Задохнувшись от эмоций, ударивших в голову, он растерянно затаил дыхание, опасаясь пошевелиться и спугнуть это странное ощущение – уже много лет никто вот так не касался его. Сердце, будто сумасшедшее, испуганно колотилось в груди. Надо же – оно живое, оно все еще бьется!

И ему вдруг отчаянно захотелось увидеть выражение ее лица…

Неожиданно для нее он открыл глаза и перехватил ее руку на своей щеке. Эффи испуганно дернулась, пытаясь освободиться, но он лишь сильнее сжал ее тонкие пальцы в своей широкой ладони, изучающе глядя в потемневшие в полумраке глаза. В их глубине мелькнуло что-то – слишком быстро, он даже не успел разглядеть, что именно. Очень медленно он разжал руку, удерживавшую ее, и, не сводя внимательного взгляда, молча протянул молодой женщине зажатый в кулаке бланк закладной. Она узнала его – так же молча выдернула заветный листок и осторожно расправила его. Потом рывком поднялась на ноги и, положив документ обратно на столик, медленно отошла к окну.

- Могу я задать один вопрос? - садясь на диване и не сводя растерянного взгляда с ее гордо выпрямленной спины, неожиданно для самого себя насмешливо выдавил он. Опять это его дурацкое «хочу-все-знать»! Женщина у окна чуть повернула голову в его сторону. Очевидно, это был знак согласия. – Я так понимаю, нам придется знакомиться заново… Меня зовут Хеймитч Эбернети, я ментор Двенадцатого дистрикта… а как зовут тебя?

Ну и кретин – к чему он сейчас это спросил? Просто теперь ему отчего-то с трудом верилось, что Эффи Бряк – ее настоящее имя. Похоже, она даже не удивилась его дурацкому вопросу – только категорично повела плечами и снова отвернулась, явно не собираясь отвечать. Но и он не собирался сдаваться. Наверно, в первый раз за всю свою жизнь он молча ждал ответа от этой странной женщины.

Пауза затягивалась…

- Какая разница! – не сдержавшись, наконец, буркнула она через плечо. - Мне не нравится мое имя. Оно странное. Родители постарались… они у меня были просто помешаны на красоте. Вечно читали какие-то древние трактаты из Главного Архива, коллекционировали картины, дорогие предметы искусства…

- Я не спрашиваю, женщина, на чем сдвинулись твои предки! - нетерпеливо прервал он, понимая, что напрасно сейчас рычал на нее - она тут ни при чем, и он раздражался на самого себя. Черт подери, как же он злился, безуспешно пытаясь разобраться в эту минуту в захлестнувших его сумбурных эмоциях! – Я спрашиваю всего лишь твое настоящее имя!

Она вся поджалась в ожидании очередной насмешки, а потом еле слышно выдавила:

- Афродита…

- Оно что-то значит? – он пытался примерить это новое имя к этой новой Эффи. Что-то как-то не выходило…

- Не знаю, - обхватив себя руками, уклончиво прошептала молодая женщина.

Хм, имя как имя, подумал он. Совсем не странное, даже для Капитолия – он слыхал и не такие имена! Хотя, судя по неуверенным интонациям в ее несчастном голосе, видимо, оно что-то все-таки значило. И было как раз необычным и особенным, чего, конечно, не мог знать ментор Двенадцатого, в глаза не видевший древних трактатов и ни разу не бывавший в Главных Архивах.

- Просто Афродита – и все? Не Берта-Антуанетта-Вифания… или кто там еще? – он удивился абсолютно искренне – в столице совершенно естественно было давать отпрыскам напыщенные многослойные имена. Она только чуть кивнула в ответ. Наверно, он издал какой-то особенный звук, потому что она тут же с досадой забормотала:

- Сама знаю, что звучит глупо! Отец-эстет ведь не мог предположить, что его любимая младшая дочурка вырастет вовсе не такой писаной красавицей, как ее мать. Он хотел, как лучше: Афродиту должны любить, ею должны восхищаться, - она жалобно вздохнула и добавила еще тише: - Афродита должна быть хрупким прелестным созданием, белокурой и голубоглазой… совсем как наш Пит… а не долговязой нескладной девицей с холодным синим взглядом!

Он открыл было рот, чтобы возразить, но отчего-то не смог найти подходящих слов. Какой кретин сказал ей, что она нескладная девица?

- Так что как-то сама собой появилась Эф… ну, а потом, в Двенадцатом – Эффи, - так и не обернувшись, без дальнейших объяснений сухо закончила она свою тираду.

- Почему в Двенадцатом? – он непонимающе сдвинул брови, пытаясь уловить логику в сказанном только что. Она едва повела плечами.

- Ты сам меня так назвал…

И тут он вспомнил. Десять лет назад. Жатва. Новенькая из Капитолия - симпатичная испуганная дамочка, впервые сопровождавшая его на Игры и не отходившая от него ни на шаг. Можно сказать, совсем девчонка. Темноволосая, с крутыми каштановыми кудрями, искусно уложенными в высокую замысловатую прическу… в тот день они, по крайней мере, были настоящими. Он сказал тогда, что ненавидит длинные волосы и терпеть не может шатенок. Не лично ей сказал, а просто, чтобы хоть как-то задеть капитолийку – ему не было дела до цвета и длины ее роскошных волос.

И язвительно передразнил, когда она представилась: «Эф-фи-фи!»

И чем же он сам лучше слепой и наивной Китнисс Эвердин?

Мысли понеслись, словно шальные, запутываясь в тугой клубок и затягивая его в стремительный водоворот. До недавнего времени – а точнее, вплоть до нынешней ночи – он был твердо убежден, что после гибели его близких его пустая и никчемная жизнь состояла из двух частей – его трибуты, снова и снова умирающие там, на Арене, и он сам, пьянствующий в Двенадцатом. Он просто не видел ничего, кроме плотного холодного тумана перед глазами. Туман давил, путал чувства, обезличивал лица. Туман мешал дышать, мешал спать, мешал здраво мыслить… мыслить вообще. Куда бы он ни шел, куда бы ни смотрел, что бы ни делал – вокруг него всегда стояла только эта беспросветная густая пелена.

Словно невидимый блок. Эдакое силовое поле, в которое даже при всем желании он не смог бы запустить топором.

А сейчас что-то щелкнуло в его голове. Повернулось и встало на правильное место, открыв ему глаза. Оказалось, что уже с десяток лет его добровольного одиночества он был не один. Все это время, все эти долгие десять лет рядом с ним с упрямой регулярностью появлялся кто-то еще, кто-то шумный, надоедливый, докучающий… Тот, кто одновременно и злил, и забавлял его. На собственной шкуре тренировал его раскисающую силу воли, дающую трещину выдержку и колючее чувство юмора. А заодно, порой даже не подозревая, веселил, тормошил и поддерживал его, одним своим присутствием не позволяя потеряться и окончательно уйти в себя. И иногда удивлял.

Удивляла, поправил себя он. Прямо как сейчас.

- Зачем ты делаешь это? – непонимающе пробормотал он. – Закладная, маскарад… все эти усилия по спасению моих трибутов… и десять лет терпения… почему? Неужели у тебя тоже нет выбора?

Она нервно кашлянула, сделала глубокий вдох и неожиданно тихо заговорила:

- Мое детство было счастливым и беззаботным. Пожалуй, даже слишком беззаботным. Отец – большая шишка в столичной мэрии, мама – одна из первых красавиц Капитолия и желанная гостья во всех дамских клубах и салонах. Первое мое отчетливое и сильное воспоминание - год, когда мне исполнилось двенадцать лет… странное совпадение, не находишь? - она едва заметно невесело усмехнулась. - Лето тогда выдалось очень жарким. Моя старшая сестра выходила замуж и жутко нервничала, не будет ли она выглядеть взмокшей в роскошном свадебном платье… К тому же, у меня умерла кошка, которую папа принес в дом в день моего рождения. До сих пор не знаю, где он сумел раздобыть ее! Помню, как рыдала тогда ночами в подушку, прижимая к сердцу игрушки своей любимицы, и не могла поверить, что смерть настолько реальна. Двенадцать лет – достаточный возраст, чтобы горько оплакивать домашнего питомца, не правда ли?

Он тупо смотрел ей в спину и никак не мог уразуметь, зачем она рассказывает ему все эти глупости – свадьбы, платья, кошки... Эффи Бряк снова в своем репертуаре?

- А еще в тот год проводились Пятидесятые Голодные игры, - как бы невзначай добавила вдруг она. Сказала, словно наотмашь врезала по физиономии. Он так и остался сидеть с отвисшей челюстью и ртом, открытым для очередной непроизнесенной колкости.

- Тогда ни я, ни моя сестра еще не знали, что наш отец неизлечимо болен, и даже его высокие капитолийские связи уже не смогут помочь ему… Видимо, поэтому он милостиво позволил мне пропускать обязательные трансляции Игр, опасаясь за мое и так подорванное душевное состояние. Он справедливо посчитал меня еще слишком маленькой, чтобы в полной мере оценить самое культовое шоу Капитолия. Поэтому я увидела победителя Второй Квартальной бойни только спустя несколько месяцев, во время его тура по Панему - будучи не последним лицом в мэрии, отец сумел провести нас на банкет в его честь, и мы с сестрой вознамерились взять автограф на память.

Победитель Второй Квартальной бойни? Далеко не сразу до него дошло, что речь идет о нем самом – она говорила о нем в третьем лице, словно о каком-то другом, совершенно постороннем человеке. Не в силах выдавить ни слова, он растерянно молчал и только хлопал глазами.

- Когда я в первый раз увидела его, он был такой молодой и красивый, - словно не веря самой себе, Эффи удивленно покачала головой и запнулась, подбирая слова. - И совершенно безумный. Помню, как испугалась в тот день его сумасшедшего взгляда… он дико улыбался, а мне хотелось буквально кричать от страха. Тогда я еще не знала причины его безумия, не знала, что они просто сломали его… Конечно, ни я, ни моя сестра так и не решились подойти к нему! Но еще очень долго потом я видела во сне его невозможные глаза и горько жалела о своей трусости…

Так и не сдвинувшись с места, она чуть повернула голову в его сторону. Первые робкие лучи восходящего солнца очертили ее тонкий профиль, тень от полуопущенных ресниц и ежик коротких волос. Пытаясь осмыслить ее слова, он вдруг некстати заметил, какие у нее изящные черты лица – истинная капитолийка!

- Выбор есть всегда, - в ее голосе слышалась неподдельная усталость. – Главное - найти в себе силы сделать его. Так мне сказал однажды один человек… неужели не помнишь?

Он почувствовал, как вспыхнуло лицо, словно ему наотмашь влепили пощечину. Она говорила его собственными словами десятилетней давности. Словно читала с листа. А ведь еще вчера он считал ее глупой и бесчувственной куклой… Он на мгновение прикрыл глаза. И кто же из них двоих был более глуп?

Женщина обернулась. Он поймал странный взгляд колючих синих глаз и, нервно сглотнув комок в горле, с трудом перевел дыхание.

- Никогда больше не спрашивай меня, почему я выбрала Двенадцатый дистрикт. Даже теперь, спустя столько лет, ты просто не в состоянии понять этого… И если хоть одна живая душа в Капитолии узнает то, что ты узнал сегодня, - она вспыхнула, и, совершенно незнакомый, голос ее гневно дрогнул, - то, клянусь всеми твоими чертями, Двенадцатый, я придушу тебя собственными руками!

Зачем тебе мараться, девочка? От всего этого самому впору было вешаться…

- Понял? – тихо переспросила она, и он едва заметно утвердительно кивнул.

Мир вокруг медленно переворачивался с ног на голову.