Глава 24

- И что это было?

Он оторвался от бессмысленного созерцания разбросанных по столу пестрых буклетов и непонимающе уставился на Цинну. Молодой человек по-хеймитчевски скрестил руки на груди и критически оглядывал его с ног до головы. Ментор перевел глаза на Порцию на диване – она лишь растерянно пожала плечами.

- Ты это о чем? – он действительно не совсем понял суть вопроса.

- Я уже вполне привык к тому, что вы с ней постоянно ссоритесь и насмехаетесь друг над другом… и, на здоровье, вы можете не разговаривать друг с другом хоть неделями! Но я в первый раз вижу, чтобы всегда подчеркнуто вежливая и жизнерадостная Эффи выскочила отсюда, даже не попрощавшись со мной и Порцией – и, кстати, лицо у нее при этом было буквально зеленым! – молодой человек строго посмотрел ему в глаза и укоризненно покачал головой. - Когда, наконец, ты перестанешь изводить ее? Неужели не видишь – она изо всех сил старается быть тебе полезной!

Хеймитч поморщился под этим непривычно суровым зеленым взглядом. Ох, и какими же словами объяснить, наконец, этому несносному капитолийскому мальчишке, чем может обернуться и для него самого, и для Порции, и даже для Эффи Бряк их бескорыстная помощь и полезность?

Ментор вздохнул и виновато потер руками лицо. Его капитолийская помощница вышла отсюда несколько минут назад… точнее сказать, вылетела пулей – просто, ни с того ни с сего изменившись в лице и презрительно поджав тонкие губы, она яростно сгребла в охапку собственные вещи и принесенные с собой журналы и проспекты. А потом, даже не проронив ни единого слова в ответ на удивленный оклик Порции, поспешно покинула пентхауз Мастера, напоследок от души хлопнув высокой тяжелой дверью. Хеймитч дернулся от этого ее громкого протеста – черт подери, наваждение какое-то… Он растерянно и молча смотрел ей вслед – но ведь он действительно похвалил ее, от чистого сердца! Он не язвил, не говорил гадостей и даже не отпустил в ее сторону ни одной из своих характерных колючих шуточек!

Двенадцатый непонимающе сдвинул брови – когда она обернулась в дверях, лицо у нее было такое, словно он минуту назад нанес ей величайшее оскорбление… Ну, подумаешь, всего-то назвал капитолийскую неженку по имени – а после ее ухода за его спиной повисла такая тишина, словно в Панеме объявили национальный траур!

- Я понятия не имею, что на нее нашло, - он дрогнул и поежился под внимательным взглядом Цинны. – Видимо, это новая тактика нашей Мадам-Вселенская-Глупость – дуться на меня даже по пустякам!

- Во-первых, насколько мне известно, она мисс, а не мадам… а во-вторых, ты так мне и не ответил – что здесь вообще происходит?

Хеймитч отвел глаза. На самом деле он подозревал, что его капитолийскую напарницу так перекосило от его фамильярного «Эффи»… но как прикажете ее называть – мисс Бряк? Он коротко хмыкнул – смешно! И тотчас спрятал усмешку – только бы не засмеяться при Цинне, он не поймет… Как, впрочем, не понимал сейчас и сам Двенадцатый: ну, что тут такого? Да, представьте себе, он прекрасно знает, как ее зовут… зачем же делать из этого катастрофу мирового масштаба? Или эту невозможную занозу больше устраивало безликое и насмешливое «женщина»?

Нет, видимо, он так никогда и не сможет понять, что творится в ее розовых мозгах!

Он искоса глянул на молодого человека – упрямо не меняя позы и не двигаясь с места, Цинна все еще ждал ответа. От возникшей неловкой паузы его спас призывно зазвонивший коммуникатор. Ментор вытащил его из кармана брюк – на экране высветилось имя Плутарха Хавенсби. Он удивленно вскинул руку, настойчиво призывая молодых людей к тишине, и включил громкую связь:

- Сенатор?

- Ты один? Нас никто не слышит? - раздался из динамика непривычно строгий голос Плутарха. Хеймитч выразительно поднял брови, оборачиваясь к Цинне. Тот сделал большие глаза и строго шикнул на удивленно открывшую рот Порцию. Молодая женщина послушно прикусила язык, внимательно прислушиваясь к разговору.

- Я-то один, - ментор сдержанно кашлянул. Ему не хотелось врать Плутарху. - Но разве нас сейчас не слушают все спецслужбы Капитолия?

- Это моя личная выделенная линия, ее не прослушивают. Есть разговор, Двенадцатый. Сегодня в шесть, в моем кабинете в Сенате.

Хеймитч коротко глянул на старинные часы на стене гостиной – без десяти пять…

- Вы в курсе, что это уже через час? - как бы между делом уточнил он.

- Я в курсе. Чем быстрее, тем лучше. Я пришлю машину к отелю, - сенатор кашлянул и странным голосом добавил: - Только водитель, без Сократа.

Без вездесущего Сократа - в устах сенатора это звучало как «без свидетелей»… Ментор вопросительно уставился на Цинну - что бы это значило? Молодой человек молча повел плечами и многозначительно поднял брови. Что бы там ни оказалось, варианты невелики: либо разговор действительно предстоял серьезный – иначе старый лис не стал бы рисковать и так светиться, либо дело было пустяшным… но тогда откуда такие мрачные и строгие нотки в голосе всегда любезного и обаятельного Плутарха?

- Хорошо, я буду, - кашлянув, отозвался Хеймитч. И не удержавшись, спросил, заранее уверенный в отрицательном ответе: – Могу я хотя бы узнать, к чему такая срочность?

- Через час и узнаешь, - сухо отрезал Хавенсби и отключился.

Двенадцатый шумно выдохнул и обеспокоено оглядел невольных свидетелей его странной короткой беседы с сенатором – под его пристальным взглядом Цинна молчал и лишь задумчиво потирал пальцами подбородок, зато Порция, наоборот, явно порывалась что-то сказать.

- Что? – он посмотрел на нее с неподдельным интересом.

- Думаю, речь пойдет о ставках, - негромко заговорщицки прошептала она. – Вы еще не в курсе, но перед самым вашим приездом я разговаривала об этом с Эффи – по рейтингам наши ребята, даже в их нынешней плачевной ситуации, уже наступают на пятки подопечным Брута и Энобарии!

- Но это же хорошо! – искренне удивился Цинна, непонимающе сдвинув брови.

- Хорошо, да только не в нашем случае, - кажется, до ментора начало доходить, к чему сейчас клонила молодая женщина. – Насколько я успел понять, слишком высокие рейтинги на Играх вовсе не залог победы – скорее, это залог более изощренных испытаний. Вы же сами видели, чем обернулись для Китнисс ее одиннадцать баллов – огненные снаряды, осы-убийцы… И это только начало – фантазия у распорядителей богатая!

- Вот именно! – глаза Порции оживленно заблестели. – Сенатор, будучи покровителем Китнисс Эвердин, не меньше нас заинтересован в ее победе – ведь не ради же спортивного интереса он вкладывал и продолжает вкладывать в нее такие немалые деньги… но теперь из-за новых правил – кстати, ваша безумная идея ему точно не по душе! – и из-за ранения Пита девушка буквально связана по рукам и ногам. Лично я думаю, что сейчас нашим ребятам нечего опасаться появления своих соперников – уж кто-кто, а Плутарх Хавенсби точно знает: пока в Капитолии полным ходом принимаются букмекерские ставки, распорядители не решатся натравливать друг на друга оставшихся на Арене трибутов…

- Все верно – только дурак станет резать курицу, несущую золотые яйца! – перебивая молодую женщину, Хеймитч почувствовал, как отчаянно застучало в висках. Он уставился на Цинну: – Неужели ты еще не понял? Распорядители не станут сводить трибутов друг с другом – но, чтобы Капитолий совсем не заскучал, они просто устроят паре, лидирующей по рейтингам, очередное адское приключение из особого списка! Пока что эта пара – профи из Второго… но как только стремительно растущие показатели наших ребят превысят рейтинги Катона и Мирты, распорядители примутся за них. А этого никак нельзя сейчас допустить – Питу нужно лекарство, а Кит передышка!

- Из этого следует, - задумчиво протянул Цинна, переводя глаза на ментора, и Хеймитч заметил блеснувшее в них понимание, - что планы меняются? И теперь самая первейшая и ближайшая наша задача – сбить ставки и рейтинги Двенадцатого дистрикта до минимума… так?

В яблочко! Хеймитч довольно хмыкнул, утвердительно кивнув. Молодцы ребята, сам бы он долго ломал голову над загадочным звонком Плутарха! Теперь, по крайней мере, он появится у сенатора подготовленным к их таинственному разговору!

Ментор благодарно посмотрел на Порцию.

- Да, я знаю – я умница, - негромко засмеялась она, озорно сверкая глазами. – И можете не волноваться, я сама устрою бульон для Пита!

- Ты ведь вернешься сюда после своей аудиенции в Сенате? – строго уточнил Цинна.

- Я постараюсь, - он клятвенно положил руку на сердце и мягко усмехнулся молодому человеку: - Если только у Хавенсби не окажется своих планов на мой сегодняшний вечер!

Спустя полчаса он уже подъезжал в служебном лимузине Плутарха к величественному мрачному зданию Сената, возвышавшемуся на одном из Семи Холмов. На пропускном пункте молчаливый водитель лишь слегка притормозил, не удосужившись даже приспустить затемненные стекла для предъявления охране хоть какого-либо пропуска или документа – черные с белыми знаками капитолийские номера сенатора Хавенсби говорили сами за себя. Хеймитч хмыкнул: ни один из дежуривших миротворцев даже не повернулся в их сторону – неприкосновенность этого автомобиля не вызвала ни малейших сомнений у вооруженной до зубов охраны!

Водитель, видимо, получил от сенатора вполне четкие указания – минуя центральную мраморную лестницу у фасада здания, лимузин медленно завернул за угол и, проехав еще несколько служебных подъездов, остановился у одного из них. Ментор присмотрелся – на неприметной табличке рядом с массивной деревянной дверью, обитой кованым железом, значилось: «Плутарх Хавенсби». Хеймитч растерянно кашлянул: ни фига себе – собственный служебный вход, такое в Капитолии полагалось только для избранных! Он выбрался из машины и, шагнув на крыльцо, ровно на мгновение замер перед высокой двустворчатой дверью. Потом молча упрекнул себя в трусости и малодушии и глубоко вдохнул, решительно дергая за кованую ручку. Огромная и совершенно неподвижная на первый взгляд, дверь на удивление легко подалась, открывая его взгляду полутемный коридор в пунцово-золотых тонах – и тотчас совершенно неслышно захлопнулась, едва он вошел внутрь.

Сенат… в последний раз он был здесь ровно двадцать четыре года назад.

Собрав в кулак пошатнувшуюся от нахлынувших воспоминаний и прежних страхов решительность, Хеймитч заставил себя успокоиться и осмотреться. Как и везде в Капитолии, даже в этом узком и строгом служебном коридоре все выглядело вызывающе роскошным: бесконечно высокий потолок над ним едва заметно мерцал легкими отблесками приглушенного света от хрустальных люстр. Стены, обтянутые темным переливающимся шелком, буквально душили и грозились раздавить незадачливого посетителя, а непонятные гротескные картины в проемах между рядами закрытых дверей казались ему нелепыми размазанными пятнами красок.

Где-то в глубине пунцового коридора, приглядевшись, Двенадцатый с облегчением обнаружил усланную пунцовой же ковровой дорожкой лестницу. И ни единой души вокруг! Он поежился, стараясь как можно быстрее преодолеть этот мрачный тоннель. Едва ступив на ступеньку, ментор услышал откуда-то сверху тихий голос Плутарха, гулким эхом скачущий по лестничным пролетам:

- Поднимайся, Эбернети, я здесь.

Легко сказать – поднимайся... взглянув вверх между перилами, ментор почувствовал, как тотчас повело в голове. Он сделал первый шаг – и вцепился в поручень обеими руками, отчаянно опасаясь упасть. Тихо выругался сквозь зубы: и почему в таком месте, как Сенат, вдруг не оказалось такого надежного и привычного лифта? Когда он добрался, в конце концов, до Плутарха, нетерпеливо ожидавшего его прямо на одном из лестничных пролетов, число пройденных им этажей приближалось к десятку.

- Черт подери, сенатор, - он закашлялся и согнулся пополам, пытаясь отдышаться, а заодно и привести в порядок мысли в голове и эмоции на лице, - с вашей стороны было невероятно жестоко заставлять старого пьяницу ползти пешком на такую высоту!

- Я не просто так предпочел запасную лестницу – не хочу, чтобы капитолийские камеры засняли тебя в одном из здешних лифтов, - негромко отозвался Плутарх, выразительно поднимая брови.

- Иными словами, меня здесь как бы нет? – все еще кашляя от утомительного подъема, удивленно уточнил Хеймитч, растерянно исподлобья взглянув на сенатора, на что Хавенсби лишь утвердительно кивнул и коротким молчаливым жестом пригласил его следовать за собой. Ментор шумно выдохнул – час от часу не легче!

Изрядно попетляв по пустым полуосвещенным коридорам здания, мужчины добрались, наконец, до призывно распахнутой настежь двери приемной Плутарха в конце очередного коридора. Предусмотрительно пропуская ментора вперед, сенатор пристально и внимательно огляделся по сторонам, потом вошел следом за своим гостем и, закрыв за собой дверь, щелкнул замком. Дрогнув, ментор растерянно обернулся: что ж, все пути назад отрезаны – теперь он сможет выбраться отсюда только вместе с хозяином роскошного кабинета…

Или не сможет выбраться вообще, предательски шепнул внутренний голос.

И в ответ этому голосу под ребрами тотчас зашевелилось неприятное чувство паники – словно он сам вновь оказался там, на Арене… и только что собственной пятой точкой угодил в очередную хитроумную ловушку одного из распорядителей.

Сделав пару шагов внутрь кабинета, Хеймитч замер в замешательстве. На стене ровно напротив рабочего места сенатора ментор с удивлением обнаружил на большом плоском экране знакомую жестокую усмешку Катона. Он непонимающе сдвинул брови – это что же, сенатор смотрел прямую трансляцию Игр? Указывая Двенадцатому на одно из шикарных кожаных кресел возле огромного стола, Плутарх подхватил с этого самого стола пульт и выключил звук на экране, потом глубоко вдохнул – и начал с места в карьер:

- Надеюсь, мы обойдемся без церемоний? - Хеймитч покорно кивнул и молча присел в кресло, в ожидании уставившись на хозяина кабинета. - Итак, твой план удался, она нашла его… и что дальше?

Ментору не нужны были имена – он и так понял, о ком так взволнованно говорил ему сейчас сенатор. Он дрогнул, пряча довольную усмешку – хвала тебе, всезнающая Порция!

- Им обоим нужна передышка, - он заметил недовольно сдвинутые брови Хавенсби и поспешно добавил: - Да, я знаю, что никто не станет делать им поблажек – слишком высоки ставки, верно?

Плутарх прошелся по кабинету и, задумавшись на мгновение, замер у высокого окна. Потом вернулся к столу, выдвинул верхний ящик и, достав из него какие-то бумажки, в которых Хеймитч без труда узнал знакомые бланки букмекерских сводок, положил на стол, подталкивая их ментору.

- Значит, ты уже в курсе, что ваши рейтинги просто зашкаливают… что ж, тем лучше. Смотри сам: всего за один день они достигли своего пика – я и не представлял, что вся эта ваша романтическая история действительно может сработать! - он поднял глаза на своего гостя и недовольно покачал головой в ответ на более чем выразительный довольный взгляд Двенадцатого. – И это притом, что, скажем прямо, у твоего парня нет никаких реальных шансов…

- И кто это вам сказал – всезнайка Брут? - многозначительно перебил сенатора ментор и упрямо хмыкнул: – Еще два дня назад он был так же уверен в одном победителе – и что из этого вышло?

- Пока еще ничего не вышло… не торопись с выводами, Эбернети! - предупредительно отозвался Плутарх, выразительно подняв брови. – Просто передышки будет недостаточно – если ты все еще надеешься на то, что твой парень сможет выбраться оттуда живым, то для начала тебе придется раздобыть для него хоть какое-нибудь лекарство!

Разумеется, он понимал это – это был первый пункт его собственного особого списка!

– Травма у него, скажу тебе, нешуточная… Представь себе, моя очередная чрезмерно чувствительная пассия просто свалилась в обморок, увидев сегодня в утреннем дневнике Игр его рану на весь экран. Не нужно быть специалистом, чтобы определить, что парню светит заражение крови, - сенатор обернулся к собеседнику и, заметив его усмешку, сердито поднял брови. – Нечего ухмыляться, это не просто царапина, я видел его ногу своими собственными глазами! Одного не могу понять, – Плутарх в недоумении повел плечами, - и как только он умудрился отбиться с такой раной от профи?

Да уж, похоже, никто кроме Эбернети не знал, как… Хеймитч поспешно отвел взгляд – не в обиду Плутарху, но это был его очередной личный секрет. Маленький полупрозрачный презент одной капитолийской знакомой, надежно спрятанный в двойном дне его тяжелой менторской папки. Смелая девушка – только теперь, глядя на недоумевающего сенатора, он поверил, что Клаудиа на самом деле удалила запись той злосчастной стычки Пита с Катоном, и никто во всем Панеме, кроме ментора Двенадцатого дистрикта, действительно не видел ее…

Стоп! Он аж дернулся – но ведь у Китнисс была ее мазь, первый сенаторский подарок! Ментор неслышно хмыкнул, припоминая ночной эксперимент Цинны со столовым ножом – разве это капитолийское чудо не заживляло с невероятной легкостью именно резаные раны?

- Парню нужно что-то действительно сильное… Здесь девочке не помогут ни ее листья, ни мое лекарство – оно способно зарастить лишь неглубокие порезы и снять поверхностные повреждения, - словно прочитав его мысли, продолжал вслух рассуждать Хавенсби. В ответ на его размышления ментор лишь покачал головой: если уж сенатор не принимал в расчет даже прогрессивные столичные нанотехнологии, то в Капитолии оставалось всего одно средство, способное помочь сейчас его подопечному…

Набравшись смелости и глубоко вдохнув, он выразительно взглянул в глаза Плутарху:

- Значит, ему нужен препарат для полной регенерации крови... из тех, которыми за пару дней восстанавливают выживших после Арены. Я знаю, что такая вакцина существует… и я знаю, на что она способна, - он внезапно запнулся, вспомнив, как четверть века назад именно она помогла капитолийским медикам вытащить из преисподней решившего свести счеты с жизнью восемнадцатилетнего победителя из Двенадцатого дистрикта. Ментор поёжился от горьких воспоминаний и глухо добавил: – Если у парня действительно заражение крови и вы утверждаете, что даже ваш подарок там бессилен, то для Пита Мелларка это последний шанс остаться в живых… И я знаю, что только вы сможете помочь мне.

- Как почетный сенатор я, конечно, имею в Капитолии некоторое влияние – но я не бог, и я не всесилен, Двенадцатый! – Хавенсби укоризненно покачал головой. – Я понимаю, что именно ты имеешь в виду. Мы называем этот препарат «Vita aeterna» - «вечная жизнь»… он действительно уникален и хранится в одном-единственном месте – в Центральном госпитале Капитолия, в специальной бронированной лаборатории под усиленной охраной. Количество и дозировка запасов вакцины строго ограничены, и получить разрешение на ее внеплановое использование практически невозможно… а о покупке даже речь не идет – ты и представить себе не сможешь, сколько она стоит!

Сенатор подхватил со стола ручку и черкнул на первом попавшемся под руку листке цифру. Потом подвинул листок ментору.

- Добавь сюда пять-шесть нулей – и не ошибёшься! – хмуро буркнул он.

Охренеть… Хеймитч нахмурился, отчетливо ощущая поднимающуюся глубоко внутри волну паники. Да, он прекрасно осознавал, что менторские расходы на финальную часть Игр будут несоизмеримы с расходами в их начале – к этому он был готов. Но в его финансовые планы и расчеты никак не входила астрономическая сумма на непредвиденное спасение с того света своего светловолосого подопечного.

- Даже если прямо завтра ты найдешь еще десяток спонсоров и перестанешь платить за свой драгоценный лес, за пропитание для своих ребят и даже за этот их спасительный ручей, ты все равно не соберешь нужную сумму! – своими словами сенатор только подтверждал его опасения. – А если и соберешь – «вечная жизнь» в Капитолии не продается так запросто, даже за самые большие деньги!

- И что прикажете мне делать? Бросить его умирать там, у нее на глазах? – он сердито взглянул на хозяина кабинета. Черт подери, должен же быть какой-нибудь выход – иначе Плутарх не пригласил бы его сюда! – Сначала половина Капитолия стонет и рыдает, чтобы я спасал мальчишку… я уговариваю Главного Распорядителя поступиться всем мыслимым и немыслимым, чтобы изменить главное правило Игр, он уж не представляю какими посулами добивается утверждения этой безумной идеи у Сноу… а теперь вы говорите мне, что у меня тупо не хватит денег?!

- Ты эту кашу заварил – тебе и расхлебывать… я со своей стороны смогу помочь лишь с эффективным болеутоляющим, - сочувственно отозвался сенатор.

Морфлинг? Нет, этот вариант ему не подходил: конечно, эта дрянь вполне способна притупить даже самую сильную боль, но она не в состоянии залечить раны – ни физические, ни душевные. Двенадцатый на собственном горьком опыте знал, что на морфлинге вполне можно продержаться довольно длительное время. Но в случае с Мелларком у ментора не было этого времени: счет шел уже не на дни – на часы… К тому же, насколько он помнил, всего за каких-нибудь пару дней приема морфлинг вызывал довольно сильное привыкание. Парой дней на Арене его ребята определенно не отделаются, а неделю пичкать Пита наркотиком и собственными руками сделать из несчастного парня наркомана Хеймитчу совершенно не хотелось.

- Хорошо, допустим, эту вашу чудо-вакцину нельзя купить… а достать как-то иначе? – поинтересовался он, многозначительно подняв брови. Плутарх какое-то время молчал, а потом поморщился и нехотя произнес:

- Я знаю одного человека, который имеет к этому препарату более-менее свободный доступ, - сенатор понизил голос и коротко добавил: - Это Сенека Крэйн.

Главный Распорядитель! Ментор едва не подпрыгнул в своем кресле – черт подери, и как ему самому не пришло это в голову? Действительно, зачем он тут загружает покровителя Огненной Китнисс чужими проблемами, когда у Пита Мелларка теперь есть в Капитолии собственный влиятельный поклонник?

- Хорошо, буквально на секунду допустим невероятное – каким-то чудом Сенека снова решит помочь мне, - Хеймитч вдруг ожил и приободрился. – И – просто допустим! – что это лекарство у меня будет. Остается последняя проблема – ребятам потребуется время, хотя бы несколько суток, чтобы прийти в себя. И относительный покой.

- Успокойся, Двенадцатый, вот с этим как раз будет проще, - примирительно отозвался Плутарх. – Я тут подумал, и у меня появилась одна идея…

- Какая же? – искренне удивился ментор.

- Перестань оплачивать солнце.

Он смотрел на Плутарха и непонимающе хлопал глазами. Что за глупости он несет?

- Ничего более нелепого я в жизни не слышал! – он не смог удержаться от язвительной колкости. – Вас потянуло на пошлую романтику, сенатор – вы решили устроить несчастным влюбленным затяжную ночь?

- Ну, ты и кретин, Эбернети! Я вовсе не это имел в виду – распорядители не станут ради тебя одного менять течение времени на всей Арене, – беззлобно усмехнулся в ответ Хавенсби и покачал головой: – Я говорю тебе не о времени суток, а о погоде… улавливаешь мысль?

- Их просто зальет дождем, - внезапно осенило Хеймитча. – И Катон не станет искать их…

- А если ты постараешься и собьешь ваши рейтинги хотя бы наполовину, как минимум трое суток никто не станет искать их, - поправил его Плутарх и выразительно улыбнулся: – Вот как раз это я точно смогу тебе гарантировать…

Он запнулся на середине фразы, уставившись на стену за спиной ментора. Хеймитч обернулся – на большом экране больше не было Катона. Картинка изменилась: камеры опять показывали Китнисс – она легонько трясла за плечо своего напарника и шевелила губами, осторожно пытаясь разбудить его. Ну вот, не прошло и суток, как капитолийские режиссеры снова вспомнили про его ребят!

- Ты можешь задержаться, - не сводя с девушки внимательных сосредоточенных глаз, сенатор как-то неопределенно махнул ему рукой. Разумеется, он задержится – Двенадцатый не питал никаких иллюзий насчет того, чтобы самостоятельно выбраться из запутанного лабиринта коридоров Сената!

Подобрав со стола пульт, Плутарх включил звук. Откинувшись в кресле, ментор молча уставился на экран.

- Пит, - негромко шептала Китнисс, продолжая будить парня, - пора уходить…

Пит с трудом разлепил глаза и, сонно моргая, прищурился в попытке осмотреться и сфокусировать взгляд. Увидел свою спасительницу – и лицо его тотчас осветила облегченная улыбка. Хеймитч смотрел в эти ясные голубые глаза и с легкостью читал все мелькающие в них мысли. Нет, парень, молча усмехнулся ментор – тебе не приснилось, это действительно Китнисс Эвердин!

- Уходить? – он выглядел растерянным, удивленным и оттого еще более беспомощным. – Куда уходить?

- Здесь оставаться нельзя. Возможно, дальше по ручью мы найдем укрытие, и ты там отлежишься.

Напрасно Хеймитч искал в ее голосе панику или нерешительность – нет, девушка была предельно собрана и спокойна. Если она и боялась, то где-то очень, очень глубоко… Ментор удивленно вскинул брови, таким же, как Плутарх, пристальным взглядом наблюдая за Огненной Китнисс – она говорила сейчас мягко, но непреклонно. Ему на ум вдруг пришло неожиданное сравнение: именно так разговаривают взрослые с маленькими детьми, когда не хотят напугать их… или боятся испугаться сами.

С непонятной ему самому болезненной нежностью он смотрел, как эта колючая и нелюдимая девчонка, совсем недавно так отчаянно чуравшаяся своего напарника здесь, в Капитолии, сейчас в сотне миль от столицы помогала ему одеться в относительно чистую, ею же самой выстиранную трибутскую униформу, продолжая негромко нашептывать на ухо что-то ободрительное. С рубашкой и курткой обошлось без проблем, но когда дело дошло до брюк, Китнисс на мгновение растерянно замерла, не зная, как лучше подступиться.

- Я сам, - Пит решительно отстранил девушку и глубоко вдохнул. Ментор мог только представлять, какую боль испытывал сейчас его подопечный… С грехом пополам натянув на перевязанную ногу порванную в нескольких местах штанину, парень еле слышно всхлипнул и отчаянно прикусил губу. Кит потянулась было, чтобы помочь, но он лишь упрямо дернул подбородком и севшим голосом выдавил: - Не нужно. Не маленький – справлюсь...

Плутарх обернулся и, выразительно подняв брови, перехватил взгляд Двенадцатого. Да, сенатор, одними глазами усмехнулся в ответ Хеймитч – эти ребята еще не раз удивят вас!

Наконец Питу удалось справиться со второй штаниной, и Китнисс ухватила его за руку, помогая подняться на здоровую ногу.

- Ничего не хочу слушать, - отрезала она, едва только он открыл рот для очередного «я сам». – Идем. Ты сможешь.

Не так все просто… Им с трудом удалось пройти не больше пятидесяти ярдов вдоль по ручью – и все это время Кит практически тащила на себе своего напарника. Пару раз Хеймитчу казалось, что Пит вот-вот потеряет сознание – наступая на поврежденную ногу, парень то и дело становился белым, словно бумага.

- Ну, что, доволен? – сердито буркнул Плутарх через плечо. – Представь только, как ты подставил девочку этим дурацким новым правилом! Если бы Кит оставалась сама по себе, у нее оказалось бы гораздо больше шансов на победу… а теперь она еще должна заботиться об этом мальчишке!

- Позвольте ей самой решать, сенатор, кому и что она должна, - так же хмуро отозвался Хеймитч. – Как вы сами сказали однажды – мы не боги, чтобы выбирать за них их настоящее и их будущее! Мы всего лишь дали им шанс – и теперь, может быть, сможем уснуть с чистой совестью…

Он запнулся. Черт подери, его совесть будет чиста лишь тогда, когда эти ребята снова окажутся здесь, в Капитолии, живыми и здоровыми! Тогда он сможет, наконец, достойно уйти на покой – неужели за двадцать с лишним лет менторства он не заслужил хоть немного покоя? – и, возможно, даже перестанет видеть в бесконечных кошмарах полсотни своих безликих демонов.

Он перевел глаза на экран. Китнисс усадила Пита на берегу и, прищурившись, стала осматривать окрестности ручья. В точности следуя за ее пристальным сосредоточенным взглядом, капитолийские камеры ощупывали каждый дюйм берега, показав, наконец, зрителям некое подобие пещеры вверх по течению – очевидно, именно на ней остановились стальные глаза девушки.

- Давай, еще немного, - она помогла парню подняться и указала на свой выбор. – Там мы сможем укрыться – и я, наконец, оставлю тебя в покое.

- А кто тебе сказал, - с трудом вставая на ноги, Пит растянул практически белые губы в подобии улыбки, - что я этого хочу?

Китнисс ничего не ответила – только усмехнулась и снисходительно покачала головой. А потом, закинув его руку себе на плечо, обхватила напарника за талию, помогая преодолеть оставшиеся несколько метров до спасительного убежища. Наблюдая за задыхающимся и стремительно бледнеющим Питом, ментор в ужасе подумал, что вот сейчас парень точно потеряет сознание и рухнет – и тогда уже Китнисс ни за что не сможет поднять его!

Наконец они добрались до пещеры. Пит прислонился к каменному выступу и отчаянно вцепился в него пальцами, из последних сил пытаясь удержаться в вертикальном положении. Пока Кит насыпала на земляной пол сосновые иголки и разворачивала на них спальный мешок, он стоял и смотрел на нее странными глазами – судя по их горячечному блеску, у парня была жуткая температура. Обернувшись, девушка перехватила его взгляд – и он тотчас отвел глаза. Хеймитч почти слышал, какими нелестными выражениями молча осыпал сейчас самого себя Пит, и излюбленный менторский «болван» был среди них самым безобидным! Китнисс перехватила руку напарника, которой тот держался за стену, и помогла опуститься на землю, почти насильно заталкивая его в спальный мешок. Потом достала из рюкзака пару таблеток и так же силой заставила проглотить их вместе с парой глотков воды. На ее настойчивое предложение съесть хоть что-нибудь парень отчаянно замотал головой. Ментор перевел дыхание – при всей своей глупости Эффи Бряк была совершенно права! Он надеялся, что Порция не стала затягивать с отправкой на Арену спасительного бульона – похоже, это был последний способ хоть чем-то накормить его подопечного!

А Китнисс тем временем пыталась замаскировать вход в пещеру оказавшимися под рукой стеблями вьющихся растений. Наблюдая за ее неумелыми попытками обмануть зоркие капитолийские камеры и глаза соперников, Двенадцатый хмыкнул – да, в сравнении с раскраской Пита ее маскировка получалась гораздо хуже! Видимо, Кит тоже поняла это, потому что, критически осмотрев свое творение, она сердито чертыхнулась и сорвала все обратно.

- Китнисс, - услышал ментор негромкий голос Пита из-за кадра.

Ее не пришлось звать дважды – оставив свои жалкие попытки прикрыть вход в их убежище, девушка подошла и присела возле него. Мягко и осторожно поправила волосы, падающие ему на глаза, коснулась рукой лба – и тотчас нахмурилась.

- Спасибо, что нашла меня, Китнисс, - не сводя с нее горящих в полумраке пещеры глаз, зашептал Пит.

- Ты бы тоже меня нашел, если бы мог, - отозвалась Китнисс, продолжая ощупывать его лоб и хмурясь еще больше. Жаропонижающие таблетки, которые она то и дело давала парню в течение дня, совсем не подействовали, догадался Хеймитч. Китнисс судорожно перевела дыхание и растянула губы в улыбке. Лучше бы она этого не делала – улыбка вышла жуткая и пугающая…

- Послушай, - Пит высвободил из спальника руку и перехватил ее пальцы на своем лбу. – Если я не вернусь…

- Не говори так, - прервала его Кит, и ментор отчетливо услышал мелькнувший в ее голосе испуг. Похоже, она и сама его услышала: дрогнула и тотчас попыталась отшутиться: - Я, что, зря выкачивала весь этот гной?

Этого не было ни в дневных новостях, ни в прямой трансляции, но Хеймитч прекрасно представлял, во что могло превратиться за несколько дней антисанитарных условий Арены глубокое ножевое ранение. Ему вполне хватило утром того момента, когда Китнисс отмыла раненую ногу Пита – жуткое зрелище! И его девочке самой, без всякой помощи, пришлось сражаться с этим…

Ментор удивленно покачал головой – вот она, эта ее удивительная сила духа!

- Конечно, не зря, - зашептал на экране Пит, выводя его из задумчивого состояния. – Но если вдруг…

- Никаких вдруг, - похоже, Китнисс начинала сердиться – в ее прозрачных стальных глазах мелькнули такие знакомые ментору всполохи молний. Она строго положила пальцы на губы Питу, заставляя его замолчать. – Это не обсуждается.

- Но я…

Если Мелларк немедленно не заткнется, вдруг подумалось ментору, то девчонка, чего доброго, залепит ему хорошую затрещину – и тогда пиши пропало романтическая история! Он прекрасно помнил последний приступ ярости Китнисс и неудачное приземление Пита на несчастную хрустальную вазу в холле Тренировочного центра, а потому затаил дыхание и растерянно сдвинул брови: с нее скажется, да и сам Двенадцатый не знал лучшего способа прекратить истерику.

И тут случилось нечто, из ряда вон выходящее: нет, она не ударила его – всего лишь порывисто наклонилась и закрыла рот поцелуем. Хеймитч сдавленно охнул и изумленно распахнул глаза. Ну да, об этом способе он как-то забыл…

- Я не понял, - негромко пробормотал со своего места Плутарх, - так это, что – правда? Они действительно влюблены друг в друга?

Ментор перевел дыхание. Он и сам переставал понимать что-либо…

Давненько на Арене Голодных Игр не было таких эмоций… Поцелуй не прекращался, а Хеймитч с возрастающим интересом наблюдал за своими подопечными. Он мог поспорить на что угодно, что половина Капитолия… да что там, половина Панема в эту самую минуту раскрыла рты от изумления! Ну да, во всех своих интервью столичным журналистам ментор всячески поддерживал иллюзию романтических отношений своих трибутов. Но одно дело слушать россказни чокнутого Двенадцатого, и совсем другое – видеть эти самые отношения собственными глазами! Хеймитч недоуменно покачал головой - черт подери, что все это означало? Он мог бы ожидать такого от Пита, но Китнисс… Медленно отстраняясь, Кит растерянно заморгала и машинально поправила край мешка, слегка коснувшись горящей щеки напарника. Ментор удивленно усмехнулся – выражение лица Мелларка вообще не поддавалось никакому описанию!

- Ты не умрешь, - голос ее дрогнул, но слова звучали непреклонно. – Я тебе запрещаю – ясно?

- Ясно, - задохнувшись от эмоций, еле слышно прошептал Пит.

Коротко кивнув, девушка поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов к выходу. Неотрывно следующая за ней капитолийская камера тотчас показала крупным планом ее побледневшее лицо и растерянно сдвинутые брови. Хеймитч хмыкнул – судя по его выражению, Китнисс сама себе удивлялась!

Не успела она выйти из пещеры на прохладный вечерний воздух, как к ее ногам опустился серебряный парашют. Так быстро? Умница Порция!

- Что там? – заинтересованно обернулся к ментору сенатор.

- Всего лишь ужин для парня, - пояснил Хеймитч баночку бульона, оказавшуюся в руках Китнисс после того, как она распутала сложный узел на посылке. Девушка сурово сдвинула брови и прикусила губу, а потом коротко криво усмехнулась. Ну да, наверняка, подумала сейчас какую-нибудь гадость о старом менторе… он не питал иллюзий насчет ее отношения к своей персоне. Но как же ему хотелось знать, какие такие нелестные мысли роились в эту минуту в ее голове!

- Пит! – крикнула она. Хеймитч дрогнул: в ее неуверенном и дрожавшем всего минуту назад голосе появились какие-то особенные, неслышные прежде интонации – точно так же очень-очень давно с ним разговаривала его Элиза…

Вернувшись в пещеру и опустившись возле задремавшего Пита на колени, Китнисс наклонилась и снова коснулась его потрескавшихся губ легким поцелуем. Он тотчас открыл глаза и все еще не верящим ошарашенным взглядом уставился на нее – а потом лицо его озарилось такой счастливой улыбкой, словно не было никакой Арены, никакой смертельной раны, никаких соперников. Словно он готов был всю жизнь лежать вот так и просто смотреть на нее.

- Пит, - она ободрительно улыбнулась ему в ответ, - смотри, что Хеймитч прислал тебе.

И в этот самый момент трансляция внезапно прервалась каким-то дурацким рекламным выпуском. Ментор в недоумении перевел глаза на Плутарха: сенатор задумчиво сдвинул брови, покручивая в руках пульт. Потом обернулся к Двенадцатому и выразительно шепнул, кивая в сторону экрана:

- Понимаешь, что это значит? – Хеймитч отрицательно покачал головой. Хавенсби хмыкнул. - Видимо, кому-то наверху не понравились все эти романтические поцелуи…

Кому-то наверху… Ментор знал лишь одного человека, который вот так запросто мог бы прервать трансляцию Голодных Игр на самом интригующем месте.

Президент Сноу.

- Тебе пора убираться отсюда, - предупредительно зашептал сенатор, словно опасался, что даже в собственном неприкасаемом кабинете его могли услышать. – Я обещаю тебе временное затишье для твоих ребят, но только при том, что ты вплотную займешься их рейтингами! И вот еще: завтра на Совете объявят о Пире – именно поэтому, собственно, я и пригласил тебя. Ты ведь помнишь, что это такое? – Хеймитч кивнул. - В этом году каждый ментор сможет отправить своим трибутам на Арену что-то жизненно важное для них. Так вот мое предложение: решать, конечно, тебе, но я со своей стороны настоятельно рекомендую внести в официальный запрос сильную дозу морфлинга…

- Но парню нужен не морфлинг! – возмутился было Хеймитч, на что Плутарх лишь шикнул, яростно сжав кулаки:

- Не будь таким дураком, Эбернети! - в сердитом голосе сенатора появились странные многозначительные нотки. – Если кто-то в Капитолии имеет такую неограниченную власть, что в состоянии остановить прямой эфир просто потому, что его не устраивает развитие сюжета или интерес его сограждан к обыкновенному проявлению человеческих чувств и эмоций, то подумай сам - этому кому-то может очень сильно не понравиться, если ты сумеешь достать для своего умирающего парня настоящую «вечную жизнь»!

- Вы хотите сказать..? – Хеймитч почувствовал, как противно ёкнуло внутри. Плутарх коротко кивнул и еле слышно сочувственно добавил:

- Неужели ты так и не понял? То, что в Капитолии объявили о двух победителях, еще совсем не означает, что твоим ребятам вот так запросто позволят выбраться. Кое-кого в столице не на шутку напрягает взрывоопасный характер Огненной Китнисс, - он многозначительно поднял брови и добавил: – К тому же, сам знаешь: твоя собственная сомнительная слава сослужила и все еще служит плохую службу и тебе, и твоему дистрикту, и всем твоим прошлым, настоящим и будущим трибутам. Так что смирись, Двенадцатый, и прекрати делать глупости!

Ментор зажмурился. Сильные мира сего снова не оставляли ему выбора?

- Нет, - отвечая самому себе, он открыл глаза и уставился на собеседника безумным яростным взглядом. – Выбор есть всегда. Пишите ваш морфлинг… а остальное я беру на себя!
Глава 25

Сенаторский лимузин привез его обратно к отелю, когда на часах уже минула полночь.

Несмотря на позднее время Хеймитч был совершенно уверен, что его все еще ожидали в пентхаузе Мастера. Но он не стал подниматься к Цинне – лишь скинул через оператора короткое сообщение, что встреча прошла успешно. Хотя на самом деле он с трудом мог бы назвать свой нелегкий разговор с Плутархом особенно успешным. Просто ему не хотелось огорчать стилистов Двенадцатого сомнительными новостями: он прекрасно представлял, что стоит ему только заикнуться о вежливом отказе сенатора в просьбе раздобыть лекарство для Пита, и Цинна тотчас, сломя свою светлую голову, бросится искать свои собственные связи и знакомства для решения этой проблемы.

Нет, решил для себя Хеймитч – он ничего не скажет ему. Не сейчас. Он должен решить этот вопрос сам, не привлекая никого из посторонних. Ментор дрогнул: конечно, Цинна был совсем не посторонним для него человеком – более того, за те несколько недель, что ментор провел в Капитолии под его неусыпным зеленоглазым присмотром, каким-то удивительным образом Мастер из недоступного столичного дизайнера и законодателя мод превратился для Хеймитча Эбернети в закадычного друга и напарника. Но Плутарх прав – репутация ментора Двенадцатого дистрикта была равносильна опасной заразной болезни с летальным исходом. И Хеймитча совершенно не прельщало, чтобы по его милости – или по его глупости! – эта смертоносная зараза распространилась на головы его капитолийских друзей.

Едва попав в собственный номер, первым же делом он включил экран на стене в гостиной. Нет, третий раз за сутки ему не повезет – столичные камеры показывали мирно посапывающую в какой-то расщелине рыжеволосую чертовку из Пятого. Ментор хмыкнул: очевидно, кто-то решил, эта умиротворяющая картина будет для капитолийских зрителей гораздо интереснее того, что происходило в эту минуту с его подопечными. Хеймитч тяжело вздохнул. Ну и ладно, пусть его ребята побудут какое-то время без назойливого присмотра капитолийских режиссеров – судя по критическому состоянию, в котором пребывал Мелларк на момент прекращения трансляции, Китнисс была обеспечена веселенькая ночка.

Двенадцатый мысленно помянул всех чертей и выключил телевизор – в тишине ему думалось гораздо лучше. Он снова и снова прокручивал в памяти сегодняшнюю встречу в Сенате. Уже давно ментор понял одну простую истину: в Капитолии не было ни единой новости, которая бы прошла мимо ушей сенатора Хавенсби. И сегодня, говоря с Хеймитчем о Мелларке, Плутарх не зря упомянул Сенеку: видимо, из собственных таинственных источников сенатор не хуже Двенадцатого знал о светловолосом и голубоглазом притязании Главного Распутника. И, тем не менее, он не исключал возможности участия Крэйна в судьбе Пита и даже весьма недвусмысленно намекнул Двенадцатому, что Главный Распорядитель – единственный, кто действительно в состоянии помочь ему вытащить мальчишку.

Рука машинально потянулась к бутылке – и замерла на полпути. Нет, выпивка сейчас будет лишней. Он обязательно хорошенько напьется, клятвенно пообещал себе Хеймитч, но не раньше, чем разберется с самым главным и неотложным своим делом!

Ментор медленно прошелся по гостиной и замер напротив гардеробной. Из полумрака высокого зеркала на него смотрел уставший и потрепанный человек с темными кругами под глазами. Да, он устал, он измотан – но это не означало, что он сдается! Не сейчас, когда он так близок к цели и когда на карту поставлены жизни его ребят – самое дорогое, что у него еще осталось… Он тряхнул головой. Решено: с Сенекой он увидится завтра – во второй половине дня намечено очередное заседание Совета Игр, и Главный Распорядитель непременно будет присутствовать. Да, пускай он потеряет целое утро, но у него больше не хватало наглости снова и снова беспокоить Финника Одэйра своими дурацкими просьбами об аудиенциях у его высокопоставленного близкого друга – Четвертый и так уже сделал для него и для его ребят более чем достаточно!

Хватит прятаться за чужими спинами, Эбернети, усмехнулся он своему зеркальному двойнику – теперь ты будешь решать свои проблемы сам!

Когда утром Цинна зашел к нему, Двенадцатый уже давно был готов к новому дню.

Для начала он все-таки выпил, причем почти полную бутылку лучшего капитолийского виски – нельзя было изменять образу вечно пьяного ментора! Потом, долго разглядывая в душевой свою помятую физиономию и потирая колючую щеку, решил для пущего колорита еще и не бриться. Наспех одевшись в очередной официальный костюм из гардероба Мастера, он принялся обзванивать всех знакомых за четверть века букмекеров, раз за разом повторяя каждому одно и то же – сбивать, сбивать и еще раз сбивать! Одни удивленно слушали его пьяные рекомендации и тотчас бросались передавать по цепочке шокирующие новости: если уж даже азартный Хеймитч Эбернети не рискует ставить на собственных трибутов – значит, старый ментор уверен, что проиграется в пух и прах! Другие, наоборот, отчаянно пытались уговорить его не делать ставок на подопечных Брута и Энобарии, с пеной у рта доказывая, что Двенадцатый ошибается, и что на этот раз у его ребят – и особенно у его девчонки! – есть все шансы порвать профи. И те, и другие восторженно сулили ему астрономические суммы, называя поистине баснословные размеры возможного выигрыша.

Его не волновали деньги – это была всего лишь цена победы.

Все это он и пересказывал сейчас Цинне, практически силой заталкивая в себя под его внимательным взглядом последнюю порцию выпивки из начатой пару часов назад бутылки. Выслушав его утренний отчет, Мастер в свою очередь поделился своими новостями. Во-первых, приблизительно час назад он дал задание своему менеджеру поставить на Катона довольно приличную сумму. На попытки Хеймитча отчитать его за ненужные растраты молодой человек взглянул ему в глаза таким непоколебимым и суровым взглядом, что ментор тотчас прикусил язык – спорить с таким взглядом было совершенно бессмысленно!

- Думаю, этот ловкач следом за мной сделал то же самое – он давно уже сколачивает собственное состояние на моих идеях! – усмехнулся Мастер одними глазами. - Во-вторых, с самого утра я переговорил с Эффи, - Хеймитч недовольно поморщился при одном только упоминании хозяйки розового парика, – и спешу тебя обрадовать: пригласительные билеты на маскарад уходят со сверхзвуковой скоростью, даже при их немалой стоимости, и Эффи уже успела принять больше двадцати заявок на костюмы Китнисс и Пита!

Двенадцатый растерянно покачал головой – его капитолийская помощница вела себя так, словно и в помине не было их вчерашней стычки в мастерской! Он сдержанно вздохнул: разве мог он продолжать сердиться на эту женщину после всех ее стараний?

- В-третьих, - тем временем продолжал Мастер, - я только что из Центра преображения, где торжественно объявил своим визажистам, что им предстоит благотворительная акция по превращению всех фанатов Китнисс Эвердин в максимально точные ее копии!

- И как они отреагировали? – впрочем, он мог и догадаться.

- Как? – Цинна снисходительно усмехнулся. – Да они буквально смеялись и плакали от восторга! Вения и Октавия пообещали мне соорудить к вечеру двадцать париков Огненной Китнисс, а Флавий согласился пожертвовать собственную палитру красок для боди-арта!

- Представляю, какой это был удар для него! – не сдержавшись, съязвил Хеймитч, на что Цинна лишь сокрушенно покачал головой.

- Ты напрасно язвишь, друг мой, – Мастер лишь поднял брови, - для любого из них их личные запасы бесценны… это как если бы тебя попросили поделиться последней бутылкой любимого самогона!

- Для тебя, друг мой, - в тон молодому человеку снисходительно отозвался ментор, уже без ухмылки взглянув в его зеленые глаза, - я отдал бы ее всю!

Цинна перехватил его выразительный взгляд, и лицо его потеплело.

- Что ж, приму это к сведению… Кстати, Двенадцатый, не составишь ли мне компанию – хочу прямо сейчас заглянуть в Тренировочный центр, повидаться с Брутом и Энобарией…

- Разумеется, составлю, если только тебя не смущает мое слегка нетрезвое состояние! – с готовностью натягивая пиджак и на ходу кое-как повязывая шелковый платок, Хеймитч громко икнул и удивленно засмеялся. – А к чему такая спешка – ты истосковался по Бруту?

Молодой человек неопределенно повел плечами.

- Скажем так, хочу проверить на одном из них свои актерские способности, - загадочно хмыкнул он, распахивая перед ментором дверь номера.

Сегодня они не собирались прятаться ни от очумевших фанатов, ни от любопытных, всюду сующих длинные носы репортеров, а потому до Тренировочного центра их вез белый «хаммер» Цинны. Молодой человек предусмотрительно запасся пачкой рекламных буклетов с изображением Китнисс и Пита в пылающих костюмах с церемонии открытия, которые ментор был вынужден подписывать всю дорогу до пункта назначения. На его недовольное ворчание Цинна резонно заметил, что эти бумажки значительно ускорят их перемещение по открытой местности. Хеймитч сомнительно поморщился, но его ворчание прекратилось, едва они выехали на Круглую площадь – от количества рекламных щитов по периметру площади и числа визжащей публики на ней у Двенадцатого буквально зарябило в глазах!

- И так практически круглые сутки! – рассмеялся молодой человек в ответ на его немое удивление. – Чему тут удивляться – это нормальное состояние Капитолия!

Растерянно разглядывая бросавшихся едва ли не под колеса фанатов, ментор изменился в лице. А ведь он никогда прежде не видел такого… и дело было не в сверхпопулярности его трибутов. Просто за четверть века менторства он никогда не интересовался происходящим в столице во время финала. Поскольку вплоть до нынешних Игр ни один из его подопечных не попадал в финальную восьмерку, последние дни Арены ментор обычно проводил взаперти на двенадцатом этаже Тренировочного центра, до чертиков упиваясь любым попадавшимся под руку спиртным и собственным глухим одиночеством и ожидая спасительного оглашения имени очередного победителя.

Но сейчас оба его трибута все еще были живы – и он широко раскрытыми от изумления глазами наблюдал за размахом безумств Капитолия.

Они столкнулись с менторами Второго на самом крыльце – с трудом пробившись через оцепленную миротворцами толпу, Хеймитч налетел на Брута буквально в вертушке дверей. Да, этому болвану не хватало сейчас только шикарного павлиньего хвоста, хмыкнул сам себе Двенадцатый – разодетый в пух и прах Второй смерил пьяного и едва державшегося на ногах конкурента таким высокомерным и надменным взглядом, что тому впору было провалиться сквозь землю. Встретившая их в холле внизу Энобария держалась проще – оскалившись в своей привычной кошмарной улыбке, она приветственно кивнула Цинне и даже снизошла до покровительственного взгляда в сторону старого пьяницы. Молодой человек выразительно глянул на ментора – и, подхватив последнюю под руку, увлек в сторону, что-то оживленно нашептывая ей на ухо. Ага, должно быть, обещанная проверка способностей, мелькнуло у Хеймитча.

Наспех раздав всем страждущим огромную пачку буклетов и оставшись, наконец, в одиночестве – если присутствие в жужжащем на все лады многоголосом холле можно было вообще назвать одиночеством – ментор обернулся и рассеянно перевел глаза на висевший прямо над входом огромный экран. С экрана на него смотрели шесть оставшихся на Арене трибутов и стремительно меняющиеся цифры напротив каждого из них – скачущий уровень рейтинга. Список, как и предполагалось, возглавляли Катон и Мирта: их тридцать процентов из ста то и дело менялись максимум на несколько сотых в обе стороны. На втором месте ментор с удивлением обнаружил Цепа – внушительный здоровяк Рубаки набрал аж двадцать восемь процентов, вплотную приближаясь к лидерам! Следом за ним уверенно устроились Китнисс и Пит, и замыкала список рыжая девчонка из Пятого.

Пряча оживленный блеск в глазах, Хеймитч незаметно перевел дыхание – на данный момент третье место в турнирной таблице его очень даже устраивало!

- Мистер Эбернети! Мистер Эбернети! – слух отчаянно резанул восторженный визг. Подготовительная группа Китнисс! И откуда только они взялись на его голову? Ментор поспешно сделал шаг назад, но было слишком поздно – они уже спешили к нему с другого конца холла. Стайка шумных, пестрых и разноцветных визажистов окружила Двенадцатого: пустоголовые капитолийские помощники Цинны тараторили наперебой, настойчиво хватая его за руки и отчаянно перебивая друг друга:

- Она действительно любит его?! Да?... О, ну скажите же нам – мы ведь видели!... Это же правда… теперь это абсолютно очевидно!… Она так рисковала ради него, нашла его… спасла его!

- Медленнее и по очереди! – строго прикрикнул на них Хеймитч, пытаясь отбиться от назойливого внимания. Троица испуганно притихла и робко переглянулась. Он вздохнул и сквозь зубы вежливо добавил: - Пожалуйста.

Первой решилась, кажется, Вения – картинно закатив глаза, она рассеянно накрутила на палец локон цвета морской волны и мечтательно вздохнула:

- Она ведь любит его, да? Ах, ведь это так мило и романтично…

Хеймитч сдержанно чертыхнулся. Он и сам пока не понял, что это – настоящие чувства или просто игра на публику. Главное, что Кит сделала именно то, чего он и весь Капитолий ожидали от нее. Словно читала их мысли.

- Это моя личная коммерческая тайна, ребятки, и ее разглашение стоит больших денег. Вы готовы раскошелиться?

- О, да, да! – снова оживились капитолийцы. – Мы на все готовы ради них!... Это ведь так трогательно!.. Они такая прекрасная пара!... Что мы должны сделать, чтобы вы все нам рассказали?

- Сделайте ставки в пользу Катона и Мирты.

- Что-о-о?!

Он и не заметил Эффи, словно из-под земли выросшую за его спиной, пока не услышал ее гневный голос:

- Значит, всего лишь деньги… так я и думала! Выходит, Брут ни при чем, и это была целиком и полностью твоя идея – делать ставки на этих детей? И как ловко придумано – пожертвования, маскарад, хвалебные речи… разумеется, азартные капитолийцы с радостью купились на этот твой аттракцион! – она буквально захлебывалась от эмоций. – А ты сам – неужели тоже поставил на профи?

- Разумеется. Кому в наше время помешают лишние деньги? – его ответ был натянуто безразличен. Обещанное Цинне и самому себе благоразумие и всепрощение таяли буквально на глазах... ну уж нет, сегодня ей не удастся вывести его из равновесия!

- Да что ты за ментор, если сам обрекаешь на гибель своих подопечных?! – он и не знал, что она умеет так эффектно злиться. – Я-то уже поверила было, что тебе есть до них дело…

- Мне есть до них дело, - сухо отчеканил он, оглядываясь по сторонам. Огромный холл Тренировочного центра – не самое лучшее место для исповедей… Не хватало еще, чтобы вездесущие президентские уши услышали гнев в его голосе!

Но Эффи все не унималась. Неужели она совсем не понимала, что своим праведным гневом и возмущением запросто могла подписать себе приговор?

- И как только у тебя хватает совести ставить на Катона? Уму непостижимо! Впрочем, большой вопрос, есть ли у тебя эта совесть вообще! Да шансы наших ребят против профи и так равны нулю, особенно в нынешнем положении – мальчик серьезно ранен и совершенно обессилел, Китнисс на грани истощения и нервного срыва… ты должен как-то поддерживать их… а ты их просто топишь!

Глупая кудрявая кукла, она начинала всерьез раздражать его своей непозволительной болтовней! Он с силой сжал ее локоть и оттащил в сторону. Где-то рядом оживленно шумела толпа, заглушая своим жужжанием его яростный шепот.

- Ты начинаешь действовать мне на нервы, женщина! – процедил он сквозь зубы, не без удовольствия выдохнув ей в лицо свежайший утренний перегар. – Да что вообще знаешь ты, капитолийская неженка, о нервных срывах?!

Ты не знаешь Китнисс. Никто в Капитолии не знает её. Её жалеют, ей сочувствуют, ею восхищаются, копируют наряд и прическу – но до сих пор никто, поверь мне, глупая курица, никто не принимает девчонку всерьез! Это именно то, что мне сейчас нужно… именно на это я и рассчитываю! Пусть все эти шумные безмозглые поклонники решат, что Кит обессилела и ослабла, пусть решат, что она выдохлась; пусть думают, что даже ее ментор потерял веру в нее, и пусть прекратят делать на нее ставки… мне это только на руку! Потому что, если положение дел вдруг изменится, и распорядители поймут, что, даже измученная, голодная и грязная, Китнисс Эвердин во сто крат сильнее всех своих соперников, у нее не будет передышки… и не останется ни единой возможности выкарабкаться самой и вытащить Мелларка!

Эффи судорожно выдохнула и вырвала из его железной хватки свой локоть. Жалобно потирая руку, на которой отчетливо начали проступать синяки от его пальцев, она понизила голос и произнесла с оскорбленным видом:

- Какой ты стал разумный! Капитолий не знает Китнисс… а ты сам давно ее знаешь?

- Совсем недавно… одна маленькая мудрая девочка открыла мне глаза, - он невольно вспомнил уверенный голос Прим после интервью в Двенадцатом. – Каюсь, сам я никогда бы ее не разглядел. Первый и единственный, кто понял ее здесь, в Капитолии – это Цинна. Он как-то сравнил Кит с алмазом… я тогда неверно решил, что речь идет о бриллиантах – этих ваших сверкающих побрякушках для богатеньких спонсоров. Но все совсем не так. Знаешь, в чем истинная ценность алмаза? Не в радужном показушном блеске, а в непревзойденной твердости. Китнисс Эвердин – алмаз самой чистой воды и я, как никто другой, теперь знаю об этом!

Он выпалил свой монолог на одном дыхании. Откуда пришли в его, мягко выражаясь, нетрезвую голову такие красивые слова? Откуда всего этого нахватался человек, с трудом произносящий порой собственное имя? Эффи слегка отстранилась и недоуменно оглядела его с ног до головы.

- Да ты философ! – ее удивление выглядело вполне искренним. – Надо же… я никогда еще не видела такого Хеймитча Эбернети!

Он хмуро усмехнулся. В последнее время он и сам себя удивлял.

- Значит, ты еще многого не видела в своей жизни.

- Так что, все, что происходит на Арене – действительно твоя коммерческая тайна? – многозначительно подняв тонкие нарисованные брови, переспросила она, кивнув в сторону экрана со скачущими рейтингами трибутов.

- Хуже, - он даже позволил себе улыбнуться ей в ответ. – Государственная.

- А если я тоже поставлю на Катона, - с совершенно серьезным видом поинтересовалась капитолийка, и глаза ее озорно блеснули, – тогда ты расскажешь мне?

Двенадцатый усмехнулся, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. Ну вот, уже в который раз эта невозможная капитолийская заноза всего за несколько минут умудрилась сначала разозлить, а потом рассмешить его…

Он перехватил ее вопросительный заинтересованный взгляд и отрицательно покачал головой.

- Извини, женщина, - его насмешливый тон был, тем не менее, непреклонным, - не в этом случае. В другой раз я расскажу тебе все, что пожелаешь, но сейчас – нет.

Эффи прищурилась на мгновение – а потом фыркнула и картинно пожала плечами:

- А я все равно поставлю! – и, развернувшись на каблуках, гордой походкой поцокала в сторону расположившихся прямо здесь, в холле, букмекеров. Хеймитч смотрел ей вслед, тихо беззлобно посмеиваясь – поистине, ход ее мыслей не поддавался никакому разумному и логическому объяснению!

Провожая задумчивым взглядом свою капризную помощницу, как раз возле одной из букмекерских стоек он обнаружил Цинну – распрощавшись с Энобарией, молодой человек широко улыбался и призывно махал ему рукой. Осторожно пробираясь сквозь толпу, шумно обсуждавшую вероятные выигрыши, ментор умудрился пару раз наступить кому-то на ногу, пнуть локтем нескольких резвых спорщиков и тихо выругаться на особенно приставучих капитолийцев. Удивительно, но никто даже не огрызался ему в ответ – признавая в обидчике знаменитого Двенадцатого, публика лишь восторженно шумела и поздравляла ментора с успехами его подопечных. Он примирительно кивал направо и налево, стараясь как можно быстрее унести ноги из этого столпотворения.

- Не могу привыкнуть к такому бурному оживлению – обычно здесь гораздо тише, - пожаловался он молодому человеку, когда, наконец, добрался до него.

- Держи, это для тебя, - Цинна незаметно сунул ему в руку несколько заполненных бланков необычного вида. – Я решил позаботиться о твоем благосостоянии и взял на себя смелость сделать-таки несколько особенных ставок на Китнисс и Пита – ты ведь понимаешь, о чем я? Прости мне мою вольность, - заметив недовольство в глазах Двенадцатого, тотчас пояснил он, - но уж больно велик был соблазн – наша общая знакомая из Второго дистрикта по большому секрету шепнула мне, что на сегодняшний день официальный коэффициент ее подопечных составляет сорок к одному!

Так вот зачем нужны были Мастеру менторы Второго дистрикта! Хеймитч не первый год вращался в игорных кругах и прекрасно знал, что у большинства столичных букмекеров существовало как минимум два курса ставок – один официальный, для обыкновенных, рядовых зрителей, рискующих трех-четырехзначными суммами, и другой, «черный», для избранных представителей Капитолия, делающих куда более крупные ставки. На опыте прежних лет Двенадцатый сделал вывод, что последний мог отличаться от официального в несколько раз – официальные «сорок к одному» на черном рынке вполне могли оказаться и «четыреста к одному»! Но был в «черном» курсе один маленький подвох – величину самого коэффициента и, как следствие, размер выигрыша или проигрыша игрок мог узнать только после свершения события, на которое принималась ставка. Не единожды Хеймитч своими собственными ушами слышал невеселые истории о кончавших с собой чересчур азартных идиотах, в один миг терявших на «черном» курсе все свои немалые сбережения!

Разглядывая бланки с особой пометкой на корешке, ментор удивленно хмыкнул. Он и подумать не мог, что всегда такой сдержанный и уравновешенный Цинна тоже попадет однажды под влияние тотализатора – этого всеобщего столичного сумасшедшего дома!

- И каковы же мои шансы стать мультимиллионером? – насмешливо поинтересовался Хеймитч у молодого человека. Цинна улыбнулся и пожал плечами:

- Понятия не имею! Дождемся ребят с Арены – тогда и узнаем!

Двенадцатый вздрогнул – столько уверенности звучало сейчас в этих простых словах!

- Кстати, в котором часу состоится сегодняшнее заседание Совета? – отвлекая его от раздумий, поинтересовался Мастер. Хеймитч коротко глянул на коммуникатор – до заветной встречи с Главным Распорядителем ему оставалось почти три часа.

- Не волнуйся – достаточно, чтобы пропустить с тобой по чашечке коньячку! – хмыкнул он, выразительно икнув – и рассмеялся, заметив недовольно сдвинутые брови Цинны: - Да брось сердиться, я же шучу! Не переживай, я знаю свою дозу – и эту дозу я сегодня уже принял! – а Совет собирается аж в пять пополудни, так что у нас действительно еще уйма времени!

- И как только у тебя хватает сил шутить? – пробормотал молодой человек, растерянно наблюдая за его пьяным весельем. – У меня внутри все сжимается от ужаса от одной только мысли, насколько близки мы к концу Игр… а ты тут смеешься!

- А, может, я прячу за смехом свой страх – об этом ты не думал? – язвительно буркнул ментор. Он разглядел сочувствие, мелькнувшее во взгляде Цинны – и строго погрозил ему пальцем.

- Не вздумай меня жалеть, - Хеймитч хмыкнул, выразительно обвел глазами шумный холл и снова взглянул в зеленые глаза Мастера. – Посмотри на всех этих людей, друг мой – твое сердце может рыдать и обливаться кровью, но никто даже бровью не поведет! Неужели ты сам не видишь – никому из них нет дела до того, что у тебя внутри? Здесь нельзя плакать, нельзя страдать, нельзя надеяться. Нельзя любить. Любовь в Капитолии – глупость, слабость, пошлость… да что угодно, только не светлое и прекрасное чувство! В Капитолии можно прожигать жизнь, развлекаться, пить и веселиться, обсуждать модные тряпки, дикий макияж и нелепые прически, делать ставки, миллионы и карьеру, а проигравшись, по глупости кончать жизнь самоубийством, - ментор на мгновение запнулся, отвел растерянный взгляд и добавил уже еле слышно: - Здесь нельзя только одного – нельзя чувствовать… И потому упаси тебя господь расслабиться и показать Капитолию, насколько другой человек, будь то мужчина, женщина или ребенок, близок и дорог тебе – ты рискуешь тотчас лишиться этого человека! Поверь мне, я знаю, о чем говорю…

Он нехотя поднял глаза на своего собеседника – Цинна молчал и смотрел на него так, словно впервые разглядел по-настоящему. Под его пронзительным взглядом Двенадцатый тяжело вздохнул и горько усмехнулся:

- И я больше не могу позволить себе такой роскоши – терять своих близких… так что не спрашивай меня, почему я смеюсь – я буду смеяться столько, сколько потребуется, и ты сам лучше посмейся вместе со мной!

Их странный и неожиданный разговор по душам прервала Эффи – появившись, будто чертенок из табакерки, она схватила Цинну за рукав его черного пиджака и оживленно залепетала:

- Я только что видела анонс предстоящего дневника Игр, и на экране снова были наши ребята! – женщина аж захлебывалась от переполнявших ее новостей. – Наверняка, с них и начнут!... Идемте скорее – я уже договорилась с администрацией и конференц-залом, что нам позволят посмотреть трансляцию!… Не волнуйтесь, Порция тоже вот-вот присоединится – она обещала мне вырваться, хотя, конечно, очень занята, потому что готовит свою часть костюмов и декораций для нашего мероприятия – вы же помните про маскарад сегодня ночью?... Уже даже назначено место – все действие состоится здесь, на открытой террасе над бассейнами, той самой, со стеклянным полом…

- Маскарад пройдет в Тренировочном центре? – удивленно прервал ее Хеймитч – это было единственное, что он смог внятно уловить в ее бессвязном лепете. Эффи лишь кивнула в ответ, почти силой увлекая за собой своих спутников.

- Ну да, это же просто идеальное место! - восторженно засмеялась она и, заметив его недоумевающий взгляд, снисходительно пояснила: - Мы все будем трибутами семьдесят четвертых Голодных Игр… или у тебя настолько короткая память, что ты уже забыл об этом?

- Нет, не забыл… надеюсь, старому пьянице позволят изобража