Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Первый контакт
...Вспомнился Сварогу анекдот, бородатый, еще советского происхождения. Когда разбивается самолет, туристов захватывают туземцы, приводят к вождю, и вождь начинает сортировать пленников: «Этого мы съедим сегодня на ужин, того на завтрак, жирного оставим до праздника, а этого отпустим. Это же Вася, мы с ним вместе учились в университете имени Патриса Лумумбы...» Сварог невольно ухмыльнулся. Шестеро худых, как шкелеты, и черных, как гуталин, бритых наголо туземцев сидели в рядок напротив бедовой троицы и смотрели. Если, конечно, слово «смотрели» применимо к их неподвижным, ничего не выражающим взглядам, какими они вперились в своих.., пленников, гостей, попутчиков? Если вообще нормальные человеческие слова подходили к этим, похоже, бесконечно далеким от всего человеческого существам из леса. Да и насчет того, что они черные, как гуталин, Сварог мог только предполагать: кожу практически сплошь покрывал толстый‑толстый слой серой глины, и лишь в тех местах, где сие покрытие подсохло и потрескалось, под отвалившимися кусочками глины проступала голая кожа. И впрямь черная, как гуталин. К тому же, у двоих Свароговых товарищей, связанных и непокрашенных, кожа была именно такая: гуталинно‑черная. Стало быть, и те, другие, наверняка такие же... Знакомство с обитателями тропиков иного мира едва не началось со смертоубийства. Приходится лишь удивляться, как Сварог не уложил аборигена короткой, но действенной серией ударов, когда тот бесшумно подобрался со спины.
А было это так. Взыграло любопытство. Немного постояв с разведенными руками и продолжения обстрела не дождавшись, он плавно, не делая резких движений, осторожнейшим образом вытащил прилетевший из папоротника невесть откуда шип, дабы рассмотреть повнимательнее.., и тут серая тень скользнула из‑за спины. И ведь нельзя сказать, что Сварог успел подумать: «Ага, вот, значит, как! Значит, хозяин шипа пожаловал! Но нападать нельзя, нельзя, опасно, ибо дикаря наверняка страхуют притаившиеся за деревьями соплеменники...» Куда там думать, когда все за тебя в это мгновения решают рефлексы — да, в тот решающий миг он рефлекторно дернулся, собираясь атаковать, но хорошо, все‑таки сработали тормоза, за что им, тормозам, следует сказать отдельное спасибо. Росточку в крашенном шаровой краской дикаре было от силы метр шестьдесят, но главное, что поражало в его облике, — это неимоверная худоба при наличии шарообразного рахитичного брюха, тугого, как футбольный мяч. Невольно приходили на ум концлагерь и грустное слово «дистрофия». Казалось, дотронься до него — развалится. Однако, как выяснилось впоследствии, эти дикари хрупкие только с виду, а развалить их весьма даже нелегко. Замучаешься разваливать. Из одежды на нем было... Да ничего на нем не было! Если, конечно, не считать за одежду высушенный полый стебель некоего растения, одним концом надетый на мужское достоинство, а другим концом, сужающимся и завивающимся, как гороховый ус, привязанный к набедренной веревке. Вот и вся одежда. Зато по центру серого лба чем‑то белым был нарисован глаз. Сварог вроде бы видел подобные трехглазые рожи в какой‑то книжонке, но сейчас вспомнить не мог. Да и не очень‑то пытался. Вот что сразу бросилось в глаза: ступни очень широкие, почти гротескные. А большие пальцы ног (это Сварог уже потом разглядел) сильно отогнуты в сторону, почти противопоставлены, как у обезьяны. Первое, что сделал дикарь, — это деловито забрал шип из рук замершего столбом Сварога и прикрепил куда‑то сбоку, к трубке (висела у него на шее такая трубка, длиной около полуметра, из которой он, как пить дать, и выплевывал свои ядовитые шипы). Еще из оружия имелось у дикаря короткое копье с деревянным наконечником. Потом обитатель тропического мира, никаких действий более не совершая, принялся разглядывать незваного гостя. И ничего нельзя было прочитать по его лицу. Рад он встрече с цивилизованным человеком, не рад, прикидывает ли, какие из шкуры бледнолицего пришельца получатся барабаны, или думает совсем о другом... Ну хоть не плюется из своей пукалки, и то хорошо. И тут возникает вопрос, милорды: специально ли абориген промахнулся, или это магия отклонила шип в сторону? И Сварог почему‑то не сомневался, что выстрел из духовой трубки был исключительно предупредительным, что папуас вовсе не промахнулся, что захоти он, и лежать бы человеку, не обладающему способностями ларов, на травке, с ядовитым шипом в шее. В общем, для пущего оптимизма будем считать, что убивать пришельца пока никто не собирается. Сварог, в свою очередь, аккуратненько просканировал аборигена. И никакого колдовства не обнаружил. Ни светлого, ни темного. И детектор опасности звякает едва слышно, дескать, опасно, конечно (что ж ты, хозяин, хочешь, джунгли кругом), но — не смертельно... А пауза тем временем затягивалась. Как оно обычно и бывает в подобных случаях, в голову полезла всякая чепуха — совершенно некстати припомнился эпизод из недурственного фильма, где господин Паратов рассказывает: «С каким‑то купчиком они напились в совершеннейшее свинство, разделись догола, вывалялись в перьях и давай представлять диких». Ну что, хватит в молчанку играть. Кто‑то же должен первым сделать ход навстречу дружбе и взаимопониманию между мирами. И Сварог запустил пробный шар. — Друг, — внятно сказал он по‑английски, благо в этих пределах язык знал. — Не хочу вреда. Вышло, признаться, ловко — понимай, как хочешь: то ли я друг туземцу, то ли туземец — мне, то ли Сварог не хочет пострадать, то ли сам не собирается лезть в драку. Но не помогло. Туземец реплику игнорировал, просто стоял и елозил, гад нерусский, взглядом по Сварогу, с тем же отсутствием видимого интереса, с каким экскурсанты в музее переходят от картине к картине. Сварог повторил фразу по‑французски. С тем же результатом. Тупик. Ни на кингване, ни на багидни, ни на рунди — диалектах, на которых изъясняются аборигены Центральной Африки, — Сварог, понятное дело, не говорил. Да и кто сказал, что обитатели этого мира общаются на языках далекой Земли? Ну? И что теперь делать прикажете? Стучать себя кулаком в грудь, повторяя: «Сварог! Сварог!», — а потом, протянув длань в сторону дитя джунглей, корчить вопросительные гримасы? Или показать фокус с огнем из пальца: вдруг папуасы (этот плюс те, что наверняка прячутся по кустам) признают в нем местное божество?.. Ситуацию разрешил сам дикарь. — Намбьени от раматан, — вдруг отчетливо сказал он. По крайней мере так услышал Сварог. (И вот что, кстати, странно, судари мои разлюбезные: и на Таларе, и на Димерее с Короной он прекрасно общался на местных языках — а здесь отчего‑то вышла осечка... Отчего, интересно знать?..) Тем временем дикарь резко повернулся лицом к джунглям, приложил ладонь ко рту и издал отвратительный горловой звук, явно послуживший сигналом, потому что из зарослей на поляну стали выбираться его соплеменники, и таковых набралось аж шестеро. Ан нет, не все были соплеменниками — только четверо. На первый взгляд эта четверка показалась Сварогу точной копией дикаря номер один, и только позже, вглядевшись, он стал их различать: этот лопоух, у второго не хватает двух пальцев на левой руке, третий с бельмом на глазу... А вот еще двое отличались от прочих кардинально — во‑первых, были выше, глиной отнюдь не разрисованные (а именно что черные, как гуталин), без оружия, без уродских животов, без идиотского глаза на лбу, зато с проблеском интеллекта во взгляде и в более приличной одежке.., если приличной одежкой можно назвать тростниковые набедренные повязки да костяные ожерелья. А во‑вторых, руки обоих были плотно, в десяток витков, по самые сведенные за спиной локти, связаны обрывком коричневой волосатой лианы. Пленники, что ли? Такие же, каковым потенциально является Сварог?.. Один совсем старенький, с дряблой кожей, астматично дышащий, другой помоложе. И повели аборигены себя странно.., но, опять же, с точки зрения человека цивилизованного. Не проявили никакого интереса к гостю с совершенно другим цветом кожи (даже связанные, оставались равнодушны: молодой глядел куда‑то в кроны дерев, а старенький как упер взор в траву, так головы и не поднимал), ни к странной его одежке — коя выглядела бы странной даже для того самого цивилизованного человека: камзол, бриджи и сапоги тонкой кожи, что ни говори, мало уместны посреди непролазных джунглей. Аборигены, за исключением связанных, окружили свалившегося с неба Сварога и выжидательно уставились на своего предводителя, на того, кто криком вызвал их из леса. Тот же принялся что‑то говорить, показывая то на себя, то на Сварога, то на переплетение ветвей над головой. Ага, это понятно: белый человек, дескать, пришел к нам с неба... Наверное, так — Сварог по‑прежнему не понимал ни слова. А дальше все произошло до крайности быстро и неожиданно. Отчего‑то Сварог полагал, что дикари, которые до сих пор вели себя вполне миролюбиво, будут не прочь и дальше поискать взаимопонимания с большим братом, умеющим добывать огонь из ничего и выпускать дым изо рта посредством белой палочки: а вдруг большой брат поделится с ними некоторыми секретами своего могущества? Черта с два. Пятеро перемазанных глиной туземцев, словно по неслышной команде, разом вдруг загалдели и выставили перед собой копья, воинственно тыча остриями в грудь Сварогу, благоразумно, однако, оной груди не касаясь. И правильно. Иначе худо бы пришлось копьеносцам. Что какие‑то палочки супротив майора ВДВ и лара? Пусть даже смоченные ядом... Хотя Сварог отчего‑то был уверен, что убивать его никто не собирается — по крайней мере прямо сейчас. — Ахманга! — что‑то вроде этого прокричал дикарь, по‑ленински выбрасывая руку в сторону зарослей. А потом легонько кольнул Сварога острием копья в плечо. Острие другого копья, того, что держал бельмастый, заплясало у него перед носом. Не бином Ньютона: здешние нельсоны‑манделы требуют, чтобы он пошел с ними. Эх, где ты, старина Гор Рошаль? Уж он сумел бы расспросить туземцев, выведать у них все их тайны и намерения, даже если те по‑человечески не гутарят... Но Рошаля рядом не было, Рошаль остался в мире Короны, и Сварогу в очередной раз приходилось действовать исключительно в одиночку. Так что он пожал плечами и вежливо, но твердо отвел от лица нагло прыгающий наконечник копья. Потом покосился на связанных и кивнул. А почему бы и нет? Всяко лучше, чем оставаться здесь — посреди леса, один на один с четвероногими любителями сырого мяса. Наверняка туземцы поведут его в какую‑нибудь деревню, а там, будем надеяться, еда, циновки, мудрый вождь и мухи не кусают... Там появится шанс узнать об этом мире побольше, а заодно разобраться в идиотской игре демонов. И даже если ему присвоят почетное звание Первого Блюда на обеде у местных каннибалов, всегда можно будет подискутировать на предмет различий в кулинарных пристрастиях у разных культур и народов. И, есть такое предположение, мно‑ого чернокожих гурманов отправятся к Верхним Людям во время этой дискуссии... Лишь бы только руки сейчас не пытались связывать. Руки ему связывать не стали, повезло туземцам... А потом они шли по тропическому лесу. С деревьев беспрестанно капало, орали невидимые в листве птицы и обезьяны, папуасы перли вперед с грацией и бесшумностью рыси, так что Сварог едва поспевал. Е‑мое, а ведь ни одежда, ни обувь у него не приспособлены для подобных прогулок. И просто счастье, что он еще не оцарапался о какую‑нибудь ядовитую колючку — вон цветет растение, подозрительно напоминающее африканскую аканту, а ее сок, сок аканты настоящей, если попадет на кожу... Сварог сам видел во время конголезской командировки... Тьфу, лучше и не вспоминать... Чтобы отвлечься, он принялся декламировать про себя в такт шагам: Я иду по Уругваю, Ночь — хоть выколи глаза, Слышу крики попугаев И гориллы голоса. Я иду по Уругваю, Ночь — хоть выколи глаза... И так до бесконечности... Перейдя вброд неглубокую мутную речку, где по ветвям деревьев, нависающих над водой, обезьяны местного розлива скакали целыми стадами, если не полчищами, поднялись по осклизлому глинистому берегу, вышли на поляну и наконец‑то остановились на привал. Шагали они без остановки, если верить внутренним часам Сварога, четыре часа сорок минут. Дикарей, несмотря на их кажущуюся хрупкость, переход не утомил ничуть, — разве что кроме связанного дедушки. Прямо сказать, плох стал дедушка‑туземец. Последние километры пути он передвигался на честном слове и на одном крыле, шатаясь, спотыкаясь, то и дело падая со связанными руками и поднимаясь только благодаря копейным уколам конвоиров. Если б не привал, то рухнул бы он окончательно и бесповоротно, и никакие копья на свете не смогли бы его поднять. И как бы тогда поступили с ним папуасы? Вот именно, что пес его знает, хрен его знает, черт или бог его знает... И знает ли кто‑нибудь вообще, что здесь, на фиг, происходит! Не только дедуля повалился на землю, как подрубленный, но и Сварог, признаться, тоже. Вымотались все. У Сварога высоковольтными проводами гудели ноги, его слегка подташнивало. Но все же, в отличие от пленного старичка, который, тяжело дыша, зарылся лицом в траву, и в отличие от конвоиров и пленных, которые легли на спину, разбросав руки, Сварог остался сидеть. Он бы тоже разлегся с немалым удовольствием, но все же он не настолько устал, чтобы начисто забыть о всяких кусачих жучках‑паучках, снующих в траве и плюющих на способности ларов. Камзол превратился в рубище. И только теперь он понял, зачем туземцы перемазались быстро сохнущей глиной — редкий москит или какая иная членистоногая пакость прокусит такой «скафандр»... Папуасы разлеглись напротив Сварога и связанных, на другом краю поляны, воткнув копья в землю, остриями вверх. Из кожаных мешочков, что у каждого из них болтался на заднице притороченный к набедренной нити, достали комки светло‑коричневого цвета, стали отщипывать от них куски и жевать. Потом дикарь (тот самый, с кем Сварогу довелось познакомиться первым) встал, подошел к пленникам, присел рядом на корточки, отщипнул немного от этой массы, напоминавшей пластилин, скатал немытыми лапами шарики и протянул связанным. Те послушно слизнули шарики с его розовой ладони. Потом предводитель отряда слепил новый шарик и поднес его ко рту Сварога. — И как это понимать? — хмуро спросил тот без малейшей надежды на ответ. — Типа перекусить предлагаешь? Лучше бы дал напиться, пузатенький... Конечно, Сварог мог отказаться и обслужить себя сам. Мог наколдовать себе седло барашка в винном соусе под красное полусухое или, на худой конец, просто кофею с тостами.., но отказываться было как‑то не с руки. По очень многим обстоятельствам. Связанных, главным образом, с проблемой отношений «хозяин — гость». А пузатенький тем временем настойчиво протягивал свой скатыш, что‑то при этом шепча по‑своему, по‑папуасски. Детектор ядов молчал как убитый. Равно как и детектор опасности. — Лады, фиг с тобою. Вроде связанные ребята не дохнут, может, и мне повезет, — неискренне сказал Сварог, забрал у папуаса скатыш и храбро отправил подарочек в рот. И — не пожалел. Сперва во рту посвежело, как бывает после чистки зубов сильномятной пастой. Потом приятный холодок пробежал по языку, по небу, заструился по пищеводу. Елки‑палки! Французы из Иностранного легиона однажды подарили ему тюбик прозрачной пасты — в пустыне дело происходило, где до ближайшего душа было пять лаптей по карте; за что Сварог негласным соратникам по необъявленной войне был весьма благодарен: намазывал пастой тело, и та качественно собирала с кожи пот и грязь. Так вот, создавалось впечатление, что эта папуасская фигня, как та паста, собирает утомление внутри тела. Прошло пять минут — и усталости как не бывало. «Наркота, не иначе», — отстранение подумал Сварог. Что ж, наркота так наркота. Теперь можно и в путь... Но в путь пока никто не гнал. Один из папуасов куда‑то отлучился и вот уже полчаса отсутствовал, и гадать, куда и зачем он отправился, можно было до заплетения мозгов в тугой узел, все равно не угадаешь. Видимо, предстояло дожидаться его возвращения. А пока Сварог по‑ларски закурил, отчего‑то не таясь конвоиров. Но конвоиры волшебному появлению сигареты из воздуха ничуть не удивились, будто таковое было среди них в порядке вещей. Вот тогда‑то Сварогу и вспомнился анекдот про крушение самолета и туземного вождя, сортирующего пленников.
Date: 2015-09-25; view: 243; Нарушение авторских прав |