XXXVIII

Несмотря на то, что поспать удалось всего два с половиной часа, Белов чувствовал себя бодрым и полным сил. Он осторожно откинул легкое атласное покрывало и поднялся с кровати. Лайза что‑то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок. Саша осторожно поцеловал ее в лоб и накрыл обнажившееся плечо.

– Спи, любовь моя, – прошептал он и пошел в ванную:

Лайза могла спать хоть до вечера, а ему нужно было присутствовать со Степанцовым на утреннем взвешивании и последней предматчевой пресс‑конференции.

Белов принял душ, побрился, надел легкие летние джинсы, белую рубашку и мокасины на босу ногу. Он вышел в коридор и постучал в соседний номер.

Сергей уже проснулся – его разбудил Ватсон. Доктор, уже одетый, сидел на кровати: он осунулся, под глазами, как нарисованные, темнели круги от недосыпу, бесчисленных чашек кофе и сигарет. Все‑таки он очень переживал за своего подопечного. Белов крепко хлопнул его по плечу и весело спросил:

– Привет, Ватсон! Минздрав интересуется знать, как там хрипы в легких себя имеют? Хрипят или уже все, трындец им наступил?

Доктор покосился на дверь спальни, где одевался, готовясь к выходу, Степанцов, и шепотом ответил:

– Я боюсь, Саша…

– А ты не боясь, док! Наше дело правое, – сказал Белов и покровительственно похлопал его по лысой голове. – Кураж! Сегодня у нас обязательно должен быть кураж! Порвем америкосов в клочья!

Белов понимал, почему Ватсон чувствует себя не в своей тарелке. Все‑таки сегодня он выступает в необычном для себя качестве: спортивного врача. Но Саша был уверен, что боевой дух не менее важен, чем профессионализм, хотя Ватсон, несомненно, врач от бога. Уверенность Белова была настолько заразительной, что доктор заметно приободрился. Белов взял его за плечи и подвел к двери.

– Спускайся, бери такси и поезжай в «Мэдисон‑сквер‑гарден». Мы с Сергеем приедем на «Стингрее».

Давай! – и, не дожидаясь никаких возражений, Саша «мягкой лапой» вытолкнул Ватсона в коридор.,

В это время Сергей вышел из спальни, неся с собой две рубашки. Он прикладывал их к телу и качал головой, явно не зная, какую надеть.

– Оставь их! – сказал Белов. – Ну‑ка, покажи, что получилось!

Он подвел Степанцова к окну и принялся рассматривать его левое плечо. На округлости литой дельтовидной мышцы красовалась свежая татуировка, сделанная в Москве – голова оскалившегося медведя.

– Отлично! – констатировал Белов. – А шрамы?

Четыре параллельных розовато‑белых рубца тянулись наискосок от плеча к животу.

– Красавец! – сказал Саша. – Надень майку и спортивный костюм. Главное – прихвати с собой это, – он достал из кармана джинсов ожерелье из медвежьих когтей, сделанное Акимом. – Хотят «русского медведя»? Они его получат!

Его веселый задор передался и боксеру. Сергей быстро натянул белую майку и спортивные штаны, накинул куртку Они спустились в подземный гараж и сели в спорткар.

– Старый знакомый! – сказал Степанцов, любовно поглаживая переднюю панель «Стингрея».

– Стартуем! – отозвался Белов и повернул ключ зажигания.

Мощный двигатель коротко взревел; машину ощутимо качнуло. Саша нажал на газ, и «Стингрей», взвизгнув покрышками, рванул вперед.

– Буцаев ходил по офису не находя себе места. Неужели этот Белов в последний момент что‑то почувствовал? Почему он до сих пор не звонит? Роман

Остапович уже сам собирался позвонить, но вдруг услышал удивленный возглас Гоги:

– Босс! Смотрите‑ка, он там!

– Где там? – повернулся на голос Буцаев.

Гога, развалившись, сидел, на вращающемся стуле и жевал «ройял чизбургер», запивая его горячим кофе из бумажного стаканчика.

– В телевизоре! – пояснил Гога и ткнул пальцем в экран.

Спортивный канал транслировал предматчевую пресс‑конференцию. На экране за столом сидели Белов и боксёр. У обоих на шее были какие‑то странные ожерелья, а Степанцов еще и демонстрировал красивую татуировку на левом плече…

Утреннее взвешивание показало, что вес обоих бойцов, и Степанцова, и Пейтона, находится в границах, установленных для полутяжелой весовой категории. Последующий медицинский осмотр подтвердил, что ни один из них не имеет заболеваний, которые могли бы помешать принять участие в

поединке. Затем настала очередь журналистов. Они задавали одни и те же вопросы, надеясь спровоцировать скандал. В боксе это часто бывает – спортсмены, заводя себя и друг друга, начинают драться еще на предматчевой пресс‑конференции.

Но Пейтон носил чемпионский титул уже давно. Он привык к разного рода нападкам и провокациям, поэтому вел себя крайне сдержанно и корректно. Он только один раз сказал, что находится в блестящей форме и имеет очевидное преимущество в виде колоссального опыта, которое обязательно постарается реализовать.

Когда тот же вопрос задали Сергею, тот ответил коротко:

– Победит сильнейший.

– Вы уверены, что сильнейшим окажетесь вы? – спросил журналист.

Сергей улыбнулся и сказал:

– Подождите до вечера. Тогда все и увидим.

Следующий вопрос был адресован Белову:

– Что за странные ожерелья на вас надеты?

Саша рассмеялся.

– Сувенир. Результат встречи с медведем в сибирской тайге. Он подарил нам свои когти на память.

– Вы думаете, что это поднимет шансы Степанцова на победу?

– Давайте не будем торопить события; – повторил Саша слова Сергея. – Пусть поединок расставит все на свои места. А попусту вращать языком – это не в наших правилах.

После этого оба боксера ответили на несколько ничего не значащих вопросов, пожали друг другу руки, поднялись и ушли. Пресс‑конференция закончилась.

Через минуту мобильный Буцаева зазвонил. Он включил трубку и услышал знакомый и ненавистный голос:

– Роман Остапович? Это Белов. Роман Остапович, я хочу, чтобы вы подали лимузин к «Мэдисон‑сквер‑гарден». Мы сядем в него после боя.

– Может быть, перед? – спросил Буцаев.

– Нет, Лишняя помпезность нам ни к чему. А вот после боя – совсем другое дело. Думаю, он будет кстати.

– Хорошо, как скажете, – согласился Буцаев.

– Да, и вот еще что, – будто вспомнив о чем‑то, сказал Белов. – Ваш водитель мне не потребуется. У меня есть свой.

– Александр Николаевич! – умело разыгрывая обиду, воскликнул Буцаев. – Неужели вы мне не доверяете?

– Конечно, нет, – честно признался Белов.

– Очень жаль, – сказал Буцаев. – А впрочем, это моя вина. Но я постараюсь ее искупить.

– До встречи.

– Всего хорошего, – Буцаев повесил трубку, посмотрел на Гогу, Хасана и Реваза, потом перевел взгляд на лимузин, стоявший за стеклянной перегородкой, отделявшей офис от гаража.

Белов, сам того не ведая, снял мучивший Буцаева вопрос, как быть с водителем. Он предполагал, что, доставив лимузин, Реваз притворится больным и тем самым вынудит Белова сесть за руль… А теперь…

– Радуйтесь, остолопы! – сказал он своим подручным. – По крайней мере, никому из вас не придется сидеть за рулем, когда этот гроб на колесах взлетит на воздух.

«Мэдисон сквер гарден», Мекка мирового профессионального бокса, сиял множеством разноцветных огней. Казалось, несколько атомных электростанций работают, чтобы обеспечить светом все это великолепие. Огромный зал вмещал пятьдесят тысяч зрителей, желавших полюбоваться на настоящую мужскую забаву. Красный квадрат ринга готовился принять бойцов, их честный пот, а если потребуется, и кровь.

В половину девятого, за полчаса до боя, к зданию подъехали два одинаковых, как однояйцевые близнецы, черных лимузина. В одном из них сидели Буцаев, Хасан и Гога. За рулем второго был Реваз. Машины, мягко затормозив, остановились на парковочной площадке перед дверями. Буцаев степенно вылез из салона и увидел поджидавшего его Белова.

– Вот ваша машина, Александр Николаевич! – сказал он.

– А вот мой водитель, – Белов показал на плотного мужчину с холодными серыми глазами, – Знакомьтесь; Дмитрий Шмидт. А это, – повернулся он к другу, – мистер Буцаев.

– Нет проблем, я вам полностью доверяю, – Буцаев в знак миролюбивых намерений поднял кверху и показал открытые ладони. – Реваз, отдай ключи!

Тощий лысый коротышка вручил Шмидту ключи от лимузина.

– От всей души желаю вам победы! – сказал Буцаев и протянул Белову руку.

Саша сделал вид, будто не заметил его жеста. Он отвернулся и посмотрел куда‑то вдаль,

– Победа… – мечтательно сказал он. Затем взгляд его снова стал жестким; он посмотрел Буцаеву прямо, в глаза и повторил слова, сказанные Степанцовым на утренней пресс‑конференции. – Пусть победит сильнейший.

Белов развернулся и быстро пошел к входу. Буцаев не нашел, что ответить.

XXXIX

Огромный зал был залит ослепительно‑ярким светом. Публика томилась в ожидании зрелища. Время от времени по рядам проносился шум, раздавались хлопки, свист и крики. В раздевалке Белов проводил последний инструктаж. Он уже переоделся и теперь был в простых спортивных штанах и белой футболке.

– Делай все, как запланировали, и все будет в порядке, – говорил он боксеру, поправляя на нем красный шелковый халат с белой надписью Russia.

– Иди до конца. Ничего не бойся. Рубись! Мы победим!

Степанцов рассеянно кивал; было видно, что он слышит едва половину слов Белова. Ватсон возился с чемоданчиком; суетливо перекладывал флаконы с коллодием и вазелином, тщетно пытаясь скрыть свое волнение. Белов достал из сумки белое полотенце секунданта. И заметил, как напрягся Степанцов – взгляд его стал чужим и враждебным, словно он ожидал чего‑то подлого, вроде удара в спину.

Саша повертел в руках белую материю.

– Я вот что думаю, – с расстановкой сказал он. – Белый флаг нам не понадобится!

Степанцов, набычившись, молчал. Белов решительно смял полотенце и бросил в угол. Он вытащил из сумки старенькое, ветхое полотенце с олимпийским мишкой. Рисунок кое‑где стерся, сама ткань истончилась, но от него веяло каким‑то теплом.

– Мне кажется, это больше подойдет. Не возражаешь?

– В самый раз. Когда мне было четыре года, у меня было точно такое же.

– Вот и отлично! – Белов ударил Сергея по перчаткам. – Не люблю красивых фраз, но помни: за тобой – Светлана, Федор, Ватсон, я и вся Россия.

Мы с тобой и есть Россия. Будь сильным!‑

Степанцов кивнул, попрыгал на месте и нанес несколько сокрушительных ударов невидимому противнику. Ведущий вызывал боксеров на ринг. Белов похлопал Сергея по плечу.

– Пора! Пошли за победой!

Степанцов мгновенно изменился. Он полностью переключился и больше не реагировал ни на какие внешние раздражители; в голове была только одна мысль

– о предстоящем бое. Белов повернулся к нему спиной, Сергей положил руки ему на плечи. Позади боксера, с чемоданчиком в руке, встал Ватсон. Они на секунду замерли, а потом, словно повинуясь какой‑то неслышной команде, двинулись на ринг. До начала поединка оставалось несколько минут.

Два роскошных черных лимузина стояли рядом. Шмидт с наигранно‑восхищенным видом обходил машину. Он цокал языком и качал головой, повторяя одно и то же:

– Вот это да! Вот это да!

Эти слова предназначались Ревазу. Коротышка нервно курил, прислонившись к «Кадиллаку».

– Значит, он бронированный? – Шмидт постучал костяшками пальцев по кузову.

– Защита класса «А», – ответил Реваз, выпуская дым. – Выдерживает очередь из автомата Калашникова и взрыв противотанковой гранаты.

– Что, везде‑везде бронирован? – не унимался Шмидт, заглядывая под днище.

На самом деле, он давно уже понял, что из себя представляет этот черный «Кадиллак», но ему был нужен благовидный предлог для осмотра. Опытному спецназовцу хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что, по крайней мере, внешне с машиной все в порядке.

– Внизу стоит броневая плита толщиной полтора сантиметра, – сказал Реваз. – Она выдерживает взрыв двух кило тротила.

Консильеро Буцаева тоже понимал, что интересует Шмидта, но делал вид, будто ни о чем не догадывается. Так они и разговаривали: не особенно пытаясь обмануть друг друга.

– Ну, надо же! – воскликнул Шмидт. – Настоящий танк!

– Моторный отсек надежно защищен, – поддакнул Реваз. – В колесах – специальные вставки. Даже если пробить все шины, автомобиль может поддерживать скорость до восьмидесяти миль в час.

– Великолепная техника! – притворно изумился Шмидт. – Пойду, полюбуюсь, что там внутри.

Он сел за руль, и лицо его моментально изменилось: из приторно‑глуповатого сделалось серьезным и напряженным.

– Полный абзац, – задумчиво пробормотал Шмидт, зная, что за тонированными стеклами его не видно. – Но почему у меня такое чувство, будто с этой машиной что‑то не так?

Он опустил перегородку и перелез на заднее сиденье. Нет, вроде все было в порядке. И все‑таки интуиция, которая никогда его не подводила, говорила обратное.

Шмидт вернулся на водительское сиденье, вышел на улицу и направился ко второму лимузину Реваз, уже успевший сесть за руль, опустил стекло и натянул на лицо приветливую улыбку.

– Там, на центральной панели, – сказал Шмидт, – какой‑то экран. Я что‑то не пойму, зачем он нужен.

Реваз почесал в затылке.

– Это… система спутниковой навигации. Она вам вряд ли потребуется…

– Нет, на всякий случай, – настаивал Шмидт, – покажи, как она работает.

Коротышка раздраженно вздохнул, но согласился. Он сел в буцаевский лимузин и активировал экран бортового компьютера.

– Смотри…

Шмидт слушал и все время кивал. Но при этом он успел внимательно осмотреть салон второго «Кадиллака». От его цепкого взгляда не укрылось ни малейшей детали, и, закончив осмотр, Шмидт пришёл к неожиданному выводу. Неужели…?

– А чем это пахнет? – перебил он Реваза.

– Лавандой. Босс любит, когда пахнет лавандой, – коротышка показал на хрустальный флакон с густой бледно‑зеленой жидкостью.

– Ясно. Значит, говоришь; нажать на эту кнопку? Ладно, понял. Слушай, а настроиться на трансляцию боя можно?

– Конечно. Для этого надо выйти в меню… – Реваз продемонстрировал, что и как нужно сделать. – Выбери спортивный канал, и вот… Пожалуйста.

На жидкокристаллическом мониторе буцаевского лимузина появилось четкое изображение: рефери, вызвав бойцов на центр ринга, давал последние наставления.

– О! Здорово! Пойду‑ка к себе, не хочу пропустить такое представление.

Шмидт вернулся к лимузину, предназначавшемуся для Белова, и сел за руль. Едва закрыв массивную, скрадывающую все звуки дверь, он достал мобильный и набрал нужный номер.

– Витек! Требуется твоя помощь! Слушай и запоминай…

Шмидт быстро рассказал Злобину, что надо делать. Затем он откинулся на сиденье и стал ждать. От согласованности их действий сейчас зависело очень многое.

А в это время на экране монитора, укрепленного на передней панели «Кадиллака», два боксера – Степанцов и Пейтон – сходились в центре ринга, чтобы выяснить, кто из них более достоин звания чемпиона мира.

XL

Звонкий удар гонга возвестил о начале поединка. Титульный бой состоял из двенадцати раундов, но мало кто предполагал, что он может продлиться так долго; скорее всего, дело закончится нокаутом, причем гораздо раньше. Мнения специалистов и спортивных журналистов относительно того, кто победит, разделились почти поровну. Половина прочила победу Пейтону, другие находили шансы Степанцова более предпочтительными.

Боксеры сошлись в центре красного квадрата и стали медленно кружить то в одну, то в другую сторону. Пейтон не торопился переходить в наступление.

Сергей, помня о той сокрушительной силе, которая была скрыта в правой перчатке чемпиона, тоже не спешил наседать. Они словно исполняли военный танец, не желая приближаться друг к другу Это прощупывание противника, выбор дистанции и позиции для атаки продолжалось почти минуту и, несомненно, было более выгодно Пейтону, поскольку именно в его выносливости сомневались скептики, а он сейчас совсем не тратил сил.

В какой‑то момент Степанцов это понял и двинулся вперед более уверенно. Теперь он не давал Пейтону маневрировать; быстрыми перемещениями отсекал пути отступления, оттесняя противника в угол. Его левая рука атаковала под разными углами, нанося джеб за джебом; правой Степанцов постоянно делал обманные движения, показывая, что он заряжен на сильный удар.

Пейтон отстреливался и наивно пытался поймать Сергея на встречном движении; но Степанцов все это прекрасно видел по работе ног Ларри. Когда Пейтон переносил тяжесть тела на переднюю ногу, Сергей на мгновение замирал, откладывая удар; затем делал обманное движение корпусом и вместе с ударом шел вперед. Он отсекал Пейтона от пространства ринга, постепенно загоняя чемпиона в угол, тогда как сам оставался свободен.

Естественно, Лейтону это не понравилось; если с первого же раунда упустить позиционное преимущество и позволить противнику диктовать ход поединка, то ничем хорошим это не кончится. Бокс – это сила, техника, тактика и стратегия, но в не меньшей степени бокс – это борьба двух характеров. И когда один из бойцов начинает доминировать, это означает, что он получил психологическое превосходство. И рано или поздно Это превосходство выльется в несколько хороших ударов, ставящих точку в поединке.

Этого Пейтон допустить не мог. Волей‑неволей ему пришлось обороняться более активно, угрожая хитроумными контратаками. Но Степанцов без труда читал рисунок боя. Он ускорил темп, тем самым заставив и Лейтона действовать быстрее. Атаки стали более острыми, а удары – тяжелыми. В этот момент прозвучал гонг, и первый раунд закончился.

Сергей вернулся в угол.

– Все правильно! – говорил Белов, обмахивая его полотенцем. – Дави его, не отпускай! Раскручивай на активные действия, не давай отдыхать. Побольше атакуй – стандартными комбинациями, И главное – не зажимайся! Чувствуй себя свободным!

Степанцов понимал, что Саша все говорит правильно. Во втором раунде надо обязательно прибавить. Сил у него было полно; главное – не растратить их попусту, выплеснуть энергию в мощные удары, достигающие цели. Прозвучал гонг. Степанцов вскочил со стула и бросился вперед.

Шмидт сидел перед экраном монитора лимузина, но не обращал внимания на порхавших по рингу боксеров. У него было более важное задание. Он разбил улицу на секторы и старался каждому уделять внимание с небольшим перерывом в секундах. Вдруг из‑за угла показался странный субъект. Он едва держался на ногах, выписывавая невообразимые кренделя, но каким‑то чудом умудрялся удерживать в руке огромный, толщиной с пожарный рукав, хот‑дог, обильно смазанный кетчупом и горчицей. Время от времени он останавливался и пытался откусить изрядный кусок, но коварная земля уходила из‑под ног, и человек снова начинал балансировать, стараясь обрести шаткое равновесие.

Он приблизился к лимузину, где сидел Шмидт, и еле заметно подмигнул. Немного прошел в сторону багажника и оперся спиной на машину. Теперь обе руки у него были свободны, и человек, крепко обхватив хот‑дог, снова поднес его ко рту. Шмидт через наружное зеркало следил за всеми его перемещениями.

Едва он увидел, как пьяница пристроился к лимузину, Шмидт выскочил на улицу и схватил любителя хот‑догов за шиворот.

– Эй! А ну пошел отсюда! Гоу, гоу! – добавил он для ясности по‑английски.

Бродяга был вовсе не маленьким, но, видимо, сил у него совсем не осталось – все ушло на борьбу с гравитацией. Пьяница покачнулся, а здоровенный пинок, которым Шмидт сопроводил свои слова, резко изменил направление его движения.

Мужчина полетел прямиком на второй черный «Кадиллак». Хот‑дог вырвался у него из рук и плюхнулся на моторный отсек лимузина, заставив Реваза вздрогнуть. Бродяга бросился ловить свой ужин, но сделал это так неаккуратно, что вся горчица, перемешавшись с кетчупом, выдавилась на лобовое стекло и сверкающий капот. Придурок продолжал хлопать по нему обеими руками, будто ловил убегающую мышь.

Реваз выругался и вылез из‑за руля. На помощь ему пришел Шмидт, и они вдвоем принялись мутузить пьяного бездельника. Он не пробовал защищаться – только закрывал голову руками. Он даже не ругался, что, вообще говоря, было несколько странно, а только все время повторял: «Ноу! Ноу!»

Наконец Ревазу и Шмидту стало жаль бедолагу, и они его отпустили. Пьяница вытер лицо рукавом, отбежал на безопасное расстояние и, выставив вверх средний палец, снова закричал: «Ноу!» Шмидт запустил в бродягу остатками растоптанного хот‑дога, и он, еще раз проорав свое «Ноу!», скрылся за углом.

Шмидт покачал головой и процедил сквозь зубы:

– Дубина! Говорил же ему: кричи «фак»! Неужели так трудно запомнить?

Но в целом он остался доволен спектаклем. Витек, хоть и не знал по‑английски ничего, кроме «йес» и «ноу», выглядел убедительно. Во всяком случае, Ре‑ваз ему поверил.

Коротышка всплеснул руками и, глядя на жирное отвратительное пятно, блестевшее на капоте, сокрушенно сказал:

– Придется мыть машину. Босс будет недоволен.

– Конечно, недоволен! – поддакнул Шмидт. – Может, тебе по‑быстрому смотаться на мойку?

Реваз молча прикидывал, успеет ли он обернуться до выхода Буцаева.

Шмидт словно прочитал его мысли.

– Успеешь, – сказал он. – Сейчас… – он заглянул в салон. – Всего‑то второй раунд.

Реваз посмотрел на часы, потом на пятно из горчицы и кетчупа. Затем снова на часы… И махнул рукой.

– А, ладно! – он сел за руль, завел двигатель, и черный лимузин сорвался с места.

Шмидт проводил его взглядом. Когда «Кадиллак» скрылся за поворотом, движения Дмитрия стали вдруг резкими, и порывистыми. Он запрыгнул в салон, выключил трансляцию боксерского матча, вышел в главное меню и нашел систему спутникового слежения за наземными объектами. Благодаря своему увлечению самолетами он изучил современные навигационные системы вдоль и поперек. Шмидт выбрал из списка буцаевский лимузин и нажал «ввод». На экране показалась мерцающая точка, удалявшаяся на северо‑запад от «Мэдисон сквер гарден».

В стекло с противоположной стороны кто‑то постучал. Шмидт отключил блокировку замков и открыл дверь. Витек скользнул на переднее сиденье.

– Ты чего так сильно пинаешься? – сердито сказал он.

– Чтобы все выглядело по‑настоящему.

– По‑настоящему? – Витек потер ушибленное место. – В следующий раз ты будешь бродягой, а я сяду за руль. Тогда посмотришь, что значит «по‑настоящему».

– Если мы сейчас с тобой оплошаем, – веско сказал Шмидт, продолжая наблюдать за светящейся точкой на экране, – то, следующего раза может и не быть. Понял?

Витек кивнул. Шмидт медленно тронул машину с места. Он ехал на северо‑запад, следом за «Кадиллаком» Буцаева. Компьютерная система работала в режиме спутниковой навигации, поэтому он не мог видеть трансляцию боя…

XLI

Второй раунд и перерыв уже закончились, и начался третий раунд. Степанцов постарался взвинтить темп до предела. Он работал обеими руками, наскакивал на Пейтона, бил классические комбинации – двойки и тройки – и вовремя уходил от ответных ударов, особенно остерегаясь правой руки Ларри.

Пейтону ничего не оставалось, кроме как принять навязанные ему правила игры. Стоять у канатов было себе дороже: тогда длиннорукий Степанцов расстрелял бы его со средней дистанции. Чемпион мира пробовал сбить накал. Он несколько раз пытался провести акцентированный удар в корпус претендента, но его железный кулак неизменно попадал в пустоту.

Когда удары не достигают цели, боксер устает гораздо сильнее, чем если бы он бил по защите соперника. К середине третьего раунда Пейтон оставил эту затею –, сбить скорость Степанцова несколькими точными ударами в туловище. Он больше не шел вперед, а, наоборот, терпеливо дожидался Сергея, вытягивая его на себя.

Но Степанцов хорошо знал‑этот прием. Хотя он и действовал очень быстро, но при этом был весьма расчетлив. Любые попытки Пейтона войти в клинч он пресекал молниеносным уходом на дистанцию; причем отходил всегда с ударом, так что Ларри не решался его преследовать.

Степанцов разрывал расстояние, делал короткую паузу, за которую успевал наметить новые направления атаки, и снова шел вперед. И шел обязательно с ударом. В третьем раунде он полностью овладел ситуацией на ринге. Пейтон держался хорошо, но только сам Сергей видел, чего ему это стоило. Не имея возможности сблизиться и войти в клинч, он принимал тяжелые удары Степанцова. И хотя Ларри пока не плыл и полностью ориентировался в обстановке, но ему нечего было противопоставить, он не мог взорвать ход поединка. В перерыве, перед четвертым раундом, Белов спросил боксера:

– Может, отпустишь немного? Если Пейтон выстоит, что тогда?

Они оба прекрасно понимали, что будет тогда. Пейтон начнет отыгрывать отданное преимущество – удар за ударом, ситуацию за ситуацией. Измотанный Степанцов сбавит обороты, и бой пойдет под диктовку чемпиона. Перед ними стоял выбор: провести пару раундов вполнакала, экономя силы до финала боя, либо пойти до конца, выложиться, не жалея ни соперника, ни себя.

– Воды! – прохрипел Сергей и наклонил голову.

Ватсон полил ему из пластиковой бутылки на затылок и шею; затем Степанцов прополоскал рот и выплюнул воду в ведерко. Медведь на его плече хищно скалился. Он был точь‑в‑точь таким, какого они встретили на пустынной поляне в сибирской тайге. Широкая грудь боксера вздымалась; четыре параллельных шрама стали еще заметнее.

До гонга оставалось несколько секунд. Сергей собрался. Он, не отрываясь, следил за Пейтоном и пробовал угадать: хватило ли чемпиону этой минуты, чтобы передохнуть? Перед глазами плавали темные мушки; сердце работало в предельном режиме, насыщая мышцы свежей кровью, но мозг оставался холодным. Степанцов чувствовал огромную силу за своей спиной; прочную, будто каменная стена. Отступать было некуда, да и незачем.

– Я сейчас его прикончу, – тихо сказал Сергей.

Белов кивнул и хлопнул боксера по плечу.

– Тогда – вперед!

Прозвенел гонг. Этот звук еще висел в воздухе, а Степанцов уже был на середине ринга. Пейтон успел сделать лишь два шага из своего угла. Сергей резко сократил расстояние и, не раздумывая, ринулся в бой. Казалось, действовать быстрее, чем в третьем раунде, было уже невозможно, но Степанцов превзошел себя.

Красные перчатки мелькали в застывшем воздухе так быстро, что боковые судьи не успевали фиксировать удары, которые Сергей наносил с такой силой, что настил ринга дрожал под его ногами. Он шел ва‑банк; так, словно забыл, что у панчера всегда есть шанс.

Реваз подъехал к бензоколонке «Тексако». К счастью, мойка была свободна. Он загнал лимузин на автоматический конвейер, вышел из машины и направился к магазинчику, чтобы расплатиться. Пожилой пузатый мужчина в зеленой бейсболке, дежуривший на заправке, неохотно оторвался от экрана телевизора.

– Что желаете? – хрипло спросил он – таким тоном, словно хотел сказать: «А не пошел бы ты, парень, куда подальше».

– Помыть машину, – ответил Реваз и сел на высокий табурет рядом со стойкой. – Как дела? – спросил он, кивнув в сторону телевизора.

– А‑а‑а… – пузатый махнул рукой. – Старик Лар‑ри как‑то очень быстро спекся. Полгода назад он отделал Джона Чивера, как котлету. Но этот русский очень хорош. Парень здоровый, как… – он помолчал, подбирая подходящее сравнение. – Как… медведь, во! Остается надеяться только на знаменитый пейтоновский панч, во всем остальном Ларри проигрывает. Реджи! – крикнул он куда‑то в подсобку.

На пороге возник молодой негр в комбинезоне и форменной спецовке.

– Реджи, иди помой лимузин мистера! – приказал ему дежурный в бейсболке.

– Ага! – сказал негр, нажал на большую кнопку включения щеток и не тронулся с места. – Сейчас!

Реваз давно жил в Штатах и понимал, что призывать негра проявить трудолюбие в такой момент может только очень наивный человек или святой вроде Иоанна Второго, Папы Римского. Но, поскольку Реваз не был понтификом, да и наивность как‑то подрастерял на кривых дорожках своей жизни, он только вздохнул и заказал себе кофе. Пузатый налил ему в пластиковый стаканчик коричневой бурды. Реваз с опаской отхлебнул и поморщился. Но выбора не было. Приходилось пить, что дают.

Он поднял глаза на экран, чтобы хоть как‑то скрасить неприятное впечатление от местного кофе и нерасторопности этого болвана Реджи. То, что творилось на ринге, невозможно было описать.

Сергей применил домашнюю заготовку – смену стойки. Ой закрутил движение по рингу в одну сторону, потом вдруг резко повернул туловище и вместо традиционной левосторонней стойки занял правостороннюю, как у левши. Пейтон был сбит с толку, но не показал виду. Он попробовал достать Степанцова в корпус, но Сергей отскочил и снова стал правшой.

Каждую новую атаку он начинал в новой стойке и наконец добился своего – в какой‑то момент Ларри запутался и пропустил длинный левый хук. Голова его дернулась, ноги подогнулись. Пейтон ухватился рукой за канаты и опустился на одно колено. Рефери грудью бросился на Степанцова, оттесняя его в сторону, но Сергей и не думал бить поверженной) противника. Он стоял и ждал, когда рефери скомандует «Бокс!».

На счет семь Пейтон встал на ноги. При счете восемь он поднял перчатки, показывая, что может продолжать поединок. Рефери что‑то спросил у него, и Ларри кивнул.

Но теперь уже Степанцов понимал, что нельзя Отпускать противника на перерыв. Все надо решить в этом раунде. Сергей смял и ошеломил Пейтона. Он зажал несчастного в угол и бомбардировал его со средней дистанции, используя весь свой богатый технический арсенал. Хуки, прямые, снова хуки, свинги, опять хуки и апперкоты градом сыпались на чемпиона.

Ларри пробовал наносить контрудары, но не мог оторвать рук от головы. Малейшая потеря контроля грозила плачевными последствиями. Пейтон двинулся вперед, пытаясь навалиться на Степанцова и уменьшить силу этих сокрушительных ударов. Он всего лишь на секунду убрал защиту, но этого мгновения Сергею хватило, чтобы нанести размашистый. удар правой по пологой дуге. Траектория его была такова, что локоть Сергея оказался выше кулака; Степанцов бил немного сверху вниз, поскольку Пейтон стоял в низкой стойке. Кулак Сергея наткнулся на перчатку Пейтона, что немного ослабило удар, иначе это был бы неминуемый нокаут.

Однако чемпион, которому, по всему, оставалось считанные минуты, а то и секунды носить этот гордый титул, снова покачнулся. Сергей увидел, как дернулись его глаза. Невероятным усилием воли Пейтон заставил себя удержаться на ногах, хотя логичнее и правильнее было бы опуститься на колено и немного передохнуть, пока рефери ведет счет. Но, видимо, Ларри Пейтон был уже в таком состоянии, когда человек перестает думать логично.

Его мотало из стороны в сторону, но инстинкт бойца не позволял ему упасть. И Степанцов этим пользовался; он методично выцеливал подбородок Пейтона, чтобы добить его наверняка. Нанести такой удар, после которого уже невозможно подняться. Публика, неистовствовала. Все прекрасно понимали, что происходит на ринге – смена чемпиона.

Пейтон отклонился назад, прижался к канатам и потом попробовал уйти нырком, но наткнулся на свое же фирменное оружие – мощный апперкот правой, который пришелся точно в подбородок. Пейтона отбросило назад, и он без чувств рухнул на спину. Рефери грубо оттолкнул Степанцова и нагнулся над

Пейтоном – вытащить изо рта капу Он скрестил руки над головой и махнул секундантам теперь уже эксчемпиона. На помощь Ларри спешил доктор.

– Шит! – выругался пузатый, в сердцах сорвал с себя бейсболку и шмякнул ее об пол.

Под кепкой у него оказалась большая лысина, покрытая рыжим пушком. По бокам, над ушами и сзади свисали длинные сальные пряди.

– Что творит этот русский! – воскликнул дежурный, призывая Реваза в свидетели.

Реваз кивнул и посмотрел на мойку – долго ли еще собирается возиться этот Реджи? Бой уже закончен, Пейтона усадили на стул и доктор светит ему фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков на свет. Через несколько минут состоится объявление

победителя, а там уж совсем недолго ждать того момента, когда боксер, усатый доктор и Белов с его тощей подружкой выйдут из «Мэдисон Сквер Гарден» и усядутся в лимузин, начиненный взрывчаткой. В этот момент лимузин босса должен стоять рядом – Роман Остапович желает лично присутствовать при фейерверке.

– Надо было поставить на него хотя бы десятку, – сказал толстяк, поднимая бейсболку и снова водружая ее – на лысину – Но кто же знал, что все будет именно так?

Реваз вспомнил конфуз Буцаева двухмесячной давности. «Кто ж знал?» Никто. Всегда возникает ка‑кой‑то непредвиденный, неучтенный заранее фактор. В прошлый раз таким фактором стало упрямство Степанцова, а потом невесть откуда взявшийся Белов. Но уж в этот раз все пройдет, как надо, по плану,

потому что все схвачено! Колокольчик над дверью зазвенел, и вошел недовольный Реджи.

– Готово, мистер! со злостью сказал он, вытирая руки тряпкой. – Из‑за вас я пропустил самое интересное, – добавил он, ткнул пальцем в телевизор. – Я сделал вполне понятный жест – сложил большой, указательный и средний пальцы в щепоть и потер ими друг об друга.

Реваз усмехнулся. Он расплатился с дежурным и не стал брать сдачу – сдвинул два бакса и мелочь по стойке в сторону Реджи. Тот сделал кислую мину и сказал, что, наверное, бой за звание чемпиона мира побольше стоит, однако деньги взял и сунул в карман синего комбинезона. Реваз вышел из

магазинчика на улицу и с удовольствием вдохнул; прохладный, с примесью бензина, воздух. Лимузин, чистый и сухой, стоял перед выездом из мойки.

Реваз сел за руль и внезапно почувствовал что‑то не то. Вроде все было, как обычно, и вместе с тем – не совсем. Что‑то…

«Запах!» осенило его. Он был слишком слабым. Реваз оглянулся – хрустальный флакон с лавандовым маслом стоял на месте. Он повернул колпачок, открывая флакон: босс любит, когда пахнет сильно.

Реваз завел двигатель, включил фары и поехал назад, к «Мэдисон Сквер Гардену». На экране телевизора рефери взял Степанкова за руку и поднял ее вверх.

Белов давно забыл, когда плакал последний раз, кажется, на похоронах Коса, Фила и Пчелы. Сама жизнь отучила его от сантиментов, он и не думал, что в этом мире осталось что‑нибудь, способное вызвать у него слезы, но все же это произошло…

Российский триколор, висевший рядом с американским флагом, начал медленно подниматься вверх, под самый потолок. Раздались торжественные звуки

гимна. Весь зал встал, выказывая уважение мужеству бойца, который сегодня оказался сильнее, и стране, которую он представляет. Белов замер на ринге рядом со Степанцовым. Он скосил глаза на Ватсона – густые усы доктора дрожали. Саша знал, что он чувствует. То же самое, что и все они – гордость за свою Родину, за Россию.

Перед глазами одна за другой вставали картины долгого и тяжелого пути, который им пришлось пройти, прежде чем настал долгожданный миг триумфа. И почему‑то… глаза защипало, а сердце забилось сильнее от радости. Белов запрокинул голову, но одна слеза все‑таки скатилась из уголка глаза, оставляя блестящую дорожку на щеке, и упала на красный настил ринга. Хорошо, что этого никто не видел. Когда гимн отзвучал и микрофонами репортеры, протискиваясь между канатами, полезли на ринг, Белов шепнул боксеру:

– Пора!

Сергей дал на многочисленные вопросы один, зато полностью исчерпывающий ответ:

– Вы сами все видели. Мне нечего добавить.

Он взял чемпионский пояс и повесил его на плечо. Повернулся и поклонился на все четыре стороны. Затем подошел к сидевшему в своем углу Пейтону и поблагодарил его за честную игру. Менеджеры экс‑чемпиона мира тут же подскочили к Белову с предложениями о реванше, но он сказал, что не готов сейчас обсуждать эти вопросы. Он схватил халат Сергея, полотенце с олимпийским Мишкой и, нырнув под канаты, ловко спрыгнул с ринга.

Боксер и Ватсон спустились вслед за ним, и они быстро пошли по коридору образованному охранниками в бушующей толпе. Немного не доходя до раздевалки, Саша вдруг свернул в сторону и знаком приказал остальным следовать за ним.

– Надо выбираться отсюда, – пояснил он, накидывая на плечи Степанцова красный шелковый халат,

– К чему такая спешка? – поинтересовался Степанцов…

– У меня такое ощущение, – Белов помедлил, – что нам предстоит еще один раунд. И, может быть, самый тяжелый.

XLII

На площадке перед главным входом народу было немного. Зеваки еще не успели переместиться из зала на улицу. Белов, все еще с полотенцем в руке, Степанцов в красном халате и Ватсон с чемоданчиком в руке проскочили между рядами секьюрити и подбежали к лимузину. У машины их ждала Лайза. Шмидт прикрывал отход. Он проследил, чтобы все сели, и прыгнул за руль, отметив, как заметался у борта второго лимузина лысый коротышка, водитель Буцаева.

В объемистом чреве беловского девятиметрового «Кадиллака» уже сидел промокший до нитки Злобин.

Саша посмотрел на него с удивлением и бросил ему полотенце Сергёя:

– На, оботрись, что с тобой случилось? Ты что, в заливе искупался?

– Да так, – сказал тот, вытирая мокрую голову, – машину мыл. Керхерком.

– Хорошо что керхерком, – пошутил Белов, – а не чем‑нибудь в рифму. А зачем мыл‑то?

Шмидт опустил перегородку, отделявшую передние сиденья от салона, и крикнул:

– Некогда объяснять! Держитесь крепче, взлетаем! – и лимузин, распоров темноту яркими лучами фар, рванул вперед.

Белов обернулся. Позади них Буцаев, Гога и Хасан торопливо грузились в свой лимузин. Роман Остапович размахивал руками и ругался, судя по его виду, не выбирая выражений. Лайза тоже видела это. Губы у нее задрожали, она зябко передернула плечами, и тихо сказала Саше:

– Этот человек в белой шляпе… Я знала, что он не остановится…

– Точно, сам не остановится, если ему не помочь из гуманных соображений, – согласился Шмидт и добавил уже другим тоном: – Осторожно!

Он заложил резкий вираж, пустив почти четырехтонную машину в занос. Сказалась выучка спецназовца: Шмидт умел водить все, что движется, начиная от газонокосилки и заканчивая боевым вертолетом. При прочих равных условиях – а ведь лимузины были похожи, как две капли воды, – у Буцаева не было никаких шансов догнать Белова.

Реваз среагировал с опозданием: их лимузин, визжа покрышками, проскочил нужный поворот. Пришлось останавливаться и сдавать назад.

За это время Шмидт, пробившись сквозь решетку бруклинских улиц, выехал на набережную Потомака и уже подъезжал к Бруклинскому мосту.

– Слушайте, что вообще происходит? – спросил окончательно сбитый с толку Ватсон.

– По‑моему, нас элементарно хотят мочкануть, – жизнерадостно ответил слегка подсохший Витек и хлопнул сидевшего напротив него на заднем сиденье боксера по колену.

Сергей поправил накинутый на голое тело красный халат с надписью Russia. Четыре шрама на груди боксера снова побелели и стали почти невидимыми. По его лицу блуждала счастливая улыбка. Казалось, переплет, в который они попали, его мало волнует. Чемпионский пояс он держал на коленях.

Ватсона, наоборот, била нервная дрожь. Он заявил, что ему надо срочно выпить, и открыл мини‑бар, вделанный в боковую стенку лимузина. В нем зажегся свет, и на подносе выехали хрустальные стаканчики. Доктор взял было один, но в этот момент Шмидт заложил очередной крутой вираж; стаканчик упал на пол и закатился под сиденья.

– Ладно, потом выпью, – пробормотал Ватсон и закрыл бар.

– Например, на собственных поминках, – уточнил Витек и, увидев изменившееся лицо Лайзы, сконфуженно извинился: – Пардон, это я опять удачно пошутил.

Белова вдруг сдержанно рассмеялся, а потом, заметив недоумение в глазах друзей, сказал:

– По крайней мере, я уверен в одном: при любом раскладе мы обязательно попадем во все сводки новостей.

– Честно говоря, я не настолько тщеславен, –; заметил Ватсон. – И вообще…

«Он не успел договорить. Раздался звонок радиотелефона, вмонтированного в стену лимузина. Все замолчали. В наступившей тишине хорошо было слышно, как глухо работает подвеска мчавшейся на полной скорости машины. За темными тонированными стеклами мелькали городские огни. Звонок повторился, потом еще и еще раз. Белов взял трубку…

Буцаев уже понял, что лимузин Белова им не догнать. С каждой минутой тот уходил, отрывался все больше и вскоре мог оказаться вне зоны действия пульта дистанционного управления. Медлить было нельзя. Роман Остапович снял трубку радиотелефона. Ему ответил Белов. Буцаева неприятно поразило то обстоятельство, что голос у его врага был самый обычный, ни следа, ни намека на волнение или страх в нем не было. «Ничего, посмотрим, как ты у меня запоешь через минуту», – подумал Роман Остапович.

– Александр Николаевич? – вкрадчиво начал он. – Что же вы убегаете, любезный?

– Это вам только кажется, – ответил Белов. – Просто не могу без быстрой езды, бессмысленной и беспощадной. Это ведь у нас национальная русская болезнь.

– Ах, ты поклонник быстрой езды! – язвительно произнес Буцаев, переходя на ты. – Насмотрелся я на таких ездоков. На словах вы все герои, а как доходит до дела, сразу в кусты. Жаль. Сначала я думал, что ты достойный противник, а оказалось так себе, слабачок. Отказался от водителя…

Решил, что я киллера подошлю? Напрасно. Буцаев так грубо не работает. У меня другие методы, более интеллигентные. Ты ведь меня боишься?

– Я похож на человека, который кого‑то боится? – совершено искренне удивился Белов.

Буцаев жестом велел Ревазу остановиться. Второй лимузин тем временем подъезжал к Бруклинскому мосту. Роман Остапович нажал на кнопку электропривода: в крыше открылся люк. Буцаев встал и высунулся из него почти по пояс – не пропускать же такое зрелище. Он достал из нагрудного кармана пиджака пульт, вытащил из него антенну.

– Хотел бы я в этот, момент видеть твое лицо, – мечтательно сказал он в трубку.

– Лицо как лицо, – беззаботно отозвался невидимый Белов. – Самое обыкновенное.

– Да? А если я скажу, что машина, в которой ты едешь, нашпигована взрывчаткой? И через секунду я отправлю тебя в твой последний полет.

Словно в доказательство, своих слов он откинул пластиковый колпачок блокировки на пульте дистанционного взрывателя и положил большой палец на красную кнопку. Лимузин Белова быстро удалялся. Гога не выдержал и потянул Буцаева за рукав:

– Давайте, босс! Уйдут ведь! Уйдут! Не видно будет.

– Хочешь что‑нибудь сказать напоследок? – спросил Буцаев.

– Напоследок? – задумался Белов. – Да, пожалуй, что и ничего. А, нет, знаешь, тут сильно воняет лавандой, а у меня на этот запах аллергия…

«Лавандой? – мелькнуло в голове у Буцаева. – Откуда там могла взяться лаванда?»

Но было поздно – он уже надавил на красную кнопку В его «Кадиллаке» вспыхнул огненный шар. Мгновенно раздувшись, он почти разорвал машину пополам.

Оглушительный взрыв потряс набережную. Из того места, где был открытый люк, к ночному небу взвился ослепительно‑оранжевый язык пламени…

Шмидт сбавил скорость, притерся к парапету и затормозил. Все пассажиры лимузина, не отрываясь, как завороженные, смотрели на медленно оседавший столб огня и дыма,

– Чуяло мое сердце, что здесь что‑то не так, – Белов вытер мгновенно выступивший на лбу пот и повесил трубку: говорить было больше не с кем. – Так мачо не блефовал? – спросил он у Шмидта.

– Ну что ты, Саша! – с осуждением в голосе сказал тот, – разве такими вещами шутят?

– И ты меня не предупредил? – продолжал наседать на него Белов. – Какого черта?

– А ты разве спрашивал? Да потом, я и сам не знал наверняка. Так, на всякий пожарный подстраховался. Береженого бог бережет. Потрошить лимузин на предмет заминирования не было времени, а на вид они ничем не отличались. Вот я и решил сделать рокировочку по‑ельцински.

– Хорош гусь! – негодовал Белов. – Нет, пожалуй, с тобой я раньше времени поседею.

– Доверяйте профессионалам! – Шмидт широко улыбнулся и не удержался от того, чтобы похвастаться. – Спецназ он и в Америке спецназ! Правда, Витек весь вымок, когда менял номера на этих чертовых лимузинах, но со своей задачей справился отлично! А лаванда? Это уже я догадался.

– Нет, раз уж мы остались живы, за это надо выпить, – произнес Ватсон и снова полез в мини‑бар. – Витек, ты, вроде, уже подсох, горло не хочешь промочить?

– Наливай, док, но по первой пьем, не чокаясь! – воскликнул Злобин. – Да, товарищ Буцаев вылетел с треском. Как говорится, легок на поминках…

– Смотрите! – Лайза вытянула руку в сторону набережной. – Что это там летает? Такое круглое?

Белов пригляделся. Сверху по спирали, то планируя, то кувыркаясь, опускался на землю какой‑то предмет, хорошо заметный на фоне темного неба; Он действительно был круглый и походил на очень большой капустный лист.

– Шляпа… – догадался Саша. – Дурацкая белая шляпа.

Теперь можно было никуда не торопиться. В мини‑баре оказалось отличное виски двенадцатилетней выдержки. Они ехали в гостиницу, смакуя благородный напиток. На душе у всех было легко и покойно, как бывает только у победителей, которым пришлось заплатить за свою победу немалую цену. И только Шмидт переживал, что дегустация проходит без него: он был за рулем.

Эпилог

Через два дня они все вместе возвращались домой, в Россию. Двигатели авиалайнера ровно гудели, внизу сверкал голубым серебром Атлантический океан.

Степанцов сосредоточенно смотрел в спинку кресла перед собой, но не видел ее. Он думал о том, что он скажет своим пацанам, когда вернется. Ему хотелось произнести замечательную речь, такую, чтобы она навсегда запала им в душу. Сергей прикидывал различные варианты, репетировал про себя и в итоге остановился на самом коротком и емком тексте: «Ребята! – Ничего не бойтесь. Никогда ж ничего. И самое главное – во всем идите до конца».

Боксер прижал руку к карману на сердце, где у него лежало ожерелье из медвежьих когтей…

Шмидт, Витек и Ватсон писали пулю по десять рублей за вист. Ватсону отчаянно не везло; он с тоской глядел на свою огромную «гору» и мысленно прикидывал проигрыш. Но, как настоящий психоаналитик, тут же нашел в случившемся положительный момент и тешил себя мыслью, что мог потерять в Нью‑Йорке гораздо больше, чем пару тысяч рублей. Например – жизнь! В этом свете проигрыш в карты представал, как вполне приемлемая плата за спасение. Он завидовал Шмидту и Витьку: эти вожаки шутили и смеялись, как будто ничего не произошло. Они уже забыли о том, что не далее как позавчера отправили на тот свет четырех американских минеров. Но, с другой стороны, это ведь была война!

Белов сидел у окна, а Лайза дремала, положив ему голову на плечо. Он размышлял о том, куда завтра может занести его судьба. В том, что она снова выкинет какой‑нибудь кунштюк, сомневаться не приходилось. От размышлений его оторвал виброзвонок мобильного. Лайза проснулась, помассировала лицо ладонями, поправила прическу. Белов поднес трубку к виску и сразу узнал голос Зорина.

– Рад приветствовать, Александр Николаевич, – сказал тот неестественно бодрым голосом. – Жив еще, не помер?

– А что мне сделается, Виктор Петрович? Вашими молитвами… – в голове у Белова вдруг сработал невидимый переключатель, и все встало на свои места: – «Феррари» ваша работа! – сказал он утвердительным тоном.

– Неважно. Я слышал, ты выдвигаешь свою кандидатуру на пост губернатора Камчатки? Так вот, по старой дружбе настоятельно не рекомендую. В следующий раз машина действительно может взорваться. Взлететь на воздух не боишься? Бум, и exitus letalis, как говорили римляне!

Белов внутренне рассмеялся. И что они в один голос взялись его пугать тем же самым? Только в полете живет самолет!

– Я сейчас как раз лечу по воздуху, – сказал он и посмотрел в иллюминатор: ровная, как свежевспаханное поле, сине‑зеленая поверхность океана была покрыта мелкой, поблескивающей в лучах солнца рябью, – и ловлю от этого кайф…"