Халед Хоссейни. тюма красовались кожаные заплаты

тюма красовались кожаные заплаты. Чуть ли не
каждую фразу он начинал со смеха и извинений.
Что-то вроде: Простите, я буду в пять. Ха-ха.
Когда я ему позвонил, он настоял, что сам ко
мне подъедет.

— Таксисты в этом городе — народ ушлый. —
Его английский был безупречен. — Почуют ино-
странца — сразу сдерут втридорога.

И вот Омар у нас в номере, источает улыбки
и извинения, сопит и потеет.

Стоило ему полезть в портфель за блокно-
том, как на мою кровать высыпалась целая куча
бумаг. Число просьб о прощении удесятерилось.

Одним глазом Сохраб смотрел на телеэкран
(звук был выключен), другим — на адвоката.
Я сказал мальчику утром, что к нам придет
юрист, и Сохраб не стал задавать липших во-
просов, только кивнул и прилип к телевизору.

— Вот он. — Желтый блокнот в руках у
Фейсала. — Надеюсь, мои дети унаследуют орга-
низационные способности матери. Извините, на-
верное, вы не это хотели услышать от перспек-
тивного адвоката. Ха-ха-ха.

— Реймонд Эндрюс очень высокого мнения
о вас.

— Мистер Эндрюс. Да, да. Достойнейший че-
ловек. Позвонил мне и рассказал про вас.

— Неужели?

— Да, да.

— Значит, положение, в котором я оказался,
вам известно.

Фейсал смахнул с верхней губы капельки пота.

Бегущий за ветром

— Мне известна версия мистера Эндрюса.
С застенчивой улыбкой он повернулся к Со-

храбу и произнес на фарси:

— А это, наверное, юноша, из-за которого
весь сыр-бор.

— Разрешите представить вам Сохраба, —
сказал я. — А это господин Фейсал, адвокат,
о котором я тебе говорил.

Сохраб соскользнул с кровати и пожал Омару
руку.

— Салям алейкум, — произнес он тоненьким
голоском.

— Алейкум салям, Сохраб. А ты знаешь, что
тебя назвали в честь великого воина?

Сохраб молча кивнул, вернулся на свою кро-
вать и лег на бок, не отрывая глаз от телевизора.

— Я и не знал, что вы так хорошо говорите
на фарси, — сказал я по-английски. — Ваше
детство прошло в Кабуле?

— Родился я в Карачи, но долгие годы жил в
Кабуле. Шаринау, рядом с мечетью Хаджи Якуба.
А вырос я в Беркли. В конце шестидесятых отец
открыл там музыкальный магазин. Свободная
любовь, банданы, мини-юбки, все такое. — Он
наклонился ко мне поближе: — Я был в Вуд-
стоке.

— Кайф, — сказал я.

Адвокат так смеялся, что опять весь вспотел.

— За исключением нескольких мелочей, я
представил мистеру Эндрюсу верную картину, —
продолжал я. — Вас я ознакомлю с ее полным
вариантом, без цензурных изъятий.