Заклинание с вершины мира

Свет фонаря под сводом то мерк, то разгорался. Пульсировал, словно некая помпа в его недрах выталкивала фотоны порциями. Такого, конечно, не бывает. Просто мое сердце работает с огромными паузами, и кровь к глазным яблокам поступает с перебоями, отчего и получается такой фокус.

Вой ветра снаружи походил на скулеж пса – обиженный и пронзительный. Через разрез он забирался в пространство между внутренним и наружным тентами палатки и метался там словно птица. Полиэстеровые стенки вздрагивали, хлопали и морщились. Забавно.

Я сидела у подножия кресла на коленях и отрешенно наблюдала за игрой воздуха. Разглядывать картинки – единственное, на что способен человек, когда в голове вакуум. Полное отсутствие мыслей, эмоций и чувств. Если закрыть глаза, то мое состояние вообще будет похоже на смерть. Но только не время сейчас умирать, совсем не время!

Я набрала полную грудь воздуха.

Еще вдох.

И еще.

Кровь насытилась кислородом. Сердце протолкнуло ее в голову, передавая кислород лобным долям, в которых тут же зародились робкие ростки мыслей и образов. Они распускались, ветвились, соединялись друг с другом...

В поисках скандинавского Камня Судеб мои родители оказались на борту сухогруза «Бельмонд». Информация об этом просочилась к спецотделу «Мгла». Желая перехватить отца, они отправили на корабль вооруженную группу. Никто не ведает, что произошло на борту сухогруза. С берега виднелось только размашистое зарево. Об этой катастрофе вообще мало кто может рассказать толком. «Бельмонд» бесследно исчез, а из двадцати оперативников на берег вернулся лишь один. Джон Бейкер. Он привез смертельно раненного русского, который позже был похоронен на тридцать втором километре дороги на Эль‑Хосейма.

Тот русский был моим отцом. Я нашла ту могилу и нашла под верхним камнем его талисман. Пулю на цепочке с инициалами Игоря Баля. Чедвик позже рассказал, что на «Бельмонде» находился еще Кларк. И я всегда считала, что это он повинен в гибели отца, хотя не совсем понимала, как он попал туда. И только сейчас, все еще не справившись с потрясением и ошеломленно разглядывая на груди повелителя Арьяварты татуировку, распространенную в воздушно‑десантных войсках Советского Союза, я поняла все. Человека по имени Том Кларк никогда не существовало.

А существовал только Игорь Баль. Всегда был только он.

Талантливый разведчик. Бывший десантник.

И мой отец.

– Папа! – прошептала я.

Его взгляд, обращенный ко входу, казавшийся прежде холодным и беспристрастным, теперь выглядел по‑другому. Я видела в нем усталость, боль и страдания десятилетий. Иначе быть не могло. Двадцать лет назад в моего отца вселился древний кровавый бог, именуемый Молохом.

Заклейменная меткой, я полностью была подчинена черной воле Молоха и не могла бежать. Я стала рабыней. Но на мне только одна метка. А на отце – тысячи, десятки тысяч! Он не просто такой же раб Молоха, как я! Он порабощен до последней капельки души, до последней мысли, до последней кровинки. Он всецело принадлежит Молоху в жизни и останется в его власти после смерти.

«Когда у тебя есть сила, – вдруг прозвучал в ушах его голос, – ты даже не догадываешься, что эта сила может управлять тобой».

– Боже!

Три тысячи лет черный дым чарвати находился в изгнании, но двадцать лет назад он вернулся из небытия и вселился в моего отца. Не знаю как, но произошло это на борту сухогруза «Бельмонд». Молох поработил отца и творил от его имени страшные вещи. То же самое он проделал с сыном бедной женщины из долины Арьяварта.

Обрывки первых строк с посеребренной плиты сложились в единый смысл. Я не придала значения этим фразам, а в них указывались все признаки «болезни» сына. И чернеющие глаза, и черный дым, выходящий из тела и двигающий предметы, и чужой голос.

Мой отец тяжело болен.

– Я устал, Ольга, – вдруг простонал он.

Я подумала, что произошло невозможное и он проснулся, но взгляд отца оставался отстраненным, и я поняла, что он говорит во сне. Редкий момент, когда он может выразить свои мысли без жесткой цензуры, которой подвергает его Молох. Хотя, вероятнее всего, это результат действия оксибутирата.

– Нужно найти древо и изгнать чарвати, – слабо произнес он, продолжая смотреть в пустоту. И добавил совсем уж тихо: – Как же я устал от него!

Я потрясенно смотрела, как его губы сомкнулись. Услышанные слова были пронизаны вселенским страданием. Как я могла его ненавидеть, как я могла видеть в нем врага, когда он только жертва! Он настолько несчастен, что даже свои чувства может выразить только во сне!

Я вдруг осознала, что с какой страстью ненавидела его, с такой же страстью люблю сейчас. Я прижалась щекой к его ладони.

Мне вдруг сильно захотелось, чтобы он проснулся. И узнал меня. Только вряд ли это возможно. Я заглянула в его темные глаза и потрясла за плечо, надеясь, что он услышит. Но он оставался неподвижен, словно статуя. По‑другому и быть не могло, ведь я сама вколола ему убойную дозу оксибутирата натрия.

И это лишь еще одна из моих ошибок!

Палатка наполнилась ледяным воздухом, задуваемым через прорезь. Сделалось холодно. Я потерла озябшие плечи, хотя внутри, в душе, было тепло. Я почувствовала, как давняя боль отпустила и на ее месте появились спокойствие и уверенность.

Я встала рядом с креслом лицом ко входу и стала терпеливо ждать. Когда Молох появился в палатке, я встретила его, не испытывая ни малейшего страха.

Густой черный дым стал пятнами возникать в воздухе перед отцом. Словно кто‑то растянул пространство, отчего в нем открылись дыры, за которыми находилась бездна. Эти дыры соединялись, и вскоре передо мной висело тяжелое гаревое облако, и веяло от него потусторонним ужасом.

Только я его не боялась.

– sthA molaH... zRNu me paramaM vacaH!![9]

Облако вздрогнуло при произнесении его имени. По клубящейся поверхности пошли волны, словно под ней зашевелился пучок змей. Из черной глубины раздался голос:

– Кто ты, женщина?

Голос, произносящий слова на санскрите, был низким и хриплым.

– Я та, кто изгонит тебя!

Облако рассерженно задрожало. Вместе с ним завибрировал воздух, затряслась земля и стенки палатки.

– Я узнал тебя, рабыня! Ты разговариваешь на праязыке? Нужно воздать тебе должное. Давно я не слышал изначального языка, очень давно... Но ты не увидела главного. И тебе не дано увидеть! В нынешнем мире нет существа, которое на это способно.

– Ты уйдешь из этого тела!

– Оно мое!! – зарычал голос из облака. – Я поднял его из мертвых! Но я сейчас не буду спорить, у меня нет на это желания.

– Ты уберешься из него навсегда!

Из облака выдвинулись дымные щупальца и вошли в глаза и рот Игоря Баля. Клубящийся дым заструился в человека. Прежде чем облако исчезло, я услышала из пустоты последние слова, прозвучавшие насмешливо:

– Поговорим на рассвете. И не пытайся опять бежать, как ты сбежала с жертвенника. Я настигну тебя везде, и ты познаешь настоящие боль и страдание!

Облако втянулось в моего отца. Он хлопнул глазами. Тело вздрогнуло. Он должен был проснуться сразу после того, как Молох вошел в него.

Но оксибутират не позволил.

Веки закрылись.

Отец провалился в настоящий человеческий сон.

Перед входом раздался хруст снега. Затрещала раскрываемая молния. И в палатку вполз Ирбис.

При виде меня он лишился дара речи. Лицо посерело, рот раскрылся, глаза выкатились. Он не смог подняться с коленей и застыл передо мной, словно в мольбе.

– Ты вернулась с того света! – ошеломленно пролепетал майор.

Я стояла возле кресла, держа в ладонях тяжелую руку отца. Лицо, побелевшее от холода. На груди сверкает золотой медальон. Вероятно, я и в самом деле чем‑то похожа на восставшую из мертвых. Но...

– Это не так, Ирбис, – ответила я. – Я не умирала.

Судя по его лицу, он не поверил.

– Я слышал разговор на непостижимом языке, – увлеченно заговорил майор. – Я слышал рокот Молоха... и ангельский голос, отвечавший ему. А на моей памяти никто и никогда не осмеливался заговорить с ним.

– Мой голос совсем не ангельский.

– Значит, это ты отвечала ему?

Я кивнула.

– Тебе известен язык Молоха? – с трудом произнес он.

– Это не только его язык. Это язык сотворения мира.

– И ты пытаешься меня убедить, что не была на небесах после того, как умерла в черном шатре?

Он смотрел на меня испытующе.

– Сейчас нет времени это обсуждать, – ответила я. – Нам нужно доставить твоего хозяина на вершину горы. Ты ведь давно с ним? Ты знаешь, как он мечтает избавиться от Молоха?

– Знаю. Но почему это волнует и тебя?

– Потому что он мой отец.

Поднявшись с коленей, Ирбис пристально посмотрел на меня, желая убедиться, что я его не обманываю. Затем перевел взгляд на сидящего в кресле отца. Сходство между нами было заметным, я сразу поняла, что он поверил, – по взгляду, по тому, как у него опустились руки.

Майор открыл рот, собираясь сказать об этом...

Четыре резких хлопка взорвали тишину.

Я вздрогнула. Рядом с лицом что‑то прожужжало, щеку обдало горячим воздухом.

В стенке палатки вскрылась полоса из отверстий.

Ирбис упал на колени, но в этот раз не по собственной воле. Лицо перекошено от боли, глаза сожмурены. Не издав ни единого звука, он стал заваливаться ничком. Я попыталась подхватить его, но он оказался тяжелым и, выскользнув из рук, воткнулся лицом в дно палатки.

В его спине чернели два пулевых отверстия.

– Ирбис, нет! – закричала я.

В палатку вполз Мерфи. Оскалившийся, с сумасшедшим блеском в глазах. Руки сжимали штурмовую винтовку, очевидно принадлежавшую Капуцину. Из ствола вился дымок сгоревшего пороха.

Коротко глянув на распластавшегося Ирбиса, он направил ствол на моего отца.

– Ты сделала укол? Он спит?

Глядя на его нервное лицо, я пыталась понять, как могла испытывать к нему какое‑то чувство? Ведь в нем нет ничего человеческого. Он отправил на тот свет троих и даже не мучается угрызениями совести.

– Что ты застыла? Ты сделала укол?

– Я только сейчас поняла, Мерфи. Ты ничем не отличаешься от него.

– От кого?

– От Молоха.

Он не услышал моих слов.

– Похоже, ты все сделала как надо. У тебя просто шок, но это пройдет. Не загружай себя мыслями, детка! Лучше поторопись. У нас очень мало времени и очень много работы! Нужно перевалить тело через хребет и спустить...

– Я не стану тебе помогать, – оборвала я его.

Теперь он обратил на меня внимание.

– Что ты сказала?

– Ты избавил меня от ужасной смерти, и я тебе благодарна. Но не стану тебе помогать и не позволю забрать его. Потому что это мой отец.

Мерфи озадаченно скривил губы:

– У тебя крыша поехала, да? Поэтому ты нацепила на себя золотую побрякушку?

– Мерфи! Человека, которого ты знаешь как Кларка, нужно освободить от демона, который вселился в него.

– Я ни слова не понимаю из того, о чем ты говоришь! Кого освободить? Его? – Он нервно усмехнулся. – За это тело в черной водолазке дают сумасшедшие деньги! Такой шанс выпадает раз в жизни!

– Это мой отец. И ему нужна помощь.

Мерфи недобро прищурился:

– Значит, ты не позволишь мне забрать тело?

– Даже не надейся.

– Если так, – произнес он с гадливой улыбкой, – тогда ты отправишься вслед за Ирбисом и Капуцином.

И он без сожаления направил на меня штурмовую винтовку. Я невольно заглянула в ствол, и мне показалось, что я увидела там, в темной глубине, головку пули.

– И у тебя не дрогнет рука застрелить женщину?

– Выбор между брюнеткой и кучей денег. Так какие сомнения?

– Раньше я лишь подозревала, – произнесла я с презрением, – а теперь уверена. Ты подонок, Мерфи! Ты – подонок!

На его лицо наползла мерзкая улыбка, под которой он прятал злость. Я уже представила, как он нажимает на курок и в меня ударяет пуля, которая привиделась мне в глубине ствола. Собственно, меня уже ничто не отделяло от этой фантазии.

Сзади глухо звякнула струна.

Что‑то просвистело рядом с моим локтем.

Мерфи отчаянно закричал. Схватился за левый глаз, из которого торчала стрела.

Я обернулась.

Из разреза в стенке палатки высовывался Максимка со своим самодельным луком.

– Быстрее! Сюда! – замахал он рукой.

Я в растерянности глянула на отца.

Скачущий по палатке Мерфи выдернул из глазницы стрелу и заорал еще громче. Из‑под его пальцев сочилась сукровица.

– Мой глаз! – орал он. – Я убью тебя! Убью! Убью! Убью!

Повертевшись на месте, он с визгом выскочил наружу. Его удаляющиеся вопли долго слышались сквозь звериное завывание ветра.

Максимка влез в палатку и кинулся ко мне. Я обняла его и обнаружила, что он весь дрожит.

– Что с тобой?

– Я больше не хочу стрелять в людей.

Я крепче стиснула его.

– Прости меня! – Я с трудом подбирала слова. – Прости, что накричала на тебя. Я была настоящей ведьмой. Но теперь ведьма ушла, а той, которая осталась, очень стыдно за свой поступок.

– Я знаю, – пробормотал он, преданно глядя мне в глаза. – Знаю, что ты не такая! Потому и вернулся!

Ирбис оказался жив. Он был без сознания, но дышал. Я осторожно перевернула его на спину и расстегнула куртку, осматривая раны. Одна пуля прошла навылет чуть выше селезенки. Вторая угодила в плечо.

Мне пришлось вылезти наружу и искать в третьей палатке аптечку. Она нашлась в одном из рюкзаков. Кроме бинтов, ваты, антисептиков и разноцветных капсул в ней находилась коробка с ампулами. Четырех ампул не хватало. Все правильно. Содержимым двух из них воспользовалась я.

Возвращаясь назад, я наткнулась на бездыханный труп Капуцина. Он лежал лицом в снегу, из спины торчала рукоять ножа. Я растерянно глянула на аптечку, которую несла. Она ему уже не поможет.

Вернувшись в палатку, я села возле лежащего на животе Ирбиса и занялась раной в области селезенки. Обработала ее антисептиком, затем наложила тампоны на входное и выходное отверстия, остановив кровотечение. Со второй раной было сложнее. Пуля угодила в плечо и застряла в нервном узле, причиняя майору чудовищную боль, от которой он и потерял сознание.

Сейчас, правда, сознание возвращалось. Ирбис открыл глаза.

– Что случилось? – пробормотал он.

– В вас стрелял Мерфи. Он собирался похитить Кларка и сдать его людям ЦРУ.

Ирбис слабо кивнул:

– Они давно его ищут.

– Да, но еще им нужен Молох. Они собирались извлечь черный дым, чтобы использовать его в военных целях.

– Они что, идиоты?

– Я помогала Мерфи. Но он мерзавец. И теперь я знаю, что Кларк – мой отец. Я не отдам его ЦРУ. Он такая же жертва Молоха, какой могла стать я.

– Где сейчас Мерфи? – произнес Ирбис сквозь боль.

– Сбежал. Максим высадил ему глаз из самодельного лука.

Ирбис скосил глаза на мальчишку.

– Это мой близкий друг, – пояснила я.

– Здравствуй, Максим!

Ирбис протянул Максимке руку. Мальчишка пожал большую мозолистую ладонь военного.

– Здравствуйте. Классная у вас винтовка!

Майор умиленно хмыкнул.

– При Мерфи остался спутниковый телефон, – сообщил он. – Поэтому я не могу связаться с лагерем. А нам, черт возьми, нужны здесь еще люди!

Я почувствовала волнующую дрожь в груди, когда он сказал «нам». Буквально полчаса назад мы были по разные стороны баррикад. А теперь я, Ирбис, его люди, вся мощь долины Арьяварта на моей стороне.

– Должна признаться, что нам нужны не люди, а ваша эвакуация, – заметила я. – Вы ранены, Ирбис. Вам нужно вытащить пулю из плеча. А я... Пока не наступил рассвет, пока Молох спит, я должна подняться на вершину. Легенда гласит, что там находится слово, которое изгоняет черный дым. И сейчас есть уникальная возможность. Я могу за одну ночь получить это слово и избавить отца от болезни, которая пожирает его два десятка лет.

Ирбис взглянул на меня со странной робостью. В этом взгляде было благоговейное восхищение. Майор до сих пор верит в мое воскрешение.

– Не думай обо мне, – сказал он. – Отправляйся на вершину. Когда Молох проснется, вряд ли у тебя будет шанс отойти от него дальше чем на сто ярдов. Отправляйся тотчас! А я останусь здесь. Раны не смертельные, все будет в порядке.

Я закусила губу, прокручивая все варианты. И посмотрела на Максимку.

– Мальчик мой, ты сможешь спуститься в лагерь и вызвать подмогу?

– Спуститься могу. Только кто мне поверит?

– Я запишу на диктофон сообщение, – сказал Ирбис– Отдам приказ, чтобы прислали людей. Может быть, если к утру стихнет ветер, сюда поднимется вертолет.

– Тогда я немедленно начну готовиться к подъему, – сказала я.

– Отправляйся. Я останусь охранять твоего отца. – Он подтянул к себе штурмовую винтовку. – Это для Мерфи, если он решит вернуться. Да, и еще... Максим, правильно?

– Правильно, – ответил Максимка.

– Принеси мне ножницы. Они лежат в другой палатке, в левом кармане темно‑зеленого рюкзака. Найдешь?

Максимка кивнул и исчез за пологом.

– Попытаюсь извлечь пулю, – пояснил майор. – У меня есть виски для дезинфекции, есть аптечка. Я справлюсь.

Я пожала ему руку. Прежде чем покинуть палатку, еще раз взглянула на спящего отца. Его голова оставалась поднятой, глаза закрыты, дыхание ровное. Наркоз продлится еще несколько часов. Кем он станет, когда откроет глаза?

Это зависит от моей прыти.

– До сих пор не верю, что нашла его, – сказала я. – Вы не представляете, как долго я считала, что он погиб!

– Надеюсь, тебе удастся избавить его от Молоха, – ответил Ирбис.

Я тоже на это надеялась.

Приготовления были скорыми. Возле черного шатра я отыскала свою куртку и ботинки. Стряхнув наметенный снег, натянула все на себя. Теперь ледяной ветер мне нипочем. Из трех фонарей, которые нашла в сумках, взяла тот, который светил ярче остальных. На всякий случай прихватила еще кошки и ледоруб – ступени чистые, но вдруг метров через двести путь преградит пласт смерзшегося снега?

С Максимкой мы расстались у основания каменной лестницы. Здесь наши пути расходились – мне нужно наверх, а ему вниз. Я велела ему быть осторожным и смотреть под ноги, потому что на леднике полно расщелин. Он покривился и ответил, что прекрасно знает об этом, потому что уже поднимался сюда, не нужно напоминать лишний раз. Я не стала спорить, поцеловала его в лоб, и мы расстались. Он начал спуск по леднику, а я свой путь наверх.

Я бежала по ступеням, почти не замечая их под собой. Звуки исчезли, даже ветер стих. На небо взошла полная луна, выхватив из мглы призрачные леса, серые горные лужайки и серебристую нить реки. Все это лежало внизу, подо мой, мелкое в деталях и первозданное в размерах. Быстрый подъем по скальному ребру создавал ощущение, будто моя душа вырвалась из тела и воспарила над долиной Арьяварта. Она летит все выше и выше к чудесному месту, достичь которого мечтают многие.

Вершину я не видела, ее скрывало облако клубящегося тумана или, может, снежной пыли, вздымаемой ветром. И когда я добралась до нее, когда туман заволок все вокруг, стало трудно дышать. Воздух сделался тугим, сопротивляющимся движениям. Голова и конечности налились свинцом. Весьма сомнительно, чтобы гипоксия навалилась на меня так внезапно. Скорее всего, причина в магическом заслоне, который охраняет вершину от непрошеных гостей.

Но я гость прошеный!

Я вытащила из‑под куртки медальон и подняла его перед собой. Стоило мне сделать это, как на гранях бриллиантов вспыхнуло белое сияние. Не знаю, откуда оно взялось, лунный свет не был ярким. Возможно, камни аккумулировали дневной. В ту же секунду туман передо мной расступился. Вдоль лестницы открылся проход. Тяжесть из тела ушла, и я почувствовала легкость и даже некоторую эйфорию, словно вдохнула кислорода из маски.

Я поднималась вверх по темному коридору, стены которого были сотканы из тумана. Казалось, по обеим сторонам лестницы стояли херувимы. Мне даже почудилось, что я вижу проступающие сквозь дымку суровые лица, колышущиеся крылья за спиной и смертоносное оружие. Все вокруг было настолько ирреальным, что происходящее напоминало сон.

Высоко наверху, на конце лестницы, появился свет. Чем выше я поднималась по туманному коридору, тем он становился шире и ярче. Я летела вверх, не чувствуя под собой ступеней. В конце коридора я зажмурилась. А когда разомкнула веки, то обнаружила, что стою на могучем каменном пике. Со всех сторон лучился белый свет, у которого нет источника – ни солнца, ни галогенных ламп. Возле ног клубились облака: они загораживали мир, хотя, когда между ними появлялся просвет, мне открывался вид на землю с невероятной высоты.

Из центра вершины поднимался тонкий ствол. Я задрала голову и обнаружила раскинувшуюся надо мной пышную крону – ветвистую, удивительную и чудесную. Не отрывая от нее взгляда, я зачарованно приблизилась к стволу древа и остановилась от него в шаге. Помня легенду, три раза поклонилась, опустилась на колени и коснулась ладонью гладкой упругой поверхности. При этом крохотный электрический разряд пробежал по руке, словно подтверждая контакт.

Я открыла рот и тихо произнесла на прелюдийском:

– О мировое древо Ашваттха! Ось, пронизывающая Вселенную и центр мироздания! Молю тебя, услышь голос смертной и внемли моей просьбе! Будь милостиво, подари мне слово, что изгонит черный дух чарвати, вселившийся в моего отца.

Я замолчала, вслушиваясь в священную тишину.

Никаких изменений.

Ни раздвинувшихся небес, ни громогласных речей. Что‑то не сработало, божественный механизм заклинило.

Я сосчитала про себя до десяти и уже собиралась повторить просьбу, как облака вокруг меня заклубились. Прорехи, сквозь которые виднелась земля, закрылись. Свет сделался нестерпимо ярким, заставив зажмуриться.

Ветви наверху зашелестели.

Я снова подняла голову.

Буйная листва кроны шевелилась от неосязаемого ветра. Сквозь нее пробивался свет, вырезая в зелени причудливые движущиеся узоры. Я смотрела на них, смутно подозревая, что где‑то видела подобное. Форма этих узоров о чем‑то напоминала. Я щурилась, напрягая зрение и пытаясь понять. И в какой‑то момент ко мне пришло озарение.

В плетении листьев и ветвей я увидела проступившие буквы санскрита.

Когда я выбралась из тумана, что окутывал вершину, то обнаружила, что ветер стих. Больше не было звериных завываний и хватающих тебя невидимых лап. Стояла тишина. Затянутая туманной дымкой, долина Арьяварта спала внизу мирным сном. По другую сторону горы, под бесконечной заснеженной равниной, розовело небо.

Казалось, что мое пребывание на вершине длилось не больше десяти минут. Но когда я взглянула на часы, то стало ясно, что минула четверть суток! Целых шесть часов! Прорва времени!

Я полетела назад по ступеням, рискуя споткнуться и рухнуть вниз головой с отвесного склона. Только об опасности думалось меньше всего. В первую очередь я думала об отце.

Невероятно, но мне удалось его найти! Я больше двадцати лет жила, принимая за очевидный факт то, что его давно нет на свете. И вдруг эта встреча... Конечно, он в беде, однако в моих силах даровать ему свободу. Я могу вылечить болезнь. Дар кустистых ветвей способен изгнать Молоха. Я уверена в этом, потому что все элементы легенды о безутешной матери оказались правдой. И мандала в лесу, и местоположение древа, и слово на санскрите... Только я могу помочь отцу справиться с бедой.

Но узнает ли он меня? Вспомнит ли? Ведь семилетняя девочка, которую он научил карабкаться по веревке и которую носил на плечах, превратилась во взрослую самостоятельную женщину. А вдруг он скажет, что у него никогда не было дочери?

Это сейчас неважно. Передо мной стоит единственная задача. Помочь своему отцу обрести свободу. Успеть до рассвета, пока сатана в нем еще дремлет. Обладание одним словом, пусть и могучим, не дает особого преимущества, чтобы сразиться с Молохом лицом к лицу. А потому я должна воспользоваться своим преимуществом, пока Молох не проснулся и не отправил меня вслед за Чедвиком в преисподнюю.

С высоты наш лагерь, пристроившийся у основания лестницы на краю ледника, выглядел пустым и брошенным. Мне оставалось не больше ста пятидесяти метров, чтобы спуститься к трем палаткам. Сто пятьдесят метров, чтобы встретить отца после разлуки, которая кажется немыслимо долгой.

Только что‑то в лагере изменилось. Что‑то было не так в этих трех палатках.

Я побежала быстрее, поскальзываясь на скошенных ступенях. Когда до конца лестницы оставалось метра три, я прыгнула на ледник. После изнуряющего подъема и не менее изнуряющего спуска ноги не удержали меня и я опрокинулась в снег.

Я поднялась. Кровь молотом стучала в голове.

Лагерь предстал глазам в сером предутреннем сумраке. И если с высоты изменения были почти незаметными, то теперь стало ясно, что здесь произошел бой.

Палатки были изрешечены пулями. Черный шатер разодран и вывернут наизнанку. Снег перепахан мужскими следами, среди которых темнели капли и целые лужи впитавшейся крови. В нескольких местах зияли черные воронки от разрывов гранат.

– Ирбис! – позвала я. – Ирбис, где вы?

Ответом была тишина.

С замирающим сердцем я побежала к главной палатке, густо пробитой отверстиями, словно дуршлаг. Справа от входа зиял огромный разрез от основания до вершины, кто‑то при помощи ножа соорудил проход внутрь. Я вошла.

Раскладное кресло покорежено и опрокинуто. Рюкзаки выпотрошены. Ни Ирбиса, ни отца.

– Что здесь произошло? – крикнула я в пустоту.

Когда я покинула палатку, из леса ледяных столбов раздался странный вой. Вчера вечером я бы приняла этот звук за ветер, но ветра не было уже больше двух часов.

Занеся ледоруб для удара, я двинулась на звук. Перебралась через лежачую глыбу, прошла мимо нескольких сераксов, пока наконец не увидела.

На одном из ледяных столбов вниз головой висел Ирбис. Одежда с него была срезана. Руки и ноги притянуты ко льду репшнурами. Во рту торчал кляп. Мои повязки сорваны с ран, и из них сочилась кровь. К великому счастью, он был жив. И не просто жив. Выкатив от напряжения глаза и исторгая грудной вой, Ирбис пытался освободить руки. Это было чем‑то из области фантастики, но он не сдавался.

Ледорубом я перерубила репшнуры, которые стягивали запястья, затем распустила веревку на ногах. Майор упал в снег.

Кожа приобрела синюшный оттенок, волосы на груди покрылись инеем. Я растерла шерстяной перчаткой его спину и грудь, закутала в свою куртку. Еще бы приготовить горячего чая, но для этого нужно вернуться в лагерь и найти примус...

Ирбис узнал меня. Взгляд затравленного волка отступил.

– Я положил четверых, – произнес он, стуча зубами и трясясь всем телом. – Четверых... Я бы не сдался живым, но они применили газ.

– Люди из ЦРУ?

– Мерфи их привел... Посреди ночи ветер внезапно стих. Они п‑прилетели на двух вертолетах. Наглые, предлагали сдаться. Сразу заткнулись, когда я положил четверых...

Дрожь усилилась. Ему пришлось сделать паузу, прежде чем он смог продолжить.

– Это Мерфи придумал подвесить меня. С одним глазом он теперь не такой красавчик, каким был раньше... – Майор нашел в себе силы усмехнуться. – Мне вкололи адреналин, чтобы я не потерял сознание.

– Где мой отец?

Прежде чем ответить, он зашелся в приступе сухого кашля.

– Они его забрали. Погрузили в вертолет, пожелали мне мучительно сдохнуть и улетели.

Я стиснула виски, в которых вспыхнула внезапная боль. Небо на востоке из розового превратилось в огненно‑кровавое. Начинался рассвет.

– Это правда, что серебро останавливает Молох? – спросила я.

– Правда, – едва слышно ответил он. – Но еще никому не удавалось удержать Молоха в оковах. Он все равно вырвется, и, когда это произойдет, случится страшная катастрофа...

Издалека послышался стрекот лопастей. Он усилился, и вскоре над лагерем завис темно‑серый «Найт Хоук». Когда он опустился возле палаток, первым из открывшегося люка выскочил Максимка...

Date: 2015-09-24; view: 241; Нарушение авторских прав