Глава 17

– Торн, Торн! – зарыдав, Шана упала ему на грудь. Ее волосы разметались и накрывали их обоих. – Ты не можешь умереть, – в отчаянии молила она. – Не можешь!

Слезы хлынули у нее из глаз. Принцесса обращалась к Богу и молила его, чтобы Торн остался жив. Но, несмотря на все молитвы, она чувствовала, что тело рыцаря оставалось совершенно неподвижным. Может быть, таким способом Господь хотел наказать ее за многочисленные грехи, а самым большим грехом была ее общеизвестная ненависть к графу. Но у Шаны никогда не было ненависти к Торну, нет, и если бы он остался жив, она с радостью сказала бы ему об этом.

Девушка ощутила легкое дыхание Торна на своих волосах. Она подняла голову. Глаза графа были темными и мутными, в них явно читалась боль, но они были открыты.

– Принцесса, – едва слышно сказал он, – если я и умру, то только оттого, что вы меня задушите.

Услышав его голос, Шана сквозь слезы улыбнулась и, нежно обняв Торна, зарылась лицом в его теплую грудь с единственной мыслью, что, в конце концов, Бог ее не оставил. Но улыбка исчезла, когда девушка поняла, что может разбередить его рану.

Рука, которой граф закрывал рваную рану на бедре, была вся в крови. Шана почувствовала тошноту. Она беспомощно посмотрела в глаза мужу.

– Торн…

– Я знаю, Шана, ты мне поможешь.

Она не могла говорить и только внимательно слушала, когда он попросил принести пару чистых штанов из седельного вьюка. Повинуясь, она быстро побежала и через несколько минут снова упала перед ним на колени. Ее руки дрожали, когда она разрывала одежду на широкие полосы. Торн убрал от бедра руку, и Шана поспешно приложила ткань к ране.

– Так. А теперь возьми другую полоску и завяжи ее крепко, – говорил он хриплым, прерывистым голосом. – Как можно туже.

Принцесса очень волновалась, но делала так, как он велел. Зажмурив глаза, Торн старался не потерять сознание. Боль была мучительной, казалось, что его бедро полностью охвачено пламенем.

Наконец Шана закончила и помогла графу сесть.

– Лошадей, – сказал он, едва шевеля губами. – Шана, нам нужны лошади.

Ее глаза округлились.

– Торн, ты что, хочешь ехать?

Он кивнул головой.

– Недалеко отсюда есть домик дровосека, может быть, он даст нам приют и мы переночуем. Если же нет, то немного дальше я видел ферму…

Шана уже вскочила на ноги. Лошадь Торна лениво паслась в тени дерева. Вторая, вероятно, убежала во время боя с налетчиками. Быстро отказавшись от поисков, девушка побежала назад к графу.

– Моя лошадь убежала. Придется обойтись твоей.

Он не возражал, когда она наклонилась, чтобы помочь ему. Торн обхватил ее рукой за плечи. Его тело покачивалось, но он старался держаться прямо.

Де Уайлд медленно сделал два шага к своей лошади. Шана что‑то говорила, но казалось, что ее голос доносится издалека. Земля уплывала у него из‑под ног, его замутило, лишь только он попробовал навалиться на седло. Торн видел все как в тумане. Какое‑то невидимое чудовище пыталось стянуть его вниз в безмолвие и темноту. Он был в полузабытьи, когда Шана, встав на валун, уселась сзади него.

– Туда… – он кивнул головой налево. На большее у Торна сил не хватило.

Шана обхватила его руками у пояса и крепко держала до тех пор, пока он не опустился в седло. Если бы граф свалился на землю, то девушка полетела бы вместе с ним, так как не смогла бы его удержать.

Как Торн и говорил, домик дровосека оказался недалеко. Шана еще раз лихорадочно поблагодарила Творца.

Окруженная темно‑зелеными тисовыми деревьями, мазанка оказалась приземистой и небольшой, с покрытой соломой крышей. Принцесса спешилась и подергала Торна за руку.

– Мы приехали, Торн, мы приехали.

Каким‑то чудом он слез с седла. Пошатываясь, они вместе дошли до узкой стены. Шана открыла дверь ногой и обнаружила, что в доме никого нет. Солнечные лучи разогнали мрак и осветили всю скромную утварь: маленький стол, стул на трех ногах перед очагом и соломенный тюфяк у стены. Туда они и направились. Торн тяжело навалился на плечо, и девушка почувствовала боль под его весом. Рыцарь был очень слаб и из‑за этого часто и хрипло дышал ей в ухо.

Наконец они дошли до конца комнаты, и граф свалился на тюфяк. Шана ужаснулась. Они так мало прошли, но, несмотря на это Торн от усталости не в силах был шевельнуться.

Девушка пыталась найти свечку, и пока не наступила темнота, затащила седельный вьюк в домик и принесла небольшой тазик с водой из колодца, который оказался поблизости. Кинжалом Шана разрезала одно из своих платьев на длинные полосы и поспешила назад к Торну.

Силы покинули его. Лицо было мертвецки бледным и изнуренным, а черные, как сажа, ресницы дрожали на щеках. Он не пошевелился, когда она положила руку ему на живот. При помощи ножа Шана разрезала его штаны и осторожно убрала пропитавшуюся кровью ткань с бедра.

Из раны тут же хлынул фонтан ярко‑красной вежей крови. При виде рваной раны Шана почувствовала, как ее всю выворачивает наизнанку. Девушке иногда приходилось ухаживать за больным деревенскими жителями в Мервине, но с подобным ей никогда не приходилось сталкиваться. Она прижала тыльную сторону ладони ко рту, испытывая тошноту и головокружение. В глазах все потемнело. Принцесса поняла, что сейчас может лишиться чувств.

ГЛУПАЯ ЖЕНЩИНА, – словно дразня, говорил ей внутренний голос. – ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОМОЖЕШЬ ЕМУ, ТО КТО ЖЕ ТОГДА?

Голос исчез, как будто его и, не было. Но к Шане пришло мужество, которое сейчас ей было так необходимо. И она быстро занялась делом, тщательно смыв кровь, от которой вода скоро стала розовой.

Освободив от одежды его колено, принцесса сморщилась. Торн застонал, но остался без сознания. Тщательно исследовав его бедро, она с облегчением заметила, что копье не прошло насквозь. Очищенную рану девушка перевязала полосками ткани. Наконец, закончив это, она прислонилась спиной к стене и свернулась калачиком, опасаясь, что сделала для него совсем немного, но, не, зная, что еще можно предпринять, чтобы облегчить его страдания.

Наступила ночь. Потрясенная, уставшая и оцепеневшая, Шана уронила голову на колени и, сжавшись в комок, уснула на полу.

На следующее утро, как только она проснулась, ее сразу же охватило предчувствие, что дела плохи. Отбросив густые пряди волос с лица, принцесса бросилась к тюфяку. – И чуть не вскрикнула. Волосы Торна прилипли ко лбу и когда она приложила руку, то почувствовала сильный жар. Ее всю охватил ужас при виде его землисто‑серого лица. Если бы не прерывистое дыхание, от которого его грудная клетка, вздрагивая, опускалась и поднималась, то можно было подумать, что граф мертв. Руки Шаны так дрожали, что она с трудом развязала повязку. На бедре образовался огромный кровоподтек, неровные края раны воспалились и распухли. Принцесса поспешно разожгла огонь в очаге и вскипятила воду, чтобы снова промыть рану. То же самое она сделала и во второй половине дня, но к этому времени из почерневших краев разорванной кожи потекла желто‑зеленая жидкость.

Шана ужасно запаниковала, она знала, что желтая жидкость – плохой знак. Девушка выскочила на улицу, волосы развевались за ее спиной, словно знамя. Лошадь Торна оторвалась от зеленой сочной травы, которую она лениво жевала, и подняла голову. Схватив поводья, Шана вскочила в седло и понеслась галопом. Граф говорил, что где‑то здесь была ферма… Принцесса молила Бога, чтобы там оказался кто‑нибудь, к кому можно обратиться за помощью.

Хвала всем святым, вот, наконец, и ферма! Из трубы грубого, покрытого соломой домика тоненькой струйкой поднимался дым. Свиньи копались в грязи в загоне, сплетенном из длинных веток. Шана искренне обрадовалась, увидев мужчину, стоявшего за ветхим забором. Поднимая пыль, девушка резко остановила лошадь.

– Сэр, – закричала она. – О, пожалуйста, помогите, мой муж тяжело ранен… – говорила девушка, умоляя. – Прошу вас, помогите, пожалуйста.

Соскочив с седла, она подбежала к нему. Под полями пыльной шляпы лицо мужчины было испещрено морщинами и обветренно. Густые седые брови сошлись над его мутноватыми голубыми глазами. Он поймал Шану сильными мозолистыми руками.

– Ну, девочка, расскажи, что случилось.

К мужчине подошла женщина с широкими тяжелыми бедрами и рыжевато‑седыми волосами.

Надеясь, что ее поймут, Шана рассказала им, как на них с Торном напали трое человек, как они укрылись на ночь в покинутом домике.

Мужчина похлопал ее по руке.

– Это домик моего сына, – сказал он ей. – Он отправился воевать в армию Левеллина. И он не будет возражать, если вы побудете там, пока ваш муж поправится.

В АРМИЮ ЛЕВЕЛЛИНА… Шана испугалась. Она не сказала, что Торн был одним из лордов короля.

– Но я не знаю, что с ним делать… Его рана ужасна, он весь горит как в огне.

Теплые руки великодушно притянули ее к своей груди.

– Не волнуйся так, девочка, – успокоила ее женщина. – Меня зовут Мэйв, и мне приходилось оказывать помощь больным сотни раз за свою жизнь.

Она повернулась к мужу и сказала:

– Эвери, думаю, что нам лучше поспешить!

Глаза Шаны выражали благодарность.

– Спасибо тебе, Мэйв, спасибо.

Спустя некоторое время принцесса поняла по выражению лица Мэйв, что дела Торна как она и опасалась, очень плохи. В течение дня он приходил в себя и снова терял сознание. И хотя его глаза были иногда открыты, ей казалось, что он оставался без сознания. Граф смотрел на жену так, словно ее и не было рядом.

Женщина отодвинула Шану в сторону.

– Гной попал в кровь, миледи. Вашему мужу станет еще хуже, если не очистить рану.

Девушка почувствовала, как у нее подкосились ноги.

– Господи, – слабо сказала она. – Неужели он умрет?

Красноватое лицо Мэйв нахмурилось.

– Он молод, – медленно сказала она, – и крепок. Но мы должны действовать быстро, пока не произошло заражения крови. Вот что нужно сделать. Я накалю кинжал на огне, а ты должна быстро и крепко приложить его к ране.

– Я?! – У Шаны все перевернулось внутри, лицо побледнело. – Нет! – воскликнула она. – Я… Я не смогу!

– Ты должна обязательно это сделать, – сказала Мэйв и сурово посмотрела на девушку. – От прикосновения ножа твоему мужу станет жарко, как в аду. Мы с Эвери покрепче тебя и будем держать его.

Шана судорожно сглотнула горечь, появившуюся у нее во рту. Она поняла, что Мэйв права, но ей все равно очень не хотелось это делать. Принцесса вся дрожала, когда женщина дала ей раскаленный кинжал, и молила Бога дать ей сил и мужества, чтобы все сделать так, как надо.

Мэйв всем своим весом навалилась на плечи Торна, а Эвери держал его за ноги. Шана направилась к неподвижно лежащему рыцарю и, чувствуя, что переступает через себя, приложила красное лезвие к его телу.

Реакция Торна была мгновенной. Он весь изогнулся и дернулся, но Мэйв со своим мужем держали его крепко. Затем, еще раз конвульсивно дернувшись, Торн стал спокойным и безвольным.

Шана поняла, что он снова потерял сознание. И хотя все произошло очень быстро, для принцессы это показалось вечностью. У нее из горла вырвался крик, и, вскочив, Шана откинула нож, словно он был принесен из преисподней. Вытерев руками лицо, девушка обнаружила, что оно оказалось мокрым от слез. Она поспешно смахнула их, так как Мэйв кивком головы приказала повторить процедуру еще раз…

Старая женщина очистила рану от отмершей почерневшей плоти умелыми ловкими руками.

– Нужно промывать рану два раза в день, – наставляла она Шану, показывая рукой на маленький деревянный сосуд, стоявший у ее колен, и на полоски ткани, которую она принесла. – Повязки нужно менять тоже каждый раз. Важно, чтобы ткань была чистой. Не забывайте посыпать вот этим лечебным порошком перед тем, как наложить повязку. Он вытянет яд из раны и ускорит заживание, – и она показала, как это делать. – Я оставлю снотворный порошок, который вы будете давать ему, чтобы он отдыхал.

Дело было, сделано, и Шана помогла женщине встать на ноги. Торн постоянно ворочался – он только что пришел в себя. Мэйв нахмурилась.

– Когда вы последний раз ели? – спросила она.

Шана неуверенно улыбнулась.

– Знаете, я, даже не помню.

– Похоже, это было давно, – решила женщина. – Я пришлю Эвери с тушенкой, хлебом, и другой едой, чтобы хватило до конца недели. Ваш муж не сможет ехать раньше этого срока. – Заметив, что Шана хочет возразить, Мэйв покачала головой. – Нет, дитя, я настаиваю. Мы не пропадем без продуктов. Слава Богу, у нас в этом году хороший урожай.

– Я вам очень благодарна за то, что вы поделились с нами продуктами. – Несмотря на улыбку, Шана не могла скрыть волнение. Она закусила губу, глядя в сторону Торна. – Вы говорите, что он сможет отправиться в дорогу через неделю, – сказала девушка глухим голосом, – значит, рана не такая опасная, как вы думали вначале?

– При хорошем уходе, думаю, что выздоровление будет быстрым. Кажется, что вы будете о нем хорошо заботиться. – Пожилая женщина улыбнулась и затем мягко проговорила:

– Вы любите его очень сильно, не так ли?

ЛЮБИТЕ? Шана была поражена. Ее губы приоткрылись. Она потеряла дар речи.

Мэйв добродушно рассмеялась.

– Не спрашивайте, откуда я это знаю, деточка. Часто любовь говорит сама о себе. Было видно, как вы дотрагиваетесь до него, как смотрите. – Она коснулась мокрых щек Шаны. – Чем вызваны эти слезы, если не любовью?

Да, действительно… Как‑то сразу принцесса напряглась. Может быть, она и стала заботиться о графе немного больше, но это странное, охватившее ее чувство не было любовью. Нет, конечно же, это не любовь.

Девушка вышла на улицу вместе с Мэйв и Эвери, затем поцеловала их.

– Вы святая, – прошептала она женщине с дрожащей на губах улыбкой. – Мы с мужем побеспокоимся о том, чтобы хорошо отблагодарить вас за нашу доброту.

Мэйв непреклонно покачала головой.

– Нет, дитя. Богоугодная работа не требует награды.

Немного погодя Эвери вернулся с котелком горячего тушеного барашка и хлебом, а также с мешком, полным сушеных бобов, свежих овощей и соленого мяса.

От щекотавшего ноздри аромата тушенки, Шана почувствовала, как к ней вернулся аппетит. Она быстро поела и повернулась к Торну, надеясь, что он пришел в себя и тоже сможет поесть.

Глаза графа были закрыты. Он лежал беспомощно, распластавшись на тюфяке, а пальцы теребили конец туники.

– Жарко, – пробормотал он, – как жарко.

Принцесса погладила кончиками пальцев обросшую волосами впадинку на щеке и, резко отдернув руку, вздрогнула. Почему у него был такой жар?! Она схватила, нож и, разрезав его тунику, сняла ее. Затем Шана сбегала за водой, на этот раз холодной, чтобы унять жар.

И снова ночь темной вуалью опустилась на землю. Торн продолжал беспокойно метаться. Шана подтянула треногий стул и сбросила грубую льняную простыню с тела графа. Ей было, не до стеснения, когда она начала обтирать его лицо и все туловище мокрой тканью. Вдруг его мышцы и суставы напряглись, и девушка испугалась, как бы не открылась его рана. Она положила руки ему на грудь и успокаивала, шепча разные слова. Если граф и слышал, то не подавал виду. Но, казалось, он понимал, что она находится рядом.

Однажды Торн открыл глаза. От этого у Шаны по спине побежали мурашки. У нее было такое ощущение, что он видел не ее, а кого‑то другого.

– Помогите мне, – умолял он. – Вы добры, не то, что другие… Пожалуйста! Можете одолжить мне корку хлеба? Я отработаю. Обещаю… Пожалуйста!

Его руки поднялись, словно он защищал голову и грудь от невидимого противника.

– Я сделаю все, что вы скажете, все! Только… только не покидайте, не оставляйте меня! – все его тело содрогнулось. – Пожалуйста, мне холод но, я так голоден…

Он умолял, кричал, плакал. Шана поняла, что его терзали мучительные воспоминания детства. Его голос был таким жалостным, что девушка почувствовала, что он пронзает ее, словно остро заточенный меч. О, сколько же жестокости и насилия, должно быть, испытал Торн! Принцесса содрогнулась, понимая, как несправедливо с ним обошлась судьба. Шана съежилась от страха, когда припомнила все колкости, которыми она награждала его, и подумала, как легко Торн мог вырасти вором и попрошайкой или просто подлым, гадким человеком, у которого не было ни капельки совести.

Она впервые начала понимать, что именно сделало его человеком. Он был сильным и решительным, даже грубым, но за доспехами у него находилось сердце, которое так же, как и ее, обливалось кровью. И Шана была уверена в этом! У нее внутри все смягчилось, и она почувствовала, как ее покидает протест и ярость, которые так долго жили в душе.

Всю ночь принцесса простояла над мужем, словно птица, охраняющая свое гнездо. К рассвету Торн успокоился и уснул, хотя все еще был очень горячим. У девушки болело сердце от того, каким слабым и беззащитным стал этот высокий, властный, всегда владеющий собой человек. У нее опускались плечи под тяжестью бремени, но это бремя было скорее душевным, чем физическим. Шана не могла избавиться от душившего ее страха. Что, если Мэйв ошиблась? Что, если Торн умрет? Уставшая и изможденная, она на рассвете положила голову ему на грудь и проплакала до тех пор, пока не забылась в беспокойном сне.

Шане показалось, что прошло много времени, когда она почувствовала легкие прикосновения к своим волосам. Их касались пальцами, медленно разъединяя спутавшиеся пряди. Принцесса подняла голову и увидела, что Торн смущенно смотрел на нее. Но она не была уверена, узнал ли он ее. Глубокие складки пролегли у уголков его рта, обостряя черты лица, а отросшая на щеках и на подбородке щетина была похожа на тень. Он все еще оставался бледен, но уже чувствовалось изменение к лучшему.

Шана инстинктивно положила руку ему на лоб и глубоко, с облегчением вздохнула. Жар пропал. Принцесса выпрямилась, отбросив в сторону свои густые волосы.

– Как ты себя чувствуешь?

Торн обнаружил, что его голос стал хриплым и скрипучим.

– Так, словно выпил все пиво в деревенской пивной, – он с гримасой на лице пошевелил торсом, – и моя жена отмолотила меня за это своими кулаками.

Она приветливо улыбнулась.

– Возможно, я так и сделаю, когда ты поправишься.

Шана пальцами разобрала спутавшиеся волосы и, перевязав их длинной тесемкой, отбросила через плечо. Ее беспокоила его рана.

Торн смотрел, как Шана разворачивала повязку. Несмотря на недомогание, он слегка повеселел, увидев, как она старательно отворачивала взгляд, когда простыня сбивалась у его ног, и как она ярко заливалась краской. Граф плохо помнил, что было ночью, и спросил принцессу. Он был поражен, узнав, что они находятся здесь уже две ночи, и нахмурился, увидев, что она посыпает порошком рваные края раны, от чего его мышцы напряглись.

– Что это?

Отвечая, Шана даже не взглянула на него.

– Мэйв сказала, что это снимет воспаление и ускорит выздоровление.

– Мэйв?

– Да. Помнишь, ты говорил мне, что неподалеку находится ферма?

Он кивнул. Кончики ее пальцев скользили по его колену, поднимая ногу так, чтобы можно было перевязать рану чистыми повязками вокруг бедра.

– Мэйв и ее муж Эвери живут там. Ты был в очень плохом состоянии, когда мы приехали сюда. Рана оказалась опасной, а мне никогда не приходилось иметь дело с такими серьезными случаями. Мы должны быть ей благодарны за то, что она помогла нам и научила меня, как поступать в таких случаях.

Шана подняла глаза и посмотрела на Торна. Выражение ее лица не выдавало никаких мыслей.

Итак, она пошла за помощью… беспокоясь о нем? Это очень изумило графа и слегка заинтриговало, явившись приятной неожиданностью.

Торн и в самом деле хотел расспросить принцессу поподробней. Но она отвернулась к очагу и занялась приготовлением пищи. Граф стал отказываться от бульона, который Шана принесла ему в постель, ворча, что ему хотелось бы чего‑нибудь более существенного. Девушка настояла на своем, так как ему нужно было выздороветь. Торн согласился, испугавшись, что она оказалась права. Ему стыдно было признать, что он слаб, как младенец.

Шана помогла ему сесть. Но не успел он съесть и половину бульона, как его руки начали дрожать. Молча, принцесса взяла миску с едой у него из рук и стала кормить Торна с ложки.

Де Уайлд проспал почти весь день. Вечером Шана смягчилась и приготовила немного тушеной баранины, той, что дала им Мэйв. Девушка гордилась своими кулинарными способностями, так как рыцарь жадно поглощал хлеб и тушеное мясо. Затем Шана сменила повязки.

Торн, когда бодрствовал, следил за, каждым ее движением, и сердце принцессы замирало от вида его напряженных суставов и твердой широкой груди, густо покрытой волосами. Всего этого не было, пока он лежал без сознания. И только когда граф уснул, она вздохнула с облегчением.

Утром Шана поспешно занялась своим туалетом. Она нашла в шкафу несколько кусков мыла и подумала, что сын Мэйв не станет возражать, если она воспользуется ими.

Пока на огне грелась вода, Шана распустила свои роскошные волосы. Когда же вода была готова, девушка позволила себе впервые за два дня поухаживать за своими волосами.

Стоя у огня, она разделась до сорочки и начала отмывать свои обнаженные руки и плечи. Они оказались такими запущенными, что Шана спустила сорочку до самого пояса, чтобы смыть мылом пыль и грязь, накопившиеся за время их путешествия.

Шана даже не догадывалась, какое зрелище она представляла для внимательных голодных глаз, желавших увидеть ее в таком виде.

Торн рассматривал ее прекрасный силуэт, который был освещен мерцающим пламенем свечи. Своими изящными руками Шана убрала волосы на спину, и отчетливо стали видны ее бледно‑золотистые, податливо трепещущие, с розоватыми, сосками груди. Сердце графа готово было вырваться наружу. Эти милые очертания вызвали бы желание у любого мужчины, только евнух остался бы равнодушным. Хотя Торн и почувствовал боль, но все же он слегка повернулся, чтобы полнее насладиться созерцанием ее форм.

Совершенно случайно Шана посмотрела через плечо и увидела, что его глаза были открыты, и в них появился какой‑то непонятный, странный блеск. И хотя граф видел ее обнаженной раньше, она все‑таки почувствовала необъяснимое волнение и смутилась.

Поспешно Шана вдела руки в рукава и поправила сорочку. Она поняла, что провозилась очень долго, затем погасила огонь и разгребла угольки в очаге. Наконец девушка выпрямилась, повернулась и осмотрелась, и только сейчас поняла, что ей негде спать.

Но не только она пришла к такому выводу. Торн нахмурился.

– Где ты спала прошлой ночью?

Шана прикусила губу.

– На стуле рядом с кроватью, – наконец сказала она.

– А предыдущую ночь? – Граф нахмурился еще сильней. Он подозревал, что ответ его не устроит.

И оказался прав. Шана указала на место рядом с дверью.

– Там, – тихо призналась девушка.

Торн рассердился. Слегка морщась, он подвинулся, его бровь высокомерно поднялась, и он молча дал ей понять, чтобы она присоединилась к нему.

У Шаны округлились глаза, когда она поняла, чего он хочет.

– Нет, – быстро сказала она. – Торн, я не могу. Что, если я прижму твою ногу и сделаю тебе больно?

Но Торн уже успел заметить фиолетовые круги у нее под глазами.

– Ты больше навредишь мне своим упрямством, – сердито сказал он. – Может быть, ты уже поняла, что я еще могу быть таким же упрямым?

Он отбросил в сторону простыню, словно собирался встать. И, его уловка удалась. Шана тут же подбежала к нему, укладывая его своими маленькими руками назад.

– Да, ты упрямый, – сердито объявила она, – и к тому же – дурак!

Шана уже лежала рядом с ним, а Торн наслаждался легкой победой. Если бы все можно было завоевать так легко и за такую награду!

Мускулистая фигура графа возвышалась на узком тюфяке, и Шане ничего не оставалось, как повернуться на бок и прижаться к его здоровой стороне. Торн заботливо обнял ее. Она не напряглась и не отодвинулась, как он ожидал, а прильнула к нему, слегка при этом вздохнув. Свободной рукой граф взял прядь ее золотисто‑медовых волос, разметавшихся у него на груди, намотал их на руку и уснул.

На следующее утро, когда Торн проснулся, ничего не изменилось.

Еще через два дня Шана попросила его встать. С ее помощью он поднялся и прохромал по домику. Мускулы не слушались его, они были напряжены и болели. Он весь вспотел и ослаб. В таком состоянии, взмокший и слабый, граф кое‑как добрался до тюфяка, словно он был не взрослым мужчиной, а однодневным котенком. И сразу же прохладные, нежные женские руки вытерли ему пот со лба, накрыли простыней до пояса и подали ароматного успокоительного чая.

Неожиданно Торну пришло в голову, что Шана не изъявляет особого желания возвращаться в Лэнгли. Домик укрыл их, но даже Торн видел, что это было очень маленькое жилье, лишенное элементарных удобств. У Шаны оставалось только два платья, не было служанки, чтобы обслуживать ее, не было слуг, которые бы готовили и подавали пищу. Он пришел к выводу, что принцесса была самостоятельной девушкой, так же, как и он был самостоятельным человеком.

Торн почувствовал себя несколько неловко, потому что понял, что неправильно судил о своей жене. Несмотря на то, что она обладала железной волей, в ней скрывалась нежность, которую он не замечал до сего дня.

Граф был немного удивлен тем, что его не раздражало то, что он был ограничен в движениях. Это он заметил, подтрунивая над собой. Ведь Торн не принадлежал к той группе людей, которые проводят свои дни в праздной лежке, теряя драгоценное время попусту.

Де Уайлд не мог оторвать глаз от жены, так как она представляла собой потрясающее, великолепное зрелище. Она двигалась по домику, преисполненная грации и изящества, подбрасывая хворост в огонь, на котором кипел чугунный горшок. Торн потеплевшим взглядом смотрел на ее плотные упругие бедра, когда она наклонилась к закипавшему супу. Ее миленькое личико было серьезным и сосредоточенным, когда она внимательно отбирала одну траву, потом другую, прежде чем поднять крышку и добавить в суп пригоршню каждой. Торн не мог отрицать, что от этого зрелища его охватывало удовольствие. Именно это, задумчиво заметил граф, он меньше всего ожидал найти в ней. Но все равно ему это было очень приятно. Да, это радовало его, ему нравилось смотреть, как она хлопотала у огня, как готовила пищу для них… нет, не для них… Для него.

Господи, да она же волновала его невыносимо! Торн скользнул взглядом по ее затылку, по изящному изгибу шеи, где начинались мягкие, золотисто‑медовые завитки волос. Ему хотелось прижаться губами к этому чувственному месту и ощутить свежий женственный запах ее волос и кожи, распустить ее шелковистые косы, чтобы волосы рассыпались водопадом по его телу и рукам.

Ее забота о нем, ее нежность еще больше разжигали его страсть, и она могла вылечить от душевной пустоты и боли, которые сидели у него в груди.

Но Торну хотелось, чтобы Шана сама с желанием пришла к нему, и он знал, что для этого нужно ждать благоприятного случая.

– Должен признаться, принцесса, никогда не думал, что увижу вас за такими домашними делами, как приготовление пищи мужу своими собственными руками.

Шана повернулась к нему, ее глаза вспыхнули, но она тут же смягчилась, увидев, что он не подшучивает над ней и не дразнит.

– Я знаю, вы считаете меня эгоисткой, пустой и тщеславной, да?

АХ, ПРИНЦЕССА, ЕСЛИ БЫ ТЫ ТОЛЬКО ЗНАЛА… Но вместо этого он улыбнулся, не желая, да и не в состоянии сказать правду, тем самым, испортив дружеские отношения, которые установились за последние дни.

– Ну, – засмеялся он, – я все еще удивляюсь, как вам удалось убедить Мэйв и Эвери расстаться с плодами своего труда. – Торн дремал вчера утром, когда эта пара принесла мешок свежих фруктов, и поэтому ему хотелось встретиться с ними. – Может быть, – продолжал он строить предположения, – вы полагаетесь на свою милую внешность?

– А, по‑вашему, милорд, – легко сказала Шана, – у меня ее нет?

Она уже добродушно подшучивала над тем, как давным‑давно он вынес ей приговор. Это было хорошим знаком, говорившим, что все изменилось к лучшему.

Торн откинулся на одеяла, которые она положила ему за спину, и, не отводя глаз, смотрел, как девушка налила суп в миску и поднесла ему. Когда граф выпрямился, выражение его лица изменилось.

– Ты больше не будешь, кормить меня, жена? Я что‑то внезапно очень плохо себя почувствовал.

– О, мошенник!

Невинность, которую он разыгрывал, совершенно не вязалась с плотским выражением его глаз. Шана заметила, как он внимательно смотрел на ее качнувшиеся груди, когда она наклонялась, чтобы подать тарелку ему в руки. Принцесса положила руки на пояс, стараясь выказать мужу заслуженное негодование.

– Милорд, мне кажется, что ваше здоровье значительно улучшилось. И я действительно считаю, что вы теперь не такой уж беспомощный, как вы стараетесь меня в этом убедить.

Торн покачал головой.

– Жестокая, – вздохнул он. – Ну да ладно, думаю, что мне не придется далеко ходить, чтобы найти девушку поуступчивее, которая не будет точить об меня свой язык.

– Действительно, вам не надо далеко ходить. Я думаю, девушка в замке Лэнгли вам подойдет, та, которая танцевала только для вас.

Граф вызывающе улыбнулся.

– А, может быть, – вслух размышлял он, – леди Элис.

Она бросила на него взгляд, полный холодного презрения.

– Ах да, леди Элис. Эта пустая, эгоистичная женщина, полная пустого тщеславия. Вы как раз хорошая пара.

Вся, вспыхнув, Шана направилась к очагу и со стуком накрыла крышкой котелок.

Торн с трудом сдерживал смех. Его жена оказалась не такой уж равнодушной к нему, как притворять. И в последнее время граф хранил в сердце сотню других мелочей, которые могли бы показаться значительными другому, но только не ему.

Ласковое прикосновение руки к его лбу, взгляды, брошенные на него украдкой, в надежде, что он не заметит, то, как она положила руку ему на грудь и как помогала бриться и умываться – эти встали не лгали. Торн не мог забыть дикий страх у нее в глазах, когда она наклонялась над ним, думая, что он мертв. И, наконец, эта улыбка, полная слез ослепительная улыбка… И все это ему.

Торн почувствовал, как его душа воспарила в облака, словно сокол.

Шана осталась есть у очага, ее спина была напряжена, а граф сдерживался, чтобы громко не рассмеяться.

Наконец, они поужинали. Подошло время менять повязки. Шана не стала приставлять стул, а место этого оперлась на край кровати. Принцесса радовалась, увидев, что рана хорошо заживает, не было признаков гноя, и рваные края кожи стали стягиваться, хотя то место, которое девушка прилагала кинжалом, все еще было более красным. Шана нежно дотрагивалась до раны, и при этом каждый раз извинялась.

– О, не стоит извиняться, принцесса. Не сомневаюсь, что вам бы доставило несравненно большее удовольствие поработать бритвой, когда я лежал беспомощный и без сознания.

Ее красивый рот искривился.

– Я могла бы и сейчас, без всякого сомнения, попользоваться этой бритвой, – пробормотала она. – Думаю, что для начала могла бы отрезать вам язык.

– Действительно, принцесса. С этим желанием я уже знаком!

О, да на него лучше не обращать внимания, пришла к выводу Шана. С этим человеком невозможно спорить, а лучше и не начинать. И она стала бинтовать чистыми тряпочками его бедро, стараясь сконцентрироваться только на этом. Но он не могла не видеть его обнаженную грудь, как бы она ни старалась отвести взгляд. Вспомнила, как прикасалась к этим гладким сильным мускулам на его груди и плечах. Эти воспоминания вызвали ней болезненные и одновременно очень приятные ощущения.

Испугавшись своей реакции на его близость Шана попыталась встать. Торн поймал ее за руку и притянул к себе.

– Не уходи, милая. Я хочу тебя кое о чем спросить.

МИЛАЯ. Как легко это слово слетело у него с языка. Странная боль пронзила ей сердце. Если б он действительно так считал!

Торн еще крепче сжал ее пальцы. Не было, похоже, чтобы он угрожал, но Шана почувствовал угрозу в том, что она испытывала при этом. Но то, что граф не сможет побежать за ней, несколько успокоило девушку. Она посмотрела на его смуглую сильную руку, и неожиданно это оживило ее воспоминания. Тело принцессы тоже помнило интимные ласки его пальцев на ее груди. Как он обхватывал и гладил соски, пока они не возбудились и стали твердыми, трепеща в его ладонях точно так же, как и сейчас.

– Что за вопрос? – спросила она слабым голосом, только взглянув на него и судорожно сглотнув. Ей самой хотелось ощутить крепкие объятия его рук, зарыться в его темные густые волосы на груди и животе.

– Я ошибаюсь, думая, что имя Шана – не валлийское имя?

Она кивнула.

– Оно не валлийское, а ирландское. Моя мама дала мне это имя. Знаешь, она была ирландской принцессой, – сказала девушка со вздохом. – Отец всегда говорил, что самым заветным ее желанием было отвезти меня на родину, чтобы показать ту страну, которую она так сильно любила. Мама умерла, когда я была маленькой, такой маленькой, что почти не помню ее.

Торн спокойно, не перебивая, слушал, медленно переплетая свои пальцы с ее. Их руки соединились. Он поднес ее кисть к своим губам, чтобы запечатлеть легкий поцелуй сначала на одном пальчике, затем на другом. Ободренная его нежностью, Шана посмотрела на него, и их глаза встретились.

– Торн, – ее голос стал низким, – Джеффри рассказал мне, почему у тебя такое имя: – Девушка на какую‑то долю секунды поколебалась. – Я сожалею, что у тебя было такое ужасное детство, и понимаю, каково было тебе.

Граф крепко схватил ее за плечи так, что она чуть не вскрикнула.

– Неужели? – странная холодная нотка появилась у него в голосе. – Неужели ты знаешь, что такое, когда тебе приходится есть объедки, которые предназначались собаке, и чувствовать себя побывавшем на пире? Нет, принцесса, я думаю, что ты не знаешь, что это такое.

У Шаны перехватило дыхание от изумления теми молниеносными переменами, которые произошли в нем. У него появилось жесткое выражение лица, которое было так знакомо. Девушка увидела, как он снова замкнулся в себе, отталкивая ее, как это делал Вилл.

Торн отпустил ее руку, при этом мрачно посмотрев на Шану.

– Джеффри не имел права говорить это тебе, – хрипло сказал он. – Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, а особенно в вашей!

– Торн, я не понимаю, почему ты так рассердился! Какое это имеет значение, что у тебя не было имени, когда ты был мальчиком? Ты – рыцарь короля, и один из самых доверенных людей Эдуарда! И в этом, без всякого сомнения, нет никакого стыда!

Его улыбка стала жесткой.

– А, теперь мы говорим о стыде! Ну, тогда позволь мне спросить, милая. Ты что, будешь отрицать, что испытывала ко мне презрение, когда мы венчались, да и до нашей свадьбы? Ты станешь отрицать, что родилась от принца и принцессы и что ты испытывала чувство стыда за то, что король заставил тебя выйти замуж за бастарда, – бастарда, у которого в детстве не было даже имени?

Каждое слово было словно удар кинжала, который с каждым разом ранил все глубже и глубже. Шана вспомнила, как много раз так необдуманно ранила Торна, желая нанести ему обиду, лишить его гордости и чувства собственного достоинства, сделать так же, как поступили с ней.

Не вызывало сомнения, что она добилась этого. Но девушка не испытывала радости, ликования, обнаружив эту долгожданную победу. Она испытывала только стыд, глубокий жгучий стыд за то, что была такой жестокой, не задумываясь, раня графа.

Шана встала с твердым намерением уйти отсюда подальше. Перед глазами стоял туман, и единственное, что она хорошо видела, так это плотно сжатые, жесткие губы Торна.

– Как я могу это забыть, когда ты постоянно мне напоминаешь об этом? – ее голос дрожал, и чувствовалось, что она готова расплакаться. – Да, я сказала много такого, о чем сейчас сожалею, но я говорила в гневе, не думая так на самом деле. Ты охотно веришь в то, что я плохо думаю о тебе и считаю тебя низким человеком. Но когда я искренне говорила всю правду, ты предпочел не верить мне. Поэтому это не я обидела тебя, а ты меня.

Торн еще плотнее сжал губы. Даже сейчас, когда она смиренно стояла перед ним, в ней чувствовалась такая же королевская гордость. Она была такой же недосягаемой, как и всегда.

– Если я не ошибаюсь, ты хочешь сказать, принцесса, что внезапно почувствовала, что я достоин тебя?

Дрожащими губами, с душевным трепетом она сказала всю правду, ту правду, которая была единственной.

– Это ты считал себя недостойным, Торн, не я, – произнесла Шана покачав головой.

Граф мысленно выругался.

– Мы не в игры играем, принцесса. Ты позволишь мне поверить, что наш брак – не такое уж тяжелое для тебя бремя?

– Да, – прошептала она.

Заскрежетав зубами, Торн с трудом встал на ноги, не обращая, внимания на свой голый вид. Пронизывающая боль охватила все его тело, горяча кровь так долго сдерживаемым желанием, потребностью, освободиться от которой можно было только одним способом… Торн тосковал по женщине, которую он желал, по женщине, которая смогла бы избавить его от тяжести на сердце, от тяжелого бремени, от сильной и глубокой боли в его душе. Но нет, ему нужна не любая женщина, а только одна. Единственная. Только та, у которой глаза – серебристые огоньки, а волосы – пламя. ЕДИНСТВЕННАЯ. ШАНА.

От страсти его голос стал более хриплым, чем обычно.

– Если я попрошу тебя добровольно прийти ко мне, тебя, мою жену, ты повинуешься мне?

Он смотрел на нее светящимися глазами, поймав ее взгляд и лишив мужества. И она поняла, что у нее нет времени на раздумья… И нет причины.

– Да, – Шана словно издалека услышала свой голос.

– Тогда докажи мне это, жена.