ГЛАВА 13. Еще с юных лет у Торна вошло в привычку просыпаться мгновенно

Еще с юных лет у Торна вошло в привычку просыпаться мгновенно. Как только он открывал глаза, то вставал бодрым и собранным. Но в это утро все было не так, как обычно. У графа была особая причина задержаться в постели. Женщина лежала, прижавшись к его боку, обнаженная и красивая.

О, какой соблазнительной была его новобрачная, чарующе соблазнительной, и этот соблазн мог стать навязчивой идеей. Но, несмотря, на ослепительную красоту женщины, которую Торн теперь называл женой, он не согласится с тем, что она будет использовать свое единственное оружие, острый язычок, против него. Нет, он не позволит ей такую роскошь, физически или еще каким‑либо образом, но не позволит.

Хотя эти размышления и не были светлыми, они не мешали Торну любоваться ее красотой. Чтобы налюбоваться полностью, граф скинул простыню с изящного, белого плеча девушки.

Спутавшиеся каштановые волосы принцессы плавно стелились вдоль ее тела. Взглядом Торн дерзко скользнул по всей ее фигуре, задерживаясь на нежных, красивых чувственных грудях, подрагивающих от легкого дыхания.

Кожа Шаны была белая и гладкая, не имеющая ни одного изъяна. Де Уайлд пальцем провел по ослепительно белому, с великолепным изгибом бедру. Прошлой ночью он заметил, что, несмотря на свой небольшой рост, девушка была очень изящной.

Несмотря на враждебность, которая яростно кипела между ними, ни граф, ни принцесса не могли отрицать, что они вместе были охвачены одной сильной страстью.

О да, леди протестовала; Торн припомнил это с удовлетворением, но не более того, потому что еще никому из представительниц прекрасного пола не удавалось завоевать его сердце и не удастся.

Граф хорошо знал, как довести женщину до высших проявлений чувственного наслаждения и как достичь наслаждения самому в этой захватывающей дух приятной борьбе. Ему удалось преодолеть протесты своей жены, и он не сомневался, что это удастся и впредь. И хотя Торну не нравилось, что его снова охватывает желание, он оказался бессилен против ее красоты и чувственности.

Шана пошевелилась и повернулась к нему обнаженной спиной. Не в состоянии сдержаться, Торн прижался губами к ее ослепительному плечу. От ее нежного приятного запаха у него закружилась голова. Он ласково дотронулся до маленькой красивой груди, и почувствовал первобытное удовлетворение оттого, что Шана вся изогнулась от его ласки, а ее соски резко обозначились и напряглись в ладонях графа. Она удивительно возбудима в этом месте, решил Торн, и во всех других местах тоже.

Рука графа скользнула к темному треугольнику внизу живота, и его пальцы окунулись в шелковистые завитки волос. От воспоминаний о том, как его плоть находилась в ее шелковистом лоне, Торн вновь почувствовал сильное возбуждение. Он коснулся ее требовательно и одновременно осторожно, и ответной реакцией на его прикосновение была легкая дрожь, пробежавшая по телу девушки. Она уже проснулась? Торн аккуратно повернул ее на другой бок.

Его ладонь легла на шелковистую кожу живота, затем скользнула ниже и стала ласкать ее бедро. Одним быстрым движением граф высоко занес ее ногу над собой, движением, которое доставляло им обоим сладкую муку. Хотя нет, тяжело дыша, подумал Торн, заметив, как широко распахнулись глаза девушки от шока, вызванного его пылом. Торн покорно вздохнул. Ничто не доставит ему большего удовольствия, чем за покровом невинности открыть ей восхитительные тайны ее тела. Но, увы, ее серебристые глаза горели ненавистью. Торн соскользнул с Шаны и встал.

Де Уайлд зевнул и потянулся, предоставив Шане возможность увидеть его мужское достоинство, от чего ее всю бросила в краску. Сердце принцессы дрогнуло – она явно возбудилась. Шана не поняла, почему он решил не трогать ее. Себе же она сказала, что это доставило ей облегчение свыше всякой меры, потому что трепетала от мысли, что граф начнет с ней делать то же, что и прошлой ночью. Девушка быстро натянула простыню прямо до самых плеч, словно защищаясь от действий графа. Но глубоко в душе она знала, что это было слабой защитой. Ночью Торн доказал, что ее сопротивление оказалось жалким щитом против его дьявольской искушенности. И как насмешка прозвучали в памяти слова Вилла, сказанные в тот самый первый день: ЛЕДИ СЧАСТЛИВЫ, ЕСЛИ ОН ВЫБИРАЕТ ИХ. Теперь она знала почему – из‑за этого сладкого пронизывающего чувства, возникающего в его объятиях.

Шана зажмурила глаза от стыда и отвращения. Она не понимала, как можно было так презирать и ненавидеть Торна и одновременно, испытывать такое чудесное наслаждение, которое он подарил ей этой ночью. Но ночь не избавила девушку от ненависти, нет, а только сделала ее еще острее.

Одними ласковыми прикосновениями своих рук и настойчивыми губами он заставил ее забыть о том, кто он есть и что лежало между ними, о том, что она была нежеланной невестой, а он – непрошенным женихом. Шана никогда ему этого не простит. И не простит себе.

Тень заслонила солнечный свет – Торн снова напомнил о своем присутствии. Принцесса открыла глаза и увидела графа, склонившегося над ней. Теперь уже полностью одетый, он стоял, держа руки на бедрах. Его поза была самоуверенной, а улыбка высокомерной. И хотя лицо Шаны исказила гримаса, граф поднял голову и рассмеялся.

Девушка сердито посмотрела на него, не пони мая причин его хорошего настроения и совсем не разделяя его.

– У меня к тебе есть вопрос, жена. Так как я женился на принцессе, то я теперь тоже принц?

Шана взорвалась.

– Вы тот, кем всегда были, милорд. Вы сами когда‑то так сказали. Не больше и не меньше.

Улыбка исчезла с лица Торна. В ее интонации, даже больше чем в словах, слышалось оскорбление, которое он не мог не заметить.

– Насколько я понимаю, – медленно начал граф, – вы считаете меня мужем, недостойным принцессы. А ваш Барис… конечно, вы считаете его более подходящей кандидатурой, да?

Шана медленно села, тщательно прижимая простыню к своему обнаженному телу.

– Да, и это был бы союз по любви, – она мило улыбнулась при этом. – Не то, что наш, милорд.

О, она была такой самонадеянной, такой высокомерной, его маленькая женушка. Торн сильнее прижал руки к бедрам. Это был единственный способ удержаться, чтобы не свернуть ее хорошенькую шейку.

– Не говорите мне, – уколол Шану граф, – что ваш Барис уговорил бы вас одними словами.

Девушка высоко подняла голову.

– Да, – выдохнула она, – потому что Барис – человек чести, а не такой самец, как вы.

Это он‑то самец?! Торн закипел. Она получила не меньше удовольствия, чем он, он удовлетворил ее. Торн впал в ярость оттого, что она отрицала это, отрицала его.

Де Уайлд стиснул зубы.

– Ей‑Богу, женщина, я слишком долго с тобой возился, гораздо больше, чем ты этого заслужила. Я, прежде всего, доставил удовольствие тебе, а потом уже подумал о себе. И где же благодарность? Клянусь, не ожидай от меня такого благоразумия впредь!

Ее ярость ничем не уступала ярости графа.

– Вы ожидаете, благодарности за то, что лишили меня девственности? – в ярости воскликнула Шана. – Вы взяли то, что принадлежало другому! И это не вызывает у вас должного отношения! Но, я полагаю, здесь на это не приходится рассчитывать, ведь я обвенчана с бастардом!

– А я со сварливой женщиной. Похоже, что мы неплохо сочетаемся в таком качестве.

Торн повернулся и широким шагом направился к двери. Ему вслед полетела подушка и поток проклятий. Но граф уже ушел, хлопнув дверью так, что затряслись стены.

Шана разразилась горькими безудержными слезами.

Король Эдуард уезжал в полдень и направлялся в Шотландию. Долг, обязывал Шану пожелать ему доброго пути. Она так и сделала, чувствуя при этом, что ее лицо свела судорога. Но одновременно принцесса была искренне рада избавиться от присутствия короля.

Леди Элис осталась, ожидая своего брата, который должен был сопровождать ее в Лондон.

Возвращаясь через большой зал, Шана не удержалась от мысли, что у леди Элис была еще одна причина, чтобы остаться. Возможно, это имело отношение к красивому черноволосому графу, фавориту короля, так как леди почти не отходила от Торна все утро.

Этот вопрос не выходил у Шаны из головы. Не понимая причин своего волнения, девушка повернула за угол и столкнулась с человеком маленького роста. Она широко раскрыла глаза, так как мальчик потерял равновесие и тяжело упал на спину.

Это был Вилл.

Его злобный взгляд моментально изменился, как только он увидел, с кем столкнулся. На лице мальчика быстро сменялись чувства: опасения, вызова, вины.

– Похоже, я снова должна извиниться за то, что сбила тебя, Вилл.

Она протянула руку, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче.

Шана подумала, что мальчик откажется от ее помощи, но он не возражал, а как только поднялся на ноги, вырвал свою руку и начал пятиться.

– Мне нужно идти, миледи, иначе сэр Грифин будет беспокоиться, где я запропастился, – при этом он быстро повернулся.

– Вилл, – мягко сказала Шана, – я не держу на тебя зла.

Он моментально остановился и медленно повернулся к принцессе, затем поднял голову и направил свой взгляд на сияющую корону, на платье, но только не в глаза. Что‑то сжалось у Шаны внутри, когда она увидела, как мальчик судорожно сглотнул.

– Вы ведь знаете, да? – он говорил так тихо, что ей пришлось напрячь слух. – Это я сказал графу.

– Что я собираюсь бежать от него. Да? – мягко сказала девушка. – Я знаю, – теперь наступил ее черед колебался. – Я неправильно поступила, попросив тебя помочь мне, Вилл. Я знаю, как ты восхищаешься своим графом, как ты предан ему. Но я искренне думала, что ты хотел, чтобы я ушла отсюда… – Шана остановилась, видя, как он покачал головой.

Легкая тень пробежала по ее лицу.

– Я не пойму, по какой причине тогда ты сказал ему, – медленно проговорила она.

– Я… я сделал это не только из‑за преданности графу, – выпалил он. – По крайней мере, это не единственная причина, почему я сделал это.

Вилл смотрел себе под ноги. Он не думал, что будет испытывать стыд и вину за то, что выдал план побега леди Шаны, он мало об этом думал. Он сказал себе, что ненавидит принцессу, несмотря на ее доброту и заботу о нем. Но внезапно мальчик понял, что это не так. А теперь леди Шана выглядела такой печальной, и все по его вине!

– Я сделал это назло вам, – сказал он, запинаясь, и вдруг его прорвало. – Я выдал вас потому… потому что я понял – вы предали меня в тот первый день, когда мы встретились. И хотя вы валлийка, вы понравились мне, миледи. Я подумал, тогда, что вы добрая и все понимаете! Но потом я возненавидел вас, потому что вы хотели только побольше разузнать о графе, а я чувствовал себя ужасно, ведь это я помог вам обмануть графа и вытащить его из замка. А теперь, теперь у вас есть причина ненавидеть меня, да я и не заслуживаю большего! Вам не следовало пытаться помогать мне, миледи. Я тот, кем назвал меня оруженосец лорда Ньюбери. Я – бастард! Никудышный маленький попрошайка, который не годится для службы графу или еще кому‑нибудь! Поэтому вы можете просто убрать меня отсюда.

Пораженная его порывом, Шана смотрела на склоненную голову мальчика. Он очень старался быть бравым и не заплакать, его маленькие тоненькие ручки сжались в кулаки и дрожали от напряжения.

«Я не права», – мрачно подумала Шана. Она‑то думала, что Вилл принял ее попытку примириться и верил в искренность ее намерений. Принцесса не понимала, что он все еще относится к ней с подозрением. Девушка очень волновалась за этого мальчика, так как он считал себя никудышным, по‑взрослому был жесток к себе, хотя был еще совсем ребенком. И это неправда, что его некому любить, некому позаботиться о нем…

Шана почувствовала комок в горле. Не думая о том, что кто‑нибудь увидит и что при этом подумает, принцесса схватила мальчика за руки.

– Я не стану отсылать тебя отсюда, Вилл, и никому не позволю этого сделать. И знаешь почему?

Он отрицательно покачал головой.

– Потому что считаю, что со временем из тебя вырастет самый чудесный рыцарь во всей Англии.

Вилл попытался возразить, но Шана даже не дала ему заговорить и продолжала:

– Мой отец однажды сказал, что нет ничего ценнее в человеке, чем его честь и преданность, а ты доказал, что у тебя есть и то, и другое. Вилл, ты сказал мне правду по собственному желанию, когда мог бы солгать или промолчать. Я знаю, что, может быть, прошу слишком многого, – на ее лице появилась неуверенная улыбка, – но я сочту за честь, если ты назовешь меня своим другом.

Мальчик напряженно и недоверчиво посмотрел на принцессу.

– У меня никогда раньше не было друзей, – медленно проговорил он, – и это мне будет приятно, очень приятно.

Шана радостно улыбнулась.

– Тогда я стану твоим первым другом. А ты – моим первым английским другом.

Спустя некоторое время Вилл убежал. Сердце Шаны радостно стучало – она могла поклясться, что его глаза сияли от гордости.

Но когда начался день, в душе девушки не поселилась радость. Торн потребовал, чтобы она присутствовала рядом с ним вечером на ужине, а сам не обращал на нее внимания. Леди Элис сидела слева от графа, рядом с сэром Джеффри. Она прекрасно развлекала обоих мужчин, и они не сводила с нее глаз.

Торн, заметила Шана с неприязнью, мог быть вполне обаятельным человеком, когда хотел этого. Он проявлял внимание к каждому слову леди Элис, улыбаясь, кивая и даже поддакивая. Он смеялся с ней, и таким смехом, которого принцесса от него еще никогда не слышала.

Шана стиснула зубы. Ей было невероятно трудно скрывать свое неудовольствие оттого, что она увидела. Раздражение все увеличивалось, и девушка не знала, кто вызывает его больше, ее муж или леди Элис. Наконец настал тот момент, когда Шана уже не могла все это выносить. Она резко встала, полная решимости покинуть холл. Де Уайлд даже не заметил этого, полностью поглощенный беседой с жеманной вдовой.

Но Шана ошиблась. Не успела она встать на ноги, как протянулась рука и схватила ее за запястье. С тревогой девушка заметила, что привлекла его внимание к себе, но улыбка, предназначенная леди Элис, исчезла с лица графа. Теперь же в его глазах ясно читалось неудовольствие. Он коротко сказал:

– Куда это вы собрались, миледи?

– Я устала, милорд. Мне хотелось бы удалиться. – При этом она даже не попыталась высвободить свою руку от его крепкой хватки. Но по выражению глаз Торна Шана поняла, что он ожидал этого. Не сводя своего жестокого и холодного взгляда с ее лица, граф проговорил:

– Я присоединюсь к вам позже, – и отпустил принцессу.

Страстно желая отойти от него хоть на какое‑то расстояние, она отступила и мило сказала:

– Вам не стоит торопиться. У меня нет ни малейшего желания мешать вашей дружеской приятной беседе.

Высоко держа голову, Шана выскользнула из зала, но успела заметить в глазах леди Элис легкую победоносную улыбку.

Принцесса расчесывала волосы перед камином, когда дверь со скрипом открылась. Торн стоял, широко расставив ноги в сапогах, в сугубо мужской позе. У него были такие широкие плечи, что едва помещались в дверном проеме. Шана готова была съязвить, что как это он смог оторваться от леди Элис. Однако она этого не сделала, а сжала губы и отвернула в сторону голову, погружая расческу в длинные пряди и делая вид, что не замечает его.

В действительности же Шана была сильнее потрясена и удивлена, чем призналась себе. Она это поняла, как только Торн сделал шаг вперед. Принцесса не ожидала, что он появится так скоро. Она надеялась, что будет уже лежать в постели и сладко спать, когда он соизволит вернуться. Одетая только в тонкое льняное белье, Шана чувствовала себя уязвимой и незащищенной. У нее все сжалось внутри, когда де Уайлд подошел и остановился за ее спиной. Но он произнес то, чего Шана не ожидала.

– Мы узнали реакцию Левеллина на наш брак, принцесса.

Его заявление произвело желаемый результат. Расческа замерла в воздухе, и девушка повернулась к графу.

– Что?! Что он сказал?

Торн напряженно улыбнулся.

– Он требует, чтобы наш брак был расторгнут.

Ее губы приоткрылись. Торн догадался, какие мысли пришли Шане в голову, и увидел, как в ее глазах блеснула надежда.

– Брак не будет расторгнут, – хрипло проговорил он.

От ярости Шана побледнела и напряглась, как приготовившаяся к прыжку тигрица.

– Вы даже отказываетесь обсуждать это?

– Да.

Он объявил свой вердикт, словно вынес приговор суда, а жесткое выражение лица отбивало охоту спорить. Но Шана не обращала на это внимания. Она буквально взорвалась от негодования, вызванного его отказом.

– А почему так, милорд? Нет, не говорите мне. Вы отказываетесь обсуждать это только потому, что Эдуард не дал распоряжения!

Торн плотно сжал губы. Он не мог не обратить внимания на ее вызов, так как понял, что она хотела расторжения, это явно было видно по ее воинственной позе, по дерзкому блеску красивых серебристых глаз, по резким обвинениям в его адрес.

– Теперь король уже ничего не сможет сделать, принцесса, – сказал Торн мягким, убаюкивающим голосом. – Действительно, о расторжении брака не может быть и речи, так как этот брак состоялся. Думаю, мне не стоит напоминать вам о том, что произошло между нами здесь, в этой комнате, на этой самой кровати?

Его взгляд скользнул на упомянутый предмет, словно окунаясь в приятные воспоминания. Но Шана не позволила себя одурачить. Уложить ее в постель для него было ничем иным, как еще одной победой, и, ей‑богу, она не удостоит его своим ответом.

Торн высоко поднял бровь.

– Вас подводит память, принцесса? – на его лице появилась широкая улыбка. – Ну, тогда, – легко продолжил он, – может быть, вам нужно напоминание?

– Мне не нужно напоминать о том, что вы со мной сделали!

Де Уайлд вздохнул.

– Ах да, ведь я самец.

Он охватил ее взглядом, вызывающе и тщательно изучая. Чувствуя себя совершенно голой, Шана хотела схватить свое платье с пола и прижать к груди. Она понимала, что это выдаст ее страх, но, тем не менее, наклонилась и дотронулась до одежды. Носком сапога Торн моментально отбросил платье из поля ее досягаемости.

Граф схватил Шану за талию и волнующе теплыми руками притянул к себе так, что она оказалась между его широко расставленными ногами.

– Помните, принцесса, я целовал вас так?

У Шаны перехватило дыхание, когда он овладел ее губами.

– А затем я ласкал вас… здесь, насколько я помню. – Сильные руки обняли ее груди, а большой палец гладил ее сосок.

Девушка резко вздохнула. Легкая улыбка выдала его удовлетворение.

– Да, – пробормотал он, поднимая голову. – Нас могли заставить силой обвенчаться, но моей женой вы стали с огромным удовольствием.

О, эта неуклюжая высокомерная деревенщина! Он был так самодоволен, так уверен в себе, не сомневаясь, что она упадет к его ногам, как готова была упасть леди Элис!

Шана оттолкнулась от его груди. Девушке были ненавистны эти вульгарные интимные ласки. Он использовал ее, словно она являлась его собственностью.

– Удовольствие с таким, как вы? Нет, милорд, – ее тон был колким. – Вы не такой уж хороший любовник, каким себя считаете, раз не смогли отличить презрение женщины от удовольствия.

Этим она нанесла жесточайший удар по его мужскому достоинству. Но, не имея достаточного опыта, Шана даже не поняла этого, пока граф не стал удивительно спокойным. Его глаза холодно блеснули, сильно напугав принцессу. Она попыталась отступить назад, но Торн крепко держал ее и не позволил этого сделать. Он сильно сжал ее талию. Их взгляды встретились, и, казалось, они бесконечно долго смотрели в глаза друг другу. Затем, к ее ужасу, он отступил назад и начал раздеваться. У Шаны перехватило дыхание. Оцепенев, она смотрела, как граф неторопливо снимал свою одежду и бросал ее на пол, пока не обнажился полностью. И только сейчас принцесса увидела, что Торн был крайне возбужден.

У Шаны мелькнула только одна мысль. Девушка повернулась и бросилась к двери, но граф действовал быстро, как молния. Он поймал ее и притянул к своей обнаженной груди. Почувствовав, как напряжено его тело, Шана ужаснулась.

Безобразная улыбка искривила губы Торна.

– Что?! – глумился он. – Вы боитесь, принцесса? Говорят, что жене на пользу немного побаиваться мужа!

– Я не боюсь вас! – закричала она. – Я не питаю к вам ничего, кроме презрения!

Граф руками с силой сжал ее талию. Предприняв отчаянную попытку вырваться, Шана попыталась ударить Торна в грудь, но он ей этого не позволил. Поймав ее руки за запястья, он швырнул ее на кровать. И мгновенно на девушку обрушился страстный горячий поцелуй, сметающий на своем пути всякое сопротивление.

Шана глухо застонала, почувствовав себя оскорбленной и униженной. Господи, как она его ненавидела… но и себя она ненавидела не меньше. Ведь он превратил ее гордость в ее слабость, а сопротивление в капитуляцию. Осознание этого вызвало горечь и раздражение. Шана всегда считала себя сильной и способной самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Всегда она и была такой. Всегда… но не теперь.

Сегодня Шана поклялась, что не станет такой легкой добычей, какой она оказалась прошлой ночью. Девушка снова и снова повторяла себе, что тогда испугалась неизвестности, того, что он может сделать с ней, и поэтому позволила ему все. Но теперь она знала, что ее ожидает, и она не сдастся на этот раз, нет.

Резким движением Торн сорвал с нее сорочку и, полностью обнажив, окинул Шану дерзким вызывающим взглядом. Его глаза потемнели, в них чувствовался лихорадочный блеск, опаляющий страстью и желанием. Подмяв ее под себя, граф грубо раздвинул коленом ноги девушки. Лицо Шаны горело огнем, она вся задрожала при виде его возбужденной плоти.

Понимая, что то, что должно произойти, неизбежно, Шана испытала отчаяние, которого не знала прежде. Мысли одна за другой бешено пролетали в голове. Прошлой ночью он был нежен. О, теперь она поняла разницу. Граф опять оказался прав, поняла принцесса со страхом. Торн был с ней предельно бережным, он сдержан и не груб.

Но теперь… Не важно, было ли это желанием или похотью – это было, в самом деле, наказанием!

Отчаяние добавило ей немного храбрости. Шана попыталась увернуться, освободиться от его тяжести, бешено колотя графа в грудь.

– Отпусти меня, бастард! Я не хотела этого брака! Слышишь?! Я не хочу этого! Я не хочу тебя!

Торн схватил ее руки, которыми она молотила его и прижал их к кровати. Его лицо стало холодной жесткой маской, и только глаза выдавали всю силу его – ярости. Они горели адским огнем.

Действительно, де Уайлд был в гневе. В нем заговорил инстинкт. Он был зол на принцессу за то, что соблазняла его, заставляя хотеть себя, а затем отказывала, словно он был самым низким существом. Ему тоже захотелось нанести ей жестокий удар, сделать ей так же больно, как сделала она.

Торн рассмеялся, и этот смех не предвещал ничего хорошего.

– Слишком поздно, принцесса. Сначала я сделал тебя своей невестой, а теперь ты будешь моей женой, и в этом отношении и в любом другом.

Шана не могла увернуться, когда он раздвинул ее ноги. Горячий взгляд словно пронзил ее… точно так же, как и его плоть. Девушка закричала от того, с какой силой он вошел в нее, но этот крик был скорее от шока, чем от боли. От бессилия и унижения слезы катились из глаз. Шана чувствовала, что уже ничего не сможет сделать – он слишком глубоко проник в нее.

Казалось, время тянулось бесконечно долго. Торн лежал спокойно, не двигаясь. Ее тело скоро уступило, и он уже не был инородным предметом, разрывающим ее на части. Но дух ее не сдавался. Бежали секунды, и вместе с ними поднимался протест. Шана ненавидела его близость, ей было ненавистно, что он стал частью ее тела. Она ненавидела его за то, что он обладал ею так, как еще никому не удавалось, даже Барису. Но нет, он не найдет в ней отклика сегодня. Она будет равнодушна ко всему.

Торн понял ее замысел и решил преодолеть его. Он дотронулся до красивых грудей и языком проложил тоненькую дорожку к ее возбужденным соскам. Губами он припал к неистово пульсирующей артерии у основания ее шеи. Но Шана не давала ему насладиться поцелуем, ее нежным ртом, намеренно отворачивая голову в сторону.

Гнев Торна вспыхнул с новой силой. Ему захотелось оставить девушку неудовлетворенной, но бурное желание стало уже неуправляемым. Движимый животной страстью, граф вошел в нее сильно и глубоко, убыстряя темп.

Шана не сражалась с ним, но и не уступала. У Торна не оставалось другого выбора, как полностью отдаться своей страсти, в то время как она, не шевелясь, лежала под ним, отвернув в сторону лицо, зажмурив глаза.

Это стало последней каплей в чаше терпения Торна. Будь она проклята, подумал он. Она всегда была высокомерной и отчужденной, холодной до мозга костей! Но даже эта мысль вылетела у него из головы, когда он стиснул зубы. Казалось, мир взорвался вокруг него. Со стоном, который больше говорил о поражении, чем о победе, Торн задрожал и изверг свою плоть в тело Шаны.

Его грудь все еще вздымалась, когда он лег рядом с ней. Шана приоткрыла глаза, наполненные слезами. Эти глаза были немым проклятием графу. Полный боли взгляд пронзал его, словно ножом. Торн мысленно ругал ее за то, что она заставила его пойти на это, а себя бранил за то, что ему не хватило самообладания.

Их взгляды столкнулись, когда принцесса попыталась достать простыню, которая закрутилась у ее щиколоток, и быстро прикрыла ею свою наготу. Он привстал на локте.

– Неужели ты думаешь, что я так обольщен твоей красотой, что нужно от меня прятаться? Я уже успел рассмотреть все, что было нужно, и скажу, что ты не лучше любой другой. Да, – продолжал он, бросив в, ее сторону быстрый взгляд, – и не важно, принцесса ты или нет. Ты Шана, – такая же женщина, как и всякая другая, и любая другая женщина меня устроит.

– Я буду ежедневно молиться, чтобы ты оставил меня, – ответила Шана таким же холодным тоном, каким он разговаривал с ней.

Торн потемнел так, как будто над ним нависла туча.

– О, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу. Ей‑богу, клянусь, я не дотронусь до тебя, пока ты сама не скажешь, нет, не попросишь меня об этом! Действительно, толку от такой жены немного, а еще меньше, как от женщины. Ясно, что ты не успокоишь меня днем, не доставишь удовольствия в постели ночью. Мужчине нужна женщина, не боящаяся показать свою приветливость, да, даже страсть! А ты, принцесса, – при этом его губы искривились, – ты не вызываешь у меня ничего, кроме похоти! Но свой долг мужа я выполнил, и когда ты будешь, занята своими молитвами, помолись, чтобы зачала, чтобы выполнить свой долг жены, так как меня трясет от одной мысли о том, что мне еще раз придется лечь с такой хладнокровной ведьмой, которая думает только о себе!

Зачала! Шану охватил шок. Она вспомнила о тех содроганиях, которые сотрясали его тело. Только сейчас она поняла значение той влажной извергающейся теплоты, которая сопровождала его вздрагивания. Девушка быстро отбросила эту мысль, так как ей было невыносимо думать о зачатии ребенка с этим грубым, жестоким мужчиной. О, как немилосердно с его стороны так ее ударить, и это после того, что он только что совершил!

– Я заставлю вас пожалеть об этом, – сказала Шана глухим взволнованным голосом. Граф не беспокоился, высказывая свое презрение. Почему она должна думать об этом? – Запомните мои слова, милорд. Вы проклянете тот день, когда женились на мне!

– Принцесса, – холодно сказал он – я уже сделал это.

Торн задул свечу и снова забрался в постель. Шана лежала, сжавшись в комочек на своей половине, отвернувшись спиной, неподвижная, как стена. Кто, с горечью недоумевал он, выиграл эту битву? Не она. И конечно, не он.