Часть 6 6 page

Король Эдуард так и не вернулся, чтобы довершить начатое разрушение страны, хотя слухи о том, что он готовит новую кампанию, ширились и множились. Однако же, он не терял времени даром и издали раздавал конфискованные земли своим баронам. Граф Линкольн получил владения Джеймса Стюарта, Клиффорду был пожалован юго-западный замок Карлаверок, а Перси обзавелся еще несколькими крепостями в бывшей вотчине Баллиола. В данный момент, впрочем, и до тех пор, пока англичане не смогут установить контроль над всем королевством, бароны едва ли могли вступить во владение своими новыми территориями, поскольку угроза нападения скоттов оставалась весьма реальной.

Глядя на своих людей, отдыхающих на поляне, Роберт в который уже раз задумался над тем, куда он их ведет за собой. Еще в Ирвине, принимая решение бороться за трон, он понимал, что ему предстоит долгий и нелегкий путь, но только теперь он спрашивал себя, а не слишком ли долгий. «Всему свое время, — благоразумно ответил ему Джеймс, когда Роберт поинтересовался у сенешаля, когда, по его мнению, ему следует открыто заявить о своих притязаниях на верховную власть в королевстве. — Запасись терпением и предоставь событиям идти своим чередом». Но естественный порядок вещей, как оказалось, означал политические интриги, нападения на пути подвоза продовольствия, нагнетание напряжения. И бесконечное ожидание.

Солнце обошло круг по небу и сейчас пекло Фергусу шею. Кожа у него чесалась, а по спине стекали струйки пота. Он отмахнулся от осы, назойливо вившейся вокруг него. Но большое насекомое ловко увернулось. Свет и тени играли в прятки на бугристой коре дуба-великана, и солнечные лучи поблескивали на панцирях жучков, деловито сновавших по стволу. Сквозь ветки под собой он видел внизу головы людей и лошадиные крупы. Он выбрал хорошее место для наблюдения, ветки дуба расходились в стороны, открывая ему прекрасный обзор на юг и восток, поверх пышной летней зелени деревьев. Время от времени он поглядывал на дорогу, взбиравшуюся на холм вдалеке. А сзади, если обернуться, в просветах листвы можно заметить проблески розоватого камня на бастионах замка Роксбург.

Потирая шею, Фергус прищурился. Солнечный свет, бивший сквозь ветки на верхушке дуба, больно резал глаза. Похоже, если он поднимется чуть выше, то обзор останется таким же хорошим, зато густая листва укроет его от солнца. Виски у него уже ломило от жары. Поразмыслив, он подтянулся на руках и встал ногами на ветку, на которой просидел последние два часа. Ступни у него онемели и болезненно заныли, когда к ним устремилась кровь. Снизу долетел чей-то голос.

— Фергус! Сигнала еще не было?

— Нет, — откликнулся он, глядя в запрокинутое лицо одного из людей Комина. — Мне надо сменить позицию. Я полезу выше. — Схватившись руками за ветку над головой, он полез вверх, одновременно не выпуская из виду поросший лесом холм вдалеке, на котором расположились люди сенешаля. Противное жужжание подсказало ему, что оса вернулась, но он не стал обращать на нее внимания, упрямо взбираясь все выше. Добравшись до развилки, он перебрался на другую сторону дерева. На такой высоте ветки стали значительно тоньше, но все еще оставались достаточно прочными, чтобы выдержать его вес. Выбрав одну, с которой открывался вид на восток, но которая одновременно загораживала его от солнца, светившего с запада, Фергус уселся на нее и стал продвигаться поближе к стволу. Откуда-то вдруг послышалось низкое грозное гудение. Проклятые осы. Вокруг него закружилась еще парочка, и их жужжание показалось ему оглушительным. Выругавшись, он отмахнулся от одной, но она опять увернулась. Фергус следил за ней прищуренными глазами, готовясь прихлопнуть маленькую тварь, как только та вздумает вернуться. И вдруг он замер, а глаза его превратились в щелочки. Вокруг тонкой ветки прямо под ним кружилось уже несколько десятков ос. Сквозь густую листву он разглядел большой, светлый мешок.

Фергус замер, завидев гнездо. А к нему, тем временем, подлетали все новые и новые осы. Одна уселась ему на ногу, и он сердито смахнул ее. Но оса вернулась, выписывая зигзаги у него перед самым носом, и ее сердитое жужжание эхом отозвалось у него в ушах. Фергус яростно затряс головой и выругался. Ему нельзя больше здесь оставаться. Эти дьяволы не дадут ему спокойно наблюдать за дорогой. Жалея о том, что нелегкая понесла его выше, он ухватился за ветку над головой и поднялся на ноги, намереваясь дойти до развилки ствола и спуститься на старое место. Взявшись второй рукой за соседний сук, чтобы не потерять равновесия, он вдруг ощутил резкий укол. Он инстинктивно отдернул руку, успев заметить на ладони раздавленную осу. В это самое мгновение что-то больно кольнуло его сзади в шею. Охнув, Фергус хлопнул по тому месту ладонью, и от резкого движения нога у него сорвалась с ветки. Неловко качнувшись вперед, он всем телом навалился на тонкую ветку под собой. Раздался громкий треск и шелест листьев, когда та сломалась. Чувствуя, как ветка выскальзывает из-под него, он рванулся вперед. Вцепившись в ветку над головой, Фергус, с трудом переводя дыхание, смотрел, как сломанный сук полетел вниз, ударяясь о другие ветки. Низкий грозный гул сменился высоким раздраженным гудением. Фергус заорал, чтобы предупредить товарищей, но было уже слишком поздно. Ветка упала на мшистую землю, мешок лопнул, и из него вылетел целый рой рассерженных ос. Через несколько мгновений тишину леса нарушили крики людей и испуганное ржание лошадей.

Вдалеке над лесом в голубое небо взмыли три стрелы. Описав полукруг, одна за другой, они упали на лесистый холм, с которого сбегала дорога на Роксбург.

По другую сторону дороги, глубоко в чаще леса, с толстой ветки вяза донесся свист. Роберт моментально вскочил на ноги, и всю его сонливость как рукой сняло. Подняв голову, он увидел, что наблюдатель машет ему рукой. Пора. Повинуясь жесту, его люди торопливо допили пиво. Разговоры смолкли. Поднимаясь на ноги, они поспешно направлялись к тому месту, где были привязаны их лошади. Кое-кто задержался и скрылся в кустах, чтобы опорожнить мочевой пузырь, пока оруженосцы отвязывали поводья. Птицы, убаюканные послеполуденным зноем и затишьем, вновь переполошились при виде внезапной активности в доселе сонном лагере.

Подойдя к Хантеру, Роберт надел шлем поверх кольчужного подшлемника и войлочной шапочки, чувствуя, как сталь крепко обняла его голову. Издалека, со стороны лагеря Комина, до него донеслось ржание лошадей.

— Неужели эта деревенщина не может справиться со своими конями? — требовательно спросил Эдвард. Поднявшись в седло, он выхватил из ножен меч.

— Англичане услышат нас за целую милю, — проворчал Александр.

Вдев ногу в стремя, Роберт оседлал коня. На лице у него была написана непоколебимая решимость. Наконец, до его слуха донесся грохот колес. Ему уже доводилось передвигаться вместе с обозом, и он знал, какой невообразимый шум поднимают телеги на плохой дороге.

— Из-за грохота своих повозок они ничего не услышат, — сообщил он остальным, подбирая поводья Хантера одной рукой, на которой уже висел щит, а другой обнажая клинок. — С Божьей помощью, этот же шум скроет и наше приближение, пока мы не окажемся рядом с ними. — Он толкнул Хантера коленями, посылая жеребца вперед. Его люди развернулись за ним в цепь, пробираясь меж деревьев. Когда он взглянул на Джона Атолла, тот мрачно улыбнулся в ответ и потянул из ножен меч. Дыхание рыцарей с шумом вырывалось сквозь опущенные забрала. Они ждали появления противника.

Грохот колес приближался, перемежаемый сухим стуком копыт. Ржания коней Комина более не было слышно. Отогнав прочь все ненужные мысли, Роберт сосредоточился на том единственном, что ему сейчас предстояло, подобно лучнику, берущему прицел. Рыцари замерли рядом с ним, а позади них выстроились пешие воины с короткими мечами и топорами. Нес явно нервничал, но сжимал в отставленной руке обнаженный клинок и был готов, если потребуется, следовать за Робертом хоть в ад. Уолтер тоже держался поблизости. Оруженосец, поставленный наблюдателем, чья задача заключалась в том, чтобы рассчитать время между тем, как они увидят сигнал, и тем моментом, когда обоз окажется прямо напротив них, соскользнул с дерева и кивнул.

Роберт пустил Хантера шагом, и его люди тронулись с места вместе с ним, растягиваясь цепочкой, когда впереди показались густые кусты и подлесок. Рыцари пригибались под низко нависающими ветвями, держа лошадей на коротком поводу. Кони прядали ушами и возбужденно мотали головами, чувствуя охватившее их хозяев напряжение, но всадники умело управляли ими. Миновав строй дубов и вязов, Роберт пустил Хантера легкой рысью, и остальные последовали его примеру. Лес наполнился грохотом повозок и стуком копыт. Когда деревья впереди поредели и расступились, мужчины дали шпоры своим коням, переводя их в галоп. Над головами со свистом пролетали ветки, трещали под копытами сучья и ветки кустов, сквозь которые всадники ломились напролом. В прорехах лиственного покрова искрилось солнце. Лошади выкатили глаза, ноздри у них раздувались. Впереди, меж деревьев, уже были видны тяжеловесные и неуклюжие повозки и яркие пятна накидок.

Когда они вылетели из леса и понеслись к дороге, Роберт раздвинул губы в зловещем оскале и заревел:

— За Шотландию!

Англичане, завидев их, резко разворачивали своих коней, с громкими криками выхватывая мечи из ножен. Пехотинцы, носившие на рукаве красный крест Святого Георга, обнажили оружие и сгрудились перед повозками, готовясь защищать ценный груз. Ломовые лошади, запряженные в десять повозок, груженых ящиками, мешками и бочками, испуганно заржали, и возницы встали на облучках, стараясь укротить их. Отряд Роберта атаковал их с правой стороны, и рыцари громкими криками подгоняли своих скакунов вверх по небольшому склону, торопясь выскочить на дорогу.

Роберт направил Хантера прямо на рыцаря, возглавлявшего обоз, одетого в черное с синим крестом на щите. Он взмахнул мечом, и отблески заходящего солнца заиграли на длинном лезвии. Рыцарь успел подставить щит, и меч Роберта с треском врезался в дерево. Но времени поднять предличник шлема у англичанина не было, и Роберт видел, как исказилось от напряжения его лицо, когда он щитом отвел его клинок в сторону и нанес удар, целясь Роберту в бок. Лезвие его меча со скрежетом врезалось в щит Роберта, оставив глубокую зарубку на красном шевроне. Рыцарь выплюнул короткое ругательство сквозь стиснутые зубы и нанес новый удар. Его клинок встретился с мечом Роберта в воздухе, но лязг стали почти утонул в шуме боя. Под скрежет металла Роберт завалил лезвие чужого меча вперед и вниз. Их кони столкнулись грудью, злобно оскалив зубы. Встретив лезвие меча рыцаря своей гардой,[66]Роберт вывернул руку, отводя клинок рыцаря в сторону и заставляя того потерять равновесие. А потом, резко отпрянув назад, пока рыцарь еще нетвердо сидел в седле, не успев выпрямиться, он выдернул сапог из стремени и нанес тому мощный удар в бок. Рыцарь, и без того опасно наклонившийся с седла, с криком рухнул на землю. Морда его коня резко дернулась в сторону, когда он, падая, не выпустил поводья из рук.

Когда рыцарь с грохотом доспехов приземлился в пыль, его жеребец вырвался и встал на дыбы, молотя передними копытами по воздуху. Скользящий удар пришелся Хантеру в шею, отчего конь споткнулся и заржал от боли. Роберт, одна нога которого все еще искала стремя, полетел вперед, через голову Хантера. Упав на землю, он откатился в сторону, как раз вовремя, чтобы избежать удара копытом ломовой лошади, запряженной в повозку. С шумом выдохнув воздух, он подхватил с земли свой меч, и в это мгновение рыцарь, у которого из разбитого носа хлестала кровь, с трудом поднялся на ноги и, злобно оскалившись, бросился на него. За его спиной Роберт мельком увидел мешанину цветов и смазанные движения — это вдоль всего обоза его люди схватились с англичанами. Ему хватило этого мгновения, чтобы понять: Комина и его людей нигде не видно; это мгновение наполнило его холодным ужасом, но тут рыцарь атаковал его, и он бросился вперед, занеся меч над головой и нанося страшный удар справа.

Схватка была жестокой. Элемент неожиданности, сыгравший на руку скоттам, прошел, и англичане, оправившись от шока, быстро выстроились в боевые порядки и дружно пошли вперед. Рыцари парировали и наносили удары, а их кони сталкивались в одиночных стычках. Пешие солдаты безжалостно осыпали друг друга ударами, сойдясь врукопашную; они валили врагов на землю, с размаху наступая им на пальцы, круша челюсти рукоятями мечей и втыкая короткие кинжалы в горло и под ребра. Повсюду лилась кровь, и лошади кричали от испуга и боли. Отряд Роберта действовал решительно, но без людей Комина англичане превосходили их числом. Прошло всего несколько минут, а фортуна уже начала поворачиваться к ним спиной: нескольким шотландским рыцарям пришлось сражаться с двумя противниками сразу. Джон Атолл в бешенстве рычал, сражаясь с конным рыцарем, одновременно пытаясь отбиться от пехотинца, который атаковал его с земли. Кто-то из англичан крикнул вознице головной повозки, чтобы тот прорывался к замку за подмогой. Выполняя полученный приказ, тот щелкнул кнутом над спинами животных, и лошади рванулись вперед. Повозка, подпрыгивая на ухабах и кренясь, набирая скорость, помчала по дороге в сторону Роксбурга.

Роберт схватился с одетым в черное рыцарем и вдруг заметил, как прямо на него несутся две ломовые лошади. Он едва успел отпрыгнуть в сторону, как повозка с грохотом промчала между ними. На мгновение он в полном одиночестве оказался на левой обочине дороги, тогда как схватка продолжалась на правой стороне. Он обернулся к лесу и, задыхаясь, принялся звать Комина. Ему показалось, что он расслышал далекие крики, но тут мимо него на полном ходу промчалась еще одна повозка.

Эдвард Брюс загнал свой меч в горло пехотинцу, который перед этим нанес ему укол в ногу, и вдруг увидел, как повозки пришли в движение и возницы щелкают кнутами, погоняя лошадей. Он дал шпоры коню и погнался за ближайшей телегой, которая, громыхая, катилась сквозь кровавый хаос. Поравнявшись с ломовыми лошадьми, Эдуард разрубил клинком постромки. Он закричал, когда возница замахнулся на него кнутом, жало которого вонзилось в круп его коня, оставив на шкуре ярко-красную полосу, отчего бедное животное сорвалось в галоп. Освободившаяся от упряжи лошадь рванула к лесу, оставив свою товарку в одиночестве тащить повозку. Нейл Кэмпбелл, с ходу раскусив план Эдварда, пустился за повозкой в погоню и перерубил постромки с другой стороны. Несколько шотландских пехотинцев прорвались сквозь ряды англичан и вскочили на задки телег, перебираясь через кучи мешков и сундуков, чтобы добраться до возчиков. Две повозки развернулись и покатили обратно в ту сторону, откуда приехали. Несколько английских рыцарей бросились сопровождать их, не подозревая, что направляются прямо в объятия Джеймса Стюарта.

И вдруг с левой стороны показалась неровная линия всадников. Роберт, успевший запрыгнуть на задок повозки, направляющейся в замок, увидел, как они движутся между деревьев. Возглавлял их Джон Комин. Он заорал ему, что надо остановить удирающие повозки, а сам полез вперед, чтобы разобраться с возницей. А повозка, опасно подскакивая и кренясь на ухабах, бесстрашно неслась вперед. Роберта тряхнуло, и он едва не свалился на землю. Выругавшись, он вцепился в борт обеими руками, а потом подтянулся повыше и обрушился сверху на возницу. Тот попробовал оказать сопротивление, но Роберт нанес жестокий удар мечом, и погонщик полетел на землю, кубарем скатившись с облучка и сломав шею. Перепуганные лошади понесли, и Роберту пришлось отложить в сторону меч и взяться за вожжи. К тому времени, когда он, наконец, сумел остановить обезумевших лошадей, отряд Комина выехал из леса и атаковал оставшихся с обозом англичан. Но из десяти повозок шести удалось ускользнуть; четыре прорвались в Роксбург, а еще две повернули обратно тем же путем, что приехали сюда.

Взмокший от пота, Роберт спрыгнул с облучка и медленно побрел к своим людям. Опустив предличник шлема, он сплюнул пыль и кровь изо рта. Дорогу перед ним усеивали трупы. Среди людей лежали несколько мертвых лошадей, и ноги у одной еще слабо подергивались. На мгновение Роберту показалось, что это Хантер, но потом он увидел Неса, который держал под уздцы его жеребца. Сам оруженосец сидел верхом на своем коне, сжимая в опущенной руке окровавленный меч. Шагая прямиком к Комину, который спешился на заваленной трупами обочине, Роберт миновал его стяг, вяло повисший без ветра, и уставился на молодого рыцаря из Каррика, который оставался с ним еще с самого Карлайла. Он присел рядом с ним на корточки. Из шеи Уолтера торчал кинжал, и ворот его туники пропитался кровью. Глаза юноши мертво смотрели в блеклое небо над головой.

Роберт повернулся к Комину, чувствуя, как на него накатывает бешенство. Остальные воины с трудом поднимались на ноги или устало соскальзывали с седел на землю. Его люди уже собрались напротив отряда Комина, и Атолл гневно кричал что-то в лицо Дунгалу Макдуаллу. В бешенстве подскочив к Комину, Роберт даже не обратил внимания на то, что лица и руки его людей покрывают красные пятна и что в отряде его злейшего врага недостает нескольких человек. Кровь у него еще не остыла после боя, и ему стоило невероятных усилий с маху не ударить Комина в лицо и не опрокинуть на землю, пиная ногами. Вместо этого он подошел к нему вплотную и выплюнул, глядя тому прямо в лицо:

— Где ты был? Я потерял двенадцать человек, сукин ты сын!

Темные глаза Комина превратились в щелочки, когда он с яростью уставился на Роберта.

— А я потерял десятерых!

Дунгал Макдуалл отошел от Атолла и встал рядом с Комином. Лицо его покрывали лиловые вспухшие пятна.

— На нас напали осы.

— Осы? — издевательски переспросил Эдвард, останавливаясь возле брата. — Если бы это были львы, я, возможно, даже пожалел бы тебя. — Он обернулся к остаткам отряда Роберта. — Мы сражались с людьми, пока они воевали с насекомыми! — Эдвард перевел взгляд на Комина. — Как это похоже на твою семью — любой ценой избежать участия в драке! А кто напал на вас при Фолкирке? Муравьи?

Кое-кто из людей Роберта рассмеялся, грубо и оскорбительно, Комин покраснел до корней волос, а Дунгал шагнул вперед и ударил Эдварда. Вернее, попытался ударить, потому как тот ловко увернулся, а потом врезался в своего обидчика, опрокинув того на землю. Рыцари Комина закричали и бросились вперед, видя, что Эдвард уселся верхом на капитана Галлоуэя и принялся избивать, нанося ему в лицо удары с обеих рук. В драку вмешались люди Роберта; те, кто уже успел сунуть мечи в ножны, вновь обнажили их. Но тут издалека донесся стук копыт, и на дороге появился Джеймс Стюарт со своим отрядом. Несколько человек держали в руках пылающие факелы, жалкую пародию на вечернее солнце, по-прежнему заливающее золотистым светом окрестности. По знаку сенешаля Эдвард отпустил Дунгала, который, сплевывая кровь и пошатываясь, с трудом поднялся на ноги. Капитан, ничего не соображая от ярости, слепо шагнул было к Эдварду, но Комин схватил его за плечи.

Джеймс, резко натянув поводья, огляделся по сторонам.

— Что здесь произошло, во имя Господа? — требовательно спросил он, переводя взгляд с Роберта на Комина. Глаза его на мгновение задержались на куче мертвых тел на дороге, прежде чем остановиться на четырех повозках, две из которых стояли без лошадей. — А где остальные телеги?

Роберт тряхнул головой:

— Они прорвались к Роксбургу.

Джеймс потемнел лицом и уже собрался бросить какую-то резкость, но потом кивнул своим людям, которые держали в руках факелы.

— Сожгите их. — Рыцари направились к повозкам, а сенешаль взглянул на Роберта. — Нам нужно спешить, — дрожащим от сдерживаемого гнева голосом сказал он. — В замке поднимут тревогу. А против всего гарнизона нам не выстоять.

Когда люди на дороге зашевелились, расходясь по местам, Роберт схватил Комина за рукав.

— Смерть моих людей лежит на тебе, — прошипел он.

Комин со злобой высвободил руку.

На заросшем полевыми цветами лугу под стенами Кентербери разворачивался пышный рыцарский турнир. Грандиозное действо озаряли лучи заходящего солнца, струившие жидкое золото на лица сотен зрителей, выстроившихся вдоль арены, и переливавшиеся на украшенных драгоценными камнями платьях знатных дам, отражаясь от начищенных колец рыцарских кольчуг и шлемов с перьями на гребнях.

Подмостки, возведенные по обе стороны ристалища, украшали складки ярко-алой ткани, и на них сидели благородные дамы и господа. Публика попроще расположилась внизу, сидя на теплой траве, и лица людей раскраснелись от солнца и доброго эля. Многие стояли, чтобы лучше видеть, как сходятся в поединках рыцари. В конце турнирной арены возвышалась королевская ложа, обустроенная в виде зубчатой крепостной стены, с которой свисали щиты короля и его новой королевы.

Эдуард, сумрачно величественный в черном платье, расшитом золотой нитью, наблюдал за состязаниями рыцарей, с комфортом восседая на обложенном подушечками троне. Яростные схватки, оживившие полдень, уже завершились, а сейчас к финалу близилось и соревнование в умении владеть конем и оружием. В конце арены был установлен столб с перекладиной, с которой свисал грубо вырезанный человеческий силуэт с нарисованным головным платком и халатом сарацина, на груди которого красовалось ярко-красное сердце. Рыцари по очереди старались пронзить сарацина своими копьями. Когда по арене помчался на своем жеребце Ральф де Монтермер с развевающейся за плечами желтой мантией с парящим зеленым орлом, нацелив на мишень копье, толпа затаила дыхание, глядя на него. Рыцарь короля поразил манекен в самое сердце, и сарацин закрутился вокруг столба от удара, пока противовес в виде мешка с песком на другом конце балки не остановил вращение. Ральф промчался мимо, и из-под подкованных копыт его боевого коня летели клочья травы и дерна. Зрители взорвались аплодисментами.

Эдуард посмотрел на длинный строй рыцарей на другом конце арены, которые ждали, пока пажи установят мишень в исходное положение. За их спинами на фоне оранжевого закатного неба темнел выцветший стяг с драконом, некогда развевавшийся над пыльными турнирными аренами Гаскони. Король обвел взглядом лица своих рыцарей — Хэмфри де Боэна, героя сегодняшнего турнира, Эймера де Валанса, Генри Перси, Ги де Бошама, Роберта Клиффорда, Томаса Ланкастера. Эти молодые люди, выросшие при его дворе и отведавшие крови на поле боя, стали мужчинами в тяжелую годину войны. Их ученичество и возмужание завершилось. Все они наследовали своим отцам. Уже не Рыцари ордена Дракона, они заняли свои места как Гавейн и Персиваль, Мордред и Ланселот,[67]чьи бессмертные имена были вырезаны на его дубовом столе… И в душах этих людей. Из всех ветеранов с ним оставались только престарелый Джон де Варенн, графы Линкольн и Норфолк да воинствующий епископ Бек. Его двор переживал солнечный полдень, который олицетворяла собой эта пылкая и яростная молодежь.

Услышав негромкие хлопки в ладоши рядом с собой, Эдуард обернулся и увидел свою новобрачную, которая послушно аплодировала успеху Ральфа де Монтермера. На родине Маргариту называли «Жемчужиной Франции». Темноволосая, подобно своему брату, королю Филиппу, с молочно-белой кожей и точеной фигуркой, укутанной в алый дамаст,[68]и пояском на талии, украшенным кроваво-красными рубинами, с высокой прической, скрытой под мягкой сеточкой с вуалеткой, обрамлявшей ее изящное личико, она действительно походила на драгоценный камень. Было самое начало сентября, и погода стояла еще очень теплая, но королева уже накинула на плечи мантию из горностая, отражая первую атаку вечерней прохлады. Дочь королей-войнов из французской династии Капетингов, она приплыла в Дувр неделей ранее, являя собой нежный и хрупкий символ мира, испуганная, но величественная, сопровождаемая подобающей ее положению армией слуг и камеристок. Через два дня после того, как корабль причалил к пристани, Эдуард обвенчался с нею на ступенях Кентерберийского собора. За торжественной церемонией, которую провел язвительный и вспыльчивый архиепископ Винчелси, последовали три дня турниров и празднеств.

Эдуард не пожалел средств на организацию бракосочетания. Вокруг турнирной арены были установлены десятки открытых полосатых павильонов, украшенных разноцветными флагами. От костров, над которыми поблескивали жиром туши диких кабанов, насаженные на огромные вертела, поднимались ароматные дымки. Столы в павильонах, украшенные букетами цветов, ломились от тяжести золотой и серебряной посуды. Вскоре на них подадут теплый имбирный хлеб, яблоки с хрустящей корочкой, жареные в меду, сладкий и легкий, как пух, заварной крем, сочную, таящую на языке оленину, засахаренные миндальные орехи, и вино будет литься рекой. А снаружи слуги уже развешивали на ветках деревьев праздничные фонарики. С наступлением вечера каждый павильон окружит сияние рукотворных созвездий.

Поймав взгляд короля, Маргарита робко улыбнулась. Эдуард ответил ей вежливой улыбкой, прежде чем вновь перенести все внимание на турнирную арену. Бракосочетание стало для него радостным событием, знаменующим окончание пятилетней войны с Францией и закрепившим, при посредничестве папы Бонифация, возвращение Гаскони Эдуарду и его наследникам. Но торжества не помогли ему избавиться от чувства невосполнимой потери из-за смерти Элеоноры, которое постепенно нарастало в нем на протяжении последней недели, оставляя в его душе болезненную, незаживающую рану. Ему исполнилось уже шестьдесят. Маргарита, скромная и застенчивая в свои семнадцать лет, была сладкой, как мед, и он знал, что она еще не раз доставит ему удовольствие за те годы, что ему еще остались, но эта девочка никогда не затронет его душу. Эта часть его умерла вместе с его испанской королевой.

Эдуард услышал россыпь веселого смеха, прозвучавшего у него за спиной, в нескольких рядах позади, там, где сидел его сын. В свои пятнадцать лет Эдуард походил на него самого в молодости, как две капли воды. У сына были такие же легкие, пушистые светлые волосы и длинное, угловатое лицо. За последний год он вытянулся, доказывая, что унаследует и высокий рост отца. Рядом с ним, небрежно забросив руку на край ограждения, сидел симпатичный шестнадцатилетний оруженосец по имени Пирс Гавестон. Черноглазый юноша из Гаскони был сыном рыцаря, который хорошо послужил королю во время войны. После смерти отца Эдуард взял мальчика к себе в услужение, и его сын и оруженосец очень быстро стали друзьями. Эдуарда немного беспокоило то, что его сын стремился проводить все свободное время на улице вместе с Пирсом и его друзьями, вместо того чтобы усердно упражняться с мечом или изучать грамоту. Но король понимал, что очень скоро юноше придется повзрослеть, особенно теперь, после обручения с дочерью короля Филиппа, Изабеллой. Свадьба состоится лишь через несколько лет, поскольку принцесса была совсем еще ребенком, но пока у монарха были другие планы в отношении сына. Он намеревался привлечь его к следующей военной кампании в Шотландии, запланированной на будущий год. Время было благоприятным, поскольку конец года означал начало нового века. Настало время перемен, и, с Божьей помощью, он закончит то, что начал, покорив Шотландию.

Шпионы, состоявшие на службе у его полководца, сэра Ричарда де Бурга, графа Ольстера, перерыли всю Ирландию в поисках четвертой реликвии. Когда ее обнаружат, Эдуард намеревался торжественно предъявить ее своему народу, как он уже поступил с камнем и короной, символами его верховной власти над всей Британией. А потом, когда реликвия очутится в Вестминстерском аббатстве, перед усыпальницей Исповедника, осуществится Последнее Пророчество. Людям нужны легенды — нечто высокое, к чему можно стремиться, помимо тягот повседневной жизни, нечто такое, что сверкало и манило бы своим блеском в серой обыденности. Именно такие вещи и разжигают огонь в крови. Его подданные будут превозносить своего властелина за то, что он убережет королевство от печальной участи, предсказанной Мерлином, но и, что более важно, его успешное исполнение пророчества позволит этим молодым людям уверовать в него. А ведь это их налоги пополняют его сокровищницу и их мечи будут обнажены за него в случае войны. Рыцари Артура иногда ссорились и не соглашались со своим королем, но, в конце концов, Круглый стол связал их верностью, над которой оказалось не властно время. К этому стремился и король Эдуард, поскольку был намерен любой ценой не допустить повторения Льюиса, когда королевство раздирали на части амбиции его баронов и слабость короля. Нет. Его круг будет сделан из золота. Полированного. Нерушимого.

Он вплотную подошел к тому, чтобы лишиться их поддержки из-за Гаскони, так что мысли о возможности гражданской войны неоднократно приходили ему в голову, но победа при Фолкирке, хотя и омраченная последствиями, сплотила его людей. Тем не менее, ничего не кончилось. Чтобы укрепить свою верховную власть над всеми островами, Эдуарду мало было одних трофеев. Шотландия оставалась расколотой надвое, и повстанцы не сидели сложа руки. Каждый месяц к нему поступали сообщения о нападениях на обозы с продовольствием и окружении гарнизонов замков. Винчелси от имени папы протестовал против вторжения в страну христианского мира, а совсем недавно Эдуарду стало известно, что Уильям Уоллес проскользнул сквозь блокаду в Ла-Манше и сейчас пребывает в качестве почетного гостя при дворе короля Филиппа. Он был обеспокоен тем, что мятежник может разрушить перемирие с Францией, но пока что ничего серьезного не произошло. Эдуард займется этим разбойником в свое время, а пока ему противостоял более опасный враг, с которым следовало разобраться немедленно. И он покончит с ним раз и навсегда.

Турнир подходил к концу, рыцари ломали последние копья о манекен сарацина, а судьи удалились на совещание, дабы назвать имя победителя, который получит главный приз, учрежденный королем во время праздничных торжеств, — серебряный шлем с драконом на гребне. Воспользовавшись небольшой паузой в представлении, в королевскую ложу пробрался посыльный и прошептал что-то на ухо монарху. Поднявшись на ноги, Эдуард извинился перед молодой королевой и спустился с подмостков по лестнице, устроенной в задней части. Дворяне бурно обсуждали участников турнира, делая ставки.

Date: 2015-09-22; view: 288; Нарушение авторских прав