Глава седьмая. Чтобы попасть на ферму Сомсов, надо было съехать с шоссе Линдгарт‑Иствейл и с полмили проехать вверх по узкой огороженной улочке

Чтобы попасть на ферму Сомсов, надо было съехать с шоссе Линдгарт‑Иствейл и с полмили проехать вверх по узкой огороженной улочке, отходящей от дороги. Ферма могла похвастаться обычным набором ветхих хозяйственных построек, сделанных из местного известняка, а также грязным двором и псом, который лаял, натягивая цепь. Келвин Сомс открыл дверь и с довольно хмурым «добрым утром» впустил Бэнкса в дом. Внутри было мрачновато из‑за низких темных потолков и угрюмых коридоров. Откуда‑то из глубины дома доносился запах жареного мяса.

– Келли‑то наша, это, на кухне, – сообщил Сомс, тыча большим пальцем куда‑то в сторону.

– Очень хорошо, – ответил Бэнкс. – Вообще‑то я пришел поговорить именно с вами.

– Со мной? Я ж вам, это, вчера вечером уже выложил все, что знаю.

– Уверен, что так, – согласился Бэнкс, – но иногда проходит какое‑то время – что‑то вспоминается, какие‑то забытые мелочи. Можно мне сесть?

– Ну да. Ладно, валяйте.

Бэнкс опустился в глубокое кресло с продавленным сиденьем. Весь этот дом, когда он получил возможность осмотреть его получше, показался ему требующим ремонта и, как бы это выразиться, женской руки.

– Скажите, а миссис Сомс?..

– Хозяйка‑то моя уж пять лет как померла, – перебил Келвин. – Это, осложнения после операции. – Он словно выплюнул последние слова: видно было, что он винит в безвременной кончине своей супруги либо врачей, либо всю систему здравоохранения, а может быть, и всех их вместе взятых.

– Соболезную, – произнес Бэнкс.

Сомс хмыкнул. Это был низенький, коренастый мужчина, почти поперек себя шире, однако мускулистый и в хорошей физической форме; на нем был тесный жилет, надетый поверх рубашки, и мешковатые коричневые штаны. Вероятно, Сомсу было не больше сорока пяти, но сельский труд состарил его раньше времени, о чем свидетельствовали глубокие морщины и грубая кожа красноватого лица.

– Знаете, – продолжил Бэнкс, – я просто хотел вернуться к тому, что вы нам рассказали в пабе вчера вечером.

– Это все правда.

– Никто и не сомневается. Вы сказали, что вышли из «Кросс киз» около семи, потому что вам показалось, что вы, возможно, забыли выключить газ.

– Точно.

– С вами такое случалось раньше?

– Случалось, – раздался голос в дверях. – Он два раза чуть весь дом не спалил.

Бэнкс повернулся. На пороге стояла Келли Сомс, сложив руки на груди, грациозно опершись обтянутым джинсами бедром о косяк, обнажив при этом плоский животик. Миленькая девица, не поспоришь, подумал Бэнкс: она в форме, и у ней все в норме, как выразились бы «Стритс». Что‑то сегодня утром ему везет на молоденьких красоток, взять хотя бы явление этой Брайановой Эмилии. Из‑за этого он чувствовал себя стариком.

Должен ли он – и может ли? – вмешиваться в их отношения? Что‑то сказать, о чем‑то спросить?.. Брайан с Эмилией явно предполагали, что будут спать друг с другом под его крышей, но он еще не успел разобраться, как он к этому относится. Его родной сын. А если он, отец, их услышит? Но что ему еще оставалось делать? Устроить скандал? Его собственные родители, конечно, ни за что бы не стали такого терпеть. Но нравы изменились. В молодости он удрал из дома и снял квартиру в Лондоне, чтобы спать с девушками, шляться допоздна и пьянствовать. В наши дни родители позволяют своим отпрыскам проделывать все это дома, так что дети никуда не убегают – незачем: они могут заниматься сексом сколько хотят, являться домой пьяными, и их все равно всегда накормят и постирают их вещички. Но Брайан просто ненадолго к нему заехал. Наверное, лучше позволить ему и Эмилии делать то, чем они обычно занимаются? Бэнкс мог себе представить атмосферу, которая возникнет, если он менторским тоном заявит: «Только не смей делать это под моей крышей!» И все равно он чувствовал себя неловко – из‑за собственных предположений, из‑за изменившейся обстановки.

Несмотря на свою игривую позу, Келли Сомс, казалось, нервничала, так подумалось Бэнксу. Его это не удивляло – после того, что Энни поведала ему о ее забавах. Видимо, она беспокоится, как бы он не вывалил все ее отцу.

– Келли, – произнес мистер Сомс. – Сваргань‑ка чайку вот этому вот мистеру Бэнксу. Может, он и бобби, но мы ж все равно должны, это, проявить гостеприимство.

– Нет‑нет, спасибо, не надо, – запротестовал Бэнкс. – Я сегодня утром выпил чересчур много кофе.

– Как желаете. А я, детка, все‑таки, это, выпью чашечку.

Келли разболтанной походкой отправилась готовить чай. Бэнкс мог себе представить, как она навострила ушки, пытаясь услышать, о чем они говорят. Келвин Сомс вытащил трубку и стал выпускать клубы зловонного дыма. На улице время от времени гавкал пес – когда та или иная группа туристов проходила по тропинке, служившей границей фермы.

– Какого вы мнения о Нике Барбере? – спросил Бэнкс.

– Значит, так его звали, беднягу?

– Да.

– Ну, я, это, не скажу, чтоб я был какого‑то там мнения. Я его и не знал, этого парня.

– Но он был завсегдатаем вашего местного паба.

Сомс рассмеялся:

– Ежели с неделю будешь каждый день заскакивать в «Кросс киз» пропустить пинту, ты еще не станешь, это, завсегдатаем. В наших краях не так, зарубите себе на носу.

– Тем не менее, – упорствовал Бэнкс, – за это время вы могли успеть хотя бы перемолвиться с ним несколькими словами, разве не так?

– Может, и так. Но я‑то с этими, из коттеджей, особо не знаюсь.

– Почему?

– Чего тут непонятного? Эти чертовы лондонцы являются сюда, скупают жилье, цены растут, а сами‑то они что делают? Сидят в своих шикарных квартирах в Кенсингтоне и, это, считают прибыль – вот что они делают.

– Зато в Долины стекаются туристы, мистер Сомс, – объяснил Бэнкс. – Они здесь тратят деньги.

– Ну да. Для всяких лавочников это, может, и хорошо, – не унимался Сомс. – Но нам, фермерам, от этого никакого проку, верно? Все вечно топчутся на нашей земле днем и ночью, губят отличную траву, на ней бы пасти и пасти.

Судя по тому, что доводилось слышать Бэнксу, фермерам вообще ничего никогда не приносило пользы. Он знал, что жизнь у них тяжелая, но он чувствовал при этом, что их бы, возможно, больше уважали, если бы они поменьше ныли и жаловались – если не на законы Евросоюза и не по поводу права ходить по их тропинкам, то по какому‑нибудь другому поводу. Конечно, всего несколько лет назад Долины понесли огромный ущерб из‑за ящура, но при этом пострадали не только фермеры, которым, между прочим, выплатили приличную компенсацию. Удар тогда ощутили на себе и здешние мелкие предприниматели, особенно сдающие внаем «комнату плюс завтрак», а также кафе, чайные, пабы, магазины туристического снаряжения, владельцы мест на рынке. А ведь им‑то никто не платил компенсаций. Бэнксу было известно, что в здешних краях вспышка заболевания довела до самоубийства не одного разоренного предпринимателя. Не то чтобы он не сочувствовал фермерам, просто часто казалось, что они считают себя единственными, у кого есть какие‑то права или реальные основания для жалоб; к тому же они настолько остро сочувствовали себе сами, что сочувствие, поступающее из других источников, уже казалось излишним. Впрочем, Бэнкс знал, что по этой зыбкой почве надо ступать осторожно.

– Я понимаю, что тут есть свои проблемы, – согласился он, – но убийством жителей коттеджей ее не решить.

– По‑вашему, так и вышло?

– Я не знаю, как вышло, – заметил Бэнкс.

Келли вернулась с чаем и, подав его отцу, снова прислонилась к дверному косяку, грызя ноготь.

– Никто в наших краях не стал бы убивать этого парня, вы уж мне поверьте, – заявил Сомс.

– Откуда вы знаете?

– Потому что у нас тут, почитай, все с вами согласятся насчет пришлых. КК гребет денежки на всяких отпускниках, да и почти все наши – тоже. Ну да, мы любим иногда, это, отвести душу, побраниться, такой уж народ у нас в Долинах. У нас есть, это, своя гордость. Но никто не станет убивать мужика, который просто занимается своими делами и от которого, это, никому никакого вреда.

– Такое у вас сложилось впечатление о Нике Барбере?

– Я ж говорю, я его и не видал толком, а когда видал, мне казалось, что он безобидный. Не трепач, не надутый, как многие такие. А мы ведь и надутых не убивали.

– Когда в пятницу вы вернулись домой, чтобы проверить конфорку, вы не заметили чего‑то необычного?

– Нет, – ответил Сомс. – По дороге мне попалась пара машин – это ж было как раз перед тем, как вырубили свет, – парочка, не больше. Погодка‑то была та еще, и почти все, ежели был выбор, оставались, это, дома.

– Вы тогда не заметили никого возле коттеджа, где остановился Ник Барбер?

– Нет, но я, это, живу по другой дороге, так что я бы все равно не увидал.

– А вы, Келли? – обратился к ней Бэнкс.

– Я все время была в пабе, работала, – ответила Келли. – Ни разу не выходила. Можете спросить у КК.

– А какого мнения вы о Нике Барбере?

Конечно, он ступил на опасную почву, и Келли, похоже, еще больше разволновалась. Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Впрочем, Бэнкс за нее не беспокоился. Неизвестно, как пойдет их беседа, но вообще‑то Бэнкс хотел, не выдавая секрета девушки, понаблюдать за Келвином: не проскользнет ли хотя бы намек на то, что тот знал о происходящем между его созревшей дочерью и Ником Барбером?

– Трудно так сразу‑то сказать, – ответила Келли. – С виду он был приятный, вот и папа говорит. Он никогда особенно не болтал, вот и все. – Она изучала свои ногти.

– И никто из вас не знал, зачем он приехал?

– Видать, в отпуск, – предположил Келвин. – Только вот не пойму, зачем кому‑то тащиться сюда в эдакую пору.

– Вас бы удивило, если бы вы узнали, что он – что‑то вроде писателя?

– Сдается мне, я об этом никогда и не думал, – ответил Келвин.

– Мне кажется, он просто искал уединенное место для работы, – сказал Бэнкс, – но могли быть и другие причины, по которым он поехал сюда, а не куда‑нибудь в Корнуолл или Норфолк. – Бэнкс заметил, что Келли напряглась сильнее. – Не знаю, что он писал, художественные вещи или исторические, но вполне вероятно, что он проводил какие‑то изыскания и с этими местами мог быть сейчас или в прошлом связан какой‑то человек, кто‑то, кого он хотел увидеть, кого он искал. Есть у вас предположения, кто бы это мог быть?

Келвин покачал головой, и Келли последовала его примеру. Бэнкс изучающе смотрел на них. Он считал, что умеет судить о людях, и с удовлетворением отметил: судя по жестам и общей реакции, Келвин Сомс не знал, что его дочь спала с Ником Барбером, а значит, у него не было убедительного мотива для убийства. Во всяком случае, у него имелось не больше мотивов, чем у остальных. А вот был ли мотив у Келли, Бэнкс пока не решил. Да, во время убийства она работала в баре, но призналась, что днем виделась с Барбером, и, если врач ошибся насчет момента смерти, тогда, возможно, он был уже мертв, когда она от него ушла. Но зачем бы ей дубасить его кочергой? По словам Энни, они были знакомы всего несколько дней и оба получали удовольствие, не строя никаких планов на будущее.

Необходимо сохранять непредвзятость и возможность делать любые, даже самые невероятные допущения, подумал Бэнкс; впрочем, пока он мысленно перенесся в Лондон, размышляя о том, что они могут выяснить при осмотре квартиры Ника.