Глава 82. Ожидание – страшная вещь

Ожидание – страшная вещь. Кажется, что время застыло, сама жизнь остановила свое течение. Среди серых однообразных будней терялись мысли. Они то растворялись в ожидании, которое становилось все более нестерпимым, то их трясло, как в лихорадке. Невозможно длинный день Варя заполняла беспокойством о детях. Она даже освободила завешенные окна от толстых платков, чтобы удобнее было высматривать отца, но это не помогло. Дневной свет не рассеивал спутанных неопределенностью мыслей. Она подолгу всматривалась в улицу, но это был взгляд в никуда. Над селом, как и в душе, носился немой крик отчаяния. На смену дню приходила ночь, окна опять завешивались, но даже здесь, в маленьком замкнутом пространстве, нельзя было спрятаться от печали. Комната становилась похожей на склеп. Варя тихо ходила по хате, вслушиваясь в одинокие шаги. Она ложилась в кровать и пыталась заснуть, чтобы не слышать звонкую нестерпимую тишину. Варя куталась в одеяло, чтобы провалиться в сон и хотя бы во сне погрузиться в чудо. Наверное, плотная темнота не давала даже крошечной надежде просочиться в ее сознание. Варя чувствовала, что больше никогда не увидит отца. По углам дремала темнота, безразличная к страданиям одинокой женщины…

Ольга наведалась к сестре на четвертый день.

– Нет еще? – спросила.

– Как видишь.

– Уже должны были вернуться.

– Василий пошел не один? – спросила Ольга удивленно.

– Нет, с отцом.

– Почему? Он собирался идти один.

– В последний момент отец передумал, – объяснила Варя. – Думаю, что у него закралось сомнение относительно Василия, или он решил, что идти вдвоем безопаснее.

– Вон оно как, – протянула Ольга. – Я и не знала.

– Почему ты так долго не заходила?

– Каждый день гонят на работу, – ответила она. – Всем безразлично, что мои дети такие слабые, что еле ползают по хате.

– Дела плохи?

– Очень. А еще такое сегодня увидела! – вздохнула Ольга. – Не поверишь: жутко стало!

– Я думала, мы уже привыкли ко всему.

– Я тоже так думала, – начала Ольга оживленнее. – Вот слушай. На кладбище копают большие рвы, чтобы сбрасывать туда тела.

– А я еще и подумала, как Пантеха успевает копать ямы, когда за день собирает столько умерших.

– Тю! – засмеялась Ольга. – Тогда ему пришлось бы день и ночь только ямы копать! Уже давно бригадир дает мужикам наряд, и те выкапывают большой ров. Туда ездовой сбрасывает тела, а когда яма наполнится, присыпают землей.

– Животных и тех раньше так не хоронили.

– Мертвым уже все равно, – вздохнула Ольга, – надо думать не о них, а о живых, чтобы они не очутились в этой яме.

– Так что ты хотела мне рассказать?

– Да! Сегодня шли на работу мимо кладбища. Там – мертвая женщина, еще не успели выкопать яму, около нее была небольшая кучка соломы, наверное, из телеги просыпалась, или кто‑то прикрыл тело. Смотрим, сидит в лохмотьях нищий, еще живой, но уже такой черный, опухший, с большими вытаращенными глазами. Я еще подумала, что он ждет на кладбище своей смерти, чтобы далеко не идти. После обеда бригадир посылает мужиков копать ров на кладбище, а здоровых мужчин сейчас маловато, последних хоть самих вези на кладбище, вот и отправляет с ними меня. Приходим туда, а попрошайка, наверное, чтобы согреться, поджег солому, которой была прикрыта женщина. Труп опалило огнем, запахло жареным мясом, и, когда мы пришли, мужик лежал и грыз подгоревшие ноги женщины. Кто‑то побежал позвать председателя сельсовета, а мы пытались с ним заговорить, но он посмотрел на нас потухшим взглядом и спокойно продолжал есть.

– Какой ужас! – Варя поморщилась. – И что было дальше?

– Еле оттянули мужики его от ноги. Его тянут, а он грызет! Весь в пепле, испачкался кровью.

– Да ну тебя! – Варя замахала руками. – Расскажешь такое на ночь, что спать страшно будет!

– Какой там страх? Когда люди долго боятся, они привыкают к страху и перестают его ощущать. Наступает безразличие, отупение, одичание. Плачут‑тужат ли сейчас за умершими? Смерть уже стала настолько привычной, что о ней говорят спокойно. И знаешь почему? Потому что люди так настрадались, намучались, набедствовались, что смерть – единственное спасение от страданий.

– Не согласна, – возразила Варя. – Если бы мы все желали смерти и только в ней было спасение, то сели бы на подводу Пантехи и еще живыми поехали на кладбище. Так нет же! Мы боремся не за смерть, а за жизнь, цепляемся за нее каждый день, каждую минуту. Зачем? Чтобы жить дальше. Чтобы растить детей, дождаться внуков.

– Ой, Варя! – махнула рукой сестра. – Это все твои красивые слова! Спустись на землю! Да, мы боремся за жизнь. Иногда я думаю, что мы лишь продолжаем муки сами себе. Мы все равно умрем от голода. Вопрос времени.

– Тьфу на тебя! – Варя, которую совсем недавно одолевали безрадостные мысли, уже готова была доказывать сестре, что за жизнь надо цепляться до последнего. – Давай сменим разговор. Как ты думаешь, они скоро вернутся?

– Откуда я знаю? – пожала плечами. – У тебя из еды что‑то осталось?

– На несколько дней. Еще есть мякина. Вся надежда на возвращение отца.

– Почему ты о муже не вспоминаешь? Они же пошли вдвоем.

– Почему? Почему? – нервно сказала Варя. – Сама знаешь, что значит для меня отец.

– Я пойду. На днях загляну, – сказала Ольга и поспешно вышла из хаты.

Варя заперла за ней двери. Опять наступит ночь. Как и раньше, волнение холодным чудовищем вползет в душу, застынет там камнем на неопределенное время.

Date: 2015-09-24; view: 312; Нарушение авторских прав