Глава 23. За окном уже плыли предвечерние сумерки, а Павел Серафимович с зятем только вернулись из города

За окном уже плыли предвечерние сумерки, а Павел Серафимович с зятем только вернулись из города. Варя кинулась навстречу отцу, но ее остановил взгляд Павла Серафимовича. Глаза опустошенные, запавшие, в них застыла печаль. Отец устало сел на скамью, достал из‑за пазухи деньги, положил на стол.

– Вот и все, – грустно сказал он. – Был хозяином, имел все. Казалось, что так будет и дальше. Не судилось. Продал скотинку за бесценок, остался ни с чем.

– Господи! Да что ты такое говоришь?! – всплеснула руками мать. – Разве мы остались голые и босые?! Есть еще хозяйство, как‑то проживем.

– Как‑то… Мне хотелось жить хорошо, в достатке.

– Да так и будет! Ты же не подарил кому‑то скотину, а продал, поэтому у нас есть деньги. – Жена продолжала успокаивать мужа, не забывая подавать ужин.

– Продал. Почти за бесценок.

– Сколько наторговал?

– Думал, что за коней возьму хотя бы по сто рублей, а едва за восемьдесят продал, – вздохнул Павел Серафимович.

– И то неплохо.

– И того бы не дали, если бы не гладкие коровы, сильные и ухоженные лошади. Скотины на базаре множество, стоят в длиннющих рядах, ревут, ржут, даже сердце разрывается. Странное какое‑то ощущение: собирался продать, а надеялся, что не купят. Возвращаюсь домой, а будто вижу грустные глаза лошадей и коров. Веришь, такая тяжесть на душе, что и деньги впервые не радуют… – Мужчина посмотрел на жену. В глазах за маской печали притаилось отчаяние. Она никогда его таким не видела.

– Поешь борща. – Жена говорила мягко, спокойно, хотя сама целый день проливала слезы из‑за скотины. – Нужно жить дальше. Руки‑ноги есть, как‑то проживем.

– Как‑то, – грустно повторил Павел Серафимович. – Как‑то проживем, а хотелось хорошо жить. Выходит, напрасно старался. Столько лет труда коту под хвост…

– Ну что ты так раскис? – взволнованно сказала жена. – Варя, иди‑ка принеси отцу чарочку, – обратилась она к дочке, так и не проронившей ни слова.

– Сама принеси, – попросил ее муж. Женщина молча вышла. – Варя, Ласточка, я впервые не привез тебе подарка.

– Да что вы, папа?! Я уже не маленькая, чтобы конфет ожидать, – попробовала перевести на шутку дочка, чтобы хоть немного развеять грусть отца. – Распродались на базаре – и слава богу! Самым лучшим подарком для меня было увидеть Буяна в конюшне.

– Да‑а‑а! – довольно протянул Павел Серафимович. – Буян – моя гордость. Да и подружку его, белокопытную Ласочку, не смог продать. Хорошая пара! Красивые, сильные. А как они на лугу обнимаются! Головами. Грива к гриве, касаются головами друг друга – люди да и только! – восторженно произнес отец.

– А там и жеребеночка приведут, – прибавила Варя, радуясь, что успокоила отца.

– Если ироды не отберут.

– Не отберут! – заверила Варя, хотя было у нее на этот счет большое сомнение. – Есть дойные коровы, бык симментальской породы, так что не пропадем! Все у нас будет хорошо. Я чувствую это!

– А я, доченька, чую, что тучи над нами все гуще. Вот‑вот громыхнет!

– Папа, не пугайте меня, – попросила Варя.

– Выпей, поешь и лезь на печь отогреваться! – сказала мать, ставя на стол водку и миску с картошкой.

– Иди, Ласточка, Василия накорми, – мягко сказал отец. – Мужик с дороги, с непривычки устал очень.

– Тогда я пошла, – сказала Варя.

Василий недовольно глянул в Варину сторону.

– Где ты лазишь? – буркнул он.

– Я не лажу, а хожу, – спокойно ответила она. – С отцом разговаривала. Есть хочешь?

– А ты как думаешь? – ответил он, усаживаясь за стол.

Варя достала из печи чугунок с вареной картошкой. Хорошо, что вовремя подбрасывала в печь дрова, – еда была горячей. Начала накладывать картошку в миску. Вся хата наполнилась картофельным запахом. Для вкуса Варя добавила к картошке жареный лук. Девушка наклонилась, потянула носом воздух и сразу же выбежала во двор. Ее стошнило, аж все внутренности вывернуло. Когда отпустило, Варя вытерла губы снегом, зашла в хату. Она принесла на стол миску на вытянутых руках, поставила перед мужем, а сама села поодаль.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего.

– Тебя уже не первый раз тошнит.

– Я… я беременна, – сказала она, и сразу на щеках ее вспыхнул румянец.

Василий подбежал к ней, обнял за плечи, поцеловал в шею.

– У меня будет сын?! – радостно вскрикнул он.

– У меня будет девочка, – тихо, даже грустно произнесла Варя.

– Нет, все‑таки сын!

– Девочка‑цветочек, – повторила она недавно услышанные слова.

– Откуда ты можешь знать, мальчик или девочка?

– Знаю. Улянида сказала.

– Ты опять с ней общалась? – недовольно буркнул муж.

– Да. А что?

– То, что она полоумная! Никто с ней не дружит, одна ты. Мало ли молодых женщин, с которыми можно нормально и поговорить, и…

– Мне с ней интересно, – призналась Варя. – Действительно, она немного странная, но умная.

– Умная?! Да она сумасшедшая! Просто дура! Ты меня позоришь перед людьми!

– Тебе стыдно за меня?

– Да! Мужики уже шпильки пускают в мою сторону. Говорят, что и ты придурковатой станешь, если будешь к ненормальной бегать.

– Улянида умнее этих болванов, – заметила Варя.

– Как хочешь, но я запрещаю тебе к ней ходить!

– Я не твоя собственность, – вспыхнула Варя. – Я тебе уже говорила, что ты не имеешь права указывать мне, что делать, к кому ходить. Тебе мало того, что я вышла за тебя?!

– Мало! – Василий быстро подошел к окну. – Мало, Варя! Смотри! – Он отодвинул занавеску, тыча пальцем в окно. – Он тебя высматривает? Не так ли? Думаешь, я не видел Андрея, когда он слонялся под нашими окнами?! Ты хочешь из меня сделать посмешище?! Я этого не допущу! Я сейчас пойду и набью ему рожу!

Василий побежал к дверям. Варя схватила его за руку.

– Подожди! – сказала она. – Не обращай на него внимания. Главное, что я с тобой и у нас будет ребенок. Разве нет?

Она заглянула ему в глаза. Василия растрогал этот прямой взгляд из‑под черных бровей вразлет. Его рука ослабела, черты лица разгладились. Он нежно прижал Варю к себе, спрятав лицо в ее пушистых косах, и долго не отпускал. Не хотел, чтобы жена увидела, как увлажнились его глаза.