Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Вторая стадия 3 pageвает, что его метод, вначале несколько механический, приводит к развитию способности слышать читаемое внутренним слухом, так что работа из механической становится чисто психической (Geistesarbeit). Итак, по нотам или без них началось освоение произве- дения. На вопрос,— какой должна быть система работы — нет единого ответа. Метод зависит от множества условий внешних и внутренних, таящихся в самом исполнителе; зависит от сте- пени его зрелости, одаренности, от того, насколько пьеса зна- кома — понаслышке ли или же была играна самим исполнителем, от срочности задания, от своего отношения к пьесе — более или менее холодного (по каким-то соображениям пьесу нужно выучить) или же от страстного, полного нетерпеливого стремле- ния сжиться с пьесой и исполнить ее, от степени ее сложности и технической трудности и т. п. Хорошо об этом сказал Игумнов: «Разве к каждому новому для вас человеку вы подходите одинаково? Разве существует у вас какой-то определенный метод подхода к незнакомым людям?»1 Но при всем разнообразии индивидуальных свойств и взгля- дов исполнителей легко различимы два типа работы на этом этапе: стирание граней между стадиями, в одном случае, и их четкое разграничение, в другом.2 Первый подход выражен Игумновым. «Начинаешь играть вещь, выучиваешь ее, играешь, играешь — вот и весь процесс работы... для меня разучивать произведение — это и значит как-то играть, исполнять его... Я стремлюсь никогда не отхо- дить от «исполнения» вещи...» 3...«Задача всегда одна и та же — музыка. Все идет изнутри от представления, которое как- то получаешь (...) Начинаю играть вещь. Если она сложная, крупная, то, конечно, это только приблизительно в настоящем темпе, то есть по мере моих возможностей. Сначала довольно осторожно иду, чтобы все услышать, понять (...) очень много внимания трачу на аппликатуру (...). Тут не только расста- новка пальцев, но и распределение материала между руками. Большое значение я придаю тому, чтобы рукам было удобно и спокойно. Особенно в кантилене (...) если трудно, я сделаю 1 Сб. «Мастера советской пианистической школы», стр. 72. 2 Рассмотрению этого вопроса посвящена ранее названная работа А. Вицинского. 3 Сб. «Мастера советской пианистической школы», стр. 75.
что-то совсем медленно; дальше будет легче, дальше будешь уже играть (...) Значит все идет постепенно и не нужно торо- питься». Трудное место Игумнов проигрывает в темпе моде- рато, а не адажио. «Если я могу играть в настоящем темпе, так я и буду играть в темпе. Буду искать музыку, звучность, слушать и опять искать все время».1 На вопрос: как рождается в исполнении живое движение речи? — Игумнов отвечает: «Нельзя этого сказать... Я не знаю... Менее всего это, конечно, рождается из головы... Сна- чала стараешься внутренне услышать, а потом проигрываешь... целыми кусками проигрываешь. В каждой вещи по-разному... Для того чтобы что-нибудь вышло и вышло хорошо, нужно известное время. Будь то техническое или нетехническое — все равно; нужен известный период, чтобы войти в вещь...» Сходно протекает процесс у Г. Нейгауза. «Как я учу произ- ведение? Я просто играю его, сперва очень медленно (если текст сложен и произведение мне незнакомо), стараясь представить себе, как это будет звучать, вернее, как это должно звучать в окончательном виде (...). При такой работе нотный текст по- степенно «оживает»... раскрывается все более полноценно со- держание данной музыки (...) Идти к цели надо прямым пу- тем. Играя даже очень медленно, следует стремиться к заду- манной нюансировке, звучности, фразировке.» 2 К Игумнову и Нейгаузу надо присоединить Софроницкого. Технику он не изолировал от музыкального произведения. «Я играю и вживаюсь в каждую ноту»,— говорил он. И даже уп- ражнения Брамса, которыми он охотно занимался, считал нуж- ным играть так,— «как будто вы собираетесь дать концерт из упражнений».3 Иной тип работы у учеников Игумнова — Оборина, Флиера, Гринберг, Иохелеса; учеников Г. Нейгауза — Гилельса и Зака, а также у Г. Гинзбурга (ученика А. Гольденвейзера). Все они делят процесс освоения произведения на три этапа, сов- падающих в основном со стадиями, о которых я говорил раньше. Вторую стадию (для меня это — третья) первые четверо сво- дят к технической работе над произведением.4 Иохелес говорит о «честном выколачиваньи» с целью при- учить двигательный аппарат к данной вещи. Для того чтобы не оставалось сомнений в содержании требуемой работы и ее 1 А. Вицинский. Психологический анализ процесса работы пиани- ста-исполнителя над музыкальным произведением, стр. 203—205. 2 Сб. «Мастера советской пианистической школы», стр. 175. 3 «Советская музыка», 1961, № 12, стр. 92. 4 А. Вицинский. Психологический анализ процесса работы пиани- ста-исполнителя над музыкальным произведением, стр. 187—188.
целеустановке, он подчеркивает: «тут работа одного вида па- мяти — моторно-двигательной... чтобы пальцы сами играли. И пока этот процесс не закончился, не следует возвращаться к пер- вому этапу. Это сразу портит работу. Здесь все дело в концент- рации внимания на игровых ощущениях при ровной одно- образной игре форте... (разрядка моя.— С). Самое трудное — сыграть в первый раз так медленно, чтобы каждый палец сознательно ударял по середине клавиши... и чтобы в этом была какая-то плавность». Педаль, поиски красок — дело треть- его этапа, считает Иохелес. Сложнее (высказывание М. Гринберг: «...я начинаю,— гово- рит она,— заниматься страшно примитивно... Разбираю пьесу по частям и играю медленно каждую из частей раза по три-четыре. Это продолжается довольно долгое время (несколь- ко дней.— С), пока я не почувствую, что мне очень хорошо в смысле пальцев...» Задача медленного темпа — обеспечить возможность «сыграть все ноты», контролируя точность игры. Не буду останавливаться на всех соображениях пианистки. Здесь добавлю, что, как и Иохелес, Гринберг говорит о работе «крепкими пальцами», совершенно не думая о звучании. Но иногда она замечает, что в то же время все играет мело- дично. Переход к требуемому музыкой быстрому темпу и у Грин- берг и у Иохелеса осуществляется постепенно. Но, в отличие от Иохелеса, Гринберг от времени до времени пробует играть и в настоящем темпе, чтобы посмотреть, «что получается...» Мало того, по мнению пианистки, есть куски пьесы, которые сразу «укладываются в пальцы». Бывает, что пассаж получается сразу, а если начнешь играть его медленно, дифференцируя от- дельные движения, то вместо целого получаются «разорванные части». В последние годы Гринберг стала пользоваться в черновой технической работе ритмическими вариантами, что «ведет к игре двигательными комплексами» (а не суммированием отдельных ударов пальцев, добавлю от себя!). К Иохелесу и Гринберг в понимании задач второй стадии примыкают Гилельс, Оборин и отчасти Флиер, но каждый со своими нюансами. У Гилельса весь процесс выучивания вещи проходит в виде крепкой медленной игры. Но смысл медленной игры Гилельс объясняет иначе, чем предыдущие пианисты. «... Хо- чешь играть медленно, чтоб посмотреть, проследить как проте- кают движения рук, найти, например, правильное положение при скачках и других технических задачах». Хотя речь идет опять о медленной крепкой игре, но задача ее не во «вколачи- ваньи» в пальцы, не в автоматизации движений. Гилельс ищет
в это время как приноровить руки к исполняемому (Бузониска- зал бы: как «приспособить трудности к своим способно- стям»).1 Оборин суть «практической работы во втором этапе» опре- деляет так: «Я просто устанавливаю пальцы на фортепиано и делаю это для того, чтобы были какие-то естественные движе- ния, свободные руки и пальцы, чтобы пальцы чисто физиологи- чески обрели какие-то свои места, то есть чтобы мне было удобно играть». И даже когда дело идет о работе над кантиленной пьесой, где задачей является качество звучания, работа чаще всего, по его словам, носит абсолютно ремесленный характер, без всяких оттенков. Слух пока корректирует лишь ровность, ритмичность и какое-то заданное качество звучания. Темп работы — мед- ленный. Флиер задачей второго этапа считает «приведение в поря- док всей фортепианной кухни». Внимание направлено на то, чтобы, во-первых, абсолютно все слышать, во-вторых, чтобы все было точно на своем месте. «Я заставляю себя медленно и сосредоточенно учить виртуозные куски вещи». Но в отличие от предыдущих пианистов Флиер не выключает музыку: он иг- рает с педалью и динамическими нюансами. «Я не могу играть совершенно без всякой динамики, может быть не потому,— го- ворит он,— что считаю нужным давать ее, а вероятно непроиз- вольно». Иначе на дело смотрел Гинзбург. Он отказывается от мед- ленных темпов работы и от «крепкой игры». Темп определяется лишь возможностью в каждый момент «наиболее близкого при- цела» к представляемому, как желательный для исполнения данной пьесы в целом или изучаемому эпизоду. Для моторики же медленный темп «совершенно ненужное дело. Если я буду играть крепко, поднимая пальцы выше, чем я делаю обычно,2 я приобрету только неправильный навык». Задача второго этапа—-элементарная работа: установка аппликатуры, изучение сочинения. Особняком стоит метод работы Зака. Стадия ознакомления с произведением, хорошо известном понаслышке, осуществляется всматриванием и вслушиванием без инструмента — в представ- лении. Но «наступает момент очень настойчивого желания ус- лышать в реальном звучании то, что я слышал внутренним слу- хом». Ведь пианистический опыт иногда подскажет больше, чем можно было представить без рояля,— говорит Зак и признает, что тут бывает много разочарований: «за роялем может быть 1 Все цитаты приведены по вышеуказанной статье А. Вицинского. 2 Так работает Иохелес.
перевернуто все представление о вещи». Следовательно, основ- ная задача второй стадии — для Зака — приспособление слухо- вого представления к специфике фортепианного воплощения. «Тут я стану играть замедленно, но со всеми динамическими оттенками и превращениями». Зак никогда не учит «отвле- ченно», а как будто все время исполняет. «Никакой работы, не направленной на исполнительство, у меня нет»,— утверждает он. Исключением являются сложные в двигательном отношении куски вещи. Их пианист учит, анализируя трудность и разлагая ее на элементы. Например, в двойных терциях из Концертного этюда Листа фа минор он считает полезным поучить отдельно нижний голос той же аппликатурой и в том же звучании, в ко- тором они должны исполняться в конечном итоге. Поучительны соображения А. Рубинштейна: «Когда учите, не играйте с душой, а работайте с душой». Думается, что пер- вая часть совета вызвана не столько боязнью, что эмоциональ- ная работа может истощить и притупить живое отношение к пьесе, сколько тем, что играя «с душой», легко увлечься пере- живанием музыки и перестать контролировать и конструировать исполнение. Работать же нужно не механически, а вкладывая душу — творчески. Сперва,— учил Антон Григорьевич,— надо подумать над причиной затруднений или неудачи, а потом уж переходить к автоматизации найденного решения — «играть по способу Фильда», то есть повторяя изучаемое место множество раз.1 Причем, Рубинштейн был противником «вколачивания» в пальцы. «Учить надо всегда sotto voce, иногда piena voce, ни- когда sine voce».— Так наставлял он своих учеников. Послед- нее — «никогда sine voce»,— Рубинштейн истолковывал не как запрет играть на немой клавиатуре, а неожиданно следующим образом: «когда человек без голоса поет, он кричит» то есть опять-таки, как протест против «выколачивания».2 Гофман так разъясняет этот принцип: «Большая энергия, сдержанная сила и умеренное ее проявление. Приготовьте палец к удару большой силы, вообразите звук сильным, а затем ударь- те умеренно... Время от времени мы должны, конечно, упраж- няться громко, так, чтобы развить физическую выносливость. Но в основном я советую во время занятия играть со сдержан- ной силой».3 1 См. Л. Баренбойм. Антон Григорьевич Рубинштейн, т. I, Л, Музгиз, 1957, стр. 285—287. Фильд, по словам Рубинштейна, повторял трудное место сотни раз и, чтобы не сбиться со счета, по-старинке, перекладыва\ нарезанные бумажки из одной коробочки в другую. 2 Там же. 3 И. Гофман. Фортепианная игра. Вопросы и ответы, стр. 47.
От «выколачивания» предостерегает также Метнер: «меха- ническая энергия (обилие акцентов) и всякая форсировка неза- метно переходят в художественное исполнение из гимнастиче- ского упражнения... Клавиша любит ласку!.. Рука должна во время работы испытывать физическое удовольствие и удобство, так же как слух должен испытывать все время эстетическое на- слаждение!» 1 Такого рода указания встречаются в записях Метнера не- однократно. Аналогичное говорил и Софроницкий: «нужно играть так, чтобы каждый палец прямо с каким-то физическим наслажде- нием входил в клавишу».2 Вопросы методики процесса упражнения потребуют дальней- ших обсуждений. Пока ограничусь сказанным. Г. Нейгауз к приведенным соображениям добавляет: «Рань- ше учил вещи, если можно так выразиться, «ганонным» образом. Позже полюбил играть медленно, но со всеми оттенками, как бы рассматривая в увеличительное стекло, из чего все сделано. С одной стороны здесь даешь то, что можешь, в данный мо- мент, с другой — ищешь новое. Это одновременно и очень хо- рошая техническая работа и вместе с тем отказ от механиче- ского проигрывания... Нужно научиться делать больше, чем вы будете делать на эстраде».3 Интересны нюансы работы Рихтера, которая в основном близка нейгаузовской. «Задача одна и та же и в первый момент и потом позже. Тут все вместе: и технические и основные художественные за- дачи». Только некоторые вещи бывает важно играть сначала в целом. (Какие это вещи артист не объясняет. Нужно думать, неизвестного ранее или малознакомого автора".) Обычно же Рихтер начинает работу с самых трудных мест. То, что ему ка- жется не требующим особого внимания, например медленные части, он проходит в последнюю очередь. Начав в медленном темпе, он в первый же день играет «в исполнительском темпе», со всей характеристикой, присущей произведению. «Правда,— говорит он,— есть страницы потруд- нее, их я буду еще играть медленно. Но, к сожалению,— осуж- дающе замечает он,— постепенно, непроизвольно ускоряю, что очень плохо. Медленно играешь для запоминания движений. 1 Н. Метнер. Повседневная работа пианиста и композитора. М., Музгиз, 1963, стр. 30 и 35. 2 «Из воспоминаний о В. Софроницком», «Советская музыка», 1961, № 12, стр. 92. 3 А. В и ц и н с к и й. Психологический анализ процесса работы пиани- ста-исполните\я над музыкальным произведением, стр. 205.
А когда вещь уже выучена, тогда зачем нужна игра в медлен- ном темпе?» — недоуменно спрашивает он. Феноменальная легкость, с которой Рихтер осваивает произ- ведения, видимо, освобождает его от стадии технического при- способления в медленном темпе. В то же время он говорит, что такая работа нужна для того,...«чтобы проверить ощущения... Я играю медленно и точно. Потом повторяю... Это должна быть длительная систе- матическая работа. К сожалению, для меня она исключена из-за недостатка времени». Странно слышать это. Разве можно допу- стить, чтобы такой выдающийся артист выносил на эстраду пьесы, которые сам считает недоработанными? Ведь речь идет не об исключительном или даже редком случае. Добавлю, что Рихтер отрицает «крепкую игру» в медленном темпе, а играет медленно, как бы исполняя (вспомним сказан- ное об этом Г. Нейгаузом). Оспаривать необходимость работы в медленном темпе я не собираюсь. Она нужна для того, чтобы иметь возможность про- следить за точностью исполнения звуко-пальцевых последова- тельностей и комбинаций. Нужна она и для некоторых элемен- тарных (лишь элементарных!) приспособлений к необычным или сложным игровым движениям. Но быстрая игра не есть убыст- ренная медленная. Она — двигательный процесс иного качества. Удобство и непринужденность, обеспечиваемые игрой в медлен- ном темпе, иллюзорны. Нередко движения и аппликатура, удоб- ные в медленном, оказываются неудобными в быстром темпе. (О таких случаях говорит Гринберг.) Вот почему каждый из пианистов играет изучаемую пьесу или ее куски и в медленном и в быстром темпе. Следовательно, игра в медленном темпе нужна на всех этапах работы над произведением, вплоть до кон- цертного периода. Выделять же ее как обязательную особую стадию работы не считаю целесообразным.1 Задача игры в медленном темпе не в том, чтобы снять труд- ность,— она все равно вернется в быстром темпе,— а в том, чтобы приспособиться к трудности, то есть, под контро- лем внимания выработать целесообразные двигательные реакции на слуховые, эмоциональные и смысловые приказы. Все по- нять, все услышать, все успеть сделать лучшим образом и всему дать оценку — вот задача мед- ленного темпа. К пианистам второго типа, названным А. Вицинским, хочу добавить Л. Николаева, его ученика Софроницкого и соученика по классу Сафонова — Метнера. 1 Метнер, например, рекомендовал начинать каждодневную работу с пьес, которые могут быть исполнены в настоящем темпе (см «Повсе- дневная работа пианиста и композитора», стр. 25).
Л. Николаев учил: не затягивая периода первичного «вы- грывания», переходить к тщательному изучению нотного тек- ста. Дело, разумеется, не сводится к уточнению звуковысотности и ритмики. Должны быть осмыслены и услышаны в их значении все авторские ремарки и знаки исполнения. Набросок исполни- тельского замысла, сложившийся в первой стадии, не следует фиксировать раньше времени. Он непрерывно проверяется, до- полняется, а иногда и в значительной степени изменяется. Не следует зазубривать и авторские нюансы. Предварительно необ- ходимо овладеть материалом произведения настолько, чтобы чувствовать себя полным хозяином произведения и быть в со- стоянии варьировать детали исполнения. Техническая сторона должна быть на таком уровне, чтоб исполнение не затрудняло и не внушало беспокойства. Такое свободное владение материа- лом Николаев считал необходимой предпосылкой импровизаци- онности исполнения. Он считал, что темп должен дать возмож- ность играть, не испытывая технических трудностей. Но с са- мого же начала он должен обеспечить возможность осуществле- ния художественных намерений. Для этого не надо стесняться отступать от ровности темпа. Лучше жертвовать метро- номом, чем качеством исполнения. Настаивая на работе в замедленных и даже свободно за- медляемых темпах, Л. Николаев одновременно возражал про- тив столь медленной игры, при которой теряются движение впе- ред и музыкальные связи.1 Дробление на куски по какому-либо механическому признаку он считал недопустимым. Однако это не исключает случаев, когда временно следует сузить задачу до простейших действий, вплоть до работы над звучностью одного аккорда (например первого аккорда в IV концерте Бетховена или вступительных возгласов в сонатах ор. 31 № 2, ор. 106 и 111) и работы каждой рукой порознь. Но, еще раз, при этом нельзя терять логическую и эмоциональную связь с контекстом. Следовательно, Николаев не допускал отрыва от музыки ни в какой стадии работы над произведением.' Софроницкий как ученик Л. Николаева виртуозные пассажи и трудные места играл медленно и в умеренном темпе, но и в медленном движении они неизменно оставались для него му- зыкой. Метнер относится к группе пианистов, которые не низводят техническую работу над произведением до выработки автома- 1 Замедленный темп отличается от медленного тем, что имеет тенден- цию к ускорению по мере того, как осваиваются элементы исполнения. Медленный же темп статичен. 2 С. С а в ш и н с к и й. Леонид Николаев. Л—М, Музгиз, 1950, стр. 156—162.
тизмов. Для этого имеется другой материал. Рахманинов в мо- лодости «наигрывал технику» на этюде Шлецера, а в более по- здние годы охотно занимался не только этюдами Черни, но и упражнениями Ганона. Руки и пальцы своей инициативы не имеют. Но они с ве- личайшей точностью выполняют приказы хозяина-мозга, при условии, что эти приказы ясны, что импульсы к действию ин- тенсивны. Но обо всем этом речь пойдет при разборе сущности и методики технической работы. (Третья стадия работы.)
***
Мы проанализировали следующие вопросы: 1. Абстрагировать ли моторную часть исполнения от худо- жественной, выразительной? 2. Работать ли в медленном, очень медленном или только за- медленном— посильном темпе? 3. Играть ли пьесу целиком, большими кусками или же учить ее, расчленяя и выделяя лишь трудные моменты? На ряд вопросов мы уже получили ответы. Мы знаем, что многие пианисты ставят себе задачей прежде всего автома- тизировать двигательную часть игрового процесса (можно сказать, последовательность движений). Для них работа в медленном темпе имеет особо важное значение. Другие считают, что овладение технической стороной исполнения пьесы не механизация игры, а гибкое приспособление к во- площению художественного замысла в пианистических движе- ниях. Они не могут искать решения в игре столь медленной, что при ней снимаются вместе с трудностью и художественные за- дания. Разумеется, что пианисты и этого типа не избегают ра- боты в медленных темпах. Но она не абстрагируется от музы- кальных задач как у первых, а пронизана ими и направляется музыкальным содержанием изучаемого. Вспомним, что Г. Ней- гауз, играя даже очень медленно, стремится к задуманным ню- ансам, звучности и фразировке. А Л. Николаев выдвигает прин- цип работы не в медленном, а в замедленном и сво- бодно замедляемом темпе («Лучше жертвовать метроно- мом, чем качеством исполнения!») Вопросу о темпе большое значение придавал Н. Метнер. По- скольку записи велись на протяжении большого промежутка вре- мени и относятся к его работе над разными пьесами, находив- шимися в разной стадии подготовки, постольку и отношение к темпу работы было различным. Но во всех случаях явно вы- ступает требование жизненного исполнения. Он пишет: «Медленное должно быть способно стать быст- рым... Учить в темпах и в должном исполнении... Играть и в среднем темпе со всеми оттенками и педалью. В преувеличен-
но быстром уменьшать силу и педаль... Проигрывать выучен- ное (!) двояко: а) медленный ровный темп форте без педали, органным баховским туше все доигрывая... б) подвижный, ров- ный, но гибкий темп с педалью... Упражняться в такой быст- роте, чтобы некогда было думать!!! заниматься главным обра- зом проигрыванием пьес в ровном среднем темпе. Побольше упражняться в проигрывании пьес в темпе, но наблюдая за пла- стикой движений и звучностью!! Побольше играть в темпе без педали... Помнить о ровном, медленном темпе и непосред- ственно следующем за ним удвоенном темпе... Никогда долго не играть одним туше и в одном темпе... Необходимо почаще проигрывать все пьесы в надлежащем темпе, но без темпера- ментного волнения и натиска».1 Среди музыкантов нет споров о необходимости работать над пьесой не только в целом, но при надобности — кусками, вычле- няя элементы фактуры каждой рукой отдельно и т. п. Не только одинаковые соображения, но почти те же сло- ва можно найти с одной стороны у Станиславского, с дру- гой — у Бюлова и других музыкантов. Тот же принцип работы можно наблюдать у живописцев. Рассмотрению этого метода Станиславский уделил в «Работе актера над собой» особую главу. Л. Николаев возражал против того, чтобы многократно ра- зыгрывать пьесу целиком — от начала до конца. «Надо ограни- чиваться таким куском, который без больших затруднений укла- дывается в памяти и поддается техническому освоению. Когда он усвоен, к нему прибавляется новый, столь же свободно усваи- ваемый кусок. Каждый из них должен иметь хотя бы элемен- тарное выразительное значение». Бюлов учит, что «каждую пьесу мы сперва должны разо- брать на составные части, а потом вновь ее собрать в одно це- лое... Должно, так сказать, проникнуть в мастерскую худож- ника, чтобы видеть каким образом все произошло; мы желаем сперва разложить сочинение на его составные части, затем вновь собрать».2 «Надо выгладить каждый уголок и каж- дый винтик разобрать, чтобы уже после сразу легче все со- бралось в одно целое». Это сказал уже не Бюлов, а Рахма- нинов.3 А вот по каким признакам должны члениться куски и в ка- кой последовательности надо вести работу над ними — следует отсудить. 1 Н Метнер. Повседневная работа пианиста и композитора, стр. 25. 2 «Лекции Ганса Бюлова, составленные Т. Пфейфером». М. Юргенсон, 1896, стр. 96. 3 «Воспоминания о Рахманинове» Кн. 2, М, Музгиз, 1957, стр. 202.
Простейший порядок — это игра подряд и попутное дробле- ние на куски. Так работает, пожалуй, большинство пианистов, во всяком случае большинство учащихся. Здесь не над чем ду- мать, но это не лучший способ. О предварительном выгрывании в произведение на первой стадии его изучения было сказано. Там пианист не должен «оползать» его такт за тактом, а может озирать умствен- ным взором в целом. Каждый может выбрать последователь- ность кусков, отвечающую данной задаче и его личным свойствам. Коган рекомендует приниматься прежде всего за «лакомые» для пальцев куски, вызывающие наибольший рабочий интерес и зажигающие воображение. Рихтер начинает с самых трудных мест и увлекается работой над ними настолько, что места, ко- торые кажутся не требующими работы, и части, написанные в темпе анданте или адажио, проходит в последнюю очередь. О целом он мало заботится: «В целом будет потом»,— гово- рит он. Более целесообразной представляется работа не «вразбив- ку», а по кускам, систематизируя их по признаку подобия за- дачи в том или ином отношении. К. Чуковский рассказывает о том, как Репин работал над его портретом: «Все свои портреты Репин писал «враздробь», не соблюдал никакой очередности в изображении отдельных частей человече- ского лица и фигуры, и той же кистью, которой только что со- здал мой глаз, вылепил одним ударом и пуговицу у меня на груди, и складку у меня на пиджаке».1 Этот пример хорошо иллюстрирует предлагаемый мною ме- тод работы. Думается, что Чуковский ошибается, считая что Репин «не соблюдал никакой очередности». Он не уловил значения того, что глаз, пуговица и складка на пиджаке были написаны уда-
|