Истоки современного социологического многоголосия

В конце XIX — начале XX в. французский социолог Э. Дюркгейм и немецкий мыслитель М. Вебер предложили свое решение этих вопросов, предуказав развитие мировой социологии на многие де­сятилетия. При всей несхожести взглядов они были едины в ряде принципиально важных моментов.

Они крайне скептически относились к возможности истолко­вать социальный мир в духе натурализма, классической механики Ньютона. Для Э. Дюркгейма и М. Вебера самоочевидна специфика социального, недооцененная социологией XIX в. Разумеется, свое­образие общественной формы жизни подчеркивал и О. Конт, от­стаивая идею интеллектуальной (т.е. духовной, по Конту) эволю­ции человечества. Однако, с точки зрения основоположников со­временной западной социологии, эта идея умозрительна и лишена конкретно-исторического, эмпирического основания.

Поэтому и Дюркгейм, и Вебер, как уже упоминалось, ратуют за обращение к эмпирике, тщательный анализ реальных фактов.

Как уже упоминалось в гл. I, исходная посылка рассуждений Э. Дюркгейма — способность ученого к объективному наблюдению и беспристрастной работе с эмпирическими фактами, проверка их достоверности опытным путем. (Правда, вопрос о том, насколько объективным может быть исследователь, выпестованный этой же социальной средой, для него не существовал.)

В соответствии с методологией социологизма социальные факты не могут.быть рассмотрены иными, чем свойственными естествен­ным наукам, методами.

Утверждая, что факты можно объяснять только фактами, Дюрк­гейм постоянно подчеркивает коллективную окрашенность соци­альной материи: «...Сплачиваясь друг с другом, взаимно дополняя и проникая друг в друга, индивидуальные души дают начало ново-

* История теоретической социологии. В 5-ти т. Т. 1. От Платона до Канта. — М., 1995, с. 12.

му существу, если угодно, психическому, но представляющему психическую индивидуальность иного рода»*.

И социальная реальность, и социальный факт по природе своей коллективные представления, в большей или меньшей степени офор­мленные суждения людей, их мнения и общепринятые стандарты поведения**. Дабы не утерять их специфику, социолог должен объяс­нять одни социальные факты с помощью других социальных фактов. Более того, социальная реальность есть высший тип реальности, сакральный по своей природе.

Именно отсюда берут свое начало ставшие уже притчей во язы­цех, замкнутые на самих себе, неминуемые тавтологии Дюркгей-ма: социальный факт — это объективный факт, а объективный факт всегда социален; социальное — это коллективное, и наоборот.

По мнению Дюркгейма, возникнув в процессе взаимодействия, социальная реальность начинает жить по собственным законам, осуществляя нравственное принуждение по отношению к своим чле­нам. В силу этого общество сохраняет свое единство.

Понятие «солидарность» в произведениях Дюркгейма ключевое. Оно, как и категория «коллективное сознание», тождественно по­нятию общества. Причем «органический» характер солидарности в современную социологу эпоху обусловлен не только возрастающим разделением труда и неизбежной нуждой в сотрудничестве, но преж­де всего общими нравственными идеалами. Сокрушаясь о бедствен­ной судьбе своей родины после Парижской коммуны и поражения в войне с Пруссией, Дюркгейм мыслит социологию не иначе как научное обоснование демократии, курса на либеральные реформы, как альтернативу любому радикализму. Наука, по Дюркгейму, дол­жна приносить прямую практическую пользу. «Между Богом и обще-. ством надо сделать выбор, — рассуждает он. —...С моей точки зре­ния, этот выбор не очень существенен, ибо я вижу в божестве лишь общество, преображенное и мыслимое символически»***.

Противоположностью Дюркгейма в этом отношении является М. Вебер, человек поистине энциклопедических знаний, общеприз­нанный основатель социологии религии. Признавая за каждым че­ловеком свободу принятия решений, собственный стиль поведе-

* Дюркгейм Э.О. О разделении общественного труда. Метод социологии, с. 493^94.

** У Дюркгейма упоминаются так называемые морфологические социальные факты, к которым относятся географические, демографические и другие по­добные обстоятельства жизни, но их роль второстепенна. Наука, ратующая за избавление от всего «донаучного», от всяческих понятий о реальности и при­зывающая к изучению реальности как таковой, оказывается вынужденной изу­чать... see те же понятия, узаконенные обществом суждения и правила взаимо­действия. *** Durkheim E. Sociologie et philosophie. — Paris, 1924. P. 75.

ния, он рассматривает человеческое действие как субъективно ос­мысленное, целенаправленное, хотя и обусловленное обществен­ными устоями и нормами.

Предмет науки, утверждает он без тени сомнения, — это «жизнь, основанная на самой себе и понимаемая из себя самой» и, следо­вательно, воплощающая собой огромное количество противоречи­вых жизненных позиций, «вечную борьбу богов»*. Удел человека, единственного обладателя воли и самосознания, — неизбежный выбор между этими богами. Вебер признавал, что с помощью об­щесоциальной теории можно изучить один из аспектов предметно­го созерцания, но никогда нельзя получить знание действительно целого.

Итак, Дюркгейм рассматривает общество как высшую, надын­дивидуальную реальность, исполнение требований которой, по­слушание приносит людям прямую практическую пользу и мораль­ное удовлетворение. Картина, представленная Вебером, сложнее. У человека появляется возможность выбора, но и она не сулит ни­чего, кроме необходимости умилостивить избранного им кумира, что бы под этим ни подразумевалось. Приверженность людей тем или иным ценностям — исходная посылка социологического ана­лиза Вебера.

Его методом постижения действительности становится «пони­мание», или стремление исследователя увидеть конкретные исто­рические мотивы поведения человека. В определенной степени это возможно, считает Вебер. Все люди обладают способностью и на­выком мыслить рационально, поэтому их поведение можно рас­сматривать как более или менее рационально обоснованное, типи­ческое. Кроме того, и исследователь, и наблюдаемые им люди жи­вут в одной социокультурной среде, т.е. им в равной степени дос­тупны общезначимые символы и понятия.

Тем не менее было бы в высшей степени самонадеянно со сто­роны исследователя считать все вышесказанное достаточным для познания действительности. Полное понимание действий человека возможно лишь в случае их абсолютной целесообразности, или «це-лерациональности», что бывает далеко не всегда.

Рациональные суждения и поступки людей — вот та сфера, в которой может состояться социолог. Впрочем, это не так мало, учи­тывая нарастающую, по свидетельству самого Вебера, рационали­зацию жизни общества в XX в. Однако рационализация жизни — не более чем тенденция общественного развития, так называемый

* Вебер М. Наука как призвание и профессия/Избранные произведения. — М., 1990, с. 730.

60

интерес эпохи*. Поэтому задача социолога не сводится к поиску «безупречно объективных» фактов, а заключается в тактичном и осмотрительном конструировании моделей, которые, не претен­дуя на заведомо недосягаемую истинность восприятия, помогают выявить реальные социальные процессы. Вебер называет эти интел­лектуальные конструкции «идеальными типами». Поэтому и задача социологии у Вебера гораздо менее утилитарна, чем у Дюркгейма.

Сосуществование на рубеже веков двух воззрений на социальную жизнь — зримое свидетельство неправомерности взгляда на разви­тие социальной науки как на простое восхождение по лестнице прогресса от менее совершенных к более совершенным схемам. Образ карлика, стоящего на плечах гиганта, здесь неуместен. Социальная теория развивается в многоголосии. Это пространство многих про­странств. Прямая, линейная наследственность в человеческой куль­туре редка. Понятия «раньше» и «позже», «корни» и «ветви» соот­носительны, одновременны; они и предшествуют, и развивают друг друга. Общение различных форм понимания действительности — таков путь развития современных наук о человеке**. И общение это возможно только здесь и сейчас, в сознании ученого, его внутрен­нем диалоге со своими предшественниками, современниками, но прежде всего с самим собой.

Стремление ученого к научному постижению действительности требует отчетливости социологического рисунка, строгих линий и четких построений. Но какой ценой достигают этого социологи?

Дюркгейм добивается желаемого за счет твердой веры в безу­словную постижимость социального бытия и возможность его пол­новесного рационального описания. Его вера столь непоколебима, что всякое общественное установление, сколь бы необъяснимым или даже нелепым оно ни казалось, он считает совершенно необходи­мым: «Если бы это было не так, оно бы просто не существовало. Никакой созданный людьми институт не может опираться на заб­луждение и обман...»*** Всемогущие коллективные представления (в пределе — нормы социальной жизни) дают ему ключ к разгадке тайны социального.

* Веберовская идея рациональности, или рационализации, получила всесто­роннее развитие практически во всех областях научного знания, которыми за­нимался ученый А их немало. Вебер оставил после себя сочинения по эконо­мике (экономическая рациональность капиталистического общества), религии (протестантизм), управлению (рациональная бюрократия), теории познания и т.д.

** Библер B.C. Культура. Диалог культур (опыт определения)//Вопросы фило­софии. — 1989. — № 6, с. 34—35. *** Durkheim E. Les formes elementaires de la vie religieuse. — Pans, 1912. P. 3.

Противоположным способом придает логическую ясность сво­им выводам М. Вебер. Он недвусмысленно ограничивает претензии социальных теоретиков на всеобъемлющее и безупречное понима­ние реал ьн ости рамками идеального типа, или интеллектуальной уто­пии. Последняя, как и всякая научная модель, базируется на зна­нии эмпирических фактов, но этого, по мнению Вебера, недоста­точно, чтобы претендовать на всестороннее отражение действитель­ности.

Тем более бедственным, по Веберу, может стать «научный» про­гноз. Социология, доказывает он, — это профессия, специальная дисциплина, служащая «делу самосознания и познания фактичес­ких связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, при­носящий спасение и откровение», и тем более не претендующая на размышления о судьбах мира*.

Различные точки отсчета теоретических систем Дюркгейма и Ве­бера в конце концов приводят к различному пониманию природы и характера социальной реальности, а следовательно, и методов ее изучения. Забегая вперед, скажем, что особенно явственно это про­является в трудах нового поколения социологов, в большей или мень­шей степени разделяющих взгляды своих предшественников.

В социологической традиции XX в. взгляды Дюркгейма стали основой «объясняющего», или, используя терминологию современ­ного шведского историка социологии и теоретика П. Монсона, структуралистского направления. «Основная идея его состоит в том, что общество лучше изучать в виде стабильной социальной струк­туры, отдельные институты которой по частям дают нам информа­цию о людях, живущих в данное время»**. Общество рассматрива­ется независимо от тех или иных основополагающих образцов пове­дения, которые избирают для себя люди. Причины, в силу которых индивид останавливается на данном, узаконенном обществом об­разе поведения, опускаются.

Сторонники этого подхода заняты поиском универсальных, ин­вариантных законов жизни социума***, и это неудивительно, ибо именно этот подход создает наиболее благоприятную почву для

* Вебер М. Наука как призвание и профессия/Избранные произведения с. 731.

** Монсон П. Лодка на аллеях парка: Введение в социологию. — М., 1994, с. 19. *** Так называемая структурная теория (основоположник— П. Блау) стремит­ся к изучению социальных фактов в духе Дюркгейма, т.е. регулярно повторяю­щихся и наглядных образцов социальной жизни. Напротив, французский струк­турализм (М. Фуко) предпочитает поиск неявных, но универсальных законо­мерностей социальной жизни на всех ее уровнях. Особое внимание его при­верженцы уделяют социоантропологическим и социолингвистическим изыс­каниям. Теория сетей (Б. Уэллмэн) изучает традиционные социальные струк­туры математическими методами.

«измерения» человеческой жизнедеятельности в терминах соци­альных институтов, позиций, ролей, тем самым оберегая исследо­вателя от столкновения с иррациональными аспектами человечес­кого поведения. Общество предстает как автономная, стабильная и способная к самовоспроизводству сущность.

Теоретико-методологические посылки Вебера получили разви­тие в различных версиях «понимающего», или экзистенциального, направления социологии, которое рассматривает общество «как результат поступков отдельных индивидов, обладающих свободой выбора. В сущности вне человека нет ничего такого, что принужда­ло бы его действовать тем или иным образом»*. Определенная «со-циоматериальная структура», в которой мы живем, не более чем условия или обстоятельства нашего существования, к которым мы мох<ем по-разному относиться, различным образом с ними взаи­модействовать**.

В настоящее время явные параллели прослеживаются между иде­ально-типическими конструкциями Вебера и социологией знания ученых-феноменологов. Австро-американский ученый П. Бергер и немецкий социолог Т. Лукман небезосновательно считают, что все теории разумно было бы воспринимать не в качестве «научных» суждений, а «в высшей степени своеобразного и значимого спосо­ба конструирования реальности в современном обществе. Такой анализ, конечно, брал бы «в скобки» вопрос о «научной ценнос­ти» этих теорий и просто рассматривал бы их как данные для пони­мания той субъективной и объективной реальности, в которой эти теории возникли и на которую в свою очередь они оказывают воз­действие»***.

Как бы то ни было, со стороны ученого формулирование соци-

, альной теории всегда будет поступком, ответственным выбором

определенного толкования действительности. Хотя соблазн обрести

универсальную, всеобъемлющую и практически полезную теорию

необорим.

Следуя ему, в середине XX в. американский социолог Т. Пар- сонс (1902—1979) создает структурно-функциональное направление в социологии.

* Монсон П. Лодка на аллеях парка, с. 19.

** Представители так называемой чикагской школы в американской социоло­гии 20-х— начала 30-х гг. XX в. (Р. Парк, Э. Берджесс, У. Томас и др.), а затем американский философ, психолог и социолог Дж. Герберт Мид (1863—1931), основоположник символического интеракционизма, мыслили общество как непрерывный процесс истолкования социальных ситуаций их участниками, в ходе которого и рождаются общезначимые смыслы. Позже, к середине XX в., появляются этнометодология Г. Гарфинкеля, а затем и драматургическая со­циология Э. Гоффмана (1922—1982). *** Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности, с. 301.

63