Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Единство теоретического и эмпирического в социологии. Схема научного исследования в социологии
Признание ведущей роли теории не должно вести к другой крайности — пренебрежению, недооценке эмпирических исследований. А ведь уже долгие десятилетия, фактически на протяжении всей истории социологии, осуществляются попытки «очистить» социологию от эмпирических методов исследования социальных явлений. Несмотря на многие огрехи, упущения эмпирических исследований (которые вполне естественны для еще молодой науки), надо признать, что критики эмпирической составляющей социологии сыграли в целом положительную роль в совершенствовании и отборе наиболее эффективных методов и приемов конкретных исследований. Критики многое ставили под сомнение в эмпирической социологии — и стремление сблизить общественную науку с естественными науками на основе логической требовательности к доказательности выводов и идей, и формализацию изучаемых явлений, и стремление выразить количественно многое из того, о чем ученые привыкли рассуждать абстрактно, и т.д. К 70-м гг. подобная критика перестала быть активной, она не смогла отбросить эмпирическое начало в социологии, но помогла уточнить его роль, возможности как важнейшего средства познания социальных явлений. Вместе с тем, как отмечал Р. Мертон, выдающийся американский социолог, счастливо сочетавший в своей научной деятельности эмпирические и теоретические исследования, эмпирическое исследование выходит далеко за рамки пассивной роли верификации и проверки теории — оно не только подтверждает или опровергает теорию, а выявляет непреднамеренные, неожиданные для исследователя данные, связи. Последние могут стать отправными точками в создании абсолютно новой теоретической модели, гипотезы, которая может значительно отойти от исходной теоретической модели. Более того, нескончаемость теоретического поиска в социологии (как, впрочем, и в физике, химии и других опытных науках) нередко основывается на необходимости объяснения непреднамеренных, неожиданных эмпирических результатов. Одним из распространенных критических замечаний, которое и сегодня приходится часто слышать социологам, занимающимся эмпирическими исследованиями, является следующее: «А что нового дают эмпирические исследования?» «Иногда утверждается, что результаты эмпирического анализа в большинстве своем тривиальны, что он может фиксировать лишь то, что для каждого и так очевидно... Во время второй мировой войны в американской армии проводилось большое число обследований солдат как в условиях боевой обстановки, так и в лагерях подготов- ки дома, в США... В нижеследующих абзацах приводится несколько примеров количественного анализа, а затем объясняется, почему они могут казаться некоторым читателям очевидными. 1. Солдаты с более высоким уровнем образования проявляли боль 2. Солдаты — выходцы из сельских районов обычно находились в 3. Солдаты-южане лучше переносили жаркий климат, чем солдаты- 4. Рядовые-белые больше стремились стать унтер-офицерами, чем 5. Негры-южане предпочитали находиться под командованием белых 6. Во время войны солдаты сильнее стремились вернуться домой в ...Почему для установления подобных данных тратится так много средств и энергии, ведь они столь очевидны? Не лучше ли принимать их без доказательств и сразу переходить к более углубленному уровню анализа? Возможно, это и было бы лучше, если бы не одно «но», касающееся приведенных выше примеров. Каждое из этих утверждений прямо противоположно тому, что было обнаружено в действительности. Солдаты с низким уровнем образования более невротичны, чем их более образованные товарищи; южане не обнаружили по сравнению с северянами большей адаптации к тропическому климату; негры больше стремились к повышению, чем белые, и т.д. Если бы мы с самого начала привели подлинные результаты исследования, читатель и их назвал бы "очевидными"»*. Мы привели пространную выдержку из работы П. Лазерсфель-да, американского социолога, внесшего весомый вклад в разработку методологических и методических проблем эмпирических социологических исследований. Она освобождает нас от долгих рассуждений о значимости эмпирических исследований и позволяет дать ответ на вопрос, зачем нужны эмпирические исследования — они предоставляют нам факты (а не предположения), на основе которых могут строиться научное понимание, анализ изучаемого социального явления. Социологическая теория выступает как реальное знание о том или ином явлении прежде всего в том случае, когда получает фак-туальную интерпретацию, обоснование. Соответствие эмпирическим данным есть опытное доказательство состоятельности теории, опытное свидетельство ее объяснительных возможностей. Именно * Американская социология. Перспективы, проблемы, методы / Под ред. Т. Пар-сонса. — М., 1972, с. 146—147.
внутренняя Итак, социология как наука представляет собой организация _ органическое единство, взаимодействие теоре-и?^1|?Л ГИ СК тических и эмпирических методов. Данное един- НАУКИ ство, в котором эмпирическое является средством обоснования теоретических идей, — идеальная модель социологии как науки в целом. Но в социологической практике в зависимости от отрасли социологической науки, конкретных задач, решаемых в данном исследовании, и индивидуальных склонностей самого исследователя, характера его профессиональной подготовки пропорции между теоретическими и эмпирическими началами могут быть различными. Эти пропорции служат основанием для одной из наиболее популярных (в том числе и в нашей стране) классификаций социологического знания по его уровням (в основе этой классификации в определенной степени воспроизводятся (но не совсем точно) идеи Р. Мертона): 1) в одних случаях эмпирия превалирует, а теоретические идеи 2) в других случаях, опираясь на различные конкретно-социо Для всех социологических теорий среднего уровня характерны: а) широкая опора на эмпирическую базу по соответствующей б) теоретическое описание изучаемой социальной подсистемы в) описание теоретической модели изучаемой подсистемы в г) теории среднего уровня являются теоретической базой соответствующих социологических исследований. Трудно себе представить автора эмпирических исследований рекламы (например, эффективности рекламы шоколадных батончиков «Сникерс»), не ориентирующегося на положения социологии рекламы при подготовке этих исследований. Таким образом, в социологических теориях среднего уровня устанавливается эффективное взаимодействие теоретических и эмпирических методов. Они тесно связаны как с конкретно-социологическими исследованиями, так и со всеохватывающими теоретическими конструкциями; 3) всеохватывающие теоретические конструкции образуют высший уровень социологического знания — общесоциологические теории, исследующие общество как единую систему, взаимодействие ее основных элементов, основы функционирования и развития общества как социального организма. Особое значение этих теорий в том, что они определяют: а) общий подход исследователя-социолога к изучению и ос б) направленность научного поиска; в) интерпретацию эмпирических фактов. Иными словами, общесоциологические теории пронизывают единым теоретическим видением как эмпирическое исследование, так и анализ социальных явлений на уровне теории среднего уровня. Это достигается благодаря тому, что именно в рамках общесоциологических доктрин описывается теоретическая модель общественной жизни как целостности. В современной социологии существуют несколько доктрин, теорий, пытающихся дать целостное описание социальной жизни, но нередко с принципиально разных позиций (о них будет рассказано в следующей главе). Единство теории и эмпирии в общесоциологических теориях носит сложный и преимущественно опосредованный характер. Речь идет прежде всего о широком использовании этими теориями основных выводов, полученных в том числе в теориях среднего уровня, которые, в свою очередь, базируются на широкой эмпирической основе. * * * Говоря о внутренней организации социологического знания, выделим прикладные и фундаментальные исследования, цели которых различны. Как правило, цель прикладных исследований — дать конкретное знание о состоянии дел в той или иной отрасли промышленности, на предприятии, разработать конкретные рекомендации, выяснить рейтинг популярности политика и т.д. Цель фундаментальных исследований — выявить важнейшие тенденции в развитии социальной жизни, отдельных ее сфер (экономика, политика, молодежь, семья и т.п.). Так, «фундаментала» может не интересовать, сколько человек проголосуют за того или иного кандидата. Главным для него может быть выяснение закономерностей поведения населения стран с зарождающимися демократическими традициями, анализ факторов, влияющих на формирование политических симпатий или антипатий, и т.п. Неверно было бы чрезмерно разводить эти виды социологических исследований. В идеале прикладные исследования (например, эффективности рекламы жевательной резинки «Дирол») разрабатываются на основе исходных понятий и идей, выдвигаемых социологией рекламы. И наоборот, очень часто те, кто решает прикладные задачи, опережают соответствующие фундаментальные исследования (или не осведомлены о них). Нередко, особенно в условиях нехватки средств на фундаментальные исследования, «прикладники» в своих работах накапливают серьезный материал для фундаментальных поисков и обобщений. В структуре социологического знания важно выделить общую социологию. Какими же проблемами она занимается, что является предметом изучения курса «Общая социология»? Общая социология исследует прежде всего: 1) родовые свойства всех базовых социокультурных явлений, форм 2) основные связи между этими базовыми социокультурными явле 3) основные связи между обществом как целостной системой со Итак, современная социология представляет собой многоуровневый комплекс теорий, типов знания, которые тесно взаимосвязаны друг с другом и образуют единую целостность — современную социологическую науку. § 3. Предмет социологии. Социология в системе наук
Социальные явления, человек в системе общественных связей являются предметом изучения двух комплексов наук — гуманитарных и социальных. Термин «гуманитарные науки» еще не имеет точного определения. По нашему мнению, они характеризуются тем, что: а) изучают основные, смыслообразующие идеи о человеке б) носят аксиологический (ценностный, т.е. оценивающий яв Это прежде всего философия и такие философские дисциплины, как этика, эстетика. Социальные науки изучают различные формы социальной жизни, принципы функционирования экономических, политических и других явлений и представляют собой неаксиологические науки (или, во всяком случае, стремятся быть ими). Именно к таким наукам относится социоло'гия. Современное обществознание представляет собой сложную широко разветвленную систему знаний: юридическая наука соседствует с политической экономией, этнография — с демографией и т.д. Для всех этих наук характерно достаточно конкретное (не философское) осмысление исследуемых проблем социальной жизни. Чем же отличается социология от родственных ей социальных наук? Анализ этих отличий позволяет обратить внимание на ряд особенностей и достоинств социологического знания. Прежде всего социология (как и любая другая наука) осуществляет упорядоченный поиск (термин Р. Мертона) среди огромного многообразия единичных фактов, событий, явлений, их связей, того, что многократно повторяется, носит для данного разряда единичных явлений типичный характер. Поиск многократно повторяющегося, пробивающегося сквозь многообразие единичных явлений, неодолимого — великая миссия науки. Физика изучает инвариантное, повторяющееся в природных фактах, явлениях, связях между физическими объектами; биология — инвариантное в живом организме, социология — инвариантное в социальной жизни. Какова предметная область социологии, какие аспекты общественной жизни она изучает? Существует несколько мнений. 1. Начиная с О. Конта, Г. Спенсера и до раннего Э. Дюркгейма 2. Другие исследователи (в свое время и Г. Зиммель) придержи 3. М. Вебер (а в какой-то степени и его немецкие предшествен Сторонники этого взгляда утверждают, что социология не имеет специально отведенной сферы социальных явлений в отличие от политической, юридической, экономической науки. Но она все же не является всеохватывающей наукой об обществе. Как согласовать эти два на первый взгляд противоречивые утверждения? Для социологии нет специально отведенной области, она не изучает какие-либо специфические, характерные лишь для конкретной сферы общественной жизни явления. Данное обстоятельство определяет не только широту охвата, объем социологического видения, но и его глубину. Ведь социологическому познанию присуще стремление постичь природу социальных связей между людьми, законов приспособления людей друг к другу, отношений, проявляющихся в любых областях социальной жизни, возникающих как спонтанно, так и преднамеренно. Речь идет об изучении своеобразных «первокирпичиков» социальной жизни, из которых формируются отдельные общественные строения, каждое из которых имеет специфические конфигурацию и функции — политические, экономические и другие явления. Эти «первокирпичики», по выражению Г. Зиммеля, — «различные всеобщие социальные формы, используемые людьми для построения и поддержания общества». Г. Зиммель подчеркивает слово «формы». Содержание может быть различным — экономическим, политическим. Например, мы можем изучать шар как форму безотносительно от того, какого он цвета, чем заполнена его емкость. В современной социологии слово «форма» нередко заменяется словом «модель». Модель — наглядный аналог, в котором социальное явление представлено схематически, чтобы показать его основные свойства и взаимосвязи. Социолог может моделировать конкретное явление (например, модель функционирования рекламы Инкомбанка — это прикладная задача), а может описать общую модель функционирования рекламы. Приведем пример общей модели. Мы можем рассматривать конфликт, возникающий между товарищами, можем рассматривать конфликт политический, экономический, а можем рассматривать конфликт как определенный тип социального взаимодействия. Это и есть в данном случае главная цель социологии — выявить на основе эмпирических фактов основные инварианты, типичные, повторяющиеся, универсальные признаки, координаты, важнейшие связи, которыми характеризуется любой конфликт. Подобные инварианты являются ключом к пониманию любого конфликта. Конечно, каждый вид конфликта тем более каждый конкретный конфликт имеет своеобразные черты и функцию. Но это своеобразие есть преломление общих, инвариантных связей, тенденций, характерных для любого конфликта. Вот почему социология конфликта занимает ключевое положение во всей конфликтологии, которая включает и другие аспекты (не только социологические). Аналогичным образом социология занимает ключевое положение среди социальных наук. Изучаем ли мы политику, государство, власть, экономику, рынок, спрос и предложение, право, — мы должны глубоко понимать сущность власти как таковой, социальных институтов вообще, основные принципы взаимодействия и обмена, основы регулирования общественной жизни в целом. Именно социология, обращаясь к всеобщим формам социальной жизни, отвлекаясь от случайного, выявляет наиболее существенное, без чего невозможно анализировать власть в политологии, обмен в экономике, закон в правоведении. Проанализировав термин «всеобщие формы», обратимся ко второй части определения, данного Зиммелем: «...для построения и поддержания общества». Социология изучает именно формы и способы взаимодействия людей. В этом еще одна специфическая черта социологического подхода. И экономика, и политика, и конф- 44 ликт — все это виды взаимодействия. Но именно социология обращает внимание на различные социальные системы (группы, организации, партии, общество в целом) как особые конструкции взаимодействия. Согласно Т. Парсонсу, социология «изучает структуры и процессы, имеющие отношение к интеграции этих систем... равно как и силы, благоприятствующие интеграции или же препятствующие ей»*. Нигде более само это сцепление, взаимодействие, его механизмы, варианты, системы не становятся объектом специального анализа безотносительно к их конкретному содержанию, виду. С этой характеристикой связан и еще один существенный аспект социологического анализа: все, что подвергается исследованию, исследуется с точки зрения интегрированное™, включенности в общество как целое. Говоря о духовном мире личности, мы описываем его посредством понятий, которые несут скрытую информацию о включении данного индивида в определенное взаимодействие с другими, о том, что его культура, принятые им нормы поведения принимаются или не принимаются другими участниками социальных взаимодействий; говоря об экономике, мы рассматриваем экономику как подсистему общества, выявляя «каналы» включения экономики в целостную систему. Благодаря этому общество, а также акцент на интеграции присутствуют в социологическом анализе и непосредственно, и опосредованно, как определитель смысла происходящего в отдельных социальных процессах. Целостно-интеграционный подход социологии к социальным явлениям, при котором анализ функционирования общества, присущих ему норм, ценностей, стандартов взаимоотношений между людьми становится ключом к пониманию отдельных явлений, представляет собой огромное преимущество социологии не только с точки зрения адекватности реальной жизни («жизнеподобия»), но и с точки зрения прогноза, предупреждения отрицательных последствий осуществления тех или иных решений (в сфере экономики, политики). На преимущества целостно-интеграционного подхода социологии к явлениям сообществленной («социальной») жизни людей неоднократно указывали классики мировой науки, в том числе П. Сорокин: «В медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта процедура, к сожалению, почти отсутствует, ибо ее необходимость еще * Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы, с. 364. не осознана. Как и в медицине, (узко) специализированный подход здесь становится плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль»*. Итак, целостно-интеграционный подход социологии к отдельным социальным явлениям дает ей огромное преимущество перед другими социальными науками. Экономическая наука, изучая специфические законы экономической жизни, вынуждена оперировать понятием homo economicus, обозначающим чисто экономическое существо, деятельность которого мотивирована сугубо рациональными утилитарными ориента-циями на получение экономического эффекта, прибыли. Homo economicus — это существо, лишенное антиэкономических религиозных убеждений («давать деньги в рост грешно»), альтруизма, соборности, эстетических вкусов и т.д., им движет только лишь рациональный расчет, только прибыль. Но homo economicus может существовать лишь в воображении ученого-экономиста. Как только он ступит на грешную землю социальной жизни, он сразу столкнется с неодолимым воздействием силы традиций, принятых стандартов поведения — всем социокультурным контекстом. Окажется, что люди вынуждены в экономике совершать не самые прибыльные, но зато приемлемые с точки зрения других людей действия. В абсолютизации homo economicus одна из причин трудностей прохождения либеральных реформ в России. Homo economicus, как и homo religiosus (существо, отрицающее мирское, телесное, утилитарное) и homo politicus — односторонние, нежизненные символы, абстракция. Homo socius «социологией рассматривается как одновременно и нераздельно экономический, политический, религиозный, этический, художественный, часто рациональный и утилитарный, часто нерациональный и даже иррациональный... В этом смысле социология изучает человека и социокультурное пространство такими, какими они есть на самом деле. В отличие от других наук, которые в целях аналитики рассматривают явления искусственно, выделяя их и полностью изолируя от остальных»**. Анализируя конкретную сферу жизни общества, например политику, социолог прежде всего изучает, как преломляются общесоциальные свойства, связи, механизмы. Социальные действия и * Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество, с. 170; См. также с. 162—163, 173—178; 188—189 ** Там же, с. 162—163. 46 взаимодействия, социальные институты, группы, социальные статусы и роли, ценности, нормы, санкции — вот лишь некоторые своеобразные «хрусталики», сквозь призму которых социолог стремится осмыслить процессы, происходящие в политике или образовании, в семье или экономике. С этим обстоятельством тесно связано и еще одно свойство социологического видения. Социолог все анализирует с точки зрения интересов людей, их потребностей, ожиданий, предпочтений и настроений. Например, для правоведа проблема легитимности (законности) власти — это проблема соблюдения закона, законности в той форме, в которой она возникла исторически (обычное право, конституционное право и т.д.). Он анализирует внутреннюю логику эволюции форм законности, наличие противоречий в законах, их совершенство и т.д. Для социолога же проблема легитимности — это прежде всего проблема признания людьми власти. Иначе говоря, изучая проблемы политики или образования, демографии, социолог всегда учитывает интересы людей как общественных существ, их мотивы и ожидания, борьбу идей и судеб. Социология во всех случаях стремится прежде всего найти смысл, контекст, порожденный общественной, социальной природой существования человека. На наш взгляд, положение социологии в системе социальных наук в какой-то мере аналогично месту физики в системе естественных наук. Думается, отнюдь не случаен тот факт, что О. Конт, выдвигая идеи о новой науке об обществе, на первых порах использовал термин, введенный еще Т. Гоббсом, — «социальная физика». Итак, социология изучает общие принципы воспроизводства (функционирования) и изменения основных (простых и сложных) форм социальных взаимодействий, в том числе общество как целостную систему социальных взаимодействий на основе широкого привлечения эмпирических данных, фактов реальной жизни, выделяя повторяющееся, устойчивое в этих взаимодействиях в различных сферах общественной жизни. Базовые категории как раз и призваны дать описание основных простых и сложных форм социального взаимодействия, тех элементов, которые обеспечивают интеграцию людей в единое целое: социальное, социальное действие, социальная реальность, социальное взаимодействие, социальный институт, социальный статус, социальная роль, социальная структура, социальная общность, социальная группа, ценности, нормы, порядок. Рассмотрим соотношение социологии и таких, Социологию и историю объединяет опора на факты. Социология, и это убедительно показал М. Вебер в своих работах по истории хозяйства, религии и ее влиянии на тип хозяйственной деятельности, как и история, может базироваться на исторических фактах. Опара на исторический факт имеет как преимущества, так и ограничения. Одним из преимуществ является то, что исторический факт — это состоявшееся событие, в котором вполне проявились определенные социальные силы, механизма, социальные взаимодействия. Другое преимущество — возможность наблюдать (а не предполагать) определенные следствия, тем самым выявляя закономерное, повторяющееся. Это в особенности касается не какого-то одного события, а больших исторических периодов, социальных циклов и т.д. Так, мы можем всесторонне проанализировать причины Великой французской революции, а также выявить ее социальные-, экономические, духовные последствия как для Франции, так и для Европы в целом. Ограничением является то, что наука, в том числе и социологическая, вынуждена подчас опираться не на систему исторических фактов, а на отдельные, иногда разрозненные свидетельства. Подлинная картина происходившего нередко трудно поддается реконструкции из-за недостатка свидетельств, архивных материалов. Например, из-за неоднократных пожаров, уничтоживших главные архивы в средневековой Москве, трудно поддаются реконструкции многие важные события тогдашней Руси, что усложняет понимание процесса формирования русской государственности, культуры, взаимодействия азиатских и европейских элементов, традиций повседневной экономической, политической жизни и постоянно порождает острейшие дискуссии по этому поводу в современной публицистической и научной литературе. Вместе с тем имеются существенные различил в том, как анализируется и интерпретируется исторический факт в социологической и исторической науках. Эти различия обусловлены различиями наук номотетических и идиографических. Номотетические науки (от греч. nomos — закон) ищут в познании социума общее — законы функционирования и изменения общества, исследуют неизменное, повторяющееся в реальном течении событий — это науки о законах. Идиографические науки (от греч. idios — своеобразный, особый и grapho — пишу) описывают единичное в его конкретно-исторической форме, изучают однократное содержание явления — это науки о событиях. Социология, политология, экономические науки относятся к но-мотетическим наукам, история, этнография — к идиографическим. Коренное отличие социологии от истории в том, что ее цель — объяснение повторяющегося, регулярного, типического, закономерного в истории основных форм социальной жизни. Однако сле- дует учитывать, что любая номотетическая наука содержит в себе описательный элемент, а любая идиографическая наука так или иначе основывается на знании законов изучаемого объекта. Метод социологии, который стремится объяснить повторяющееся, регулярное, — генерализирующий метод, т.е. обобщающий, отыскивающий главные, генеральные тенденции. Так, Э. Дюркгей-му пришлось проанализировать и обобщить огромный фактический материал, касающийся суицидальных явлений в различных обществах, культурных и социальных средах, демографических группах, чтобы выявить связь между увеличением числа самоубийств и «атомизацией» индивидов, нарушением социальных связей. Метод истории — это метод, преимущественно индивидуализирующий, рассматривающий социальное явление с точки зрения его неповторимых, индивидуальных характеристик. Социология и история — науки, взаимно обогащающие друг друга, совместными усилиями дающие более полную, глубокую и всестороннюю картину социальной реальности. Вместе с тем существует определенная опасность социологизации истории. Это происходит в том случае, когда исторически своеобразное явление пытаются подвести под заранее подготовленную жесткую (а иногда и неадекватную) схему, социологическую конструкцию. Так, не всегда закономерности, выявленные при изучении западной культуры и западного общества в целом, приемлемы для иных культур и обществ.
Сделав центром своих исследований взаимодействие между людьми, социология должна тщательно и глубоко изучать духовную жизнь, ожидания, установки, мотивы, переживания, предпочтения действующих субъектов. И здесь возникает проблема различения социологического и психологического подходов к изучению духовной жизни людей. Можно согласиться с П. Сорокиным, утверждавшим, что когда в исследовании основными показателями (переменными) считаются инстинкты, желания, воля, темперамент человека и на их основе анализируют его поступки, то в этом случае проводится психологическое исследование. Когда же ученый считает отправной точкой социальное положение человека, его статус, традиции, обычаи, он проводит социологическое исследование. Проанализируем, например, такое социальное явление, как взятка. Конкретный работник конкретного учреждения получил взятку. При изучении этого события можно предпочесть психологический анализ: определить силу воли этого человека, тип его темперамента, степень устойчивости психики. Это может объяснить, почему дан- 49 ный человек потребовал взятку или как он поддался на уговоры взяткодателя и т.д. Можно провести и социологический анализ: попытаться определить, в какой социокультурной среде вырос и работает этот человек, на каких традициях воспитан, проследить его жизненный путь, общую социальную атмосферу и т.д. В данном случае мы выясним, какие социальные факторы могут способствовать появлению феномена взятки. Итак, первое отличие социологии от психологии: социология изучает не индивидуально-психические особенности человека, а социокультурные причины, последствия, меры предупреждения его поступков. Иными словами, социология объясняет явление не особенностями психики конкретного человека, а спецификой его статуса, места в социальных взаимодействиях, нормами, которые утвердились в данной среде, данном обществе. Второе отличие (которое обусловлено первым): для психолога психика конкретного человека — это всегда неповторимый, уникальный мир, социолог же рассматривает индивидуальную психику человека как стандартную способность понимать, воспринимать, желать и взаимодействовать с себе подобными. Социолог чаще всего отвлекается от индивидуальных особенностей восприятия, желаний, энергии данного человека. И в этом смысле психика для социолога — это типичная способность, присущая любому человеку. Третье отличие: для социолога человек интересен в первую очередь с точки зрения его рациональной составляющей, т.е. социология не изучает бессознательное, иррациональное. В истории науки были (и есть) попытки свести социологию к психологии, объяснить социальные явления особенностями человеческой психики (бихевиоризм, этнометодология и др.). Однако «объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества»*, а не в природе индивида. Важнейшие законы развития духовных феноменов могут быть поняты лишь исходя из познания логики социальных связей и взаимодействий, а не из познания темперамента, механизмов восприятия, памяти человека. Чем вызваны основные различия духовного мира американских и российских студентов (соответствующие данные приведены в разделе «Культура»). Чем они объясняются — врожденным темпераментом или тем, что студенты живут в разных обществах, в которых приняты другие нормы, ценности, взаимодействия между людьми? * Дюркгейм Э О разделении общественного труда. Метод социологии, 1991, с. 492. 50 Этим и объясняется особое значение социологии в осмыслении духовной жизни людей. Она изучает, каким образом в ходе социальных взаимодействий создаются и меняются принятые и одобренные идеи, ценности, нормы, которые определяют поведение отдельных людей, а психология изучает, как индивидуальные особенности психики, восприятия сказываются на усвоении людьми этих идей и мотивов. Глава II. Теоретическая социология Запада: очерк истории и методологии ...Не существует критериев, которые позволили бы окончательно доказать превосходство одного из направлений социологии над остальными, поскольку вопрос о том, к какому знанию мы стремимся и до какой степени это знание применимо, есть экзистенциальный выбор. Пер Монсон, современный шведский социолог §1.0 риске социологического поиска История социологии по жанру близка к трагикомедии. Попытки познать природу общества и законы его жизни соседствуют здесь с добродушной улыбкой, иногда самоиронией, а порой откровенным разочарованием в своем творчестве. Однако сколь бы ни были различны и противоречивы взгляды ученых, это постоянный поиск исследовательских приемов и выразительных средств, с помощью которых общественное бытие может быть понято и описано. А сделать это не так просто. Первое, с чем сталкивается социолог, — это особая, труднодоступная и трудновыразимая словами природа социального. «Социальное» дословно означает «межтелесное», «межчеловеческое». Это все, что связано с совместной жизнью людей, их сопринадлежностью друг другу, взаимной сопричастностью. Оно не подвластно восприятию физическими органами. Социальная реальность символична. По сути своей она сфера смыслов и значений, рожденных внутри человеческого общения, в диалоге между людьми. Чтобы ее «увидеть», необходимо обрести социальное зрение. А даруется оно лишь тем, кто погружается в мир социальных символов, активно пользуется ими. И тут возника- ет второе (не менее сложное) препятствие на пути к постижению общества: человек стремится понять то, неотъемлемой частью которого является сам. Он воспитывается и формируется (в той или иной степени) социальной средой, которая, в свою очередь, является результатом его общения с себе подобными. Что здесь первично, а что вторично? С чего начать объяснение социальной жизни? Сосредоточиться ли на изучении социальных максим и правил или начать с изучения самих людей, наделенных волей, воображением, страстями, их природы и многообразия? Социологическая традиция ограждает нас от поспешных решений. С одной стороны, можно рискнуть и мысленно представить социум овеществленным. Явная измерительная (какой бы смысл мы ни вкладывали в это слово) направленность социологических методов свидетельствует об этом. Кредо социологов, отстаивающих «строго научные» подходы к изучению общества («понять — значит измерить»), и по сей день имеет своих сторонников. Действительно, общество воздействует на своих граждан: люди учитывают мнения и поступки других, но само общество — это их совместное творчество. Этим объясняется уникальное свойство социальной материи терять свою одушевленность, рассыпаясь в неловких руках исследователя, как только он пытается свести ее к внешним, «проявленным» и застывшим формам. Остаются схемы — исчисляемые, но безжизненные. Вспоминается тонкое наблюдение отечественного философа Э.В. Ильенкова о сходстве специфики «измерения» социокультурного пространства,с законами квантовой физики: чем точнее измерительная процедура, тем сильнее деформируется объект исследования. «Звуки умертвив», социальная наука вольна поверить алгеброй гармонию, но воссоздать гармонию с помощью алгебры ей не удавалось никогда. С другой стороны, существует опасность, что эти абстрактные схемы полностью поглотят живого человека. В то же время желание воссоздать смысловое единство социального, а в нем — человеческую индивидуальность чревато размыванием границ социологии. Наука об устойчивых и повторяющихся формах совместной жизни людей подменяется размышлениями о душевном, что характерно для психологии, или философским поиском конечных смыслов существования мира и себя в нем. Итак, лишая очеловеченное пространство его надэмпирическо-го, метафизического измерения, мы умышленно или по неведению лишаем его и подлинного смысла. Если же этого не делать, то само существование социологии как стремящейся к строгим доказательствам науки окажется под угрозой. • Дерзкое желание описать рациональными средствами столь трепетное, эфемерное вещество социального вот уже полтора века за- 52 ставляет социологов мучительно биться над решением одной и той же задачи: как, не впадая ни в одну, ни в другую крайность, предложить миру эмпирически обоснованную интеллектуальную модель социума? История социологии свидетельствует, что это зависит от самого мыслителя, дерзнувшего проникнуть в тайны социального, глубины, целостности его личности и, конечно же, его профессионализма. Мечта об «абсолютном наблюдателе» лукава, предостерегает нас французский философ экзистенциально-феноменологической ориентации, один из основоположников феноменологической социологии М. Мерло-Понти. Любой социальный факт предстает перед нами «как один из вариантов жизни, частью которой является наша жизнь»*. Хотим мы того или нет, мы придаем социальной реальности в нашем воображении ту форму, которой обладаем сами, те пропорции, которыми сами наделены. Социологическое видение немыслимо за пределами нашего ощущения мира и человека в нем. Наука, как резонно утверждал выдающийся современный немецкий социальный философ М. Хайдеггер, — это «способ, притом решающий, каким для нас предстает все, что есть»**. Социальное — не просто объект, а скорее опыт наших взаимоотношений с ним, осмысленный и потому значимый. Запечатлеть социальное можно только благодаря кому-то, через кого-то. Пренеб-регнуть этим соображением — значит не заметить третью чрезвычайно коварную особенность развития теоретической социологии. Исследователь фокусирует собою потоки реальности, преобразуя и осмысливая их в своей теории, которая всегда бывает не простым отражением изучаемого, а творческим воспроизведением действительности человеком. Наука всегда предполагает определенные взаимоотношения исследователя с изучаемой действительностью: она видится им так, как он можетее увидеть. «В какой бы «момент» мы ни взяли эволюцию социологической теории, мы неизменно сталкиваемся с образом ее конкретного носителя: теоретика, вынашивающего собственное видение науки об обществе в лоне своего общего мировоззрения (и как неотъемлемую составную часть)»***. Речь в данном случае идет не столько об индивидуальных характеристиках ученого (хотя они очень важны), сколько о понимании им возможностей и задач науки. Очевидно, что ученый описывает * Мерло-Понти М. В защиту философии. — М, 1996, с. 88. ** Хайдеггер М. Наука и осмысление/Время и бытие. — М, 1993, с 239 *** Очерки по истории и теории социологии XIX — начала XX века/Отв. ред. Ю.Н. Давыдов — М., 1994, с. 3. тот тип общества, в котором живет, в русле того мировоззрения, которое исповедует, и теми методами, которые может предоставить ему наука. Именно на этом настаивает социолог Ю.Н. Давыдов, подчеркивая относительность, конкретно-исторический характер социологической научности, ее культурно-историческую обусловленность и современным теоретику обществом, и его неизбежно ограниченными познавательными средствами. Все это свидетельствует только об одном: не существует и не может существовать единого, общепринятого научного «отпечатка» социальной действительности. Каждая авторская перспектива хороша и интересна по-своему, каждая содержит в себе проблеск истины, являет смысл, содержание социального в отпущенных ему пределах. Но только в совокупности, искусно дополняя друг друга, они могут вернуть нас к первооснове всех научных воззрений. «...В известном смысле история социологии — это сама социология»*. Впрочем, и история авторских социальных учений — это социология как таковая. Тем не менее право войти в эту историю получают далеко не все исследователи. В большинстве своем это люди, которые осмелились пренебречь ироничным отношением к себе со стороны «профессионально опытных» коллег и по-детски бесхитростно усомниться, казалось бы, в очевидном: что такое общество, насколько доступно нам его изучение, и, если доступно, то как мы можем это сделать? Существо этой трогательной «наивности», характерной для всех выдающихся социальных теоретиков, в способности к предельно откровенному диалогу с самим собой: «А для чего я занимаюсь социологией? Зачем мне это нужно и что на деле я могу предложить людям?» Почему бы и нам не взглянуть на наследие западных теоретиков с этой точки зрения? Ведь эти вопросы, обращенные к себе, и составляют сердцевину творческого поиска, в которой наука и жизнь обретают полноту и цельность. § 2. История социологии или история социологии? /. Дух естествознания в социологии Оставив в стороне дискуссии о времени возникновения социологии, напомним, что название новой сферы познания — «позитивная» система знания — дал французский философ О. Копт**. * Гоффман А.Б. Семь лекций по истории социологии: Учебное пособие для вузов. — М., 1997, с. 17. ** См. подробнее: История социологии и история социальной мысли: Общее и особенное (материалы «круглого стола»)//Социологические исследования. 1996. — № 10, с. 77—78; № 11, с. 56—59. Зиждилась она, по мысли Конта, на достижениях позитивного, или истинно положительного (т.е. достоверного, полезного, созидающего), мышления, способного «видеть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти согласно общему положению о неизменности естественных законов»*. Очевидно, что такой образ науки соответствует новоевропейскому миропониманию с его критикой средневекового аскетизма и апологией здравого смысла. В эпоху Просвещения представление о науке как выходе к Свету из «пещеры теней» Платона сменяется зрелищем «расколдовывания мира» в духе естествознания. Это уже не наука о мире (Studium generate), а рассудочная схема, выверенная формальной логикой и эмпирически достоверная. Она решительно сокращает сферу научного опыта, выводя за его предел и интуицию, и религиозное созерцание, и «логику сердца», по выражению Б. Паскаля. Более того, определение разума как высшей познавательной способности человека, духовной по своей природе, утверждает самоценность познания. Дух естествознания овладевает знанием гуманитарным. Критерием истинности становится «научность» как достоверное знание об объективном порядке вещей, свободных от ценностей и всего надэмпирического. Дань своей эпохе О. Конт отдает сполна, и это неизменно отмечают его историографы. Гораздо реже внимание обращают на те моменты, которые несколько искажают портрет создателя науки об обществе по образу наук о природе. Традиционно суть позитивного подхода усматривают в отказе человеческого разума от поиска первопричин и смысла существования мира, человеческого бытия ради обнаружения наличных свя-, зей и закономерностей. «Мы... признаем абсолютно недоступными и бессмысленными поиски первых или последних причин, — поясняет Конт. —...Мы ограничиваемся точным анализом обстоятельств возникновения явлений и связываем их друг с другом естественными отношениями последовательности и подобия»**. Тем не менее не следует забывать, что, рассуждая о «социальной физике» (т.е. социологии), Конт отнюдь не считал ее всецело подвластной естественнонаучным методам и процедурам. Он решительно возражал против «математизации» социологии, с чем абсолютно не считаются неопозитивисты XX в. Более того, при ближайшем рассмотрении механистическому миру новой философии оказывается не чуждой метафизика. Своим открытием «чистой научности» Конт провозглашает начало «под- Конт О. Дух позитивной философии. — СПб., 1910, с. 19. * Конт О. Курс положительной философии. — СПб., 1899—1900, с. 4. линной человеческой истории». Ее содержание раскрывается в идее прогресса как беспрерывного улучшения человеческой природы, и прежде всего разума, ибо социальные беспорядки видятся Контом следствием нестроений интеллектуальных*. Согласно Конту, эволюционное развитие человечества проходит три стадии: теологическую (от поклонения фетишам к признанию Творца), метафизическую, или разрушительную (подчиненная разного рода идеям, абстрактным сущностям) и позитивную (принципы которой рождают гармонию в обществе). Неким образом обновленное сознание делает возможным позитивную науку, которая призвана изучать позитивно мыслящих граждан. Интеллектуальная эволюция, по Конту, тождественна духовному возрастанию. Он считает для себя невозможным «рассматривать систему развития, присущую каждой науке, изолированно от всеобщего поступательного развития человеческого духа»**. Постепенно эта мысль полностью овладевает сознанием ученого. Социология становится все менее похожей на «социальную физику» и все более — на «позитивную веру». Конт объявляет себя первосвященником новой религии***. Конечно, можно отмахнуться от странностей французского мыслителя, тем более что ряд фактов его биографии, мягко говоря, смущает****. Но кто знает, где проходит грань между эмоциональной неустойчивостью и душевной неуспокоенностью, неравнодушием к тому, что ты делаешь? * Откровение Конта о зависимости социального естества от определенного, существующего в данной среде умозрения оказало серьезное влияние на судьбы социологической теории Интересную попытку противопоставить типы социального устройства в зависимости от этого предпринимают многие западные социологи, противопоставляя Gememschaft (общину) и Gesellschaft (общество). Эмоциональные, тесные связи в общине и рациональные, механические в обществе описаны Тонье, Теннисом, а затем как механическая (в общине) и органическая (в обществе) солидарность Дюркгеймом. ** Compte A. Cours de philosophie positive. Т. IV - Paris, 1864. P. 377-378 *** Быть может, это простое совпадение, но социология рождается именно тогда, когда, по словам немецкого философа второй половины XIX в Ф. Ницше, умирает Бог. Взгляд рационального человека обращается к миру видимому. Однако потребность в поиске высшего смысла жизни не становится от этого менее ощутимой. И, возложив на себя бремя миссии, позитивная социология сразу забывает о хрупкости той предельной черты, за которой научное творчество перестает быть таковым по причине излишней самонадеянности и неправомерности своих притязаний. **** В 1842 г. он признается, что уже 20 лет придерживается режима так называемой мозговой гигиены, т.е. не читает произведения, затрагивающие сферу его научных интересов, чтобы не утерять оригинальность собственных суждений. В 1826 г., в возрасте 28 лет, Конт переживает серьезный нервный срыв, из-за которого прерывает чтение публичных лекций по философии. Годом позже он пытается покончить с собой, бросившись в Сену, но, оставшись в живых, с удвоенной энергией берется за реализацию своих научных замыслов. В 1842 г выходит в свет его 6-томный «Курс позитивной философии», а в 1851 г. он завершает работу над 4-томной «Системой позитивной политики». О. Конт не в состоянии представить науку о людях без обращения в конечном счете к этике, высшим человеческим ценностям. Он жаждет кружным путем позитивной науки, а затем и «научно обоснованной» религии призвать человечество к духовному пробуждению. Впрочем, в этом стремлении Конт не одинок. О чрезвычайной важности общих ценностных ориентиров, а в ряде случаев и религии упоминали впоследствии Э. Дюркгейм и Т. Парсонс, Дж. Герберт Мид и П. Сорокин, Г. Зиммель и многие другие известные социологи. Характер взаимоотношений людей в обществе, социальных связей, по зрелым раздумьям Конта, —лишь отражение господствующего типа мышления, а не автоматическое воспроизведение действительности. Так и природа научного поиска во многом обусловлена внутренним настроем, образными предпочтениями ее обладателя. Упустив это из виду, немудрено поразиться множеству внешне исключающих друг друга вариантов позитивного толкования мира. Если социология О. Конта — это духовная миссия, то в конце XIX — начале XX в., так называемые школы одного фактора сводят глубину и многообразие социальной жизни к действию какого-либо одного существенного обстоятельства. Для одних это причины психологического свойства (Л. Уорд, А. Смолл), для других — географического (Ф. Ратцель, Э. Хантингтон), для третьих — расово-антропо-логического (Ж. Ляпуж, X. Чемберлен) и т.д. Соблазн свести сложность целого к простоте его части —- незатейливая предыстория утонченных попыток современной социологии упростить человека, а вместе с ним всю социальную среду, до внешне обнаруживаемых характеристик. Особое место в ряду позитивистов занимает Г. Спенсер (1820 — 1 903), английский последователь Конта,„ориентированный на социал-дарвинизм. Он приложил немало усилий для высвобождения социологии из плена утопий и превращения ее в общую теорию систем. Проводя условную параллель между социумом и биологическим организмом, Спенсер отрабатывает целый ряд принципиально важных для науки понятий: «структура», «социальная функция», процессы «интеграции и дифференциации». Однако все его умозаключения покоятся на легко узнаваемой идее жизнеспособности наиболее приспособленных. Смысл человеческого существования, таким образом, усматривается в целесообразных по отношению к окружающей среде поступках — не более того. Очевидно, что столь упрощенное восприятие действительности не могло просуществовать долго. «Социология была обречена... вновь и вновь отыскивать предмет, который удовлетворял бы — заранее постулированным ею... — критериям научности. Эти критерии формулировались и утверждались, становясь достоянием «сообщества 57 социологов», в ходе не теоретического (и экспериментального) освоения предмета, а наоборот...»* Желаемое выдавалось за действительное, ложась тяжким бременем на плечи первого поколения социологов. Подобное понимание сущности научных построений беспокоило многих. Э. Гуссерль с тревогой писал о возрастающем влиянии «системосозидающего мышления», в соответствии с которым на основе умозрительных посылок реальность всего лишь имитируется, оставаясь непознанной. А необходимость ее познания возрастала, требуя ответа на неизбывные вопросы: какова социальная действительность и что значит ее научное изучение? Date: 2015-09-24; view: 775; Нарушение авторских прав |