Лекция 17 проблемные (спорные) отрасли международного права

Международное право охраны окружающей среды.

Объектами данной отрасли являются: естественная среда (флора, фауна), водные бассейны, воздух, космос, почва и искусственная среда, созданная человеком. Вначале, в 50-е годы XX века, речь шла о мерах, предотвращающих ресурсы Земли от истощения, а в 70-е годы проблему стали рассматривать шире, как меры по защите окружаю­щей человека среды от деятельности людей, ведущей к экологическо­му загрязнению. Стало формироваться понятие «международное право окружающей среды» (МПОС). Толчком послужила Стокгольм­ская конференция 1972 г., на которой была принята Декларация по проблемам окружающей среды. Естественно, что это был не юриди­ческий, а скорее политический документ. Но в нем содержались те принципы, которые были затем включены в международные догово­ры. Они предусматривали:

— Рациональное планирование и управление возобновляемыми и
невозобновляемыми ресурсами Земли в интересах нынешних и буду­щих поколений.

— Долгосрочное планирование экологической деятельности с обеспечением требуемой чистоты.

— Оценка возможных последствий деятельности государств в пределах своей юрисдикции или контроля за экономическими систе­мами вне этих пределов.

— Поддержание используемых природных ресурсов на оптималь­ном уровне, допускающем их восстановление и воспроизводство. Это предполагает строгий контроль со стороны государства за деятельнос­тью предпринимателей.

— Недопустимость радиоактивного заражения окружающей среды.

Как видим, реализация принципов требует активного вмешатель­ства и участия государств в природоохранительных мероприятиях. Но этому, однако, препятствует частнособственнический характер дея­тельности компаний, монополий и ТНК. Налицо объективное проти­воречие: компаниям нужна максимальная прибыль, а мировому сооб­ществу — экологическая чистота. Вот и говорим, что международное

право охраны окружающей среды пока еще складывается, хотя и за­ключено около двухсот двусторонних и многосторонних договоров.

Россия подписала двусторонние договоры о принципах деятель­ности и поведения государств в отношении окружающей среды с Да­нией, Германией, Канадой, Норвегией (1992 г.) и о пограничных реках с Финляндией и Швецией (1971 г.).

В рамках СНГ подписано Соглашение о взаимодействии в области экологии и охраны окружающей и природной среды и Протокол об обязанностях, правах и ответственности участников Соглашения (1992 г.). Создан Межгосударственный экологический совет (МЭС) и Межгосударственный экологический фонд (МЭФ). С Казахстаном и Украиной Россия в 1992 г. подписала соглашения о совместном ис­пользовании и охране трансграничных водных объектов.

Прошло 10 лет, но нет практических сдвигов по исполнению ука­занных соглашений; все осталось по-прежнему: все хотят чистой эко­логии, но... меры для достижения этого дорогостоящи. К тому же, они вступают в противоречие с интересами частного бизнеса, с рыночны­ми отношениями вообще, требуют более высокой общественной нрав­ственности.

На региональном уровне принят ряд соглашений. В 1975 г. в Заклю­чительном акте СБСЕ есть положения, относящиеся к защите окружаю­щей среды. В первую очередь это касается воздуха и водной среды.

Ряд договоров заключен в рамках Европейской экономической ко­миссии ООН (ЕЭК). В 1992 г. по линии ОБСЕ принят документ «Вызов времени перемен», содержащий план действий природоохран­ного характера для Европы.

Многие соглашения заключены в правопорядке Европейского Союза (Конвенция о защите дикой фауны и флоры и природных средств их обитания в Европе, 1979 г.; Соглашение 1987 г. по прогно­зированию и предотвращению технологических катастроф; Соглаше­ние о запрещении использования некоторых веществ в моющих и чис­тящих средствах 1968 г. и др.). Эти соглашения в целом выполняются, но... они относительно международны, так как действуют всецело в рамках евросоюзного правопорядка под контролем наднациональных органов ЕС. Иными словами, здесь случай особый.

Имеются конвенции по региональной экологической защите морей: Средиземное море (Барселона, 1976 г.), Балтийское море (Хельсинки, 1974—1992 гг.), Черное море (Бухарест, 1992 г.), Северо-Восточная Атлантика (Париж, 1992 г.), Северное море (1983 г.).

В контексте защиты морской среды действуют также универсаль­ные Конвенции: по морскому праву 1982 г.; по предотвращению за­грязнения моря сбросами отходов и других материалов 1972 г.; о предотвращении загрязнения моря с судов 1973 г.; об охране морских живых ресурсов Антарктики 1982 г. и т.д.

Относительно защиты от загрязнения атмосферы мы имеем Вен­скую конвенцию об охране озонового слоя 1985 г. и Монреальский протокол к ней 1987 г., а также рамочную Конвенцию об изменении климата 1992 г.

Целый ряд международных документов защищает водную среду основных рек, флору и фауну разных регионов, в том числе по защите китов, полярных медведей, котиков, мигрирующих видов диких жи­вотных и т.п.

В части охраны животных можно говорить об определенном про­грессе. А о мерах, связанных с экологией, такого не скажешь. Государ­ства соглашаются на природно-климатические охранные мероприя­тия по политическим соображениям, зная заранее, что принимаемые обязательства (без сроков и без фиксированной ответственности) им непосильны. Сам принимал участие в Хельсинкских совещаниях 1974 г. по выработке Конвенции о защите морской среды района Бал­тийского моря и свидетельствую, что СССР (как и Польша) в силу целого ряда причин не мог не только исключить, но даже существенно понизить загрязнение Балтики стоками с берегов. Здесь мы упираем­ся не в желание или нежелание государств принять надлежащие меры, а в их возможности, в приоритет ценностей, в морально-нравственные мировоззрения руководящей элиты стран.

Итак, мы можем констатировать, что в мире создана определенная совокупность принципов и норм, направленных на экологическую за­щиту среды обитания человека. А значит, мы имеем соответствующую отрасль права.

С другой стороны, положение в мире относительно экологии не улучшается. Принятые государственные нормы, как правило, не ис­полняются. Есть, конечно, исключения. Они относятся к Скандина­вии и к Европе. В целом, весь остальной мир — относительно нищий и голодный — пока не может позволить себе дорогие природоохран­ные мероприятия.

Есть и другой аспект этой проблемы: кто-то из ведущих стран, из тех, у кого есть материальные возможности, и те, кто претендует на лидерство, должны подать пример неукоснительного исполнения при­нятых международных актов. Но пока этого нет. Вот, скажем, в 1992 г. по инициативе ООН в Рио-де-Жанейро была принята Конвенция, ко­торая обязала развитые страны, которые дают 60% выбросов вредных газов, к 2000 г. снизить эти выбросы до уровня 1990 г. К апрелю 1998 г. эту Конвенцию ратифицировали 174 страны. А в 1997 г. стра­ны — участницы этой Конвенции приняли в Киото юридически обя-азтельный Протокол. Он предусматривал обязательства промышлен-

но развитых стран снизить совместные выбросы газов, вызывающих парниковый эффект, на 5,2% от уровня 1990 г. Но так не получилось. Буш, став президентом США, в угоду американским монополиям объ­явил о выходе из Протокола. А дело в том, что на США, где проживает всего 4% населения Земли, приходится 25% всех вредных выбросов в атмосферу, вызывающих парниковый эффект. Снижать выброс газов монополиям невыгодно, вот и подали США антипример. Жаль, конеч­но, но такова жизнь капиталистического общества: прибыль превыше всего. Международное экономическое право общественно полезно, но оно повернуто как бы в будущее; до него еще дорасти надо!

Международная правовая борьба с терроризмом.

Она заметно идет в двух уровнях: международно-правовом пуб­личном и, более широко и более успешно, в частноправовом. В первом случае отметим такие акты: Конвенция ООН о предотвращении и на­казании преступлений против лиц, пользующихся международной за­щитой, включая дипломатических агентов (1973 г.); Конвенция ООН о борьбе с захватом заложников (1979 г.); Венская конвенция о физи­ческой защите ядерного материала (1980 г.); Римская конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, и Протокол о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, распо­ложенных на континентальном шельфе (1988 г.); Конвенция ООН о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников (1989 г.); ряд соглашений по борьбе с терроризмом на воз­душном транспорте заключен по линии Международной организации гражданской авиации (ИКАО).

В развитие указанных и иных публично-правовых актов были за­ключены многочисленные соглашения о правовой помощи, в которых государства определяли пути и методы сотрудничества в борьбе с тер­роризмом. В целом, эти. правовые акты работают, хоть и с разной сте­пенью эффективности. Много здесь зависит от политических взаимо­отношений. В любом случае формальное отношение государств к исполнителям конкретных террористических актов совпадает.

Сложнее обстоит дело, когда речь заходит о силах, вдохновляю­щих и финансирующих этих исполнителей. Террористы сильны не сами по себе, а связями, которые от них идут вверх до государствен­ного уровня. Террор — это средство политической борьбы. С его по­мощью дестабилизируются противные режимы и общества. И, конеч­но же, с террором не покончить никогда, пока не будут прерваны все связи террористов с их высокопоставленными патронами. В 70-е — 80-е годы в рамках ООН неоднократно поднималась и остро обсуж­далась тема государственного терроризма. В 1984 году Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию 39/159, в которой осуждалась

политика терроризма в качестве метода ведения дел с другими госу­дарствами и народами. В дискуссиях критика была конкретной, ука­зывались в качестве покровителей терроризма западные страны и осо­бенно США.

В ряде других резолюций, также принятых на ГА ООН, осуждалась поддержка со стороны государств действий террористов. Казалось бы, вопрос ясен. Но с распадом СССР мировое сообщество как бы переста­ло видеть истинную причину международного терроризма. Точнее: СМИ говорят кто стоит за албанскими, чеченскими, талибскими и иными террористами, а государственные деятели, не отрицая этого, предпочитают бороться с терроризмом абстрактно, пытаясь списать все на религиозную нетерпимость. Но религия к этому не имеет отношения. Фанатизм — это внешний фасад, искусственный, общего политического явления. Ни одно вероучение не призывает к террору. Террорист, как любой убийца, вне религии, да и вне политики. Он работает на заказчи­ка. А заказчики международного терроризма известны: это прежде всего правящий клан Соединенных Штатов Америки, превративший весь мир в зону жизненных американских интересов.

Борьба с терроризмом начинает приобретать другой — военно-по­литический — контекст. И об этом предпочитают не объявлять. Но когда в июне 2001 г. в Шанхае собралась «шестерка» (Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Узбекистан и Таджикистан) и договорилась о совместных действиях в борьбе с международным терроризмом, за­беспокоились не руководители талибов, чеченцев или албанцев, а именно США. Они понимают, что складывающийся союз объективно направлен против них. На воре загорелась шапка!

Получается, таким образом, что право бессильно перед политичес­кой реальностью. Можно принять любые нормы антитеррористичес­кого характера, но пока мировое сообщество не найдет способа заста­вить США (а с ним и НАТО) действовать на мировой арене в соответствии с Уставом ООН, все это бесполезно.

Странно, но факт: до сих пор, из-за противодействия Запада, не удалось в рамках ООН выработать определение понятия «междуна­родный терроризм». И дальше США не позволят этого сделать, как в свое время не одно десятилетие они препятствовали выработке опре­деления понятия «агрессия». Вот и делайте выводы, кто в междуна­родных отношениях проводит политику государственного терроризма и кто является агрессором; а в соответствии с выводом стройте свою внешнюю политику.

Ответственность за особо тяжкие международные преступления.

Эта проблема чревата многими неразрешимыми противоречиями и потенциально опасна для международного права.

Казалось бы, вопрос ясен и. прост. После Второй мировой войны в Уставах Международных военных Нюрнбергского и Токийского три­буналов была дана квалификация наиболее опасных преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человеч­ности. На скамью подсудимых сели немецкие и японские военные преступники. Их осудили и наказали.

Наказали победители, на совести которых тоже было немалое число таких же преступлений. Чего стоит атомная бомбардировка США японских городов Хиросима и Нагасаки или уничтожение с воздуха Дрездена! Вообще англо-американцы бомбили территорию Германии жестоко и без разбора. И им все сошло с рук! Затем, в на­чале 50-х годов, они повторили это против Северной Кореи; в 60-е — 70-е годы — против Вьетнама. Причем во Вьетнаме против мирного населения применялись яды и газы. И тоже без последствий! И пос­леднее: варварские бомбардировки в марте — июне 1999 г. территории Югославии, а в конце 2001 — начале 2002 гг. — территории Афгани­стана. И все это без объявления войны в обход Совета Безопасности ООН. А уж сколько США вмешивались в дела других государств, по­сылали войска, покушались на их руководителей — не счесть! В Юго­славии они применили обедненный уран, подвергли радиационному заражению обширные районы. И опять-таки, США и НАТО все можно! Мы уже не говорим о проводимой ранее колониальной поли­тике, геноциде, политике апартеида и расизма, о захвате и насильст­венном удержании части территории Кубы (база США — Гуантана­мо), что является агрессией. Список преступлений США и их союзников можно продолжать.

А теперь посмотрим, что происходит на правовом уровне. Комис­сия международного права ООН выработала в 1994 г. проект Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества и Устав меж­дународного уголовного суда. Там мы находим преступления, указан­ные в Уставах Нюрнбергского и Токийского трибуналов, плюс к этому: агрессия, угроза агрессией, вмешательство, колониальное гос­подство, апартеид, наемничество, международный терроризм, гено­цид, систематические и массовые нарушения прав человека, исключи­тельно серьезные военные преступления, незаконный оборот наркотиков, преднамеренный и серьезный ущерб окружающей среде.

Кто должен нести ответственность? Государства — политическую и материальную ответственность, физические лица, в том числе госу­дарственные деятели, — индивидуальную уголовную ответственность, независимо от срока давности совершенного преступления.

В Кодексе говорится и о многом другом, относящемся к конкрет­ным мерам создания международной юстиции и ее деятельности. Нет

сомнений, что упомянутый проект Кодекса — дело хорошее, но работа над ним не ведется. Кто мешает? Все те же: США и страны НАТО. Они делают вид, что их беспокоит проблема борьбы с международны­ми преступлениями, но никогда не пойдут на создание независимых объективных органов международной юстиции, приемлемой в равной степени для всех государств. Им нужна карманная юстиция, защи­щающая только их интересы, нужен инструмент давления на тех, кто пытается поступать на международной арене независимо. Вот и был в 1993 г. Советом Безопасности ООН (не имеющим на это компетен­ции) создан Международный трибунал по бывшей Югославии. Орган абсолютно незаконный, орган насилия и запугивания государствен­ных должностных лиц, не подчиняющихся диктату США и НАТО.

В контексте нашей темы нельзя не затронуть проблему организа­ции Международного уголовного суда (МУС). Соответствующее ре­шение и статут МУС содержатся в Римской конвенции 1997 г. В юрисдикцию Суда входят военные преступления, преступления против человечности и геноцид.

К работе Суд приступил формально 1 июля 2002 г. и тут же '«за­буксовал»: США, которые подписали Конвенцию, но не ратифициро­вали, потребовали иммунитета для своих граждан, участвующих в ми­ротворческих операциях. А в настоящее время в мире проводится 15 миротворческих операций. США оплачивают 30% расходов на эти операции, и суммарно в них участвуют десятки тысяч американских военных. Миротворческие операции проводятся прежде всего в инте­ресах США в целях оказания давления на неугодные государства.

Требование США об иммунитете вызвало сильное замешательство в мировом сообществе: нельзя было допустить односторонних пре­имуществ для американцев, не подрывая основных принципов право­судия. За дело принялся Совет Безопасности ООН, который к вечеру 12 июля с.г. принял резолюцию компромиссного характера. Согласно ей, любые обвинения военнослужащих из стран, не ратифицировав­ших Римский статут МУС и занятых в миротворческих операциях ООН, будут отложены на один год и затем СБ ООН вновь вернется к этому вопросу (Индия, Китай и Россия также не ратифицировали Римскую конвенцию).

В связи с этим делом возникает ряд вопросов:

—Если СБ ООН решает проблему компетенции МУС, то является ли последний действительно независимым судебным органом?

—Действует ли в отношении США международное право, основанное на принципе суверенного равенства всех государств?

—Можно ли полагаться на США как на миротворца, если они,
применяя вооруженные силы, не хотят связывать себя общепризнанными нормами международного права, относящимися к вооруженным конфликтам?

—Какова современная роль ООН: это независимый международный орган или проводник американского влияния в мире?

—Каким образом собирается работать МУС (судебный орган), не
имея ни уголовного, ни уголовно-процессуального кодексов? Если
просто хотят повторить опыт Нюрнбергского и Токийского трибуна­
лов, то нужно иметь в виду, что нынешняя ситуация не аналогична
послевоенной. Все это может попросту выродиться в фарс, подобный
Гаагскому трибуналу по бывшей Югославии.

Наиболее верную, на наш взгляд, оценку ситуации вокруг МУС дал глава правозащитной организации «Хьюман райтс уотч» Ричард Дикер: «Я не думаю, что здесь дело в миротворцах... Правительство США, движимое неправильной, односторонней политикой, хотело на­нести удар по Международному уголовному суду. К этому новому суду у американцев навязчивая, иррациональная враждебность, Они проводят в жизнь двойные стандарты. То, чему подчиняется весь ос­тальной мир, должно относиться и к американским гражданам».

В целом ситуация вокруг МУС лишний раз доказывает, что сфера международного регулирования уголовных преступлений еще далека от единообразного понимания мировым сообществом. Еще рано вы­водить эту сферу из-под национальной юрисдикции. Любого преступ­ника, в том числе международного, судить должны, как это и было всегда, судебные органы государств. На этот счет, кстати, в нацио­нальных уголовных кодексах есть соответствующие нормы. В России в Уголовном кодексе есть статьи 353, 356 и 357, которые за указанные преступления предусматривают наказания до 20 лет, а за геноцид и того больше — пожизненное заключение или смертную казнь.

Получается, что благородное дело борьбы с теми, кто совершает международные особо тяжкие преступления, ушло в сугубо политичес­кую сферу. В ней есть политический диктат, но ни грана права. Опас­ность для международного права состоит в том, что Запад фактически отрицает основополагающий общий принцип суверенного равенства го­сударств. Если субъекты международного правопорядка лишаются су­веренного равенства, если легализуется господство в нем определенной группы государств, то о каком праве можно говорить? Или оно всего лишь должно проложить дорогу США к мировому господству?

Отсюда вытекает основная задача сегодняшнего дня: не допустить развала и ликвидации традиционного, сложившегося международного права. Давайте сначала исполним это право, а затем, коли все с этим согласятся, займемся его новацией.

Date: 2015-09-24; view: 351; Нарушение авторских прав