Рейнджеры Роджерса 2 page

Французы дважды пытались выполнить такой маневр, но резерв, который оставил Роджерс для этой цели, оттеснил их. Неприятель пытался сломить волю рейнджеров к сопротивлению, громко сообщая, что они полностью окружены, а сопротивление бесполезно. К Роджерсу даже обращались по имени.

Рейнджеры оборонялись до наступления темноты, понеся тяжелые потери: убили Спайкмена и Кеннеди, сам Роджерс был дважды ранен (первый раз это было всего лишь немногим больше, чем царапина, но во второй раз пуля попала в запястье). Наконец под прикрытием ночи отряд смог отступить, потеряв четырнадцать человек убитыми и шесть ранеными.

Они шли всю ночь. На следующее утро рейнджеры добрались до озера Джордж, а на ночь разбили лагерь перед узкой протокой.

На следующий день отряд вернулся в форт Уильям-Генри.

Водрейль, который лживо утверждал, что погибли сорок, а остались в живых только три рейнджера, заявил: численность его боевого соединения составляла 179 солдат. Это, вероятно, должно означать, что она оказалась значительно больше (возможно, 200 человек). Но это число не было таким большим, как сообщал о том Роджерс (250 солдат).

Так как Водрейль подтвердил, что его потери составляли тридцать семь человек убитыми и ранеными, вероятно, потери французов были выше.

Весна и лето 1757 г. стали спокойным периодом для Роджерса. Ему потребовалось время, чтобы оправится от ран. Затем он слег, заболев оспой.

Рейнджеры не принимали участия в критических событиях, связанных с осадой Монкальмом форта Уильям-Генри, так как Лоудон отправил отряд на север — в военную кампанию в Луисбурге, прерванную преждевременно. Но Роджерс в том году находился не в лучшей политической форме: ему был брошен вызов — и внешний, и внутренний.

Генерал Гейдж, его заклятый враг, получил разрешение от Лоудона сформировать свои собственные подразделения «рейнджеров» или нерегулярных войск. Они должны были оперировать на тех же самых условиях службы и при том же денежном довольстве, что и полки регулярных войск. По общему признанию, это была попытка поставить под угрозу Роджерса перед тем, как расправиться с его независимыми рейнджерами (что действительно подтверждается).

Но Роджерс был почти ни на что не способен, так как он только что начал поправляться после перенесенной оспы, которая унесла его брата. И вновь он слег с приступом цинги. Командование рейнджерами временно возложили на Джона Старка, у которого, похоже, не оказалось харизмы Роджерса.

Во всяком случае, во время разведывательной экспедиции в ноябре 1757 г. в Тикондерога, рейнджеры не выполнили один из самых важных приказов Роджерса и начали стрелять по дичи на марше. Они добавили к этому еще и нарушение постоянно действующего приказа, гласившего: только половина отряда может спать в любое выбранное время. Капитан Джеймс Аберкромби, офицер регулярной армии, сопровождавший Старка, был поражен, обнаружив, что в полночь не выставлен ни один часовой. Все спали крепким сном.

Тяжело перенося провал этой разведки боем, рейнджеры стали «героями» еще одного скандала. В декабре двоих из них застали с поличным в процессе воровства рома с армейского склада в форте Эдуард и приговорили к порке. Это обычное наказание для солдат регулярных войск.

Их товарищи отказались принять такую меру наказания. Они ворвались в помещение для порки, освободили двух осужденных с гауптвахты и приготовились к перестрелке с солдатами регулярных войск.

Комендант лагеря полковник Хавилланд арестовал зачинщиков и назначил судебное разбирательство за организацию военного мятежа. Больному Роджерсу пришлось подняться с постели, произошло столкновение с Хавилландом.

Когда комендант отказался удовлетворить требования и передал дело генералу Аберкромби, Роджерс смело вступился за своих подчиненных перед генералом у него в ставке в Олбани. Он смог одержать победу, воздействуя частично личным обаянием, частично твердостью.

Затем Аберкромби свалил ответственность и это дело на Лоудона в Нью-Йорке. В январе 1758 г. Роджерс предстал перед Лоудоном в Нью-Йорке и уверил его, что все это дело — просто буря в стакане воды, грубая забава некоторых рейнджеров, раздутая придирчивым солдафоном — строгим начальником.

Лоудон не только принял такую версию событий, но дал формальное разрешение на сохранение рейнджеров Роджерса в качестве полка, состоящего из десяти подразделений (рот) численностью по 100 солдат каждое. При этом два подразделения состояли из индейцев племени могеган и туземцев из Стокбриджа в Коннектикуте.

Политическая победа, одержанная Роджерсом в январе 1758 г., имела большое значение, аналогичное его военному триумфу в снегах, одержанного за двенадцать месяцев до того.

После того как Роджерс вернулся в форт Эдуард, разъяренный комендант Хавилланд постарался сделать все, чтобы по возможности осложнить жизнь рейнджеров и их командира. 19 февраля между ними произошел публичный скандал, подтвержденный сообщениями очевидцев. Хавилланд с изобретательностью Макиавелли задумал для рейнджеров миссию, которая фактически стала бы самоубийством. Он предложил майору Патмену из Коннектикута провести разведку боем в направлении Тикондерога, за которой сразу же последует атака 400 рейнджеров на Краун-Пойнт.

Роджерс понял смысл действий сразу же. Любой дезертир или пленный из миссии Патмена, безусловно, сразу же проговорится. Так французы узнают о второй волне, направленной на Краун-Пойнт.

Как и было предсказано, Патмен вернулся без одного солдата-дезертира. Хавилланд настаивал на выполнении второй экспедиции, а снизив численный состав до 180 человек, он откровенно проявил свои недобрые намерения, хотя и подсластил пилюлю, заявив: объектом должна стать Тикондерога, а не Краун-Пойнт.

Теперь Роджерс был совершенно уверен, что его отряд предназначен для уничтожения, но опасался, что Гейдж и другие враги смогут нажить капитал, если он откажется выполнять эту миссию. Переполненный дурными предчувствиями, 10 марта 1758 г. командир повел из форта Эдуард свое подразделение, численность которого составляла 180 солдат. Ночью они пересекли по льду озеро Джордж и надели снегоступы, чтобы обойти вокруг подножия гор и выйти в тыл французов.

Рейнджеры разделились на два подразделения, одно возглавил Роджерс, второе — капитан Чарльз Балкли.

Беда пришла быстрее, чем ее ожидали, так как французские индейцы заметили следы снегоступов в Траут-Брук — ущелье на западе долины Тикондерога. Приблизительно в 3 часа дня 12 марта Роджерс выследил отряд численностью около 100 индейцев, которые, похоже, ничего не знали об их присутствии. Он решил атаковать и передал приказ капитану Балкли, командующим вторым подразделением. Так начиналась вторая «битва снегоступов».

От опустошительного залпа упало много воинов на тропе, по которой они шли. Радостные рейнджеры вышли из укрытия и начали преследовать убегающих индейцев, но попали под шквальный огонь, который скосил приблизительно пятьдесят из них, включая Балкли. Французы умело подстроили ловушку. То, что Роджерс принял за основные силы противника, оказалось просто ложной целью. Теперь же здесь оказались основные войска, разрывающие на части рейнджеров непредусмотрительного Роджерса. Понимая, что он оказался в отчаянном положении, командир построил своих рейнджеров в позицию для обороны на склоне холма. Здесь они отважно и стоически сражались до захода солнца, дважды отразив удар всеми силами и средствами по всему фронту.

Рейнджеры, иногда стреляя по противнику с расстояния двадцать ярдов, иногда завязывая рукопашные схватки топорами и томагавками, держались, пока крупные силы индейцев не развернули свой правый фланг. Оставшиеся в живых солдаты Роджерса дрогнули и с наступлением ночи бежали, оставив восемь офицеров и более сотни своих товарищей убитыми или ранеными на снегу.

Роджерс и приблизительно двадцать его солдат ушли вверх по горному склону, но отступление с боями продолжалось всю ночь. Затем они добрались до озера Джордж, неся потери. Но только после двух дней страданий и мучений они едва добрались до форта Эдуард, питаясь последние сорок восемь часов только ягодами можжевельника и корой деревьев.

Это был самый ужасный бой из всех, в которых пришлось участвовать Роджерсу. Потери французов были, по меньшей мере, такими же серьезными, как потери рейнджеров, а урон, нанесенный индейцам, оказался настолько огромным, что они, мстя за погибших, убили большинство своих пленных. Лейтенанта Уильяма Филипса, одного из трех офицеров регулярных войск, сопровождавших Роджерса в этом марше смерти, привязали к дереву и изрубили в куски. Никто из раненых не выжил.

Паркмен сардонически заметил: «Индейцы принесли 144 скальпа, несомненно, разделив некоторые из них в силу своей хитроумной привычки».

Как обычно в войне в условиях дикой природы, с обеих сторон возникли споры относительно численности войск. Шевалье де Леви заявил: количество французов составляло 250 человек, но, вероятно, оно было значительно больше. Однако французов было намного меньше, чем по оценке Роджерса, который насчитал 700 человек (его подсчеты всегда были с преувеличениями).

Самого Роджерса сначала считали убитым, потому что в пылу боя он сбросил шинель. Позднее ее нашли на поле сражения, в кармане находились документы о присвоении ему офицерского звания. Весьма сомнительной кажется история о том, что он спустился на снегоступах с отвесной «скалы Роджерса».

К несомненному разочарованию Хавилланда, Роджерс не только выжил в этом бою, но (что довольно любопытно для подобных обстоятельств) приобрел честь и славу, несмотря на тяжелое поражение.

Летом 1758 г. он принимал участие в преждевременно прерванной атаке на Тикондерога, но ему пришлось подождать своего следующего знаменитого подвига до августа. Аберкромби снова направил его на озеро Джордж по маршруту, общеизвестному в настоящее время — через горный хребет и озеро Шамплейн. Но численность подразделения рейнджеров Роджерса составляла всего восемьдесят человек в более крупном соединении в солдат. Эта разведка боем осложнялась множеством противоречивых приказов и инструкций, которые отменялись новыми приказами и инструкциями.

Явно разочарованный и ставший циничным Роджерс постепенно превращался в безразличного человека. Он забыл о характерной для него осторожности в дикой местности. 8 августа он и лейтенант Ирвин из пехоты устроили соревнование по меткой стрельбе. Звуки выстрелов разносились на целые мили. Их услышал смешанный отряд французов и индейцев под командованием известного руководителя партизан Марина, которого можно назвать французским Ричардом Роджерсом.

Марин устроил великолепную засаду, в которую британцы попали, словно новички. Завязался яростный бой.

«Противник нахлынул как туча и дал в нас залп… Томагавки и пули свистели у меня перед ухом и летели, будто градины», — так вспоминал об этом один из рейнджеров.

Сначала преимущество было на стороне французов. Но постепенно сказалось численное превосходство, и противник начал уходить, разбиваясь на небольшие группы, чтобы избежать преследования. Но спор о том, кто был самым метким стрелком, обошелся рейнджерам дорогой ценой. Погибли сорок девять солдат Роджерса, их похоронил на поле боя.

В 1759 году репутация Роджерса нашла международное признание. В основном, что следует отметить, это произошло благодаря его собственному таланту публициста. Но этот год для него начинался неблагоприятно.

В феврале его старый враг генерал Гейдж занял пост генерала Джона Стенвикса в качестве командующего северного района на американском театре военных действий. Он сразу же приступил к систематическим попыткам уничтожить рейнджеров как отдельное подразделение, заменив Роджерса на посту их командира.

Ситуация могла бы крайне тяжело отразиться на Роджерсе, если бы новым командующим не стал генерал Амхёрст — большой поклонник его методов. Питт уже потерял терпение с командующими в Северной Америке. Заменив в начале 1759 г. Лоудона на Аберкромби, этому генералу он позволил оставаться на посту всего шесть месяцев. По истечении этого срока Питт назначил на пост командующего Амхёрста, ставшего героем дня после взятия Луисбурга.

Гейдж полагал, что Амхёрст ничего не знает о Роджерсе и поддастся на его «черный пиар» относительно рейнджеров. Но Амхёрст оказался проницательным человеком. Видя насквозь тактику Гейджа, основанную только на собственных интересах, он проигнорировал его заявления.

К марту Гейдж пытался настаивать на том, чтобы рейнджеры поступили под контроль регулярной армии и чтобы любого из них, если он отказывается служить под командованием офицера регулярной армии, отправляли в военный суд за мятеж. Более того, любого офицера-рейнджера, вышедшего в отставку в знак протеста, он предлагал рассматривать в качестве дезертира.

Сам Гейдж не заслужил расположения Амхёрста, так как придерживался эклектической точки зрения на приказы главнокомандующего, повинуясь тем, которые ему нравились, но игнорируя те, которые не нравились. Постепенно он потерял доверие. Более того генералы, которых Амхёрст ценил более, чем Гейджа, благоприятно отзывались о Роджерсе. Развязка произошла в тот момент, когда Вульф, славившийся плохим мнением об американских войсках, попросил Роджерса и его рейнджеров принять участие в осаде Квебека.

Амхёрст, чье отношение к Вульфу было неоднозначным, безусловно, получил удовольствие, отказав в этом запросе. Но после беседы в мае с Роджерсом в Олбани он проникся к нему симпатией.

«Я всегда с удовольствием выслушаю ваше мнение относительно службы, которую вы выполняете,» — сказал Амхёрст Роджерсу. Он уверил подчиненного, что его подразделению ничего не угрожает, так как рейнджеры остаются независимыми. Об этом будет публично объявлено в приказах по армии.

Исключая любое превратное толкование фактов, Амхёрст перевел Роджерса и его подразделение к себе в форт Эдуард, оставляя его рядом с собой в состоянии боевой готовности для летней военной кампании в Тикондерога.

Все, что делал Роджерс тем летом, не вызывало раздражения у Амхёрста. В дневнике последнего имеется множество восхищенных отзывов, например, в записи от 5 августа: «Я отправил мистера Роджерса на другой берег озера, чтобы он нашел лучшее место для валки леса, предназначенного для строительства форта [на площадке в Краун-Пойнт]. Предоставил ему отпуск для охоты на оленей; он убил трех оленей и семь медведей».

Теперь Амхёрст наконец-то разрешил Роджерсу предпринять шаг, о котором командир рейнджеров просил с 1756 г.: наступление на индейцев племени абенаков в их деревне Сент-Франсис за канадской границей с Нью-Гемпширом. Его письмо-инструкция командиру рейнджеров, датированное 13 сентября 1759 г., не оставляет сомнений: это была крупномасштабная миссия возмездия.

«Этой ночью Вы вместе с подразделением, численность которого определена вчера приказом, а именно с 200 солдатами, поступившими под Ваше командование, отправляетесь на операцию в бухту Миссискуой. Откуда Вы выходите и атакуете поселения противника к югу от реки Св. Лаврентия таким образом, который Вы сочтете наиболее эффективным, чтобы разбить неприятеля, прославив и обеспечив успех вооруженным силам Его Величества. Помните о злодеяниях, совершенных негодяями-индейцами, выступающими на стороне противника, в каждом отдельном случае, где у них имелась возможность проявить свою отвратительную жестокость по отношению к подданным короля. С ними индейцы расправлялись безжалостно. Отомстите им, но не забывайте: хотя эти злодеи безжалостно и без разбора убивали женщин и детей любого возраста, я приказываю не убивать и не причинять никакого вреда женщинам и детям. После выполнения порученного Вам задания, Вы возвращаетесь вместе со своим подразделением в лагерь или присоединяетесь ко мне, где бы я ни находился».

Что заставило Амхёрста организовать этот рейд, вызывающий с тех пор постоянные споры? Мы можем предложить тройную мотивацию.

Во-первых, Амхёрст ненавидел индейцев. Он пришел в ярость от самых последних действий племени абенаков. Командующий направил двух офицеров, капитана Кеннеди и лейтенанта Гамильтона, на север с приказом добраться до реки Св. Лаврентия и проследовать далее в Квебек, чтобы выяснить, как дела у Вульфа. Их сопровождали четыре индейца из Стокбриджа с флагом перемирия, требуя свободного прохода.

В начале сентября Амхёрст получил письмо от Монкальма (доставленное под флагом перемирия), в котором ему сообщалось, что индейцы-абенаки взяли в плен двух офицеров. С точки зрения британского командующего это было двусмысленное предательство, так как он узнал о действиях племени абенаков через ту систему связи, которую они сами нарушили.

В любом случае к 1759 г. Амхёрст ненавидел уже индейцев всех племен и хотел окончательно свести с ними счеты. Инцидент на Новой Шотландии в январе того года особенно разозлил его. Отряд в составе одиннадцати британских солдат и рейнджеров не вернулся из экспедиции по валке леса. На следующий день патруль обнаружил тела пяти из них. Согласно Джону Ноксу, их расстреляли. Затем, пока они были еще живы, с них сняли скальпы: «Их конечности были настолько изуродованы, что стало понятно, в каких муках они умирали. В таком состоянии они замерзли, напоминая фигуры или статуи, которые по-разному размещены на пьедесталах в садах кунсткамер».

Амхёрст сообщил Гейджу и о своем общем отвращении к индейцам: «Мне известно, какие они негодяи, и у меня самое плохое мнение об этих ленивых злодеях, пьющих ром, как никто на свете… [Но так как французы боятся их], я уничтожу индейцев — и по возможности, побольше».

2 июля 1759 г. индейцы племени абенаков совершили следующее злодеяние. Шестнадцать солдат из района на реке Джерси-Блю, отправленные в экспедицию на валку леса, попали в засаду, устроенную абенаками в пределах видимости лагеря на озере Джордж. Очевидец сообщал: «Они убили шесть солдат и сняли с них скальпы. Четверых взяли в плен. Из всего отряда смогли убежать только четверо. Абенаки покрасовались перед всей армией со снятыми скальпами, издали [именно так] свой клич. Затем ушли к своим лодкам, оставленным на расстоянии не более двух миль от верхней части озера. В погоню за ними отправили большой отряд, но тщетно. Они кромсают наших людей самым зверским образом, вырезая куски плоти из шеи, бедер, ног».

Во-вторых, встал вопрос о доверии. Начиная с 1755 г. в британской армии широко распространилось мнение, что племена индейцев непобедимы в войне на дикой природе. Амхёрст был решительно настроен покончить с подобными представлениями. Коллективное воображение преследовали воспоминания о поражении Бреддока при Мононгахела. Офицеры часто подробно обсуждали детали того черного дня в истории армии.

9 июля 1755 г. войска Бреддока вошли в лес, расположенный в десяти милях от форта Дюкень и обнаружили, что попали на естественную обстреливаемую площадку.

Хотя большинство лесов Северной Америки были дремучими с обширным густым подлеском, 637 индейцев из ударного французского подразделения (в основном — из племен оттава, миссиссаугов, виандотов и потаватоми с запада, с так называемого высокогорья) использовали этот участок леса в качестве охотничьей территории. Они очистили ее от подлеска, чтобы сгонять малую и большую дичь и обеспечить свободное перемещение с маневрированием своим охотникам. Стреляя из укрытия, прячась за деревьями, но имея возможность быстро и свободно перемещаться, чтобы самим не стать мишенями, индейцы в считанные минуты вызвали замешательство среди солдат Бреддока и загнали их на участок, размеры которого составляли 250 ярдов в длину и всего 100 футов в ширину.

Не имея возможности увидеть своего противника, британские солдаты вскоре поняли, что оказались на своеобразной человеческой скотобойне. Замешательство стало всеобщим, а вскоре перешло в панику. Лес превратился в настоящий ад. Все вокруг было окутано дымом, отовсюду вели огонь, раздавались крики людей и ржание раненых лошадей. Из темных чащоб доносился воинственный клич индейцев, от которого кровь застывала в жилах: «Жаждущие крови адские псы вопили и визжали, словно тысяча чертей». Это еще больше запугивало солдат, сытых по горло рассказами о пытках, наносимых увечьях и снятии скальпов североамериканскими туземцами.

Строгая британская дисциплина, связанная с построением взводами и последовательными залпами привела к тому, что «красные мундиры» давали мощный залп по тем точкам, где противника не было. Они поступали автоматически, хотя в глубине души испытывали растерянность от своих действий. Закончилось это тем, что британцы перестреляли друг друга.

Солдаты Бреддока твердо защищали свой плацдарм в течение трех часов. Но их вспомогательные американские подразделения либо сразу же бежали, либо прятались за деревьями, где их часто принимали за индейцев и убивали «дружественным огнем».

Военная подготовка британских солдат и неправильное определение отваги, данное Бреддоком, оказались самоубийственно непродуктивными в тот день. Вместо того чтобы гибко изменить тактику и импровизировать, применяя новые методы борьбы в бою с незнакомым противником, командующий продолжал применять свой принцип «по стойке смирно», пригодный только для парадных плацев, полагая: рано или поздно индейцы начнут сдаваться регулярным войскам. Но к тому времени, когда британские солдаты добрались до реки Мононгахела, их ряды настолько поредели под смертоносным огнем противника, что они более не смогли противостоять ему. Ряды дрогнули и солдаты побежали.

Увидев, что солдаты кричат от ужаса и бегают кругами, индейцы выскочили из укрытий. Начались рукопашные схватки, в которых туземцы применяли томагавки и размахивали ножами для снятия скальпов. Силы Бреддока рассредоточились: в бою и при последовавшем разгроме он потерял две трети своей армии, численность которой в начале дня составляла 2 200 человек.

Для британской армии восемнадцатого столетия это была катастрофа столь же огромного масштаба, как битва при Исандливана в девятнадцатом столетии, в которой «красные мундиры» сражались с аналогичным противником — с «дикарями-зулусами».

Амхёрст руководствовался желанием отомстить за второе величайшее поражение британской армии в войне с индейцами — массовое убийство британских солдат после капитуляции Монкальму полковника Монро, последовавшей после осады форта Уильям-Генри в 1757 г. Это было больше, чем желание навсегда смыть пятно Мононгахелы. «Помни Уильям-Генри» — эти слова стали таким же паролем для британской армии в Северной Америке в конце 1750-х гг., каким спустя восемь лет в Техасе станут слова «помни Аламо». Монро капитулировал на тех условиях, что его войска смогут уйти в форт Эдуард без оружия, но со всеми почестями. Монкальм совершенно искренне предложил эти условия англичанам. Он объяснил своим союзникам-индейцам, сражавшимся только ради трофеев, военнопленных и скальпов, но не ради чести и достоинства, что британцам разрешено покинуть место осады, не причиняя никакого вреда. Французский командующий сообщил им, что вооружение, военное имущество и запасы продовольствия остаются в форте, но не подлежат разграблению. Все это было включено в условия капитуляции без консультаций с индейцами.

Реакция индейцев оказалась более чем скептической. Выслушав при гробовом молчании непонятные (для них) слова Монкальма, они приняли решение, что должны взять то, что принадлежит им по праву. И неважно, что сказал белый «отец».

На рассвете 10 августа 1757 г., когда британские солдаты в подавленном настроении вместе семьями вышли из форта Уильям-Генри, вокруг них собрались сотни воинов-индейцев всех плен и кланов (большинство — абенаки). Они потребовали, чтобы британцы сложили оружие, одежду и оснащение.

Регулярные войска в авангарде колонны охранял французский эскорт, но провинциальные и нерегулярные войска не охранялись. Они и стали легкой добычей раскрашенных воинов.

Прежде всего, индейцы увели всех женщин и детей. Затем они обратили всю свою ярость на раненых, убивая и снимая с них скальпы перед тем, как обобрать свои жертвы, утаскивая все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Далее индейцы племени абенаков обрушились на солдат и женщин в самом конце колонны, начав беспощадно убивать их томагавками. Хотя это массовое убийство продолжалось всего несколько минут, резня вызвала панику среди остальной части арьергарда; солдаты нарушили строй и бежали в леса, охваченные паникой. Индейцы-абенаки легко окружили перепуганных беглецов и взяли их в плен.

Теперь катастрофу еще более осложнил Монкальм. Исходя из лучших намерений, он приказал индейцам отпустить пленных. Но индейцы оказались не в силах перенести это «бесчестье», и предпочли убить их. К тому времени, когда французскому командующему удалось восстановить порядок, более 100 американцев уже были убиты. (Самые тщательные вычисления свидетельствуют, что это количество составляло минимально 69 человек, максимально — 185 человек). В плен было взято от 300 до 500 человек. Те, кто особенно придерживается точных цифр, могут сказать, что смертность в пределах от 2,8 до 7,5 процентов вряд ли соответствует массовому убийству. Истина заключается в том (по их мнению), что если бы все 1 600 индейцев-союзников Монкальма напали бы одновременно на всю колонну и действовали в течение равного отрезка времени, то выжить вообще смогли бы только очень немногие.

Но 100 смертей при данных обстоятельствах уже являются военным преступлением. В любом случае, человеческие чувства определяются восприятием, а не фактами.

Ответственность за эту резню лежит в основном на индейцах-абенаках, хотя не все зверствующие туземцы принадлежали к их племени. Так почему же враждебность Амхёрста был сосредоточена только на одних абенаках? Можно предположить, что это объясняется двумя фактами: католицизмом этого племени и его географическим расположением. Если большинство французских союзников-индейцев жили в районе Великих Озер и вокруг них, индейцы племени абенаков занимали северо-восточный угол Северной Америки. Иными словами, если использовать племенные термины, британцы оказались между двух огней. Ведь территории их союзников-ирокезов находилась между различными группами враждебных племен.

Что же касается вопроса религии, то индейцы-абенаки были не только обращены в католицизм приблизительно в 1640 г., но и обращавшие их оказались ненавистными иезуитами. Даже во время Семилетней войны известный иезуит Жозеф Антуан Рубо, друг Монкальма, имел свой штаб в индейской деревне племени абенаков Сент-Франсис, хотя и вел бродячий и странствующий образ жизни.

На первый взгляд успех иезуитов кажется удивительным. Ведь индейцы, как правило, возвращались в свою веру, когда начинали заболевать болезнями белого человека. Численность населения абенаков резко сокращалась дважды. В первый раз это случилось в 1617 г. в результате эпидемии чумы, а во второй раз — в 1633-34 гг. из-за эпидемии оспы. Есть основания полагать: иезуитская доктрина искупления грехов через страдания принесла неожиданные плоды. Удивляет интерес к теологии, проявленный индейцами-абенаками который часто развлекал их французских «отцов».

В 1757 г. Водрейль пытался добиться союза между племенами абенаков и делавэров. Абенаки настаивали на том, чтобы на конференцию в деревню, где жили индейцы племени делавэр, вместе с ними отправился иезуитский священник. Делавэры заявили, что им интересно узнать, что могут сказать их «внуки» (индейцы племени абенаков) по этому поводу. Иезуитский священник приступил к чтению наставляющей проповеди. Индеец племени делавэр, обращенный в веру моравскими братьями, не позволяя прерывать себя, поднялся на ноги и обратился со страстной речью к прибывшим гостям, давая вдохновенную теологическую отповедь иезуиту. Она порадовала бы средневекового теолога. Там проводилось сравнение Троицы с иерархией, существующей в индейском племени.

Индейцы племени абенаков (они называли себя «вабанаки», «люди рассвета», поскольку их земли расположены на самой восточной оконечности Северной Америки), представляли собой суперплемя, говорящее на алгонкинском языке. Крупные кланы этих индейцев включали сококи (со среднего и верхнего течения реки Коннектикут), конасуки (жившие дальше в верховьях этой реки), миссискуой (с северного берега озера Шамплейн), пеннанакоки (из долины Мерримак в Нью-Гемпшире), пигваллет (с Белых гор), норриджвок и кеннебек.

Земли племени абенаков занимали обширную территорию от долины реки Св. Лаврентия до северной части Массачусетса. Иногда антропологи находят различия между восточными индейцами абенаки (Мэн) и западными (Вермонт). Но точных отличий этих кланов установить не удалось.

Ряд экспертов предпочитает различать их по религиозному признаку, а не по географическому распределению. На основе такой модели западными абенаками считают тех, кто рассматривал долину Шамплейн в качестве арены их мифов о сотворении, центром их духовной вселенной. Восточные абенаки — те, кто взирал на божественное могущество горы Катахдин (нынешний штат Мэн). Следовательно, индейцы Сент-Франсис, против которых Роджерс вел военную кампанию, представляют собой западных абенаков.

Абенаки были охотниками, которые вели смешанное хозяйство, сочетая охоту и собирательство с сельскохозяйственной деятельностью (особенно — с выращиванием пшеницы) и рыболовством. Они любили размещать свои деревни в долинах, чтобы пользоваться преимуществом весеннего нереста рыбы. Эти индейцы были умелыми ремесленниками, которые, по всеобщему признанию, талантливо изготавливали мокасины, снегоступы и каноэ.

Жизнь в индейской деревне была сезонной. Общины создавались, когда группы родственных семей собирались вместе на весеннюю рыбную ловлю и весенний сев. Они распадались, когда семьи рассредоточивались на осеннюю и зимнюю охоту. Это племя всегда отличалось профранцузскими настроениями, так как, когда они стали впервые взаимодействовать с белым человеком, то стало ясно: французов интересуют только бобровые шкуры и крещение. Зато англичане хотели их земли и требовали культурной интеграции.