Светлой памяти Тимура посвящается

Когда сыночек приезжал домой из летного училища в отпуск, его друзья, бывшие нахимовцы, позже курсанты высших военных морских училищ, постоянно собирались у нас дома. Тимур рассказывал им про самолеты и корабли, показывал журналы, они весело проводили время, ночевали у нас на полу по пять-шесть человек. Приходили к нам мальчики как домой.

Однажды сыночек приехал в отпуск, и с ним — группа девятнадцатилетних ребят, курсантов Ейского высшего летного училища, для ознакомления с Ленинградом. Встали утром и, вместо того чтобы ехать смотреть город, они увлеченно слушали то, о чем им рассказывал Тимур. День проходит, а они все дома, увлеченные рассказами сыночка. Потом стали играть в настольный хоккей, забывая, зачем приехали в Ленинград. Я напомнила Тимурику, чтобы ехали в город.

Я была очень рада приезду сыночка с ребятами, но меня беспокоило одно: чем я буду их кормить на следующий день. Здоровые, веселые, жизнерадостные ребята после экскурсии возвращались все к нам, никто не захотел {63} от нас уезжать, хотя такая возможность была. Был среди них курсант-ленинградец, у которого была двух комнатная квартира. Я предложила, чтобы часть ребят находилась у него. Все остались с Тимуриком.

Для своего Тимурика я делала все, что только можно сделать. Я сказала сыночку, что не знаю, как их прокормить — Тимурик мне ответил: «Мамусенька, не волнуйся, все будет в порядке». И вопрос был решен очень просто. Они купили много банок шпротов, которые оказались в мусорном ведре, никто не захотел их есть.

Вечером они устроили вечеринку. Я оставила их, ушла в театр. Прихожу домой, а дома сидит один Леша Власов, печально и виновато смотрит на меня и на разбитое стекло журнального столика. Стекло было черного цвета, и один из курсантов сел на него. Тимурик взял вину на себя, как он это делал часто и позже. Тимурик очень переживал за разбитое стекло. «Если бы я был девчонка, то заплакал бы, я знаю, как это тебя расстроит», — сказал мне сыночек. За всю жизнь я ни разу на моего мальчика не обиделась.

Тимурик служил в Калининграде, в должности замкомандира полка. Домой приходил «как выжатый лимон». Из полка командир регулярно отправлял своих подчиненных в Военно-Морскую академию, в Ленинград. А так как Тимур в полку был очень нужен, то, естественно, Смоляченко, командир полка, не хотел отпускать Тимурика в Академию.

Я решила сходить к командующему Павловскому; очень симпатичным человеком он оказался. Мы беседовали с ним два часа. Обещал отпустить сыночка в Академию, свое слово сдержал. Он мне сказал: «Вы можете гордиться своим сыном». Он дал моему сыну объективную, замечательную характеристику. Я с уважением подумала: «Надо же, как хорошо он знает моего сына». Во время беседы он звонил куда-то, спрашивал: «Где у вас живет заместитель командира полка Апакидзе Тимур, почему в общежитии?» Тимурику как замкомполка дали однокомнатную квартиру. Так как в общежитии было очень плохо, он пригласил в эту однокомнатную квартиру летчиков Гилева Сашу («Кирпича») и Вадика Кустова, чтобы облегчить как-то их жилищные условия. Вскоре Саша женился и попросил отдать ему квартиру, поэтому позже, когда Тимур женился сам, он оказался с женой в общежитии. Спросила сыночка, почему он отдал «Кирпичу» квартиру? Он просто сказал: «Она ему нужнее, он женат, а я все время на работе, прихожу только ночевать».

Так вот, командующий Павловский во время беседы в Калининграде мне сказал: «У вас замечательный сын, очень хорошо воспитан, трудолюбивый...» Он перечислил все его замечательные черты характера и добавил: «У него есть один очень большой «недостаток» — это его необыкновенная доброта, которая ему будет вредить всю жизнь. Я прошел войну, мне 57 лет, {64} но человека такой доброты, как Ваш сын, я не встречал и думаю, не встречу. Приезжайте сюда, поживите здесь, научите его жесткости».

Как я могла его научить жесткости, если сама не обладаю этим качеством? Он был очень скромным, даже сердился, когда его хвалили, говорил: «Просто я делаю свою работу, что должен делать».

Служа в Острове, он создал плакат во всю стену, графическое изображение кораблей, самолетов, труд вложил колоссальный. Там были наши и иностранные корабли и самолеты, их характеристики, все, что можно изобразить и надписать. Он мне об этом сказал так: «Мы сделали...» Я спрашиваю: «Кто мы? Кто тебе помогал?» — я-то знала, что этого никто не знает из ребят. «Ну, я» — ответил. Спрашиваю: «Почему говоришь «мы»»? «Неудобно, все я да я, как будто хвастаюсь.» Пыталась его убедить, что стесняться нечего и не надо перекладывать то, что сделал сам, на кого-то. Так и дальше по жизни делал очень много, люди даже не догадывались об этом. Главное — результат, говорил он, а им казалось, что они сами это сделали.

На юбилее, когда отмечали 45-летие, Гоча Буачидзе, с которым он познакомился в Средиземном море, отметил его запредельную скромность. Он сказал, что не видел в жизни такого скромного человека.

Один раз только я слышала от сыночка, что он удивлялся: «Странно получается, что я всем должен. Должен я только своей маме, больше никому». Потом я узнала, почему мой Тимурик это сказал. Один летчик, закончив Академию, заявил сыночку: «Вы должны меня оставить в Академии». Об этом мне стало известно позже. Зарвавшийся человек говорил в требовательном тоне и очень удивил своим требованием товарища Тимурика. Тимурик Любил всех летчиков, как отец своих детей, прощая все неразумные речи и поступки. Сыночек помог и здесь.

Тимурик, как я уже писала, очень любил своих летчиков, о них заботился. Так, уезжая с Севера в Академию Генштаба, он оставил им машину, сказав: «Она им нужнее». Эту машину подарил Тимурику мэр города Североморска. Оставил машину летчикам, сам ездил в метро по Москве, где «молодежь» пристала с вопросом, почему генерал ездит в метро.

В день выпуска из Академии командующий ВМФ РФ В. Куроедов предложил сыночку выполнить любую его просьбу. Тимурик попросил не для себя (хотя у него не было квартиры), а для другого летчика: присвоить звание Героя России Павлу Кретову. Он был очень доволен и счастлив, что появился еще один Герой России — летчик палубной авиации.

После катастрофы, описанной в статье «Пять минут мужества», о которой Тимур нам ничего не сказал, да и просил, чтобы никто не проговорился, мы сидели на почте. К нам подсел летчик, только что окончивший Ака-

Тимур — слушатель Ленинградской Военно-морской академии

демию в Ленинграде, и в разговоре вдруг спросил моего сына: «Тимур, тебе-то зачем Академия, ты и так все знаешь». — «Затем, чтобы потом мною не командовали такие, как ты, имея бумагу об окончании Академии».

Тимурик не хотел поступать в Академию, он стремился всегда к живой работе. Я же, наоборот, советовала ему закончить Академию, так как я была уверена, что она даст ему много полезного.

В Военно-морской академии г. Ленинграда он очень много занимался самостоятельно в библиотеке Академии.

Доклады он делал по два часа, остальные слушатели — по 20 минут. Его доклады были очень обстоятельными и интересными для всех слушателей, поэтому на них собиралась вся Академия. Одновременно он занимался каратэ в «Динамо». В 12-м часу ночи приходил домой.

Наша семья из пяти человек (я, бабушка, Тимур, Леся и маленькая Марийка) жила в однокомнатной квартире. Чтобы я могла отдыхать, сыночек переехал после смерти бабушки в общежитие Академии на ул. Пархоменко. {66}

«Мамусенька, не переживай, мы будем в пятницу приезжать, а в понедельник утром уезжать. Я хочу, чтобы ты отдыхала». В дни приезда ко мне они ходили в театры, кино. Он всегда спрашивал разрешения приехать, хотя знал, что я всегда не только согласна, но и очень рада.

Тимур очень тяжело переживал смерть бабушки, которую он обожал. Заметив его печальный вид, начальник факультета генерал В. Ручков спросил: «Тимур, что с тобой случилось?»... «Умерла моя любимая бабуся», — сказал Тимур. Вскоре после смерти бабушки случилось опять несчастье: погибли Валера Бондаренко и Сережа Валдаев. Тимур скрывал это, но я сразу поняла, что кто-то погиб.

Учёба в Ленинградской Военно-морской академии. Тимур и Алёша Сердюк

Валера Бондаренко был одним из самых преданнейших ему друзей. Тимур забрал отца Валеры, его жену и полетел на восток за телами; у Сережи мама уже умерла.

Приехал подавленный, рубашка грязная. Спрашиваю сыночка, что с рубашкой. Тимурик мне сказал, что он «отключался». Я попросила объяснить, он сказал: «Мы хотели узнать, какая рука или нога Валеры, какая Сережи, так как думали хоронить их отдельно, но потом решили похоронить их вместе в Кронштадте».

Сыночек оказывал помощь семьям погибших летчиков.

После окончания Военно-морской академии Тимура направили в г. Саки командиром полка, дали трехкомнатную квартиру, от которой он отказался: «Я буду жить в трехкомнатной квартире, а мои летчики будут ютиться где попало, я кого-нибудь к себе заберу, и у меня будет коммуналка, дайте однокомнатную». Его вызвал генерал В. Ручков и сказал: «Командиру полка положена трехкомнатная квартира. Это приказ, и обсуждению не подлежит». Только после этого сын согласился на трехкомнатную квартиру.

Тимур был делегатом XXVIII съезда КПСС, который транслировался на всю страну. Мне было очень любопытно, так как я впервые имела возможность наблюдать за своим сыном со стороны, каждый день, пока продолжался

Тимур в Ленинградской Военно-морской академии, стоит в центре

съезд. Делегаты съезда вели себя по-разному: кто спал, кто зевал от скуки, кто разговаривал, а мой Тимур все слушал и что-то записывал, лицо его было сосредоточенным.

После приезда в Саки Тимур делал доклад по этому съезду в Доме офицеров. Зал был полон. Доклад сыночка о таком событии оказался на удивление интересным, о чем с восхищением поведала мне Таня Степанова, жена инженера полка Сережи Степанова. Люди прослушали доклад с большим интересом. Я тоже раньше думала, что съезды — достаточно скучные официальные мероприятия, но, по-видимому, ошибалась.

И надо же было случиться, что на этом съезде рядом с Тимуром оказался тот самый политработник, который хотел выгнать Тимура из Нахимовского училища за то, что мой сын поддержал традицию при выпуске из училища — почистил нос Петру I! Этот политработник хотел пришить политическое дело Тимуру и его напарнику Игорю Терпогосову. У Игоря Терпогосова в Москве был дедушка-адмирал. Разговор адмирала из Москвы с начальством Нахимовского училища снял этот вопрос. Из «врагов» ребята стали опять хорошими курсантами. А если бы не дедушка адмирал Игоря Терпогосова, неизвестно, чем это бы кончилось. Уезжая в летное училище, Тимур сказал политработнику: «Не попадайтесь мне на глаза».

Когда Тимур его увидел, то поздоровался и хотел поговорить с ним. Но во время перерыва тот исчез и не вернулся. Прошло столько лет, а этот полковник, по-видимому, понял, как он сильно ошибался насчет Тимура и как он мог исковеркать его судьбу.

После развала СССР, как я уже писала, сын с летчиками уехал на Север, в никуда, никто их не ждал, все места были заняты, они были за штатом.

Постепенно все налаживалось усилиями моего сына.

Тимурик смотрел вперед, заботился о развитии палубной авиации. Он же готовил почву для поступления своих летчиков в Военно-морскую академию в Ленинграде. Чтобы усилить авторитет палубной авиации, Тимур стремился к тому, чтобы в ней служило как можно больше летчиков, окончивших Академию и получивших звание Героя. Я однажды спросила: «Знают ли летчики, что ты для них делаешь?»... «Зачем, главное — результат», — ответил он. Жизнь моего сыночка неразрывно связана с палубной авиацией.

После службы в г. Острове он был переведен в г. Чкаловск Калининградской области.

Служба На Балтике

О Чем Писали Газеты До Поступления Тимура В Ленинградскую Академию

Газета «Страж Балтики»