Глава 4. Следующим вечером, в начале десятого, Одетт выскользнула из темноты и остановилась у веранды

Следующим вечером, в начале десятого, Одетт выскользнула из темноты и остановилась у веранды. Полная луна освещала ее точеную фигурку в простом белом платье с широкой юбкой. В руке она несла чемодан.

– Привет, Гарри, – сказала она. – Вот и я. Я спустился по ступенькам и взял у нее чемодан. Ее близость возбуждала меня.

– Пойдемте в дом. Миссис Марло не придет? Девушка искоса взглянула на меня и улыбнулась.

– Разве ее приглашали? Так или иначе, она не придет.

Вместе мы вошли в гостиную. Я закрыл дверь, затем зажег свет. Диктофон я зарядил новой лентой. Запись пошла, как только я повернул выключатель.

День выдался трудным. Я обдумал подробности похищения, которые предстояло запомнить Одетт, написал черновик письма, прослушал пленку с записью вчерашнего разговора, которая мне очень понравилась, и отвез ее в банк, где и оставил в сейфе.

Уверенность в том, что мне удастся заполучить пятьдесят тысяч долларов, крепла с каждым часом. Я не сомневался, что девушка и Рея теперь не уйдут от ответа, если что‑то пойдет не так, как мы задумали. Феликс Марло не допустил бы суда над женой и дочерью, поэтому я мог чувствовать себя в полной безопасности.

– Начнем, – сказал я. – У нас много дел.

Она прошла к софе и села. Я не мог оторвать от нее глаз, а она расправила юбку и посмотрела на меня. От этого взгляда мне стало не по себе. Эта девушка знала, что делает. Не укрылось от нее и мое состояние.

– Я думаю, Рея очень ловко поймала тебя, так что тебе не осталось ничего другого, как помочь нам. – Она улыбнулась. – Но ты, похоже, умнее ее.

Я замер.

– Никто меня не ловил… о чем вы?

– О, она поймала. Она день за днем наблюдала, как ты спиваешься в баре. Она выбрала тебя, как только прочла заметку о твоем освобождении из тюрьмы. Она специально оставила сумку в телефонной будке, справедливо полагая, что ты клюнешь на деньги. Мне казалось, что ты их не возьмешь. Мы даже поспорили. Я проиграла десять долларов.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу.

– Я был пьян.

Она пожала плечами.

– Естественно. Я говорю об этом лишь для того, чтобы ты помнил, с кем имеешь дело. Рея – змея, ей нельзя доверять.

– Но зачем вам понадобилось столько денег?

Она скорчила гримаску.

– Это не твое дело. А теперь скажи, что я должна сделать? Как мне отвечать на вопросы?

Я смотрел на нее, собираясь с мыслями. Значит, Рея заманила меня в ловушку. Что ж, в следующий раз у нее ничего не получится.

– Вы договорились о субботней встрече?

– Да. Я пойду в «Капитолий» с Мэвис Шин. Она будет ждать меня у входа в кинотеатр в девять вечера.

– У вас есть приятель, с которым вы встречаетесь лишь изредка? Не постоянный кавалер, а такой, с кем вы видитесь время от времени?

– Конечно. Даже несколько.

– Достаточно и одного. Назовите его имя и фамилию.

– Ну… Джерри Уильямс.

– Он звонит вам домой?

– Да.

– Кто подходит к телефону?

– Сабин… наш дворецкий.

– Он узнает голос Уильямса?

– Вряд ли. Джерри не звонил мне месяца два.

– Значит, так. Вы скажете отцу, что идете в кино с подругой. После обеда, где‑нибудь без четверти девять, позвоню я и попрошу вас к телефону. Дворецкому я представлюсь Джерри Уильямсом. Тем самым мы пустим полицию по ложному следу, если она ввяжется в это дело. От лица Уильямса я скажу вам, что встретил вашу подругу и вместе со всей компанией мы решили провести вечер в «Пиратской хижине». И приглашаем вас. Предложение вас удивит, но вы согласитесь, хотя никому не скажете об изменении планов, зная, что ваш отец не одобряет посещения таких заведений. Вы приезжаете туда, не находите друзей и уходите. Когда вы пересекали темную автомобильную стоянку, вам на голову накинули мешок и затолкали в машину. Это ясно?

Она кивнула.

– О Господи! У тебя все на полном серьезе!

– Иначе нельзя. Полиция, если ей станет известно о похищении, обязательно допросит Уильямса, но тот поклянется, что не звонил вам. Тогда они сообразят, что это уловка похитителей, которые хотели выманить вас к «Пиратской хижине». Они спросят, почему вы не узнали голос Уильямса. Вам придется сослаться на плохую связь, на слышимую в трубке музыку, да и с чего вам было сомневаться в том, что звонит Уильямс. Этим и будет объясняться ваше появление в «Пиратской хижине».

– Неужели ты думаешь, что вмешается полиция? – Она покусывала ноготь, поглядывая на меня.

– Не знаю. Ваша мачеха говорит, что они ничего не узнают, но надо готовиться к худшему. А теперь слушайте внимательно. Я расскажу версию похищения, которую вам, возможно, придется повторить в полиции. Итак, всю дорогу вы сидели с мешком на голове, а чьи‑то руки не давали вам пошевелиться. Мужской голос с итальянским акцентом предупредил, что вам будет больно, если вы попытаетесь закричать. Вам показалось, что в кабине, кроме вас, сидело еще трое мужчин. Я написал разговор, который вы подслушали. Его содержание вам придется заучить.

Машина несколько раз поворачивала, и вы поняли, что похитители стараются держаться подальше от основных автострад. Наконец, часа через два машина остановилась. Вы услышали собачий лай, затем скрип открывающихся ворот. Вы должны запомнить эти подробности. Если вам придется иметь дело с агентами ФБР, они обязательно поинтересуются такими мелочами. Сколько раз они ловили преступников лишь потому, что жертва слышала, как лает собака или как звякает ведро, опускаемое в колодец. Поэтому они будут подробно расспрашивать вас, и вы должны удовлетворить их любопытство.

Одетт кивнула.

– Теперь я понимаю, зачем ты пригласил меня сюда. Даже без полиции мне придется отвечать на вопросы отца. Он – сугубо практичный человек. И обязательно потребует рассказать, что со мной произошло.

– Конечно. По нашей версии, вы провели в том месте три дня и три ночи. В одной комнате, взаперти. Полиция наверняка попросит вас нарисовать план этой комнаты, и вы должны это сделать без малейшей заминки. Находясь под замком, вы слышали лай собак, мычание коров, кудахтанье кур. Вы пришли к выводу, что находитесь на какой‑то ферме. Вы видели только одного из похитителей и женщину, которая вас охраняла… Я тут написал, как они выглядели. Если вам придется отвечать на вопросы полиции, держитесь нашей версии. Не позволяйте им поймать вас на каком‑либо несоответствии.

Она слушала, стараясь не упустить ни единого слова.

– Я постараюсь.

– Туалет находился рядом с комнатой. Это один из вопросов‑ловушек, и вы должны иметь готовый ответ. Вас препровождали туда по первому требованию. Это делала женщина. Я нарисовал план той части дома, которую вы видели по пути в туалет. Это короткий коридор с тремя закрытыми дверями. В туалете был треснутый унитаз, а вместо цепочки на сливном бачке висела веревка. Запомните это. Я записал меню на каждый прием пищи в течение трех дней, которые вы вроде бы провели на ферме. Это тоже придется заучить. Здесь нельзя ошибаться.

Она облизала губы кончиком языка.

– У меня такое чувство, будто меня действительно собираются похитить.

– Именно этого я и добиваюсь, – ответил я. – Вот черновик письма, которое вы должны написать, а я – отправить вашему отцу. Напишите его прямо сейчас.

Я встал, подошел к столу, надел перчатки и достал из принесенного с собой «дипломата» пачку дешевой писчей бумаги, купленной в магазине.

Одетт села за стол. Я стоял сзади и наблюдал, как она переписывает текст. Затем я попросил ее вложить письмо в конверт, заклеить его и надписать адрес, после чего убрал конверт в «дипломат».

– Вот это, – я протянул ей несколько листков, – вы возьмете с собой и заучите все, что там написано. Приходите сюда завтра вечером, и я проверю, как вы подготовились к похищению.

Одетт положила бумаги в сумочку.

– Прежде, чем вы уйдете, я хочу взглянуть на ваше платье и парик.

Она открыла чемодан и достала дешевое платье из бело‑синего ситчика, белые тапочки и рыжий парик.

Я кивнул в сторону спальни.

– Идите туда и переоденьтесь. Посмотрим, как вы будете выглядеть.

– Похоже, ты знаешь, как командовать, – сказала она, подхватывая платье.

– Если вам не нравится…

– Наоборот! Это так необычно. – Она опустила глаза. – Мне нравятся мужчины старше меня.

– Этим вы обеспечиваете себе широкий выбор. Поторопитесь. Мне пора домой.

Она фыркнула, прошла в спальню и захлопнула дверь.

Только тут со всей отчетливостью я понял, что в кабинке мы одни. Со свадьбы я не изменял Нине и не собирался менять заведенного порядка, хотя и видел, что эта девушка не ответит отказом. Стоило только намекнуть, и она…

Я нетерпеливо вышагивал взад‑вперед, когда она вышла из спальни. Рыжий парик резко изменил внешность Одетт. Я едва узнал ее. Обеими руками она прижимала платье к груди.

– Чертова «молния». – Она повернулась ко мне обнаженной спиной. – Застегни ее, а? Я не могу дотянуться.

Я взялся за застежку. Руки дрожали. Пальцы коснулись прохладной кожи. Одетт посмотрела на меня через плечо. Я отвел взгляд и застегнул «молнию». Сердце учащенно забилось. Она повернулась и прижалась ко мне, обвив шею руками.

На какое‑то мгновение я разомлел, а затем усилием воли заставил себя оттолкнуть ее.

– Давайте обойдемся без этого. Сохраним чисто деловые отношения.

Она чуть наклонила голову, не сводя с меня взгляда.

– Я тебе не нравлюсь?

– Вы очень милы. И хватит об этом.

Она усмехнулась и отошла на несколько шагов.

– Ну? Как я тебе?

– Все отлично. Если вы наденете солнцезащитные очки, вас вообще никто не узнает. – Вытащив из кармана носовой платок, я вытер вспотевшие ладони. – Оставьте платье и парик здесь. Встретимся послезавтра, в девять вечера.

Она кивнула и пошла в спальню, оставив дверь полуоткрытой. Я закурил и присел на краешек стола. Затем она позвала:

– Гарри… Я не мигу расстегнуть «молнию».

Я вдавил сигарету в пепельницу, но не двинулся с места. Лишь гулко стучало сердце.

– Гарри…

Я встал, подошел к двери, запер ее на ключ. Затем выключил свет и направился в спальню…

* * *

У нашего бунгало стоял «бьюик» Реника, поэтому через открытые ворота я проехал прямо в гараж.

Меня словно ударило током, когда я увидел «бьюик». Я не встречался с Реником с тех пор, как он подвез меня от тюрьмы, и забыл даже думать о нем. Зачем он приехал?

И тут кровь бросилась мне в лицо. Нина, должно быть, сказала ему, что я по ночам считаю машины. Он мог без труда выяснить, что я лгу. А мне не хотелось связываться со служителями закона, особенно теперь, в преддверии похищения.

Кроме того, меня мучила совесть. Я сожалел о том, что поддался чарам Одетт. Наша близость не доставила радости. Она отдалась лишь для того, чтобы показать свою власть надо мной и презрение к мужчинам.

– Увидимся послезавтра, – сказала она на прощание из темноты, – счастливо, – и ушла, оставив меня в постели, клянущего весь свет, ее, но в первую очередь себя.

Когда за ней захлопнулась входная дверь, я встал, достал диктофон, снял кассету с пленкой. Потом принял душ, прошел в гостиную и один за другим выпил два стаканчика виски. Но ни душ, ни виски не заглушили чувства вины. Я предал Нину, а она изо дня в день гнула спину, чтобы удержать нас на плаву.

По дороге я медленно подошел к бунгало, достал ключ, открыл дверь. Часы в холле показывали без десяти одиннадцать. Я услышал голос Реника и ответный смех Нины.

С Реником мы дружили двадцать лет. Мы вместе учились в школе. Он был хорошим, честным полицейским, а теперь начал работать у окружного прокурора, занял важное положение в этом городе, получил хорошее жалованье. Если бы наш план похищения рухнул, расследованием занялся бы он, а я знал, что Реник далеко не дурак, а, наоборот, блестящий специалист. Работая в газете, мне приходилось частенько сталкиваться с полицейскими. Реник мог дать фору каждому из них. Возьмись он за расследование, и меня ждали бы крупные неприятности.

Я собрался с духом и открыл дверь.

Нина раскрашивала большую садовую вазу, стоящую на ее верстаке. Реник, с сигаретой в руке, сидел в кресле.

Увидев меня, Нина бросила кисточку, подбежала ко мне, обняла и поцеловала. От прикосновения ее губ меня чуть не передернуло. Я еще помнил горячие животные ласки Одетт. Я осторожно отстранил ее, обнял за талию и попытался улыбнуться поднимающемуся из кресла Ренику.

– О, привет, Джон. – Я протянул руку. – Куда ты запропастился?

Полицейский всегда оставался полицейским. По его недоуменному взгляду я понял, что он почувствовал что‑то неладное. Но пожал мне руку и тоже улыбнулся.

– Это не моя вина, Гарри, – ответил он. – Меня на целый месяц загнали в Вашингтон. Я только что вернулся. Как ты? Я слышал, ты нашел работу?

– Если ее можно так назвать. Впрочем, и это лучше, чем ничего.

Я плюхнулся в кресло, Нина примостилась на ручке, сел и Реник. Его изучающий взгляд не покидал моего лица.

– Послушай, Гарри, так дальше нельзя. Прибивайся к берегу. Думаю, я смогу договориться с Мидоусом, если ты согласишься.

Я удивленно посмотрел на него.

– С каким Мидоусом? О чем ты?

– Это мой босс. Я говорил тебе. Нам нужен хороший специалист по контактам с прессой. Ты просто создан для такой работы.

– Правда? Ну, я придерживаюсь другого мнения. После того, что сделали со мной эти мерзавцы, я не буду сотрудничать с городской администрацией ни за какие коврижки.

Рука Нины сжала мою.

– Ради Бога, Гарри, будь благоразумен! – воскликнул Ре‑пик. – Прежней банды больше нет. Нельзя упускать такую возможность. Мы еще не знаем, сколько будем тебе платить, но думаю, что неплохо. Мидоус в курсе и твоего дела, и твоих репортерских заслуг. Если мы сможем выбить фонды, а я почти уверен, что нам это удастся, считай, что принят на работу.

У меня мелькнула мысль, что еще можно отказаться от похищения, но пятьдесят тысяч долларов не выходили из головы. С такими деньгами я бы уже ни от кого не зависел.

– Я подумаю об этом, – ответил я. – Возможно, прежней банды уже нет, но я еще не готов работать на город.

– Неужели ты можешь отказаться? – озабоченно спросила Нина. – Такая работа тебе нравится, и ты…

– Я сказал, что подумаю, – обрубил я.

Лицо Реника разочарованно вытянулось.

– Ну, хорошо. Конечно, нельзя гарантировать, что нам выделят фонды, но если это произойдет, решать придется немедля. Есть еще пара желающих.

– Один есть всегда, – кивнул я. – Благодарю за предложение, Джон. Я дам тебе знать.

Он пожал плечами и встал.

– Мне пора трогаться. Я заехал, чтобы сказать тебе об этом. Как решишь, позвони.

– Ты же не собираешься отказаться, не так ли, Гарри? – спросила Нина, когда он ушел. – Ты понимаешь…

– Я обдумаю его предложение. А теперь нам пора спать.

Она положила мне руку на плечо.

– Если они получат фонды, я хочу, чтобы ты согласился. Так дальше продолжаться не может. Тебе надо работать.

– Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью, – отрезал я. – Я сказал, что подумаю, и намерен заняться именно этим.

В спальне я положил кассету на полку и разделся. Я слышал, как Нина возится на кухне.

Улегшись в постель, я вновь сравнил предложение Реника с пятьюдесятью тысячами Реи. Им могли не выделить фонды. Но мог лопнуть и план похищения. Я решил выжидать. Тогда, при удаче, я мог получить и работу у окружного прокурора, и деньги Реи.

Вошла Нина. Я притворился, что засыпаю. Прикрыв глаза, я наблюдал, как она раздевается. Наконец, она легла и погасила свет. Когда она прижалась ко мне, я отодвинулся. Я чувствовал себя таким мерзавцем, что не мог вынести ее прикосновения. Утром Нина взяла машину, чтобы отвезти в магазин несколько ваз. Я томился от безделья, слонялся по комнатам и думал об Одетт.

Чувство вины понемногу притуплялось. Прошлым вечером, по дороге домой, я давал себе слово, что при наших последующих встречах ничего такого больше не повторится, но утром в голову полезли иные мысли.

Теперь я говорил себе, что Нины не убудет от моего романа с Одетт. Надо было останавливаться сразу. А так… какая разница, один раз или два? Сделанного уже не вернешь. Я даже сумел внушить себе, что мне понравились неуклюжие объятия Одетт, и уже с нетерпением ждал следующего вечера.

А пока я сходил в банк, положил вторую кассету рядом с первой и провел остаток дня на пляже, купаясь и загорая…

– Что ты решил ответить Джону? – спросила Нина за завтраком.

– Пока не знаю. Я все еще думаю.

Она смотрела мне прямо в глаза, и мне пришлось отвести взгляд.

– Ну, пока ты думаешь, у нас не оплачены три счета. Денег у меня нет. – Она бросила счета на стол. – Хозяин гаража не даст нам горючего, пока мы не вернем долг. Если не заплатить за электричество, нам отключат свет. Да и бакалейщик больше не хочет отпускать товар в кредит.

У меня оставалось еще шестьдесят долларов из сотни, полученной от Реи. По крайней мере, я мог заплатить за бакалею и электричество.

– По этим счетам я все улажу, а хозяину гаража придется подождать. У нас много горючего?

– Примерно полбака.

– Будем по возможности пользоваться автобусом.

– Мне завтра надо отдать четыре вазы. Я не могу везти их на автобусе. – В голосе Нины проскочила нотка раздражения.

Ее глаза почернели от злости.

Рассердился и я.

– Я не говорил, что ты не можешь взять машину. Я лишь сказал, что по возможности нам надо пользоваться автобусом.

– Я тебя слышала.

– Вот и отлично.

Нина замялась. Ей хотелось сказать что‑то еще, по вместо этого она развернулась и вышла из комнаты.

На душе у меня остался неприятный осадок. Впервые мы вплотную приблизились к ссоре. Из бунгало я направился к автобусной остановке. На оплату счетов ушли сорок пять долларов. В конце недели мне предстояло рассчитаться с Биллом Холденом за аренду кабинки, но к тому времени, при удаче, я надеялся стать богаче на пятьдесят тысяч.

Потом я поехал на пляж, загорал, купался и постоянно поглядывал на часы, с нетерпением ожидая, когда же Одетт появится на ступеньках веранды.

К половине девятого пляж, как обычно, опустел. Я сидел на веранде, волнуясь, словно школьник, пришедший на первое свидание.

Она возникла из темноты в начале десятого. Увидев Одетт, я с гулко бьющимся сердцем вылетел из кресла. Когда девушка поднялась по ступенькам, я схватил ее за руки, потянул на себя.

Она уперлась руками мне в грудь и с силой оттолкнула меня.

– Убери лапы. – От ее голоса веяло могильным холодом. – Если я захочу, чтобы ты обнимал меня, то скажу об этом. – И она прошла в кабинку.

Меня словно окатили ведром ледяной воды. Я чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Постояв, я поплелся следом за Одетт и закрыл дверь.

В этот вечер она пришла в брючках зеленовато‑голубого цвета и белой плиссированной блузке. Ее черные волосы были забраны белой лентой. Свернувшись калачиком на софе, она выглядела очень соблазнительно.

– Ты слишком торопишься с выводами, – улыбнулась Одетт. – Женщины непостоянны. Вчера ты забавлял меня, сегодня – нет.

Кипя от ярости, я сел, дрожащей рукой зажег сигарету.

– Как хорошо, что я не твой отец, – сказал я. – Слава богу, что я не твой отец.

Одетт хихикнула, глубоко затянулась, выпустила через нос две струйки дыма.

– При чем тут мой отец? Ты злишься, потому что я оказалась не столь доступной, как тебе хотелось бы. Мужчины все одинаковы: глупые и сексуально озабоченные. – Она пригладила волосы и надменно усмехнулась. – Теперь, раз мы поняли друг друга, давай перейдем к Делу.

Как же я ненавидел ее в те минуты!

С трудом мне удалось открыть «дипломат» и достать приготовленный вопросник.

– Я буду задавать вопросы, – едва сдерживаясь, процедил я, – а ты – отвечать.

– Не расстраивайся, – хмыкнула Одетт. – Тебе же хорошо заплатят.

– Заткнись! – рявкнул я. – Оставь при себе эти глупые шуточки. Как вы попали в «Пиратскую хижину»? Опишите комнату, в которой вас держали. Как выглядела женщина, которая приносила вам еду? Видели ли вы на ферме кого‑то еще, кроме этой женщины? – И так далее, и так далее.

Ее ответы были кратки и точны. Ни разу она не запнулась и не ошиблась.

Допрос продолжался два часа. Она с честью выдержала его.

Наконец, я сдался.

– Все хорошо. Если ты не отойдешь от этой версии и будешь избегать ловушек, они нас не поймают.

Она улыбнулась:

– Я постараюсь… Гарри.

– Ладно, считаем, что к субботе мы готовы. Я буду в «Пиратской хижине» в четверть десятого. Ты помнишь, что надо делать?

Она слезла с софы.

– Да, я все помню.

Мы посмотрели друг на друга, затем она улыбнулась и шагнула ко мне.

– Бедняжка. Обними меня, если хочешь. Я не возражаю.

Я подождал, пока она подойдет, а затем влепил ей крепкую затрещину. Ее голова дернулась. Тогда я ударил снова.

Она отступила назад, ее лицо зарделось, глаза зло сверкнули.

– Мерзавец! – взвизгнула она. – Я тебе это припомню. Мерзавец!

– Убирайся! – рявкнул я. – Пока я тебя не прибил.

Она двинулась к двери, нарочито виляя бедрами. На пороге она обернулась.

– Как хорошо, что я не твоя жена. Слава Богу, что я не твоя жена. – Она хихикнула и сбежала по ступенькам.