Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Не шей ты мне, матушка, красный сарафан





Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…

 

На радостях, что Лиза нашлась, Соня с утра побежала на могилу папеньки. Она часто приходила сюда – порадоваться и спросить совета, пожаловаться и погоревать. Соня была уверена, что папенька слышит ее, и каждый раз что‑то вокруг давало ей знак об этом. То солнышко выглянет из‑за тучи, то птичка возьмется невесть откуда и разольется трелями. Соня порой засиживалась на мраморной скамеечке рядом с могилой отца, подолгу обсуждая произошедшее за день, и, конечно, сейчас она не могла не поделиться с папенькой столь замечательной новостью – Лиза нашлась!

За год, прошедший с момента смерти Петра Михайловича – он погиб от несчастного случая на охоте (упал с лошади, а ружье случайно и выстрели!), Соня так и не привыкла к тому, что больше уже никогда не сможет приласкаться к отцу, посидеть на его коленях, пошептать на ушко разные разности. Соня не могла поверить, что голос, который она слышала в ответ на свои вопросы и жалобы, когда приходила на родовое кладбище Долгоруких, не исходит от папеньки, а чудится ей. И это ощущение особенно сильным было в первое время, когда земля хранила свежесть недавно совершенного погребения. Но и потом, когда через год княгиня установила тяжеловесный памятник из редкого уральского камня, Соня все равно продолжала слышать этот голос. Только теперь он шел не от земли, а со стороны, словно из воздуха или от деревьев.

– Папенька! Это чудо – Андрей Платонович вернул нам Лизу! Мы ее выходим, вылечим, и снова заживем вместе и счастливо. Папенька, милый, мне тебя не хватает! Знал бы ты, как без тебя тяжело. Маменька решила выдать Лизу за Андрея Платоновича. Он говорит, что любит ее, а она любит Владимира. Мы Лизу два дня искали, Андрей ноги сбил, бегая по лесу. Если бы ты был рядом, все было бы по‑другому!

– Заблуждаешься, дорогая моя! – к Соне неслышно подошла Долгорукая. – Твой ненаглядный папенька был слабым человеком и подлым обманщиком!

– Он был добрым.

– Да что ты знаешь! – воскликнула Мария Алексеевна.

– О чем это вы?

– Неважно, – Долгорукая с ненавистью взглянула на барельеф на обелиске, изображавший благородный профиль ее мужа. – К тому же он разбаловал вас с Лизой неимоверно. Привыкли, что все дозволено, и чуть что не по‑вашему – тут же из дома бежать! Назло мне! Теперь он умер, а я должна собирать за ним плоды его неразумного воспитания! Елизавета вся в него. Ей нет дела до родных, творит, что хочет. Господи!

– Маменька, почему вы никогда не оплакивали его?

– Он недостоин моих слез.

– И Лизу вы тоже не пожалели! Вы такая жестокая, маменька! – Соня расстроилась и убежала.

– Беги, беги, нечего здесь мелодраму разводить, – посмотрела ей вслед княгиня и снова взглянула на образ на памятнике. – Ты и не надейся, Петр Михайлович, я Соню тебе так просто не отдам, хотя бы одну дочь воспитаю, как положено. Елизавета вон в девках засиделась, все мечтает за Владимира Корфа замуж выйти. А я скорее убью их обоих, чем позволю этому свершиться. За твои грехи она отвечает, Петр Михайлович! И чего тебе только не хватало? Разве мы с тобою плохо жили? Зачем ты все разрушил? Как я мучилась тогда! А вы радовались с дружком твоим дорогим. Корф не меньше тебя виноват. И отберу я у них поместье, отберу! Пусть его сын нищим пойдет! Пусть помучается Владимир, как я мучалась тогда!

Долгорукая в сердцах смела подолом цветы, что принесла на отцовскую могилу Соня, и решительно зашагала прочь с кладбища.

Дома она, прежде всего, принялась за расходную книгу. Кажется, все утряслось – Лиза вернулась, у Корфов траур вот‑вот закончится, и надо быть готовой к решающей битве за имение. Долгорукая разложила книгу на столе в кабинете мужа и принялась крутить ее и так и сяк, пытаясь понять, что же можно сделать, чтобы извести эту дурацкую запись о полученных князем от Корфа деньгах.

– Маман, я хотел поговорить с вами, – в кабинет постучался Андрей. – А вы опять работаете.

– Дело молодых – наслаждаться жизнью, мы же, родители, должны позаботиться о том, чтобы у вас были на это достаточные средства.

– Знаю, знаю, чем я вам обязан, – Андрей вежливо поцеловал мать в щеку и вдруг разглядел на столе знакомый переплет. – Оказывается, расходная книга у вас, а я ее искал.

– Да, вот все пытаюсь после смерти твоего отца вникнуть в нее, – Долгорукая отодвинула фолиант подальше с глаз. – Да все недосуг – то одно, то другое. Теперь вот ноги разболелись. К непогоде видно.

– А вы оставьте ее мне, я во всем разберусь.

– Что ты, Андрюшенька! – замахала на него руками княгиня, как будто речь шла о ничтожнейшем пустяке. – Разбираться не в чем – все, слава Богу, идет своим чередом. Ты лучше о себе подумай – не засиделся ли у нас? Не пора ли тебе обратно, в Петербург?

– Петербург подождет.

– Не скажи, сынок… Чего тебе? – отвлеклась Долгорукая, глядя на появившуюся в дверях Татьяну.

– Вы чай травяной просили, подавать?

– Неси, да прибор на Андрея Петровича поставь, и пирожные не забудь, разговор у нас времени потребует. Но ты садись, Андрюшенька, – Долгорукая вернулась к начатой было теме. – Мне Алешка сказал, что ты давеча свою невесту со двора прогнал? Или почудилось ему, дураку лошадиному?

– Но вы же сами, маман, говорили, что не одобряете приезд без приглашения? Насчет приличий толковали.

– О приличиях, Андрюша, всегда должно помнить. Но я все же рассудила на досуге и поняла, что у вас с княжной настоящее чувство. Таня! Ну, что ты делаешь‑то! Осторожнее! – прикрикнула Долгорукая на вошедшую снова Татьяну – та при ее последних словах, как слепая, натолкнулась на кресло, в котором сидел Андрей, и едва не опрокинула на него разнос с чайными приборами. – Уродка!.. Так вот. Мне бы прежде столько свободы, сколько у нынешних барышень! Я бы со своей красотой таких дел навертела! А она у тебя при дворе живет, в почете и внимании таком, что о тебе – только повод дай! – тут же и забудет. Или ты разлюбил ее?

– Нет, не разлюбил.

– Танька! Да что ж ты творишь! То роняешь все, то падаешь! Пошла вон отсюда, пока я до тебя не добралась! – разгорячилась княгиня, глядя, как пошатнуло Татьяну. – Вот что значит всю жизнь с барышнями, тоже стала мечтательная! Витает где‑то. Ступай, кому сказала, после заберешь!

– Простите, Мария Алексеевна, – потупилась Татьяна.

– Ладно, не до тебя мне, – отмахнулась от ее извинений Долгорукая. – И вот не пойму я, Андрей, чего ты маешься, отчего в Петербург не спешишь?

– Вы же сами знаете, какие события у нас.

– События все закончились, скоро быльем порастут. А тебе о своем будущем думать надо. Смотри, как бы младшая сестра прежде тебя замужем не оказалась.

– Вы правы, маман, я и сам хотел к Наташе поехать.

– Поезжай – повинись, помирись. А то потеряешь невесту, Андрюшенька. Я бы для тебя лучшей партии и не желала – родовитая, богатая, красавица и, похоже, любит тебя. А иначе, чего бы сама за тобой прибежала?

– Но как же Лиза? Она еще нездорова.

– О Лизе заботы из головы выброси – она не у чужих людей. А как дело до свадьбы дойдет, так мы сообщим.

– И вы обещаете, что не станете поперек меня с Корфами судиться?

– Побойся Бога, мальчик мой! Или я похожа на ирода злобного? – Долгорукая даже платочек к глазам поднесла – посмотри, мол, обидел мать словами непутевыми. – Я разве могу о чем другом думать, кроме как о счастии своих детей? Все мои заботы – семейные.

– Маменька, – смутился Андрей. – Я не хотел плохого сказать. Просто столько переживаний за эти дни, что я уже и не знаю, то ли говорю, так ли поступаю.

– Вот и отправляйся в Петербург – развеешься, чувства свои проверишь, мысли проветришь. И главное – если любишь ее, любовь свою сбереги. По себе помню – самое это тяжелое дело. А мне иного и не надо, лишь бы все были счастливы.

– Вы правы маменька, – растрогался Андрей. – Пойду собирать вещи и сейчас же поеду.

– А я тебя в дорогу благословлю, – улыбнулась Долгорукая.

Андрей решил перед отъездом еще раз зайти к Лизе – проведать, как она там. В коридоре он столкнулся с Татьяной. Она спускалась с лестницы, что вела на второй этаж, где были комнаты сестер. Татьяна особой радости от этой встречи не выказала, но и с объяснениями и укорами не бросилась. Только слегка поклонилась барину и уже собиралась пройти, как Андрей остановил ее.

– Таня! Как там Лиза, еще не проснулась?

– Проснулась. Я и ей чай отнесла, полезный, с мятою.

– Вот и хорошо, значит, я ее не потревожу. Попрощаться хотел.

– А вы?..

– Я возвращаюсь в Петербург.

– Счастливого пути, барин, – Татьяна побледнела.

– Послушай, Таня, – нахмурился Андрей. Он уже и сам был не рад, что дал вчера волю своим желаниям. Чувствительность девушки вызывала в нем ощущение вины, с которым Андрей справиться не мог, и от этого раздражался и принимался барствовать. – Попытайся понять – ты мне не безразлична, но я говорил тебе – мы не можем быть вместе. Ты выросла со мной и сестрами, ты для нас больше, чем служанка. Ты всегда была другом и мне, и девочкам. Без тебя стало бы пусто в этом доме. Но я женюсь на Наташе.

– А если бы я не была крепостной? Если бы я была вам ровней? Все могло быть иначе?

– Прости, – Андрей отвел взгляд в сторону – он не хотел смотреть, как она уходит.

Более всего Андрея угнетало ее великодушие. Получалось, что это Татьяна прощала его за неосмотрительный поступок, а не он облагодетельствовал ее своей любовью. «Кажется, я становлюсь похожим на Владимира, – подумал Андрей. – А еще говорят, что цинизм – не болезнь. Нет‑нет, болезнь, да к тому же заразная!»

Он быстро взбежал по лестнице, чтобы пожелать Лизе скорейшего выздоровления. Но в комнату не попал – перед дверью, точно на часах стоял Забалуев.

– Вы, кажется, не позволяете мне пройти? – изумился Андрей его наглости.

– Как жених, я должен охранять покой Лизаветы Петровны.

– Но Татьяна сказала, что сестра встала!

– Встала, чаю попила да опять и заснула. И, право, сие не мудрено – такие испытала лишения!

– Да, я едва не позабыл, что вы теперь – наш благодетель, Лизу нашли! Однако позвольте спросить, уважаемый Андрей Платонович, как вам удалось разыскать ее? Мы с Татьяной обошли все окрестности – и никаких следов!

– Вы глазами искали, голубчик, а я – сердцем! Любящие сердца друг к другу тянутся. Мы ведь мало с вами знакомы, Андрей Петрович, никогда толком не поговорили ни о чем. А мне, признаться, давно хочется поближе узнать будущего шурина.

– Боюсь, что для столь детального знакомства вы время выбрали не совсем подходящее. Я срочно уезжаю в Петербург.

– Уж не намерены ли вы и сами жениться?

– С чего вы взяли?

– Так спешат только военные курьеры или влюбленные. А у нас, насколько я помню, сейчас не война.

– Если честно, то я не совсем понимаю вашей иронии.

– Да какая же тут ирония?! Женитьба – дело серьезное. Я вот и сам жду не дождусь, когда свадьбу сыграем.

– Надеюсь, что ваш брак будет счастливым.

– Не сомневайтесь Андрей Петрович. Уж, я свою жену не обижу ни словом, ни делом. Холить буду, лелеять, беречь как зеницу ока! Поверьте, я так счастлив, что женюсь на вашей сестре! Витаю в облаках и жду неземного блаженства!

– Будь по‑вашему – я не стану тревожить Лизу, – кивнул Андрей. – И не забудьте известить меня о свадьбе.

– Всенепременно! – Забалуев расплылся в широчайшей улыбке, которую он с усилием сохранял на лице, пока Андрей не уйдет.

Еще не хватало, думал он, чтобы князек успел переговорить со своей сумасбродной сестрой, и она пожаловалась бы на ту пощечину. Забалуев был уверен, что Андрей вступится за честь сестры. Эта молодежь стала такая ранимая, такая нервная, чуть что – сразу дуэль! И ему совсем не хотелось потерять столь выгодную перспективу, как женитьба на одной из самых завидных невест в уезде. И уж тем более собственная жизнь была ему всего дороже!

Потерпев фиаско с обвинением Корфа в убийстве отца, Забалуев с утра вернулся к Долгоруким – сейчас этот дом был его передовым рубежом. И Забалуев не собирался сдавать свои позиции без боя. Татьяну, похоже, ему удалось запугать. Но если эта дворовая вздумает его выдать прежде, чем он заручится прощением самой Марии Алексеевны, то сильно пожалеет. И, кроме того, Забалуев не знал, как далеко зашло помешательство Лизы, а в том, что у нее не все в порядке с головой, Андрей Платонович не сомневался. Да разве нормальной девушке взбредет в голову после ссоры с женихом бросаться, на ночь глядя, в лес и пропадать там двое суток! Другое дело – брат, с ним надо действовать осторожно и убеждением. Конечно, мальчишка не сможет тягаться с ним в умении вести сложную интригу, но он вспыльчив и опасен своей непредсказуемостью.

Выждав еще какое‑то время, Забалуев перевел дух. На этот раз ему удалось отодвинуть момент встречи Лизы и Андрея. Этот ход остался за ним!

– Мария Алексеевна, позволите? – чуть заискивающе спросил Забалуев, проникая в кабинет Долгорукой.

– О, Андрей Платонович! Заходите, заходите! Что же вы мнетесь в дверях, спаситель вы наш?! Да не тушуйтесь – спаситель, спаситель! Какие новости? Надеюсь, такие же хорошие, как и те, что вы нам вчера принесли?

– Увы! Обижен, оскорблен до глубины души – меня обвинили в убийстве!

– Вас? Святого человека? Спасителя Лизы?

– Воспитанница барона Корфа подозревает, что я убил Ивана Ивановича…

– Да кто она такая?! И как она смеет?!

– Хотя лично я думаю, что это сделал сам Владимир. Я даже пригласил исправника его арестовать.

– А вот это вы явно хватили лишку, Андрей Платонович, – неодобрительно покачала головой Долгорукая.

– Возможно, но в свете нашей тяжбы…

– Да, кстати о тяжбе. Вот, полюбуйтесь‑ка на эту запись, – княгиня поманила к себе Забалуева пальчиком и постучала овальным ноготком по расходной книге. – Черным по белому написано – долг выплачен! И главное страницы все прошиты и пронумерованы.

– Может, в печь ее? – Забалуева перекосило от злости.

– Подозрительно будет, если книга вдруг исчезнет. Особенно теперь, когда Владимир потребовал сам лично взглянуть на нее. Да и Андрей – принесла же его нелегкая! – видел книгу сегодня у меня на столе.

– А подчистить?

– Пробовала – заметно.

– А вы, поди, ножиком скребли? Вот‑вот! А моя двоюродная тетка свой возраст в документах на десять лет убавила. Помнится, сырой картошкой выводила.

– И что же – не заметили?

– Муж до сих пор не знает.

– Ловкая у вас тетка! Дайте‑ка я Татьяну позову. – Долгорукая ради такого случая не поленилась – поднялась и с силой потянула за шнур у двери, соединенный со звонком в комнате для прислуги.

Забалуев на всякий случай ловко закопал книгу под какие‑то бумаги на столе и, как не в чем ни бывало, принялся расхаживать по кабинету. Скоро в кабинет влетела Татьяна и с порога кинулась барыне кланяться.

– Да ладно, виделись уже, – нетерпеливо остановила ее Долгорукая. – Ступай‑ка на кухню да картошки мне очисти и на блюде принеси. И не спрашивай – что, для чего. Делай, как тебе велят и побыстрее!

Татьяна кивнула и поспешила исполнять.

– Ох, Андрей Платонович, если и в самом деле поможет, то я, пожалуй, и сама выйду за вас замуж.

– Я, конечно, возражать не стану, но, боюсь, что после случившегося вы не только сами на меня не посмотрите, но и передумаете выдавать за меня Лизу.

– О чем это вы, Андрей Платонович? Вы – такой герой, а какая же мать за героя не выдаст свою дочь?

– Ах, Мария Алексеевна, никакой я не герой! – повинно склонил голову Забалуев.

– Не прибедняйтесь!

– Увы, я должен открыть вам ужасную тайну. Я – виновник всего того кошмара, который обрушился на вашу семью. Если бы не мой поступок, ничего не случилось бы.

– Да говорите прямо, Андрей Платонович!

– Это не просто, Мария Алексеевна. Выслушайте и попытайтесь меня понять!

– Я – вся внимание.

– Как вы знаете, я ждал Елизавету Петровну – все ждал и ждал. А когда она появилась, представьте, вместо того, чтобы извиниться за свое опоздание, она вдруг принялась на меня кричать! И такими словами стала называть, что я покраснел. Я и подумать не мог, чтобы воспитанные барышни знали такие слова. Она повела себя крайне, крайне неуважительно. Я бы даже сказал: непочтительно и грубо.

– И что же вы?

– Я ведь человек – войной контуженный, я, когда разойдусь, так бываю несдержан. Вот и вышел из себя…

– И?

– Повинен, матушка, – ударил ее! Елизавета Петровна бежать бросилась, да разве ее, молодую, догонишь? Татьяна – и та не угналась. Боже, как я раскаиваюсь! Я совершил ужасный, непоправимый поступок! Мария Алексеевна, сможете ли вы когда‑нибудь меня простить?

Забалуев был так убедителен в своем раскаянии и так удрученно сокрушался, что Долгорукая поспешила его утешить.

– Вы – удивительный человек, Андрей Платонович! Принимать на себя чужую вину! Я просто восхищаюсь вашим благородством.

– Так вы не сердитесь?

– С чего бы вдруг? И я на вашем месте непременно проучила бы негодную девчонку. Вы поступили, как мужчина и муж, которому я смело могу доверить будущее своей дочери.

– Княгиня! – Забалуев бросился облобызать ее ручку.

– Барыня, вы картошку просили, – Татьяна вернулась с серебряным блюдом, на котором лежали несколько свежеочищенных картофелин.

– Поставь на стол и ступай отсюда, не задерживайся. – Долгорукая моментально спровадила Татьяну и принялась за подчистку книги. – Не очень‑то получается. Может, чернила похуже или картошка у вашей тетушки была другая?

– Голландскую нужно. У ней клейкость лучше.

– Где ж ее взять‑то, голландскую?

– Позвольте‑ка мне, я вам помогу. Сейчас мы ее…

– Маменька! А чем это вы здесь занимаетесь? – раздался от двери голос Лизы.

– Я… – растерялась Долгорукая. – Лизонька… Да вот беседуем с твоим женихом.

– Да, – кивнул Забалуев, тут же бросив картофелину на блюдо.

– Андрей Платонович любезно согласился оценить новый сорт картошки.

– Замечательная картошка, Мария Алексеевна. За урожай можете не беспокоиться.

– Зачем ты встала из постели, моя милая? – Долгорукая поднялась из‑за стола и подошла к Лизе. – Посмотри на себя – ты же еле на ногах стоишь!

– Маменька, – Лиза выглядела испуганной и была очень бледна, – я проснулась – никого нет. Я хотела найти Соню или Андрея, спустилась сюда. А в коридоре на меня напал цыган!

– Цыган? Ну, какой цыган, Лизонька, – по тону было понятно, что княгиня всерьез обеспокоилась душевным здоровьем дочери. – Видать еще не поправилась – в последнее время тебе все какие‑то страшные сны снятся. То Владимир Корф тебя из леса вынес, то теперь цыган напал. И где – в нашем доме!

– Это никакой не сон, маменька! Я видела его так же, как вас сейчас перед собой вижу!

– Ну, и каков он из себя? – понимающе улыбнулся Забалуев.

– Ужасный человек – глаза горят, волосы черные, и седая прядь надо лбом.

– Страшная картина, очень похожа на те сказки, которыми Сычиха пугает.

– Маменька!

– Ну, полно, полно, не смеюсь я, – пожала плечами Долгорукая. – И что же он хотел от тебя, этот цыган?

– Он хотел меня предупредить, что Андрей Платонович не тот, за кого себя выдает.

– Что это значит? – нахмурилась княгиня.

– А я дальше вырвалась, и слушать не стала.

– Вот что, милая, – твердо сказала Долгорукая после повисшей в кабинете паузы. – Узнаю, что это – очередная твоя уловка, чтобы свадьбу отменить, накажу.

– Он сказал, что знает что‑то о моем женихе!

– Довольно! Ступай сейчас же к себе, ложись в постель и постарайся заснуть, чтобы всякая дурь из твоей головы за ночь выветрилась.

– Я никуда не пойду, пока не поговорю с Андреем. Где он?

– Андрей уехал в Петербург.

– Как уехал в Петербург?! И со мной не попрощался?! – Лиза была готова заплакать. – Вы нарочно сделали, чтобы он уехал!

– Лиза, не говори глупостей!

– Ничего у вас, маменька, не получится! Я не выйду замуж за господина Забалуева – это он виноват в том, что со мною случилось! Он кричал на меня, он меня ударил! – Лиза обвиняюще указала рукой на Забалуева.

– Ой, ударил, – улыбнулась Долгорукая, – подумаешь! А как тебя иначе привести в чувство? Будь я на его месте – поступила бы точно также! Повторяю, последнее время ты ведешь себя отвратительно, Лиза!

– Вы знали?

– Андрей Платонович все объяснил мне. И я, должна признаться, чуть со стыда за тебя не сгорела, пока он мне все это рассказывал. И после такого позора этот святой человек еще и спас тебя и по‑прежнему хочет жениться.

– Когда же вы простите меня, Елизавета Петровна, за мою минутную вспышку гнева? – скромно потупил очи долу Забалуев.

– Лиза, Андрей Платонович давно загладил свою вину перед тобой – спас тебя, когда другие ничем помочь не смогли. Так что иди в свою комнату и больше напраслину на благородного человека не возводи. А вы, Андрей Платонович, проводите ее, а то, не приведи Господи, опять какой‑нибудь цыган объявится.

Забалуев предложил Лизе взять ее под руку, но она гордо отказалась и вышла из кабинета с таким видом, как будто была заключенной и под конвоем. Забалуев кивнул Долгорукой и поспешил за Лизой. Проводив ее до дверей комнаты, он осмелился предложить ей свою помощь.

– Я помогу вам прилечь.

– Вы не муж мне и не будете им!

– Напрасно, вы ко мне столь суровы.

– А скажите‑ка, Андрей Платонович, что вы с маменькой делали с расходной книгой отца? Это ведь забота моего брата – заниматься делами в имении.

– Я просто помогал Марии Алексеевне разобраться с прошлыми расходами да и будущие траты рассчитать. Одной ей тяжело вести такое хозяйство.

– Я обязательно Андрею напишу – расскажу обо всем! И про пощечину, и про книгу…

– Я бы очень не хотел, дорогая моя, чтобы вам снова цыгане пригрезились, – тихо сказал Забалуев.

– Вы мне угрожаете?

– Елизавета Петровна, я прошу вас сменить гнев на милость. Я был не прав. Неужели вы будете казнить меня всю нашу совместную жизнь?

– Когда я расскажу Андрею обо всем, ни о какой совместной жизни речи не будет. Вас вышвырнут из этого дома!

– Вы сейчас утомлены немного. Я уверен – как только вы поправитесь, ваше отношение ко мне переменится.

– Никогда! Прошу вас, оставьте меня.

– Как прикажите, Елизавета Петровна. Желаю вам сладких снов.

Забалуев бочком удалился. Он почти неслышно спустился по лестнице, но не успел и нескольких шагов сделать по коридору, как его остановила сильная смуглая рука, приставившая ему нож к горлу. Второй рукой цыган затянул его в угол за колонною, где света было поменьше и место нелюдное.

– Узнал меня?

– Как ты сюда попал?

– Разве твоя невеста тебе не сказала, что я умею проходить сквозь стены?

– Только сделай что‑нибудь, Седой, я закричу! Сбегутся люди, тебя под арест, а табор твой разгонят.

– Зачем мне руки пачкать? Я тебя не трону. А людей тебе самому звать не резон. Люди придут, я им такое про тебя расскажу, что у них волосы дыбом встанут.

– А кто поверит в твои цыганские сказки?

– Вот и посмотрим, поверят или нет! Хочешь, прямо сейчас с твоей невестой поговорю, а ты послушаешь?

– Не надо!

– Где деньги?

– Отдам. Завтра. Заброшенную избушку на берегу озера помнишь? Рядом с табором.

– Во сколько?

– В два часа пополудни, но только без свидетелей.

– Бог свидетель! Смотри, обманешь – не поздоровится!

– Без обмана, – прошептал Забалуев, – отдам, все отдам завтра же!

Забалуев почувствовал, что хватка ослабла, и острый металл уже не холодит подбородок. И тогда он позволил себе оглянуться – цыгана и след простыл, словно и не было его. Забалуев отступил и прижался к стене – его слегка потряхивало…

 

* * *

 

А Долгорукой опять не удалось довести дело с книгой до конца. В который раз в кабинет проникла уставшая и какая‑то осунувшаяся за последние дни Татьяна и сообщила, что в гостиной барыню дожидается князь Репнин. Долгорукая удивилась, но потом рассудила, что, возможно, этот визит как‑то связан с намерением Андрея жениться на княжне Репниной, и велела Татьяне принять гостя по первому разряду и предупредить его, что сама она скоро спустится.

– Князь! Какой сюрприз! – ослепительной улыбкой приветствовала она Репнина, входя в гостиную.

– Здравствуйте, Мария Алексеевна. Наконец‑то, я добрался и до вас.

– Жаль, что мы увиделись мельком на спектакле – такая трагедия!

– А вы уже поправили здоровье?

– Здоровье? Ах, да, мне лучше, значительно лучше, – Долгорукая жестом пригласила Репнина присесть на один из диванов.

Он последовал ее приглашению.

– Вы, оказывается, любите птиц? – Репнин кивнул на клетки с канарейками.

– Мой муж любил охоту, рыбную ловлю, а я вот завела себе птаху мелкую, этим и довольствуюсь. Я весьма рада познакомиться с вами поближе, Михаил Александрович! Андрей так много говорил о вас.

– Он сейчас здесь?

– Нет, уехал в Петербург, к вашей сестре. Возможно, наши семьи скоро породнятся.

– Я знаю, что Наташа уже написала письмо родителям в Италию. Они ответили, что будут счастливы благословить ее союз с наследником столь славной фамилии.

– А вы гостите у Корфов?

– Владимир – мой старый друг.

– Я так сочувствую его горю, – Долгорукая поднесла платочек к глазам. – Смерть барона для всех нас большой удар.

– Вы хотели сказать – убийство?

– И не говорите, не говорите… У какого чудовища рука поднялась? Барон и так был слаб сердцем, болел часто. Не дали старику умереть спокойно, ироды.

– Вам ведь довелось быть рядом с бароном в тот злополучный вечер?

– Да, да. Как сейчас помню – барон всем предлагал выпить с ним бренди. Но все предпочли вино.

– А вернулись вы домой вместе господином Забалуевым?

– Но, почему, собственно, вы задаете мне такие вопросы?

– Я думал с вашей помощью восстановить доподлинно картину его последних часов.

– Что ж, похвально, я прекрасно понимаю вас, князь. Однако я думаю, что вам об этом лучше поговорить с Андреем Платоновичем. Он в тот вечер приехал к Корфам раньше всех. Когда Владимир пригласил меня в дом, Андрей Платонович был уже в библиотеке, а Иван Иванович появился последним.

– Добрый день, князь. Рад вас видеть в добром здравии, – Забалуев, едва оправившись от разговора в коридоре, поспешил в гостиную. Он услышал последние слова княгини, и они ему не понравились. Забалуев решил вмешаться.

– Простите, вы так громко разговаривали, что я невольно слышал вас. И позволю себе внести кое‑какие уточнения.

– Буду вам крайне признателен, – кивнул Репнин.

– В тот злополучный день мы пили за здоровье моей невесты, поднимали тост за нашу предстоящую свадьбу, – Забалуев бесцеремонно уселся в кресло напротив княгини и выразительно посмотрел на нее. – Кстати, Мария Алексеевна, еще до моего приезда вас видели в поместье Корфов – вы прогуливались по двору.

– Да полноте вам, Андрей Платонович, – Долгорукая махнула на него платочком, словно отгоняла назойливую муху, – когда я приехала в поместье, то первым делом повстречала Владимира. А вы были уже в библиотеке. Пойду, посмотрю, как там Лиза. Не прощаюсь с вами, князь.

Долгорукая быстро поднялась и вышла из гостиной.

– Табачку, Михаил Александрович, не желаете? – поинтересовался Забалуев, доставая свою любимую бомбоньерку.

– Благодарю, – отказался Репнин.

– Как угодно, – Забалуев набрал щепотку и затолкал ее себе в нос.

– Признаться, я озадачен, Андрей Платонович. Насколько я помню, во время пашей последней встречи я просил вас о содействии в аресте управляющего Корфов, Карла Модестовича. И вот вы являетесь с исправником не за управляющим, а для того, чтобы арестовать Владимира. Будьте здоровы!

– Благодарю вас, – чихнувший Забалуев полез за новой порцией табачку. – Да я собирался арестовать Владимира Ивановича, но это лишь часть задуманного мною плана. Я хотел, чтобы настоящий преступник расслабился и раскрыл себя.

– И кто же он, по‑вашему?

– Я готов назвать вам его имя, но в обстановке, где нас никто не смог бы услышать. Давайте встретимся завтра!

– Где и в котором часу?

– Недалеко от моего поместья, ближе к озеру есть заброшенная избушка, любой крестьянин вам ее укажет. Встретимся там завтра в два часа пополудни…

Оставив Забалуева и Репнина в гостиной, Долгорукая поднялась к Лизе. Разумеется, поход к ней был скорее предлогом, чем насущной необходимостью. Долгорукой не понравилось, как дотошно выспрашивал Репнин и как ловко вмешался в разговор Забалуев, тут же принявшийся усердно выгораживать себя. Подобное поведение будущего жениха дочери ее не порадовало, но и не удивило – Мария Алексеевна и сама не была чиста перед Богом. Забалуев, конечно, тоже не ангел, но полезный человек и вынужденный соратник в ее тяжбе с имением. И поэтому княгиня сочла за лучшее избежать лишних и не совсем приятных вопросов молодого князя и нашла для этого понятный и вполне правдоподобный предлог.

– Лиза! Что ты делаешь? – удивилась Долгорукая, входя в комнату дочери.

– Вот, нашла что‑то любопытное, – Лиза стояла перед зеркалом и примеряла на себя фату из сундука, доставшегося ей в наследство от бабушки. – Вы помните этот флер‑д‑оранж, маменька?

– В этой вуали я венчалась с твоим отцом, – нахмурилась Долгорукая.

– Вы были счастливы в день свадьбы?

– Хотя мой брак устроили родители, я по‑настоящему обожала своего мужа и была счастлива.

– Маменька, простите меня за то, что я так часто говорила, будто вы не любили отца. Теперь я вижу, что это не так. А вы помните день своей свадьбы?

– Это трудно забыть, – Долгорукая с подозрением взглянула на дочь, но Лиза смотрела с такой искренностью, что княгиня растрогалась. – Когда я шла к алтарю, было столь светло и празднично, что казалось, все вокруг пронизано любовью и радостью.

– О, как бы мне хотелось почувствовать это… – мечтательно сказала Лиза. – Смотреть через вашу вуаль на своего жениха, и видеть мир, осиянный любовью. Маменька! Вы позволите мне выйти замуж по любви?

– Ах, вот в чем дело! – Долгорукая тут же очнулась и заговорила своим обычным и недобрым тоном. – Хитришь, милая, по‑своему повернуть хочешь? Только ничего у тебя не получится. Будет по‑моему, ибо я не враг тебе – я тебе счастья желаю!

– Не зря вас папенька кавалерист – девицей называл! Вам бы армией командовать! – в сердцах воскликнула Лиза.

– Отец ваш был чувством юмора не обижен, да и других, с позволения сказать, достоинств у него тоже насчитывалось предостаточно. Только не все они столь безобидные, как его умение пошутить.

– Но вы же любили папеньку, когда выходили за него?

– Не обо мне теперь речь и не о папеньке. Ты, слава Богу, вовремя узнала, что твой ненаглядный дрался на дуэли из‑за другой женщины! А представь себе, что тебе стало известно об этом через много лет после свадьбы?

– Уж не хотите ли вы сказать, что тоже разочаровались? – догадалась Лиза. – Так вот о чем мне пыталась сказать Сычиха… Папенька изменил вам?

– Довольно! – прервала ее Долгорукая. – Ты выйдешь замуж за Забалуева, это дело решенное! И я не желаю впредь разговаривать о твоем отце! Никогда! А если кто‑нибудь вздумает рассказывать тебе всякие небылицы про него, тот об этом сильно пожалеет. И запомни мои слова крепко‑накрепко!

Долгорукая быстро вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Вернувшись в гостиную, она застала там одного Забалуева.

– Андрей Платонович, а где же князь?

– Михаил Александрович вдруг вспомнил о каком‑то важном деле. Он просил извиниться и передать, что еще непременно навестит вас.

– Ох, не понравились мне эти его расспросы! И куда он клонит, как вы думаете?

– Я лично подозреваю, что он, как утопающий, хватается за соломинку.

– Да с чего бы? Впрочем, я вмешиваться не хочу, дело это семейное.

– Не скажите, отравление – это уже по части полиции.

– Вот пусть исправник и разбирается, а у меня своих забот – полон дом! Надо к свадьбе готовиться. Кстати, как вы насчет перепелок в винном соусе в качестве второго блюда? Я бы лучше обсудила с вами меню.

– С превеликим удовольствием.

– Татьяна! – Долгорукая снова взялась за тесьму с колокольчиком. – Куда запропастилась, негодная?

– И как вы терпите ее нерасторопность? – сочувствующим тоном сказал Забалуев. – Я вот столкнулся с ней сегодня в коридоре – так чуть кипятком меня не обожгла. И на кого глазела – не знаю, все по сторонам да по сторонам.

– Что правда – то правда, за слугами почти и не слежу – дел‑то у меня предостаточно. За всем и не поспеваю.

– А вы мне поручите – я вам содействие окажу.

– И то мысль, – кивнула Долгорукая и тут же набросилась на вошедшую Татьяну. – Где была? Что долго бежала?

– Лизавете Петровне помогала.

– Ты что – доктор? Лучше вот принеси нам ликеру да не забудь, что рюмочки маленькие, и фрукты к нему.

– Хорошо, барыня, – Татьяна кинулась выполнять, но в спешке не заметила, как Забалуев в проход между диванами выставил каблучок. Татьяна покачнулась и упала на колени. И откуда‑то из складок платья вылетел конверт.

– А что это здесь у нас? – словно между прочим поинтересовался Забалуев, не позволяя Татьяне поднять письмо. – А рука‑то, кажется, Елизаветы Петровны.

– Дайте‑ка, дайте мне его сюда! – потребовала Долгорукая. – Сейчас посмотрим. Почитаем.

Татьяна поднялась и с обидой взглянула на Забалуева. Тот подошел к ней и тихо сказал:

– Я тебя предупреждал, не серди меня. И это только начало.

– Что?! – вскричала Долгорукая. – Так вот в чем ты Лизке помогала!

Долгорукая подошла к двери и, распахнув ее, зычно закричала:

– Эй, кто‑нибудь! Живо ко мне!.. А ты стой, не двигайся, негодяйка! Сейчас разбираться стану.

– Маменька, что случилось? – в гостиную заглянула Соня.

– Сонюшка, – расплылась в улыбке княгиня, на глазах разом переменившись. – Вот как славно, что ты рядом оказалась! Окажи любезность, дружочек, поднимись к сестре, попроси спуститься ко мне. По очень важному делу.

– Как прикажете, маменька, – кивнула ничего не подозревавшая Соня.

Она все это время выполняла просьбу Лизы – искала пару ее туфельки. Когда Забалуев принес Лизу в дом, то на ней оказалась всего одна туфелька. Поначалу на это внимания не обратили, а, заметив, не расстроились. Однако Лиза эти туфельки выделяла и в тот день надела их специально для Владимира, которого надеялась встретить на спектакле. Соня не поняла, почему пропажа показалась сестре такой существенной, но Лиза все твердила о Владимире, который нашел ее в лесу. Она была уверена, что потеряла одну туфельку, как Золушка, и что вторая осталась в руках у принца.

Соня согласилась помочь сестре, но, прежде всего, потому, что хотела убедить ее – сказки сказками, а спас ее все‑таки Забалуев. Соня хорошенько порасспросила Андрея Платоновича, где он нашел Лизу, и долго ходила вокруг указанного места, но никаких следов туфельки не нашла. Забалуев от ее вопросов отмахнулся, а Соня впервые серьезно задумалась – может быть, Лиза и в самом деле видела не сон?

Посетовав перед сестрой на неудачу в своих поисках, Соня сказала, что маменька ждет их в гостиной. Лиза нехотя оставила занятие у бабушкиного сундука и вместе с ней спустилась вниз.

– Ты писала? – с порога набросилась на Лизу Долгорукая, размахивая перед ее лицом конвертом, найденным у Татьяны.

– Я.

– Вот как – признаешься? И не страшно? Снова, значит, мать обойти решила! А ты, Танька, у нее на посылках? На конюшню отправлю – выпороть так, чтобы всем в округе было слышно!

– Татьяна ни в чем не виновата, – заступилась за нее Лиза. – Письмо Андрею она собиралась передать по моей просьбе. С каких пор мы наказываем крепостных за то, что они выполняют приказы хозяев?

– Хозяйка здесь – я! Татьяна должна была донести мне о твоем намерении. Она же этого не сделала, значит, заодно с тобой и против меня, своей хозяйки! Ишь, чего удумала – «Приезжай, дескать, братец, расторгни помолвку»!

– Прошу прощения, Мария Алексеевна, – грустно сказал Забалуев. – Все это печально для меня, я, можно сказать, оскорблен в своих лучших чувствах. Я хотел бы откланяться, ибо и времени у меня уже нет, и…

Забалуев демонстративно полез в карман за часами, но не нашел их, и на лице его отразилось искреннее недоумение и обида.

– И часов, как я вижу, тоже. А куда это часики мои запропастились?

– Может, дома оставили, Андрей Платонович? – предположила Соня.

– Нет‑нет, когда я приехал к вам, часы были при мне. Значит, где‑то в доме пропали. Впрочем, я, кажется, догадываюсь, куда они делись. Ловко! То‑то ты на меня в коридоре с чаем припадала, – Забалуев так выразительно посмотрел на Татьяну, что ни у кого в ее вине и доли сомнения не должно было остаться.

– С чего вы взяли? – возмутилась Лиза. – Таня – честная девушка!

– А вот сейчас мы и посмотрим, какая она честная. Вы позволите? – Забалуев повернулся к княгине за разрешением.

– Да, пожалуйста, – кивнула та, – ищите, да только я тоже сомневаюсь. Татьяна ни в чем таком прежде у нас не замечена.

– Ничего я не брала! – воскликнула Татьяна.

– А вот мы в фартуке посмотрим – что‑то он тяжеленький. Что это там тикает? Не мои ли часы? – Забалуев виртуозно извлек из кармана Татьяниного фартука свои часы. – Воровка! Вот, милые дамы, вы сами все видели. Как пострадавшее лицо, я требую наказать виновницу этой отвратительной кражи!

– Клянусь, я впервые их вижу!

– Так как же они у тебя оказались? – нахмурилась Долгорукая.

– Подкинули! Сейчас и подкинули!

– Уж не на меня ли ты намекаешь… – начал Забалуев.

– На кого ж еще, Андрей Платонович? – дерзко спросила Татьяна.

– Ты как смеешь голос поднимать, мерзавка?! – завелась княгиня. – Да я тебя за одно это велю на конюшне выпороть!

– Не на конюшне, а во дворе, чтобы все видели! – поддакнул Забалуев.

– Маменька! Андрей Платонович! Успокойтесь, прошу вас! – взмолилась перепуганная за Татьяну Лиза.

– Барыня, да не брала я…

– Молчать!

– Таня! – вмешалась Соня. – Скажи, может быть, ты взяла эти часы почистить и забыла положить?

– Взять, значит, взяла, а положить, забыла? Нет, это и называется украсть! – не унимался Забалуев.

– Господь с вами! – взмолилась Татьяна.

– Маменька, посудите сами – для чего Татьяне эти часы?

– А ты, Лизавета, ее не защищай, у вас, я смотрю, круговая порука. Скажешь, и письмо она не брала?

– Письмо было, – признала Татьяна, – а часы – не мое, не виновата я!

– Как вы все это терпите, Мария Алексеевна? – взвизгнул Забалуев. – Выпороть ее, да и дело с концом! Вся спесь из нее разом и выйдет. А на вас, Елизавета Петровна, я удивляюсь! С какой стати вы крепостную девку так защищаете?

– Таня мне подруга! А вы в нашем доме распоряжаться людьми не смеете.

– Не дерзи, Елизавета! Андрей Платонович спас тебя. Где твоя благодарность?!

– Меня Владимир спас, на руках из леса вынес!

– Думаю я, не поправилась еще Лизавета Петровна, ей бы снова в постель надо лечь – отдохнуть, глядишь, ум и просветлеет, – с угрозой в голосе сказал Забалуев.

– Маменька!..

– Все! Довольно, утомили. Ничего больше слышать не хочу. Дмитрий! – крикнула Долгорукая. Тот немедленно возник, словно из ниоткуда. – Веди Таньку на двор, да народ собери, пусть видят, и чтобы впредь никому воровать не повадно было!

– Марья Алексеевна! Барыня! – взмолилась Татьяна, падая перед ней на колени. – Ничего я не брала! Клянусь!

– Язык‑то прикуси! – прикрикнул на нее Забалуев и оглянулся на озадаченного таким поворотом событий Дмитрия. – Тебе хозяйка чего велела? Драть ее, как Сидорову козу!

Дмитрий еще раз посмотрел на княгиню, вроде с сомнением – та кивнула, исполняй, мол, что велено! Тогда Дмитрий подхватил Татьяну с колен и поволок на двор. Лиза с Соней кинулись следом, но Долгорукая преградила им путь.

– Куда собрались? Я с вами еще не закончила…

Забалуев же поспешил посодействовать экзекуции. С видимым удовольствием он наблюдал за тем, как Дмитрий кликнул подручного конюха Алешку и наказал ему Татьяну стеречь. Потом притащил откуда‑то лавку и велел Алешку звать всех сюда. Татьяна Богом просила его – остановись, миленький, не виновата ни в чем! Но тот ничком положил Татьяну на лавку и склонился над ней, чтобы привязать.

– Ты, Таня, меня извини, – улучив мгновение, прошептал он так, чтобы Забалуев не услышал. – Мы – поди подневольные. Барыня приказала – надо исполнить…

– Эй, ты там! – закричал на него бдительный Забалуев. – Чего глазами хлопаешь? Начинай – видишь, уже сбежались все!

Дмитрий оглянулся – перепуганные дворовые жались по сторонам от крыльца – и взмахнул плетью. Ударил легонько, потом еще раз, еще…

– Так, и это все? – снова подал голос Забалуев. – Дальше! Дальше!

Дмитрий снова занес плеть над Татьяной, как вдруг услышал:

– Не сметь! Что здесь происходит?!

– Барыня приказала, – Дмитрий бросил плеть и виновато уставился на Андрея, невесть как и когда вернувшегося в имение.

– Андрей Петрович… – Забалуев даже задохнулся от неожиданности. – Эта дрянь у меня часы украла.

– Я не трогала ваших часов! – простонала Татьяна.

– Трогала не трогала, а прикарманила!

– Этого не может быть, – сказал Андрей, подходя к Татьяне и освобождая ее. – Я не верю вам!

– Поживите с мое – поверите. У меня в имении таких ловких много. По всем хлыст плачет!

– Вот у себя в имении порядок и наводите! – Андрей подхватил Татьяну под руки и повел во флигель, где была ее комната.

– Никогда не прощу себе, что оставил тебя… – сказал Андрей, укладывая Татьяну на постель.

– Пустяки, барин. Заживет.

– Ты, Таня, прости меня, я не думал, что такое может случиться. И, поверь, ни минуты не сомневаюсь в том, что ты невиновна.

– Ах, Андрей Петрович… Они ведь меня не за часы отхлестать хотели, а за письмо. Лиза вам написала – рассказать хотела…

– С Лизой я и сам поговорю, а ты лежи, поправляйся.

Андрей нежно поцеловал Татьяну в лоб и бросился к матери. Долгорукая сидела в гостиной, где продолжала распекать Лизу, да и Соне за компанию доставалось по ходу от матушки.

– Это с каких же пор в нашем доме чужие расправой над слугами распоряжаются?

– Андрей? Что за манеры? Врываешься, кричишь! Откуда ты? Ты ведь уехал в Петербург?

– Я вернулся. Душа была не на месте, чувствовал что‑то. И, как оказалось, не зря.

– Чувствовал? Не то ты чувствовал! – рассердилась Долгорукая. – Татьяну в краже уличили, вот и отвечает за содеянное.

– Это вас Андрей Платонович убедил в этом?

– За него часы убедили – их в Танькином фартуке нашли. Я видела собственными глазами. Ну, не сами же они туда прыгнули!

– От Андрея Платоновича, подозреваю, еще и не таких фокусов можно ожидать. Маменька, нельзя верить этому человеку! Наверняка, он сам и подсунул их Тане в карман.

– Андрей! У тебя нет оснований обвинять достойного человека в такой мерзости.

– Зато у меня есть, – заявила Лиза. – Андрей, ты совершенно прав, что не доверяешь Забалуеву. Он – страшный человек, я уверена – он мстил Татьяне за ее помощь мне. И за то, что она видела, как он ударил меня.

– Что? – побелел Андрей. – Господин Забалуев посмел поднять на тебя руку?! Когда это случилось?

– В день спектакля у Корфов.

– И мне никто не сказал? Вы знали об этом, маман? – Андрей обернулся к матери и все понял. – Знали. Знали и настаивали, чтобы я поскорее уехал… Потому что понимали – я не позволю принимать этого мерзавца в нашем доме!

– Лиза преувеличивает, – пожала плечами невозмутимая Долгорукая. – Да, Андрей Платонович погорячился, но она сама виновата в этом! Она его вынудила.

– Погорячился? – Андрей повысил голос. – Маменька, он ударил вашу дочь! Вы понимаете, что это значит?

– Я понимаю только то, что моя дочь способна вывести из себя кого угодно. Ей давно нужен муж, который сможет держать в узде ее норов.

– Нет! Я этого не допущу. Я увезу ее с собой в Петербург. А вы, маменька, запомните – Лиза не выйдет за Забалуева. И поместье Корфов ей ни к чему. И полагаю, больше нам спорить не о чем!

– Андрей, я знала, что ты спасешь меня! – воскликнула Лиза и бросилась к брату на шею.

– Ступай пока к себе, сестричка, – улыбнулся он, мягко отстраняя Лизу. – А я еще скажу пару слов господину Забалуеву, если он не сообразил вовремя исчезнуть.

Забалуев не сообразил. Он был уверен, что княгиня справится со строптивым сыночком, и поэтому, когда Андрей снова появился на крыльце, встретил его с весьма самоуверенной ухмылкой. Но Долгорукий сразу же взял совершенно неожиданный для него тон.

– Господин Забалуев! Я прошу вас немедленно убраться отсюда. Вы осмелились поднять руку на мою сестру. Ваша свадьба отменяется, и вам больше нечего делать в этом доме.

– Мне очень жаль, молодой человек, но если меня не будет в этом доме, то не будет и вашей свадьбы с фрейлиной Репниной.

– Да вы наглец!

– Не более чем вы. Променять княжну на крепостную девку!

– Да как вы смеете?! – Андрей почувствовал, что краснеет.

– Значит, я не ошибся? – гадко подмигнул ему Забалуев. – А то я думаю, с чего бы это барину за крепостную воровку заступаться? И по лесу вы что‑то больно долго вместе ходили. Гулял и гулял и, а Елизавету Петровну не нашли, в то время как я едва вышел за порог – и, пожалуйста!

– Господин Забалуев… – Андрей задохнулся от негодования. – Вы – подлец и негодяй! И у вас еще хватает наглости угрожать мне в моем собственном доме! Вон отсюда!

– Успокойтесь, юноша! – высокомерно сказал Забалуев. – В отличие от вас, я все очень хорошо понимаю. И готов простить вас за эту наивную вспышку гнева. А если вы подумаете хорошенько о том, о чем сейчас я здесь вам толковал…

– Я не желаю вступать с вами в сговор! Я требую…

– Вы, однако, не спешите, у вас еще ночь впереди, и я даю вам ее на размышление.

Андрей замахнулся на него, но Забалуев ловко уклонился от удара.

– Э, нет, молодой человек, я не доставлю вам удовольствия затеять дуэль. Я подожду, когда вы сами все исправите, что сегодня наворотили. А пока думайте, и позвольте откланяться!

Забалуев жестом подозвал своего кучера, и к крыльцу подъехала уже стоявшая наготове коляска. Кучер помог барину сесть и тронул. Уезжая, Забалуев еще раз оглянулся и напомнил, доставая из кармана свои часы:

– Думайте, Андрей Петрович, часики уже пошли!

 

Date: 2015-09-22; view: 404; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию