Прощание с Афоном

К вечеру второго дня дождь закончился, а с ним заканчивалось и наше паломничество. Ненастье удержало нас от посещения Хиландара и Эсфигмена, но мы этим не огорчились: на всё воля Божия и Его Пречистой Матери! Пятнадцать монастырей и столько же скитов, келий и калив! А сколько удивительных встреч и впечатлений! Этого хватит на годы. Пора было возвращаться под кров Пантелеимонова монастыря, чтобы, забрав оставшиеся там вещи, отправиться на другой день в Фессалоники. Садясь в попутную машину, которая шла от Ватопеда через Карею в Дафни, мы заметили, что дождь принес с собой неожиданное похолодание. Пришлось натянуть на себя все, какие у нас были, теплые вещи. На подъеме от побережья вверх к центральному хребту неожиданно повалил густой снег. Он падал такими крупными хлопьями, что «дворники» едва успевали очищать стекло водителя. Вот, наконец, и афонская столица. Но что за удивительное зрелище! Вся Карея завалена снегом! Если бы не темно-зеленые свечи кипарисов на фоне зданий, придав­лен­ных тяжелыми снеговыми шапками, можно было бы совсем забыть, что мы — в Средиземноморье.

Оставив позади заснеженный Андреевский скит, машина медленно ползет все выше и выше к перевалу. Чувствуется, что временами ее заносит, потому что под колесами снег сразу превращается в жидкую скользкую кашу. Бледный водитель судорожно вцепился в руль. Подавшись всем телом вперед, широко раскрытыми глазами он напряженно смотрит сквозь снеговую завесу вперед. Парень явно нервничает, видимо, не имея навыка езды по зимним дорогам. Да и «резина» на колесах у него, конечно, летняя. Чем мы можем ему помочь? Только молитвой. Слева — мы это хорошо помним — пропасть. Она, правда, полностью скрыта снежной пеленой. Вот и молимся усердно: «Матерь Божия, помози!» Но при этом у нас ощущение такое — будто мы едем через подмосковный лес, потому что вдоль дороги ничего, кроме согнувшихся под снегом деревьев и кустов, не видно. Не видно и пропасти — что слева, ни крутой горы — справа. Кажется — это Афон прощается с нами. И прощается он по-русски — густым снегом, напоминая о скорой встрече с еще заснеженной Родиной. Мы смотрим вокруг и поражаемся: за окном обычный русский пейзаж во время сильного снегопада. Но нет, на развилке дорог из сугроба торчит что-то такое, чего не увидишь в русском пейзаже. Это шест с веером ярко-красных стрелок на конце. Хиландар, Старый Руссик, Иверон, Ксиропотам, Кариес — читаем мы по-гречески на стрелках знакомые названия (см. фото 12 на вкладке). Наконец, перевалив хребет, машина покатила вниз, оставив снегопад за перевалом. Теперь вся надежда не на тормоза, а только на Бога, Пречистую и наши совместные молитвы.

Чуть ниже Ксиропотама снег уже стаял. Здесь нам выходить. Отсюда до святого Пантелеимона рукой подать — всего лишь полчаса ходьбы. Машина ушла вниз, на Дафни, а мы двинулись прямо на закат солнца, которое оранжево-красными бликами заиграло на талой воде в придорожном акведуке. Знакомой уже тропой сквозь густую чащу и раздув­шийся от воды ручей с громадными валунами мы направились к монастырю. Теперь можно было уже не торопиться, потому что русский архондарик доступен паломнику в любое время дня и ночи. В его дверь мы постучали, когда на небе уже высыпали звезды. У кельи лежала заботливо приготовленная охапка дров, и мы сразу же затопили печь. Наш добрый гостинник пошел к себе, чтобы заварить нам свежего чаю. Он показался нам ласковой мамой, которая, открыв дверь замерзшим детям, спешит их согреть теплым словом и горячим чаем. Келью уютно освещала керосиновая лампа. На единственном стуле между кроватями дымились чашки с чаем, а в это время отец дьякон, отхлебывая кипяток маленькими глотками, что-то писал, низко согнувшись над клочком бумаги. Он щурил глаза в толстых очках, кусал карандаш и чесал им за ухом, усиленно обдумывая какую-то мысль, а мы блаженно щурились на него, чувствуя, как согревается тело от печного тепла и горячего чая. Наконец, он выпрямился, радостно улыбаясь, и, подняв карандаш вверх, загадочным тоном произнес:

— А теперь я прочту вам маленькое прощальное стихотворение под названием «Святая Гора Афон».

Мы приготовились слушать, только что не мурлыкая от удовольствия.