Море зеленого стекла

Летом 1945 года доктора Гордона не было дома в первую половину июля. Дьюи Керриган заметила, что в лос‑аламосской столовой отсутствовали многие знакомые лица, и все казались напряжёнными, даже больше, чем обычно.

Дьюи с отцом приехала на Гору двумя годами раньше, когда ей было восемь. Когда его послали в Вашингтон, она стала жить с Гордонами. Они были учёными, как папа, а их дочка Сьюз была почти ровесницей Дьюи. Мамы у Дьюи не было уже давно, с самого раннего детства.

Однажды в воскресенье миссис Гордон пораньше уложила девочек спать, а утром подняла засветло, и они вместе с другими жёнами, многие из которых сами были учёными и звались не просто «миссис», отправились на пикник. Они принесли свои одеяла, сандвичи и термосы с кофе на площадку на краю Столовой горы, откуда был хорошо виден южный горизонт, и, устроившись в темноте, стали курить и ждать.

Прямо перед рассветом что‑то ярко полыхнуло. Дьюи подумала, что это, наверное, солнце, только вставало оно почему‑то не с той стороны. Вспышка на мгновение осветила всё небо и погасла, как те фейерверки, которые запускали в мае, когда в Европе кончилась война. Сначала все молчали, а потом миссис Гордон и другие женщины начали обнимать друг друга, улыбаться и говорить. Обнимали они и девочек, хотя Дьюи не могла понять почему.

Она решила, что это, наверное, как‑то связано с той штукой. На Горе всё с ней как‑то связано. Жалко, она не знает, что это за штука.

Вечером того дня, незадолго до ужина, на Гору вернулся караван машин с мужчинами. Они были пыльные, усталые и разгорячённые, и все кричали им «ура». Доктор Гордон вошёл в квартиру около половины восьмого. Под глазами у него были тёмные круги, на лице – щетина.

– Ну, вот мы и сделали это, – сказал он и обнял миссис Гордон. Потом обнял Сьюз и взъерошил кудряшки Дьюи. Он не сказал, что «это». Просто съел сандвич со свининой, выпил две порции виски и проспал до полудня.

Четвёртого августа доктор Гордон вошёл в квартиру к концу дня. Сдвинув шляпу на затылок, он насвистывал какой‑то мотив, а в руках держал розовую коробку из пекарни в Санта‑Фе.

Он поставил коробку на стол и открыл бутылку пива.

– Это тебе сюрприз ко дню рождения, – сказал он Сьюз.

Она перестала раскрашивать синим карандашом платьице Дороти[122]и подняла голову.

– Можно мне его открыть, пап?

– He‑а. День рождения у тебя шестого. И потом, это не открывается. Это поездка, небольшое приключение. Я достал специальные пропуска.

– А куда мы едем?

– Вот это как раз и есть сюрприз.

– Дальше, чем Санта‑Фе?

Он улыбнулся.

– Немного. – И отхлебнул пива. – Пойди‑ка, собери вещички до ужина. Много брать не надо. Кое‑что из одежды и зубную щётку. Мама приготовила тебе для них бумажный пакет.

Сьюз со стуком бросила раскраску на стол и, громко топоча туфлями по линолеуму, побежала в спальню.

Дьюи сидела на диване и читала книгу про Фарадея. Спрятавшись за страницей, она помалкивала. Она привыкла к тому, что люди уезжают. Без них даже лучше, спокойнее. Поправив на носу очки, она сосредоточилась на ровных рядах чёрных букв.

– А ты не пойдёшь собираться? – спросил доктор Гордон. Он поднял газету и глядел в неё, не читая.

Дьюи вздрогнула.

– Разве я еду с вами?

Он усмехнулся.

– Конечно. А ты как думала? Вся семья едет.

Из спальни донёсся громкий вздох, а потом хлопок – это Сьюз разворачивала бумажный пакет.

– А, – медленно сказала Дьюи. – Семья. – Вообще‑то Гордоны не были её семьёй. У неё не было семьи с тех пор, как она получила армейскую телеграмму про папу и про несчастный случай. Но они были славные. Миссис Гордон даже подтыкала ей вечерами одеяло, когда не задерживалась допоздна в лаборатории.

– Неужели ты не хочешь приключения? – спросил доктор Гордон.

– Наверное, хочу.

Дьюи сомневалась. Ей нравилось жить на Горе. Она знала, где что находится и когда в столовой накрывают к обеду. Никаких сюрпризов. Хватит с неё сюрпризов.

Но доктор Гордон, казалось, ждал ответа. Дьюи аккуратно положила на место закладку и закрыла книгу.

– Пойду, соберу вещи, – сказала она.

Утром миссис Гордон встала рано и нарезала целую гору сандвичей с ветчиной и сыром, которые завернула в вощёную бумагу. Корзину с провизией и бумажные пакеты она сложила в большой чёрный «Форд», и сразу после одиннадцати, показав пропуска охране возле восточных ворот, они выехали на длинную извилистую дорогу, которая вела на несколько тысяч футов вниз, к шоссе. Они спускались, а температура всё росла.

Дьюи и Сьюз сидели сзади, их разделяло около фута чёрной саржевой обивки. На коленях у Сьюз лежала развёрнутая дорожная карта. Лос‑Аламоса на ней, разумеется, не было, но тонкая голубая линия ручейком бежала со Столовой горы через Певаки[123]. Когда в Санта‑Фе она слилась с более толстой красной линией, шоссе 285, доктор Гордон повернул направо, и они поехали на юг.

Дьюи смотрела в окно. Нью‑Мексико она видела единственный раз, когда они с папой два года назад приехали на Гору, да и то ночью. Ей представлялось, что их Гора окружена другими такими же, только побольше. Но земля за окном оказалась плоской и бесконечной, пересечённой скалистыми коричневыми каньонами с одной стороны и сизо‑голубым горным хребтом на далёком горизонте.

Вблизи всё, мимо чего они проезжали, было коричневым. Коричневая грязь, коричневые изгороди, коричневые шары перекати‑поля, коричневые стены глинобитных домов. Но вдали всё делалось голубым. Прозрачно‑голубое громадное небо покрывало всё, что она видела, вплоть до самого изгиба земли у горизонта. Далёкие, подёрнутые дымкой голубые горы, островерхие или плоские, как стол, полосы голубой земли, разбегающиеся от шоссе к горизонту и сливающиеся с небом по краям. Голубая земля. Ничего подобного она раньше не видела.

У доктора Гордона были армейские талоны на бензин, и он залил полный бак, когда они пересекли шоссе 66. Проехав ещё несколько миль к югу, они остановились перекусить на берегу крохотной речушки, где ели сандвичи и запивали их оранжевым лимонадом в тени кедровых сосен. Летнее солнце светило ярко, в воздухе пахло пылью и смолой.

– Сколько нам ещё ехать? – спросила Сьюз, опуская крышки от бутылок в карман.

– Ещё часа три, может, четыре. Заночуем в городке под названием Карризозо, – сказал доктор Гордон.

Сьюз склонилась над картой, и её палец нашёл Карризозо. Это была крохотная точка и, кроме перекрёстка двух дорог, ничего интересного вблизи неё больше не наблюдалось.

Сьюз казалась озадаченной.

– Зачем мы туда едем?

– А мы не туда едем. Просто ближе переночевать негде, если, конечно, ты не хочешь спать в машине. Я нет. – Он закурил трубку, прислонился к дереву и, улыбаясь, закрыл глаза.

Дьюи никогда не видела его таким спокойным.

После ланча всё осталось, как было: земля – плоской, а горы – далёкими. Смотреть было не на что. Всё, кроме асфальта, покрывала растрескавшаяся от жары коричневая корка, на которой росли не деревья, а только приземистые кусты и низкая трава, да изредка попадались колючая юкка или кактус с плоскими листьями.

Глаза Дьюи закрылись, и она уснула, вернее, задремала под звуки ветра и колёс Когда машина замедлила ход и закачалась, переезжая через рельсы, она открыла глаза. Они были в Карризозо, смеркалось. Далёкая синева превратилась в пурпур, а небо побледнело и выглядело так, словно его разрисовали ярко‑оранжевым шербетом. Машина доктора Гордона зашелестела по гравию мотеля «Перекрёсток».

Чтобы пообедать, они прошли несколько кварталов. Карризозо был просто местечком, где шоссе, ведущее с севера на юг, к Эль‑Пасо, пересекалось с другим, западно‑восточным, на Розуэлл. Городок состоял из бара «Белые пески», бензозаправки и пригоршни домов и магазинов, разбросанных между железнодорожными путями и единственной улицей.

За синими клетчатыми шторами кафе Дьюи видела на востоке горы.

– Утром мы пойдём в горы?

– Не‑а, – ответил доктор Гордон, втыкая вилку в кусок мяса. – Нам в другую сторону.

Дьюи нахмурилась. Она не зря почти весь день заглядывала в карту через плечо Сьюз. В другом направлении не было ничего. Просто белое пятно. Белые Пески лежали чуть западнее, но почти на сто миль южнее. Если они туда едут, подумала Дьюи, то разумнее было бы остановиться в Аламогордо[124].

– Но… – начала Дьюи, и миссис Гордон улыбнулась.

– Ты запуталась, мой маленький географ. Это потому, что места, куда мы едем, нет на карте. По крайней мере, пока.

В этом тоже было мало смысла. Но когда миссис Гордон, потеплев глазами, улыбнулась Дьюи, той показалось, что всё будет хорошо, даже если пока ничего не понятно.

Было почти совсем темно, когда миссис Гордон разбудила их утром. Доктор Гордон принёс из кафе два бумажных стаканчика с кофе, а девочкам – кока‑колу, хотя было время завтрака. Неподвижный воздух уже нагрелся, вокруг стояла тишина.

Они ехали на юг, а потом ещё почти час на запад, и длинная чёрная тень от автомобиля бежала впереди в лучах восходящего солнца. Ни в окно, ни на карте смотреть было не на что. Доктор Гордон повернул влево, на безымянную грунтовку.

Тонкая проволока тянулась от столба к столбу, отделяя светло‑коричневую дорогу от светло‑бежевой пустыни. Красок добавляли лишь редкие всклокоченные юкки да колючие серо‑зелёные шары со стебельками жёлтых цветов. За машиной тянулся такой густой шлейф пыли, что Дьюи видела, куда они едут, но ничего не могла разглядеть сзади.

Спустя полчаса они подъехали к воротам, у которых стоял военный полицейский. Похоже было, что он охраняет голую пустыню. Гордоны показали ему свои пропуска и удостоверения из Лос‑Аламоса. Охранник кивнул и сделал знак проезжать, а потом закрыл за ними ворота.

Проехав ещё милю, доктор Гордон свернул на обочину и выключил двигатель. Гул постепенно стихал в недвижном горячем воздухе.

– Папа? Где мы? – спросила через мгновение Сьюз.

Похоже, что нигде. Не считая низких гор на западном горизонте, место, где они остановились, представляло собой плоскую, невыразительную пустыню, забросанную обломками какого‑то строительства: досками от ящиков, обрывками проволоки и кабеля, расплющенными кусками металла.

Доктор Гордон взял её за руку.

– Это называется Тринити, – сказал он. – Здесь я работал в прошлом месяце. Давайте пройдёмся.

Они зашагали по грязи. Вокруг не было никаких растений, ни травы, ни даже юкки. Только рыжевато‑бежевая, смешанная с песком грязь. Через каждые два‑три ярда попадались обугленные кусты. Каждый куст торчал под одним и тем же странным углом, как будто мощный порыв ветра накренил чёрные скелетики.

Они всё шли. Скелетики исчезли, и не осталось ничего. Такой пустоты, как здесь, Дьюи не видела никогда в жизни.

Минут через пять Дьюи взглянула под ноги и увидела выжженные пятна, похожие на мелких животных, как будто чёрные трафареты птичек или полевых мышей нарисовали на твёрдой ровной земле. Дьюи посмотрела на миссис Гордон. Миссис Гордон застыла на месте.

Она стояла в нескольких шагах позади остальных и, напряжённо сжав губы, смотрела на чёрное пятно.

– Господи, – сказала она пятну. – Что мы наделали? – Она закурила «Честерфилд» и стояла почти целую минуту, прежде чем подняла взгляд на доктора Гордона. Он зашагал к ней.

– Филлип? Насколько здесь безопасно? – Она озиралась, крепко обхватив себя скрещёнными руками, точно ей было холодно, хотя температура уже подбиралась к восьмидесяти градусам[125].

Он пожал плечами.

– В точке «ноль» ещё довольно жарко. Но Оппи[126]говорит, что вокруг уже нормально, только долго нельзя. Пятнадцать минут. Ничего с нами не случится.

Дьюи не знала, о чём он говорит. Может, о солнечном ожоге. Поблизости не было никакой тени. Не было вообще ничего.

Миссис Гордон кивнула, не улыбаясь. Несколько минут спустя она протянула руку, взяла ладошку Сьюз в свою и крепко её сжала.

Они продолжали идти через пустоту.

И вдруг, прямо перед ними, земля плавно скользнула вниз, в огромное зелёное море. Дьюи сделала ещё пару шагов и увидела, что это не вода. Это было стекло. Сверкающее желтовато‑зелёное стекло было повсюду, оно раскрашивало бесприютную, голую пустыню, насколько хватало глаз. Оно было не гладкое, как полированная стеклянная чаша, и не острое, как битые бутылки, но такое, как если бы огромная свеча растаяла, залив всё вокруг зелёным воском.

Доктор Гордон наклонился и отломил кусок величиной с ладонь. Кусок походил на зелёный извилистый корень. Он отдал его Сьюз.

– С днём рождения, детка, – сказал он. – Я очень хотел, чтобы ты это увидела. Парни назвали его тринитит.

Сьюз вертела кусок стекла в ладонях. Сверху он был блестящий, с какими‑то пузырьками внутри, и походил на зелёную арахисовую скорлупу. Снизу он был весь в ямках и шершавой грязи от приставшего песка.

– Он очень‑очень старый? – спросила она.

Доктор Гордон покачал головой.

– Очень‑очень новый. Сегодня ему три недели. Это первый новый минерал, созданный на нашей планете за миллионы лет. – Судя по голосу, это его радовало.

Дьюи отсчитала в уме три недели назад. Сегодня было шестое августа. Три недели назад они встали рано и видели яркую вспышку.

– Это сделала та штука? – спросила она.

Доктор Гордон удивился. Он сдвинул свою шляпу на затылок и на минуту задумался.

– Наверное, теперь уже можно рассказать вам об этом, девочки, – сказал он. – Да, это сделала та штука. Она была такая горячая, что расплавила землю. Выше ста миллионов градусов. Горячее самого солнца. Семьдесят пять акров песка превратились в стекло.

– Как это поможет нам выиграть войну? – спросила Дьюи. Странно было говорить вслух о секретах.

– Она расплавит всех япошек! – сказала Сьюз. – Правда, папа?

Миссис Гордон моргнула.

– Ну, если трезвые головы победят, – сказала она, – то мы никогда этого не узнаем, правда, Филлип? – Она взглянула на доктора Гордона, потом отошла чуть в сторону и стала смотреть на горы.

– Вы, девочки, идите, погуляйте тут пока, – сказал он. – Но как только я позову, мигом назад, о’кей?

Дьюи и Сьюз согласились и ступили на зелёное море стекла. Странная искривлённая поверхность трещала и хрустела под ногами, как будто они шагали по заплетённому в косы льду. Они шли вперёд, пока всё вокруг не стало зелёным: зелёная мозаика под ногами переходила в тёмную зелень у горизонта.

– А я и не знала, что всякие военные штуки могут делать такую красоту, – сказала Сьюз. – Мы прямо как на планете Оз, правда?

Этот вопрос поразил Дьюи не меньше, чем окружавший их пейзаж. Обычно Сьюз вела себя так, словно её не существовало.

– Похоже, – кивнула она.

– Наверное, из этого и построили Изумрудный Город. – Сьюз наклонилась и подняла длинный плоский кусок. – Я Бастинда. Склонитесь перед моей могущественной магией. – Она взмахнула своим зелёным стеклянным жезлом, от него откололся кусок и отлетел на несколько футов. Девочка хихикнула.

– Я хочу отвезти немного страны Оз домой, – сказала Сьюз. Она вытащила край индийской полосатой кофточки из юбки и положила в него зеленое стекло.

Завернув подол блузки наподобие кармана, Сьюз стала наполнять его стеклом. Дьюи, опустив голову, прошла несколько шагов в поисках одного безупречного фрагмента, который она могла бы взять с собой. Стеклянная поверхность имела всего полдюйма в глубину, и многие кусочки, которые поднимала Дьюи, крошились и ломались прямо у неё в руках. Она нашла один странный, закруглённый комок, но тонкая стеклянная оболочка треснула под её пальцами, как яичная скорлупа, а внизу оказалась обыкновенная грязь. Наконец ей удалось найти плоский кусок, который был больше её ладони с растопыренными пальцами. Сьюз едва удерживала концы блузки.

Дьюи как раз рассматривала большой кусок с полосками чего‑то красновато‑коричневого внутри, когда раздался свист доктора Гордона.

– Возвращайтесь. Немедленно, – позвал он.

Она взглянула на Сьюз, и та улыбнулась в ответ, чуть заметно. Они медленно шагали назад, пока полоска коричневой грязи снова не замаячила перед ними. У самого края Дьюи ненадолго обернулась, стараясь запечатлеть в памяти увиденное. Потом ступила на голую, опалённую землю.

Они молча подходили к машине, сжимая свои новые хрупкие сокровища.

Доктор Гордон открыл багажник и достал оттуда чёрную коробку с круглой линзой как у фотоаппарата. Потом присел на корточки.

– Так, а теперь давайте сюда всё, что вы принесли, по очереди, – сказал он.

Сьюз вытащила из своей блузки плоский кусок стекла с камешками внутри. Когда доктор Гордон поднёс его к чёрной коробке, стрелка шевельнулась, и коробка несколько раз щёлкнула. Он положил кусок к ноге и потянулся за следующим. Тот был круглым, как яйцо, и от него стрелка сразу запрыгала. Коробка затрещала, словно цикада.

Его доктор Гордон положил к другой ноге.

– Этот слишком горячий, домой его брать нельзя, – сказал он.

Сьюз вытащила следующий.

– Этот нисколько не горячий, – сказала она, положив на него ладонь.

Мать потрепала Сьюз по голове.

– Речь не о температуре, милая. О радиации. Это счётчик Гейгера.

– А. Понятно. – Сьюз отдала кусок отцу.

Дьюи знала, что такое счётчик Гейгера. На Горе почти все старшие дети знали это. Она не очень представляла, что он измеряет, но знала, что он имеет отношение к той штуке, и потому важен.

– А папа тоже помогал это делать? – спросила она, передавая свой кусок доктору Гордону.

Миссис Гордон едва слышно сглотнула и одной рукой обняла Дьюи за плечи.

– Ну, конечно. Ничего этого не было бы без таких храбрых парней, как Джимми… как твой папа.

Дьюи прижалась к миссис Гордон и молча кивнула.

Доктор Гордон велел Сьюз выбросить два куска, похожих на яйцо. Остальные он завернул в газету и положил в коробку от ботинок, тоже набитую смятыми газетами, потом протянул руку за куском Дьюи.

Дьюи покачала головой.

– Можно я буду держать его в руках? – Она не хотела, чтобы он смешался с трофеями Сьюз. Переглянувшись с женой, доктор Гордон пожал плечами, перевязал обувную коробку бечёвкой и поставил в багажник. Потом они сняли туфли и носки и вытряхнули из них всю пыль, прежде чем сесть в машину.

– Спасибо, папа, – сказала Сьюз. Она поцеловала его в щёку и забралась на заднее сиденье. – Могу поспорить, что у меня никогда больше не будет такого замечательного дня рождения.

Дьюи подумала, что это, наверное, правда. По крайней мере, места чудеснее этого она не видела. Когда они ехали на восток, она прижалась лицом к стеклу и улыбалась пустыне. Закрыв глаза, Дьюи ощутила приятную тяжесть сокровища, которое крепко прижимала к груди. Последний подарок папы, кусочек прекрасного моря зелёного стекла.

Date: 2015-09-26; view: 319; Нарушение авторских прав