Чудеса, приписываемые Малышу Реду

1. Чудо с японским джентльменом

Среди японцев удивительно много коллекционеров пластинок, и добрая половина из них предпочитает джаз. Японские коллекционеры славятся чистотой своих стандартов, а также щедростью, с которой они расстаются с огромными суммами ради того, чтобы заполучить желанное. Один из этих джентльменов, киотский бизнесмен по имени мистер Йоши, узнал о коллекции Малыша Реда от Джона Элдера, с которым много лет вёл дела. К тому времени коллекция мистера Иоши уже почти сравнялась с коллекцией самого Джона Элдера, но только по числу содержавшихся в ней долгоиграющих дисков, мини‑дисков и пластинок на 78 оборотов. А вот по количеству меморабилий японец явно отставал от друга: в том, что касается предметов вроде гипсовых или керамических фигурок Луи Армстронга, подписанных фотографий Луи Армстронга и королевского размера носовых платков, развёрнутых когда‑то на сцене Луи Армстронгом, тягаться с Джоном Элдером не может никто.

Малыш Ред знал, что этот Японский Джентльмен интересуется записями студий «Блю Ноут» и «Риверсайд» 50‑х годов, и особенно Сонни Кларком и Кенни Дорэмом. Мистер Йоши покупал пластинки только с иголочки или почти с иголочки, причём в оригинальном состоянии – в оригинальном конверте, с оригинальным лейблом, как будто они были выпущены только вчера и ни разу не побывали на проигрывателе.

Сроки ежемесячной арендной платы Малыша Реда – 980 долларов – поджимали, а его банковский счёт замер на жалких 206 долларах 65 центах. Продажа двух новёхоньких пластинок мистеру Йоши помогла бы ему добыть недостающую сумму, однако тут Малыш Ред столкнулся с неразрешимой проблемой: у него не было ни одного не потёртого Сонни Кларка или Кенни Дорэма студий «Блю Ноут» или «Риверсайд». Правда, ему как‑то смутно припоминалось, что он однажды держал в руках «Трио Сонни Кларка», первую выпущенную на «Блю Ноут» пластинку пианиста, где тот исполняет главную партию, – объект зависти японских коллекционеров, – но это было всё, что сохранила его память: он берёт в руки диск в блестящем конверте и тут же откладывает. Ценность этого диска на рынке коллекционеров была ему тогда неведома; а Сонни Кларк никогда не бывал в числе его любимцев. Зато он точно знал, что приобрёл однажды славную копию «Una Mas» Кенни Дорэма, ну, может, не новёхонькую, но превосходную, по крайней мере, очень хорошую, на «пять» или «пять с минусом», за которую японский коллекционер‑фанатик, при условии, что у него такой ещё нет, легко может выложить полторы‑две сотни долларов.

Малыш Ред пробежал глазами по корешкам пластинок Кенни Дорэма и не нашёл ни одной оригинальной копии «Una Mas» 1963 года. У него было только японское переиздание, но кто же будет предлагать японское переиздание японскому коллекционеру!

И всё же, хотя ни одной из самых желанных пластинок у него не оказалось, зато нашлось много утешительных призов: «Блю Ноутов» и «Риверсайдов» не то чтобы совсем не игранных, но уж конечно в высшей степени пригодных для прослушивания, с конвертами на «пять» и даже на «пять с плюсом». Эти двадцать пластинок он с величайшими предосторожностями совлёк с полок и выставил на складной стул для непосредственного обозрения. Немного удачи, думал он, и они пойдут от 30 до 40 долларов за штуку – по такой цене он видел их в каталогах. Если продать все, наберётся около семисот долларов, и тогда за ним останется всего несколько долларов долга по арендной плате.

Мистер Йоши появился точно в назначенный час и, не тратя времени даром, принялся за осмотр отложенных для него дисков. Рост пять футов семь дюймов, свирепое лицо, стального цвета волосы, отличный тёмно‑синий пиджак в тонкую полоску и блестящие туфли из тонкой кожи. Он владел зачаточным английским и исключительным тактом. Чтобы добраться до складного стула, надо было обогнуть Болотную Тварь, но Японский Джентльмен и бровью не повёл, как будто ничего не заметил. Для него Болотной Твари не существовало. Существовали и заслуживали внимания лишь пластинки, которые Малыш Ред показывал ему по две сразу.

– Ничего хорошего, – сказал он. – Не для меня.

– Какая жалость, – сказал хозяин, пряча разочарование. – Надеюсь, вы не зря потратили время.

Мистер Йоши, не обращая внимания на его реплику, повернулся к набитым пластинками полкам.

– Много пластинок, – сказал он. – Много, много. – Малыш Ред понял это как проявление вежливости и оценил.

– Продаются?

– Некоторые да, – сказал Малыш Ред. – Посмотрите.

Японский Джентльмен осторожно обошёл аккордеоны и коробки, стоявшие по периметру Болотной Твари. Встав перед полками, он сложил руки в замок за спиной.

– «Блю Ноут» у вас есть?

– Конечно, – сказал Малыш Ред. – Все там «Риверсайд» тоже.

– Сонни Кларк, Кени Дорэм есть?

– Кое‑что из Кенни, – сказал Малыш Ред, указывая на полку. – Вон там.

– Ага, – сказал мистер Йоши, подходя ближе. – У меня странное чувство…

Малыш Ред сам сложил руки в замок за спиной, когда Японский Джентльмен начал водить кончиком указательного пальца по корешкам пластинок Дорема.

– А вот и причина для странного чувства, – сказал он и извлек одну пластинку. – «Una Mas». «Блю Ноут», 1963. Прекрасное состояние.

– Ага, да, – сказал Малыш Ред.

Но пластинка в правой руке мистера Иоши была вовсе не японским переизданием. Пребывая в состоянии, близком к благоговению, Японский Джентльмен держал именно то, что назвал, – оригинальное издание «Блю Ноут» 1963 года, безупречного качества.

– Ха! – сказал Малыш Ред.

– Должен посмотреть, – сказал мистер Иоши и вытащил пластинку из конверта. Покрытый дорожками чёрный винил блестел, как его начищенные туфли.

– Хотели сохранить для себя, – поддразнил его мистер Йоши. – Предположим, я дам вам за неё 500 фунтов, продадите?

– Угу, конечно, – сказал Малыш Ред.

– Что вы ещё тут прячете? – спросил мистер Йоши, обращаясь больше к заворожившим его полкам, чем к Малышу Реду. Он медленно шёл вдоль них, щёлкая по корешкам пальцем. – Угу. Угу. Неплохо. Ого, очень плохо. Очень, очень плохое состояние. Надо выбросить, слушать больше не годится.

Малыш Ред сказал, что подумает.

– У меня опять странное чувство. – Мистер Йоши выпрямил напряжённую спину и окинул горящим взором корешки пластинок. – О, да, очень странное чувство.

Малыш Ред подошёл ближе.

– Что‑то вот тут.

Японский Джентльмен наклонился и раздвинул две пластинки «Трио Кенни Кларка» студии «Савой» так широко, как только смог, то есть примерно на четверть дюйма. Инстинкт коллекционера не чета чутью обычного человека. Выдернув «Трио» с полки, он, не поворачивая головы, передал пластинку Малышу Реду. Его ладонь скользнула в образовавшееся отверстие, голова склонилась ниже.

– Ага.

Очень осторожно мистер Йоши вытянул руку обратно. Тонкий слой пыли покрывал его элегантный белоснежный манжет. Когда его рука покинула полку, стали видны два альбома, засунутые в отверстие, которое когда‑то занимал давно отчаливший катушечный магнитофон Джона Элдера. На совершенно идентичных конвертах ступеньки из красных, синих, зелёных и жёлтых полос складывались в рисунок клавиатуры. «Сонни Кларк Трио», «Блю Ноут», 1957, в полиэтиленовых обложках.

– Вы прячете, я нахожу, – сказал Японский Джентльмен. – Это залежи Сонни Кларка!

– Похоже на то, – сказал ошарашенный Малыш Ред.

– За три пластинки даю 2000 долларов. Сейчас. Наличными.

– Уговорил, – сказал Малыш Ред, и Японский Джентльмен, отсчитав две месячные ренты в новых, последовательно пронумерованных сотенных купюрах, вложил их в протянутую руку хозяина. Малыш Ред дал ему пластмассовый контейнер для переноски виниловых дисков, чем‑то похожий на «дипломат», и мистер Иоши покинул его квартиру, сияя.

Когда Японский Джентльмен ушёл, Малыш Ред вспомнил, какая толстая подкладка из банкнот осталась в бумажнике гостя после того, как он извлёк оттуда двадцать сотен, и понял, что вполне мог запросить и получить десять сотен сверху.

Не жадничай, сказал он себе. Будь благодарен.

2. Чудо с плачущим ребёнком

Поздней зимней ночью Малыш Ред очнулся от оцепенения и увидел, что сидит, полностью одетый, на своём командном пункте, а в комнате стоит ледяная полутьма. На другом конце комнаты мигающий экран чёрно‑белого телевизора показывал Луи Журдана[92], который, как муха, скользил по фасаду огромного замка вниз. (В награду за долгие часы каталогизации он планировал посмотреть «Дракулу», снятого на Би‑би‑си в семидесятых). При тусклом свете лампы он разглядел время: 3.25. Он спал часа полтора. Руки ломило от вечерних трудов; пустота в желудке напомнила, что за хлопотами предыдущего дня он совсем забыл поесть. Ладони и ступни Малыша Реда были мучительно холодными. Он потянулся за клетчатым пледом, лежавшим на ручке кресла. Несмотря на лёгкий дурман, царивший у него в голове, Малыш Ред всё же спросил себя, что так резко вырвало его из сна.

Сколько дней прошло без подкрепляющего сна? Два? Три? Лишённые отдыха так долго, ум и тело бунтуют, порождая фантомов. Жители невидимого мира, обретя обманчивую форму и объём, начинают вещать крайне фальшивыми голосами. Малыш Ред неоднократно бывал в таком состоянии; теперь ему хотелось одного – вернуться в царство сна, из которого его так бесцеремонно вытащили.

Нажатие рычажка привело спинку кресла в положение, навевающее сон. Укутав покрывалом ноги, он натянул его верхний край повыше, себе на грудь.

Тихо, но очень отчётливо, в каком‑то углу его квартиры всхлипнул от боли или страха ребёнок. Едва Малыш Ред это услышал, как сразу понял, что именно его разбудило: поверхность сна пошла рябью и расступилась, не выдержав давления извне. А его самого вытянуло вверх, наружу, на холод.

Звук повторился, на этот раз, кажется, с кухни: кто‑то икал от слёз, сдерживая всхлипы.

– Там кто‑нибудь есть? – заспанным голосом окликнул Малыш Ред. Устало он повернул голову в сторону кухни и уставился в пустоту, которую ожидал там увидеть. Разумеется, никакого рыдающего от горя ребёнка в кухне не было. Малыш Ред подумал, что прошло уже, наверное, года два‑три с тех пор, как он в последний раз видел ребёнка.

Он снова уронил голову в мягкий уют кресла и опять услышал звук – плач страдающего ребёнка. На этот раз он шёл как будто не из кухни, а из другого конца квартиры: не то из ванной, не то из передней комнаты, служившей складом и спальней. Хотя Малыш Ред понимал, что звук этот – просто галлюцинация и что никакого ребёнка в квартире нет, сам факт того, что кажущийся звук нёсся из спальни, встревожил его не на шутку. Спальню он берёг для себя. В редчайших случаях он допускал посетителей в самую приватную из его комнат.

Он закрыл глаза, но звук не утихал. Обман, обман восприятия! Он отказывался верить своим ушам. Никакого ребёнка нет; страдает он сам, а причина – в крайней усталости. Малыш Ред хотел было подняться с кресла и выдернуть из розетки телефон, но тело отказывалось слушаться.

Ребёнок умолк. Малыш Ред с облегчением закрыл глаза и скрестил руки в колючем тепле шерстяного одеяла. Всё тело от макушки до пят сделалось восхитительно резиновым, а разум клонился ко сну. Череда резких вскриков трассирующими пулями прошила его мозг, отчего он вздрогнул и проснулся.

Малыш Ред выругался и поднял голову. Он услышал громкий вскрик, потом ещё один, за которым последовали уже знакомые жалобные всхлипы.

– Иди спать! – заорал он и в тот же миг понял, что происходит: женщина, а не ребёнок, остановилась на тротуаре у огромного окна его передней комнаты и плачет от горя, да так громко, что её слышно внутри. Женщина плачет на тротуаре Западной 55‑й улицы в половине четвёртого утра – нет, такому горю не поможешь. Оставалось только ждать, когда она уйдёт. Любое предложение помощи или поддержки вызовет лишь отпор, поток брани, оскорблений, а то и угрозу вызвать полицию. Ничего не поделаешь, сказал себе Малыш Ред. Оставь всё как есть, не лезь. Он закрыл глаза и стал ждать тишины. По крайней мере, он понял, в чём суть проблемы, а проблема рано или поздно рассосётся сама. Он так устал, что мог бы уснуть ещё до того, как эта бедняжка уйдёт. Да, мог бы, ибо он чувствовал, как тяжесть надвигающегося сна наполняет каждую клеточку его тела, несмотря на жалобные звуки, которые доносились с улицы.

Затем он снова открыл глаза, выпростал ноги из тёплых объятий одеяла и спустил их на пол, ибо он был Малыш Ред и не мог поступить иначе. Отчаяние женщины было непереносимо, разве мог он притвориться, будто не слышит? Решив, что только поглядит на неё из‑за занавески, Малыш Ред заставил себя покинуть командный пункт и на негнущихся ногах зашагал к туалету.

Словно услышав его, женщина вдруг затихла. Он постоял, медленно сделал шаг вперёд. Дай‑ка я посмотрю на тебя, думал он. Если ты не совсем чокнутая на вид, я окажу тебе любую помощь, какую ты не откажешься принять. Мгновение спустя он уже миновал ванную и открывал двери спальни, единственной комнаты его квартиры, куда мы ещё не заглянули.

Всхлипы перешли в низкий, ровный, страшный вой. Женщина, наверное, услышала его, подумал он, но слишком напугана, чтобы отойти от окна.

– Всё не так плохо, – сказал он, медленно прокладывая себе путь вдоль кровати к противоположной стене комнаты, где пианино загораживало половину большого окна. Теперь источник воя казался совсем рядом. Малыш Ред представил, как женщина жмётся к стене дома, склонив голову к его окну. Её механические вопли разрывали ему сердце. Он почти уже решил выйти на улицу немедленно.

Малыш Ред добрался до правого угла окна и коснулся жёсткой, тёмной материи портьеры. Провисев в одном положении лет сорок, она пахла больным животным. Пронзительный пульсирующий звук заполнил его уши, и жавшаяся к пианино тёмная тень отодвинулась к стене. Малыш Ред отдёрнул руку от портьеры и сделал шаг назад, испугавшись, что набрёл на гигантскую крысу. У него забилось сердце, перехватило дыхание. Но даже самая амбициозная крыса не могла достичь таких размеров; подавив желание бежать из комнаты прочь, Малыш Ред взглянул на существо, которое скорчилось у пианино.

Маленькая темноволосая головка склонилась над острыми, прижатыми к груди коленями, обтянутыми бесформенной белой футболкой. Две маленькие ступни бледно светились в темноте. Малыш Ред уставился на существо, которое точно пыталось вжаться в себя, надеясь исчезнуть. Сдавленный звук, полный страдания и страха. Это всё‑таки оказался ребёнок: он был прав с самого начала.

– Как ты сюда попал? – спросил Малыш Ред.

Ребёнок плотнее обхватил руками колени и спрятал лицо. Звук становился всё выше, пока не превратился в быстрое повторяющееся «их, их, их».

Малыш Ред опустился рядом с ним на пол.

– Не надо бояться, – сказал он. – Я тебя не обижу.

Один глаз глянул на него и тут же нырнул обратно в майку и колени. Мальчику было на вид лет пять или шесть, у него были короткие тёмные волосы и тонкие ручки и ножки. Его трясло от холода. Малыш Ред погладил его по спине и сам удивился тому облегчению, которое испытал, коснувшись чего‑то материального.

– У тебя есть имя?

Мальчик покачал головой.

– Нет?

– Нет. – Это был едва слышный шёпот.

– Это плохо. Спорю, что имя у тебя всё же есть.

Никакого ответа, не считая того, что замёрзший ребёнок перестал скулить своё «их, их, их».

– Может, скажешь мне, что ты здесь делаешь?

– Мне холодно, – прошептал мальчик.

– Ну, это‑то понятно, – сказал Малыш Ред. – На дворе середина зимы, а ты сидишь тут в одной футболке. Погоди‑ка, я тебе принесу одеяло.

Малыш Ред рывком поднялся на ноги и заспешил в гостиную, боясь, как бы ребёнок не исчез раньше, чем он вернётся. «Но почему я хочу, чтобы он остался?» – спросил он себя, но не нашёл ответа.

Когда он вернулся, мальчик всё ещё жался к боку пианино. Малыш Ред накинул одеяло ему на плечи и снова сел рядом с ним.

– Лучше?

– Немного. – Его зубы едва слышно стучали.

Малыш Ред провёл ладонью по укрытым одеялом рукам и спине мальчика.

– Я хочу лечь, – сказал ребёнок.

– А теперь ты скажешь, как тебя зовут?

– У меня нет имени.

– Ты знаешь, где ты?

– Где я? Я здесь.

– Где ты живёшь? Ты знаешь свой адрес? Или номер телефона? Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать свой телефон.

– Я хочу лечь, – сказал мальчик. – Положите меня в кровать. Пожалуйста. – Он кивнул на кровать Малыша Реда, покрытую множеством круглых комочков, в темноте напоминавших спящих зверьков. Это были кучки футболок, трусов, носков, фуфаек и джинсов, которые Малыш Ред носил прошлой ночью в круглосуточную стирку на углу 55‑й улицы и 9‑й авеню. Он набил сначала пять машин, а затем пять сушилок полугодовой стиркой, потом загрузил посвежевшую одежду в чёрные мешки для мусора, принёс домой и рассортировал на кровати, где ей суждено было лежать ближайшие несколько месяцев, а то и дольше.

– Как скажешь, – сказал Малыш Ред и, взяв мальчика на руки, понёс к кровати. Казалось, он весил не больше коробка кухонных спичек. Склонившись над кроватью, он пристроил ребёнка между шариками свёрнутых носков и стопкой аккуратно сложенных футболок с разных джазовых фестивалей.

– Знаешь, малыш, тебе нельзя здесь оставаться, – сказал он.

Мальчик сказал:

– Я и не собираюсь. Я там, где я есть.

– Не надо больше бояться.

– Я думал, ты хочешь меня ударить. – Он на секунду прищурился, и кожа на его лице как будто съёжилась, обтянув череп. Вообще‑то он на редкость несимпатичный мальчишка, подумал Малыш Ред. Вид у него был заблудший и голодный, как у маленького бродяжки, который слишком долго жил своим умом. Лицом он сильно напоминал угрюмого, раздражительного старикашку. Малышу Реду показалось, будто он уступил свою постель какому‑то животному, вроде ласки или койота.

Но он всего лишь ребёнок, сказал Малышу Реду Малыш Ред, и сам себе не поверил. Это был не ребёнок – это было нечто, пришедшее из морозной ночи.

– Как ты думаешь, у тебя получится уснуть?

Но ребёнок‑существо погрузилось в забытье раньше, чем Малыш Ред успел задать свой вопрос.

Что же с ним делать? Ясно, что ни адреса, ни телефона от этого маленького уродца, заснувшего среди стираного белья, не добьёшься. Наверное, и насчёт имени он тоже не соврал.

Сумасшедшие мысли; он так давно не спал, что мозги отказываются работать как следует. Накатила волна глубокой усталости, а вместе с ней понимание того, что он больше вообще не может думать, по крайней мере, рационально. Если он не ляжет, то уснёт стоя. И тогда Малыш Ред опустился коленями на матрас, раскидал несколько кучек одежды, вытянулся и заснул, едва закрыв глаза.

Во сне он дышал ароматом чистого белья, прекраснее которого в мире нет. Чистое бельё пахло солнечным светом, свежим воздухом и здоровьем. Этот славный запах дарил намёк на нечто неземное, на лучший мир, который, как считают, есть на небесах. С нашей стороны дерзко рассуждать об ангелах, и всё же, если бы ангелы носили одеяния, то пахли бы точно так же, как чистые, пушистые носки и нижнее бельё вокруг Малыша Реда и его безымянного гостя. Запах мальчика то и дело долетал до него. Металлический запах пара, струёй вырывающегося из каких‑то подземных областей, мешался с резкой, норной вонью лисицы, и эта смесь время от времени прорывалась сквозь благоухание белья, так как Малыш Ред во сне подвинулся к ребёнку.

Два запаха переплелись в его сне и стали одним целым, ароматом сложного архитектурного сооружения, с просторными площадями, длинными колоннадами, тесными тайными уголками и закоулками. Вот из этих‑то скрытых углов и закоулков и появилось существо, которое отправилось за ним в погоню, неизвестно, к добру или к худу. Но оно преследовало его: Малыш Ред ощущал движение воздуха в длинных коридорах, по которым он мчался, а иногда ему удавалось завернуть за угол лишь на миг раньше, чем из‑за другого угла появлялся его преследователь. Продолжая бежать со всех ног, точно ради спасения жизни, Малыш Ред не знал, чего хочет это существо: сделать ему добро или причинить зло.

Он вертелся и крутился, подражая движениям своего тела во сне, и в конце концов свернулся калачиком вокруг своего маленького гостя, и животный запах возобладал.

Малыш Ред не понимал, спит он и видит сон, как будто наполовину проснулся, или в самом деле наполовину проснулся, но продолжает видеть сон о том, что спит. Он будто переходил из одного состояния в другое, не замечая границы между ними. Его рука упала на грудь ребёнка – это он помнил точно, ведь он ещё подумал, что надо её убрать. Но, поднимая руку, он как‑то ухитрился потянуть за собой ребёнка, хотя его ладонь была пуста, а пальцы разжаты. Ребёнок, ребёнок‑тварёнок, воспарил над скомканным одеялом и разбросанными кучками белья, прилипнув к ладони Малыша Реда, как железо к магниту. По крайней мере, так показалось самому Малышу Реду: мальчик пристал к его ладони, мальчик последовал за ладонью к его боку, а когда мальчик‑не‑мальчик лёг рядом с ним, то улыбнулся зловеще и укусил его в шею.

Хищный запах лисицы хлынул в его ноздри, он вскрикнул от боли и страха… и в тот же миг ребёнок‑тварёнок начал гладить его по голове, приговаривая, что не надо бояться, а в следующий миг он уже провалился в сон, как в подполье, и ничего больше не чувствовал и не видел.

Малыш Ред проснулся на следующий день, к вечеру. Чувствовал он себя замечательно отдохнувшим и посвежевшим. Словно скинул десяток лет, и ему снова сорок. Когда он сидел и потягивался, широко зевая, в один и тот же миг произошли два события: он вспомнил плачущего ребёнка, которого уложил в свою постель, и заметил на руке брызги подсыхающей крови.

Открыв от удивления рот, он посмотрел вниз, на свою грудь, живот, ноги. Пятна крови покрывали его одежду, как краска. Кровь пропитала одеяло и разбросанные по кровати кучки белья. Мелкие брызги краснели на пыльном полу. В бесцветную стену словно ударила кровавая струя.

Сердце Малыша Реда на мгновение встало. Дыхание сделалось частым и хриплым. Очень осторожно он спустил ноги на пол и вылез из постели. Сначала он поглядел на одеяло, которое придётся теперь выбросить, потом, всё ещё не веря своим глазам, глянул вниз, на ноги. Его рубашка цвела яркими кляксами. Её край и верхняя часть джинсов пропитались кровью так, что она даже не засыхала.

Малыш Ред стянул через голову рубашку и бросил её на пол. Пятна крови покрывали его грудь здесь и там, но никаких видимых повреждений не было. Руки тоже казались целы. Пальцы расстегнули пряжку ремня и молнию, джинсы спустились до щиколоток. Китайские шлёпанцы свалились с его ног, пока он перешагивал через мокрые штаны. От середины бедра до пяток его ноги были абсолютно чистыми; от пупка до середины бедра он был сплошь красным.

Однако боли он не чувствовал. Значит, кровь не его. Неужели что‑то страшное случилось с ребёнком? Стеная, Малыш Ред перерыл всю покрывавшую кровать одежду, обшарил в комнате каждый уголок, добрался даже до входа в гостиную, но никаких следов гостя нигде не обнаружил. И никакой крови тоже. Ребёнок, существо, испарилось.

Стоя в ванной перед зеркалом, Малыш Ред вспомнил свой сон – если это, конечно, был сон – и наклонился вперёд, чтобы осмотреть свою шею. Кожа на ней была чистой, без всяких следов укуса. Значит, это был сон, от начала до конца.

Потом он вспомнил плач, разбудивший его на командном посту, звук, похожий на «их, их, их», невесомую тяжесть ребёнка на своих руках и его лисий запах. Малыш Ред открыл душ и встал в поддон. Кровь потекла по его телу в пах, оттуда по ногам вниз, в канализацию. Ему вспомнилась благодатная свежесть чистого белья. Его изумительный запах, составленный, казалось, из множества переходящих одно в другое пространств. Думая помочь попавшей в беду женщине, он обнаружил перепуганного ребёнка или нечто очень похожее на ребёнка, которого устроил на ночлег в постели из носков и нижнего белья. Стоя под тёплыми брызгами из душа, Малыш Ред подумал: «Чудо, воистину».

3. Чудо с С. М. и Виком Дикенсоном

Как‑то летом, в конце дня, С. М., молодой тромбонист растущей известности, сидел в гостевом кресле Малыша Реда, слушал «Очень сакси»[93]и оплакивал свой талант.

– У меня такое чувство, точно я застрял, – говорил он. – Я довольно неплохо играю…

– Ты играешь здорово, – сказал Малыш Ред.

– Спасибо, но у меня такое чувство, как будто есть направление, в котором мне надо идти, а я никак не пойму, где оно. И всё толкусь и толкусь на месте. Не знаю, уши промыть надо, что ли, может, тогда что‑нибудь получится.

– А, – сказал Малыш Ред. – Дай‑ка я тебе кое‑что поставлю. – Он встал со своего кресла.

– Что?

– Просто послушай.

– Только не надо мне этого дерьмового джайва, Малыш Ред.

– Я сказал, просто послушай.

– О’кей, но если бы ты был музыкантом, то знал, что это так не работает.

– Прекрасно, – сказал Малыш Ред и поставил на проигрыватель пластинку трио Вика Дикенсона – тромбон, бас и гитара, – записанную в 1949 году.

– Я пока схожу на пару минут в спальню, – сказал он. – Тут с моим бельём не так давно ерунда какая‑то приключилась, половину придётся выкинуть.

С. М. подался вперёд и поставил локти на колени – поза, в которой он слушал особенно внимательно.

Малыш Ред вышел через дверь в туалет, а оттуда прошёл в спальню. То, чем он там занимался, задержало его минут на двадцать, после чего он вернулся в гостиную.

С мокрым от слёз лицом С. М. сидел, откинувшись на спинку кресла, и вид у него был такой, как будто его только что сбросили с солидной высоты.

– Благослови тебя Господь, – сказал он. – Благослови тебя Господь, Малыш Ред!

4. Чудо со слепым нищим

Этого человека он видел большую часть года: тот сидел на деревянном ящике рядом с цветами возле магазина корейских деликатесов на углу 55‑й улицы и 8‑й авеню и потряхивал белым бумажным стаканчиком с мелочью. Высокий, грузный, всегда в невероятной старины двубортном тёмно‑синем костюме в тонкую полоску, этот тёмно‑шоколадный человек четыре дня в неделю с девяти утра до глубокой ночи проводил на своём посту. В любую погоду его голову покрывала старинная коричневая федора, а на носу красовались тёмные очки со стёклами размером с четвертак.

Он был на месте, когда шёл дождь и когда шёл снег. В знойные дни он никогда не снимал шляпу, чтобы промокнуть лоб, а когда температура едва превышала десять градусов[94], не надевал ни пальто, ни перчаток. Раз обратив на него внимание, Малыш Ред скоро заметил, что ему перепадает больше денег, чем любому попрошайке на Адской Кухне[95]. Причина успеха, решил Малыш Ред, крылась в том, что его манеры всегда оставались столь же неизменными, как его гардероб.

Это был нищий, который ничего не клянчил. Нет, он милостиво брал деньги, которые ему давали. Сидя на ящике, как на троне, – локти на коленях, стаканчик с мелочью в руке, – он изливал нескончаемый поток приветствий, комплиментов и благословений на всех, кто проходил мимо него.

Прекрасно выглядите сегодня, мисс… Благослови тебя Господь, сынок… Сегодня вас ждёт хороший день, сэр… Благослови вас Господь, мадам… Детка, я счастлив каждый раз, когда ты проходишь мимо… Господь вас благослови… Господи благослови… Господи благослови..

И вот случилось так, что однажды Малыш Ред опустил бумажный доллар в протянутый стакан.

– Господи благослови, – сказал нищий.

На следующий день Малыш Ред снова дал ему доллар.

– Спасибо и благослови тебя Господь, сынок, – сказал нищий.

На третий день Малыш Ред опустил в его стакан два доллара.

– Спасибо тебе, Малыш Ред, благослови тебя Господь, – сказал слепой.

– Откуда ты знаешь моё имя? – спросил Малыш Ред. – И как ты вообще узнал, что это я?

– Я слышал, что к тебе приходят люди, – сказал слепой. – Приходят ночью и днём. Разве это не святая правда? Ночью и днём.

– Приходят, каждый своим путём, – сказал Малыш Ред. – Но откуда ты знаешь моё имя?

– Я всегда знал, кто ты, – сказал слепой. – А теперь я знаю, какой ты.

Малыш Ред опустил в его стакан ещё доллар.

– Может быть, в один прекрасный день и я приду тебя повидать.

– Может быть, – сказал Малыш Ред.

5. Чудо с демоном жадности (из Книги 1: Малыш Ред, его испытания)

Демоны жадности были повсюду. Он видел их в глазах клиентов – демоны так и выскакивали из них, крича «ещё, ещё!». Каждый раз, собираясь на работу, шнуруя крепкие ботинки, садясь в автобус, который вёз его через весь город, открывая двери в бар и подходя к столу главного официанта, Малыш Ред чувствовал, как сжимается его желудок при мысли о поджидающих демонах. Там, где правят демоны, всякая радость пуста, всякое счастье – это замаскированная боль, а всякое удовольствие – продукт удовлетворённой зависти. Каждый день, направляясь в задние комнаты ресторана, чтобы облачиться в галстук‑бабочку и белый пиджак, он боялся, что не выдержит затхлых, ядовитых испарений зла и сбежит.

Это случилось в дни убывающей юности Малыша Реда, когда он ещё не стал совсем взрослым.

Демоны собирались здесь потому, что им нравилось общество друг друга. Демоны всегда узнают один другого, хотя человеческие существа, в которых они живут, не понимают своей одержимости и представления не имеют о том, что происходит. Они просто считают, что ходят в определённые рестораны или, скорее, ресторан, потому, что там приличная еда и приятная атмосфера. Одержимые демонами люди не замечают, что цены растут, еда ухудшается, а атмосфера становится тяжёлой, кислой, затхлой. Старший официант видит, как обслуживающим персоналом овладевает странная апатия, но он и сам слишком обленился, чтобы волноваться по этому поводу. Девяносто девять процентов официантов не замечают, что теперь они избегают глядеть клиенту в глаза, и обращают внимание лишь на то, что в заведении как будто стало темнее, чем раньше. Только Малыш Ред видит демонов, беснующихся в глазах вялых посетителей; только Малыш Ред понимает, и от этого его тошнит.

И вот наступил день, когда красивый некогда человек в синем блейзере, сидевшем на нём плотно, как шкурка на сосиске, подозвал Малыша Реда к своему столику и заказал ещё шестнадцать унций стейка на рёбрышке, с кровью, добавочную порцию луковых колец, ну, и вторую бутылочку каберне «Напа Вэлли» в придачу.

– Нет, – сказал Малыш Ред.

– Парень, брось свои шутки, – сказал клиент. Его лицо пошло розовыми пятнами. – Я заказал ещё один стейк, луковые кольца и бутылку вина.

– Вы уже наелись, – сказал Малыш Ред. Он наклонился и посмотрел клиенту в глаза. – Что‑то внутри вас хочет ещё еды, но вам самому она не нужна, вы наелись.

Мужчина схватил его за запястье и приблизил свою огромную голову к лицу Малыша Реда.

– Будешь себя так вести, парень, и однажды холодной зимней ночью я приду к тебе, одетый в одну футболку.

– Что ж, пусть будет так, – сказал Малыш Ред.

6. Чудо с дохлой кошкой

Годы спустя, став взрослым, Малыш Ред вышел однажды из дома, чтобы пополнить запас пива «Бек». Было около шести часов утра, суббота, начало июня. Два трубача и карманник, которые зашли к нему посидеть в четверг вечером, болтались по его гостиной, ничем, в общем‑то, не занятые, и ждали, когда он вернётся с завтраком. Корейцы, державшие магазинчик деликатесов на углу 55‑й и 8‑й авеню, в последнее время вели себя как‑то странно, поэтому он повернул за угол, намереваясь обогнуть их витрину и продолжать путь к другой закусочной, на углу 56‑й, где корейцы ещё не сошли с ума. Его напугал слепой нищий, который, выйдя на улицу, сказал:

– Бог ты мой, да это же Малыш Ред! Доброе утро, сынок. Похоже, тебе не мешало бы хорошенечко выспаться.

– И тебе доброе утро, – сказал Малыш Ред. – Не рановато для работы?

– Сегодня должно произойти что‑то замечательное, – сказал слепой. – Не хочу пропустить. – Он сел на свой ящик, устроился поудобнее и открыл бутылочку «Доктора Пеппера», которую только что приобрёл.

По просторам 8‑й авеню двигались лишь несколько такси, и ни одной живой души на обоих тротуарах. Железные ставни на витринах большинства магазинов были опущены.

Идя вдоль квартала, Малыш Ред поглядел на ту сторону улицы и увидел, как что‑то маленькое отделилось от спасительной тени мусорных контейнеров и метнулось через дорогу. Это была рыжая кошка, худющая, кожа да кости.

До западной обочины оставалось метров пять, когда из‑за поворота вылетело такси, мчавшееся на север, к площади Колумба. Кошка застыла, вытаращив глаза на автомобиль, потом собралась в комок и бросилась вперёд.

Малыш Ред, разинув рот, наблюдал за ней с тротуара.

– Ах, ты, сукина дочь, – сказал он. – Шевелись быстрее!

Когда кошке оставался до обочины всего один прыжок, таксист нажал на газ и сбил её. Малыш Ред услышал сдавленный мяв, потом увидел, как кошка кубарем покатилась по дороге и замерла в канаве.

– Чёрт, – выругался он и оглянулся на слепого нищего. Тот сидел на своём ящике, сжимая «Доктора Пеппера» в руке, и напряжённо смотрел в пустоту. Малыш Ред подошёл к неподвижной кошке и опустился на тротуар.

– Давай‑ка, вставай, – сказал он. – Вставай давай, киска.

Клочок меха в канаве дёрнулся раз, другой и, шатаясь, встал на ноги. Повернул голову к Малышу Реду и взглянул на него тёмными подозрительными глазами.

– Иди, – сказал Малыш Ред.

Кошка вскарабкалась на обочину дороги, села полизать маслянистое пятно на шубке, потом, хромая, скрылась в дверном проёме.

Малыш Ред выпрямился и оглянулся. Слепой, сложив ладони рупором, кричал ему вслед. Малыш Ред не разобрал, что именно, но, похоже, что‑то хорошее.

7. Чудо с домовой мышью

Как‑то тёплой ночью в прошлом году Малыш Ред проснулся на командном посту в кресле и услышал тишину в квартире. Телевизор был выключен, и единственный красный огонёк горел на контрольной панели компакт‑проигрывателя, который, доиграв до конца «Каунт на берегу, часть 2»[96], ожидал дальнейших инструкций.

Малыш Ред потёр руками лицо и сел прямо, пытаясь решить, включить ли ещё диск или продолжать спать так. Но он не успел прийти ни к какому решению, когда маленькая серая мышка, прошмыгнув между двумя упаковками пустых бутылок от «Бека», замешкалась на пороге гостиной. Казалось, она смотрела на него.

– Иди своим путём, а я пойду своим, – сказал Малыш Ред.

– Благослови тебя Господь, Малыш Ред, – сказала мышь. Голос у неё оказался на удивление глубокий.

– Спасибо, – сказал Малыш Ред и погрузился в лёгкий бестревожный сон.

Date: 2015-09-26; view: 272; Нарушение авторских прав