Бийнегер

Настоящий удалец был Бийнёгер. Гезоха сын...

Верный глаз был у него, отважное сердце и быстрые ноги — все, что нужно хорошему охотнику.

Никогда он не возвращался в аул без богатой добычи.

Плохо родился хлеб в те времена, и только охотой были живы люди.

Чаще всего пели тогда одну песню — песню, обращенную ко все­сильному Апсаты — духу гор.

...«Богачи забили на зиму своих жирных бычков. А наше мясо — в горах, бродит меж крутых скал. Нелегко нам его доставать.

На плече охотника тяжелое ружье, словно ярмо; за пазухой — черствая лепешка, а в реке холодная вода... Очень тяжело охотнику...

Будь же милостив Апсаты! Много у тебя толстошеих и круторо­гих по лесам и ущельям. Что нам получить не суждено — упрячь от вас подальше, а что наше — отдай, не мучая нас...

Дай продырявить свинцом жирный бок горного козла. Выведи боль­шого тура на нашу тропу. Сделай так, чтобы труд наших ног не остался напрасным.

И пусть взойдет веселое солнце и прояснится день, когда мы ста­нем преследовать дичь»...

И старые, и молодые — все мужчины пели эту песню на утренней заре, перед охотой.

Но чаще всех пел ее Бийнёгер.

И длинной была бы жизненная тропа Гезохова сына, если бы не избаловала его постоянная удача. Стал он стрелять чаще, чем нужно было...

Собрались древние старцы аула и самый древний из них заговорил от имени всех:

— Мы любим тебя, сын Гезоха, и в своих молитвах просим, что­ бы судьба никогда не поворачивалась к тебе спиной...

Ты силен и ловок, сын Гезоха, ни разу после твоего выстрела не успела твоя жертва сделать больше четырех шагов.

Глаза наши от старости стали тусклыми, но в них загорается свет, когда смотрим на тебя, ты наша юность, сын Гезоха, и мы в своих мо­литвах просим еще, чтобы к силе твоей прибавился разум.

Горы наши богаты, но горы пустеют, потому что ноги твои не устают бегать по ним, руки твои не устают держать меткое ружье, а страсть твоя выслеживать дичь все растет.

Не нужно человеку мяса больше, чем может поместиться в котел.

Горы наши не только наши, а и тех, кто еще придет.

Будь хозяином гор, а не будь их врагом — они могут тебя пока­рать. И тогда запоют песню твои недруги, и заплачут близкие, и поту­хнет тогда свет наших глаз.

С большим почтением слушал Бийнёгер мудрые слова, но слушал только ушами, а гордое сердце его было глухо.

Не взошли добрыми всходами в его сердце семена мудрых слов и горы покарали его.

Очень сурово покарали.

Заболел внезапно страшной болезнью старший брат Бийнёгера — Умар. Одно лекарство помогло бы ему на всем свете — молоко белого марала.

Три дня рыскал Бийнёгер по крутым отрогам большого Басхана и, наконец, напал на след дичи... Измучился он, изнуряя себя, но об отды­хе думать было нельзя... Долго он карабкался на скалы, карабкался до тех пор, пока след не привел его к неприступной круче на Минги-тау...

Наполнил Бийнёгер свой башлык снегом, стад лепить на камне лестницу и по ней взобрался наверх. Невиданное увидел он: белое, на трех ногах, задние короче передней, с острыми копытами, подобными шилу, которым подшивают чабыры.

Не убегай,— крикнул Бийнёгер.— Если ты козел, дай прице­литься и спустить курок. Если ты коза, дай подоить тебя — у меня брат болен. А, может, ты джин или шайтан? Не джин я и не шайтан. Не козел я, чтобы стрелять в меня, и не коза я, чтобы доить меня. Я прекрасная Фатима, дочь Апсаты — духа гор.

Ел ты наше мясо — не наелся, пил кровь нашу — не напился. И вот тебе за это мои пожелания: пусть небо над тобой будет чистым и высоким, а круча над тобой еще круче. Чтобы справа была у тебя бездна, чтоб слева тоже была бездна, чтоб впереди у тебя стена до неба была, а сзади еще выше. И чтоб дней для радости было у тебя много между этих стен.

Пятнадцать дней жил на скале Бийнёгер. Гончую собаку свою кормил мясом своих ног, а сам питался мясом своих рук...

Увидел Умар во сне, что случилось с братом. Примчался он, при­мчались люди, но спасение охотнику не сумели придумать.

Стал просить Умар брата со слезами:

- Прыгай вниз, милый Бийиёгер, не умирай на камне, не делай наше несчастье еще более тяжелым — дай похоронить твои кости в земле...

- Не проси, брат,— отвечал Бийнёгер, оставаясь наверху,— Жить хочу. Не брошусь насмерть, пусть она сама придет. Посмотрю хоть на нее, пока еще жив.

Отыскал Умар в Балкарии любимую брата и сказал ей, зачем пришел...

Зарыдала любовь Бийнёгера, запричитала, превратила ноги в коня, руки — в плетку, густые волосы буркой распустила, и, заливая дорогу слезами, примчалась к своему Бийнёгеру.

— О несчастная я, как мне дотянуться до тебя. Не хочу, чтоб ты там остался и тело твое делили орлы... Милый, завяжи себе глаза ру­башкой, что сшила тебе я, и прыгай — вот моя белая грудь, которой ты так часто любовался.

Бросился охотник вниз, на грудь любимой, но только клок от куд­рявого чуба долетел до нее.

Выхватила бедная женщина чей то кинжал и тут же с воплем воткнула себе в живот.

Так погубил Гезохов сын себя и свою любовь.

Слишком высока оказалась башня Апсаты, на которой очутился Бийнёгер, потеряв свой разум.