Глава 5. – Что вы сделали с моей одеждой?

– Что вы сделали с моей одеждой?

Нет на свете такой бури, сила которой может сравниться с бурей, разразившейся у Александрины в душе. Она метала громы и молнии. Уперев руки в бока, Алекс смотрела на Дрейка убийственным взглядом и говорила свирепым тоном, но Дрейк уверенно закрыл за собой дверь каюты.

– Я полагаю, под одеждой вы подразумеваете то пыльное платье и разорванную сорочку, которые вы бросили на пол каюты? – Он небрежно прислонился к стене. Его позабавила эта ситуация.

Алекс была так рассержена, что не заметила замечания Дрейка о ее нижнем белье.

– Вы ведь хорошо знаете, о какой одежде я говорю! – У нее было такое лицо, как будто она его сейчас ударит. – Я требую немедленно вернуть мне мою одежду!

Его брови поползли вверх.

– Требуете? Осторожно, принцесса! Ваш снобизм снова прорывается наружу. Не забывайте, что на этом корабле единственный человек, который может приказывать, – это я. – Дрейк прошел дальше в комнату, не обращая на Александрину никакого внимания, будто она всего лишь капризный и надоедливый ребенок. Алекс перегородила ему дорогу.

– Вы что‑то хотели, миледи? – Он остановился, внимательно глядя на ее злое лицо, и широко улыбнулся. – Вашей одежды больше нет.

– Что?! – Ее щеки стали пунцовыми.

– Из‑за ваших приключений она разорвалась.

– Лжец! – гневно выкрикнула Александрина. – Зачем вы ее выбросили?

Дрейк усмехнулся в ответ на ее обвинения.

– Хорошо, вы правы, принцесса. Я выбросил ее, потому что не мог позволить вам разгуливать здесь при полном параде. Мои моряки и так уже в открытую глазеют на вас, изнывая от похоти. Мы не можем так над ними издеваться и дразнить их, не правда ли?

– Единственный человек на этом корабле, который относится ко мне с неуважением, – это вы! – возмутилась она.

Он сложил руки на широкой груди.

– Да вы должны мне быть признательны за то, что я ограничил вас ношением мужского платья. Возможно, именно это оградит вас от пошлых и развратных приставаний.

Дрейк снял рубашку и небрежно бросил ее на стул.

Алекс округлила глаза и повернулась к нему спиной. Ей следовало бы заранее догадаться, что он не будет вести себя как джентльмен. Возможно, раньше он раздевался на глазах у бесчисленного количества женщин. И вполне вероятно, что он к этому привык.

Александрина закусила губу. А ведь вечер начинался так хорошо, что у нее уже появилось обманчивое чувство собственной безопасности. Дрейк казался гостеприимным. Нет, он казался чертовски привлекательным, когда давал ей уроки мореходства у штурвала. И Алекс до такой степени воодушевил новый опыт, что она почти забыла, что ей придется спать с Дрейком в одной каюте. Она сначала хотела подождать, пока Дрейк ляжет в постель, потом собиралась надеть сорочку и забраться под одеяло на свою кушетку, но теперь ее план сорвался.

Алекс бросила взгляд на свою мужскую одежду. Для дневного времени бриджи подходили, но они совсем не годились для сна. Она могла их снять и остаться в одной мужской рубашке, которая была ей до колен.

Внимательно разглядывая рубашку, Александрина содрогнулась от отвращения, увидев на подоле пятна. От одной мысли, что ей придется спать в грязной мужской рубашке, ей стало не по себе. Однако ничего другого ей не оставалось.

Она тяжело вздохнула, услышав, как Дрейк в это время готовился ко сну.

Дрейк не мог удержаться от улыбки, видя, как нервничает Александрина. Он понял, что шокировал ее, но не знал почему. Разумеется, ей не впервой видеть обнаженное мужское тело, если только она не принадлежит к числу тех чопорных женщин, которые предпочитают заниматься любовью в темноте. Однако Дрейк усомнился в этом. Она была слишком искренняя и прямая, жизнерадостная и непосредственная, чтобы быть жеманной в постели.

Дрейк уселся на постель, чтобы снять ботинки. Он был рад, что отговорил Смитти выполнять обязанности его камердинера на корабле. Он мог себе представить весь ужас Александрины, если бы ей вдруг пришлось отбросить все приличия и раздеваться в присутствии сразу двух мужчин.

Дрейк никогда до этого не видел, чтобы Смитти так открыто выражал свое неодобрение его действиями. Когда же он предложил ему временно отказаться от роли камердинера, тот только коротко кивнул. Дрейк мог и не спрашивать Смитти, почему и на кого тот сердится. Ему и так все было ясно. Смитти возмутило то, что Дрейк, воспользовавшись беспомощным положением невинной молодой девушки из благородного семейства, всячески ее притесняет.

Дрейк мысленно представил суровое лицо Джеффри Кассела с плотно сжатыми тонкими губами, и ему, терзаемому чувством вины, пришлось признать, что старый слуга прав. В глазах графа репутация дочери безвозвратно загублена. И в самом деле, когда он узнает, что его непорочное чадо вынудили жить в одной каюте с Дрейком, разгневанный отец, возможно, вызовет его на дуэль.

Стаскивая первый ботинок, Дрейк обдумывал такую возможность. Ясно, что молодой импульсивной красавице эта мысль никогда не приходила в голову. Она и вправду даже не думала о последствиях своего опрометчивого поступка. Что руководило ею? Невинность и наивная вера или своеволие и эгоизм?

Дрейк нахмурился, увидев, как вздрогнула Александрина, когда он поставил ботинки на пол. Несмотря на свой решительный настрой, он почувствовал к ней симпатию. И не важно, высокомерной или лицемерной была эта девушка. Он чувствовал, что ей было не по себе. Она суетливо оглядывалась, явно не зная, где бы найти подходящую одежду для сна, но ни один из имеющихся у Александрины вариантов не шел ни в какое сравнение с тонкими шелковыми ночными сорочками, в которых она привыкла спать дома.

Бросив бриджи рядом с рубашкой, Дрейк наконец забрался в постель, тем самым положив конец девичьим страхам.

– Теперь уже можете повернуться, принцесса. Все вполне прилично, и я укрыт одеялом, – поспешил он уверить ее.

Она медленно повернулась, и Дрейк увидел, что у нее дрожат губы.

– Можно потушить свет? – спросила Алекс слабым голосом. – Или мне отказывают даже в этой малости?

В этот момент Дрейка охватило такое сильное желание обнять ее, что он не мог вымолвить ни слова в ответ и только кивнул.

– Благодарю вас. – Александрина потушила лампу, и комната погрузилась в кромешную темноту.

Послышалось шуршание, и Дрейк понял, что она переодевается. Он мысленно представил ее обнаженные прелести. Сердце у него забилось сильнее, а все тело напряглось. Дрейк отчаянно пытался сосредоточиться на чем‑нибудь другом, но его сознание настойчиво и упрямо возвращалось к мыслям о Александрине. Она раздета. Они одни в его каюте. Она в его власти, в его объятиях.

Дрейк повернулся, мысленно застонав. Его охватило сильное желание, удовлетворить которое хотелось немедленно.

Он обнаружил, что самоконтроль ослабевает, а самообладание оставляет его. И предположил, что будет не в состоянии держать себя в руках в течение многих месяцев плавания. Дрейк вдруг принял решение: как только Александрина заберется под одеяло, он перейдет в каюту Смитти и на протяжении всего путешествия будет ночевать там. Потому что, несмотря на физическое влечение к леди Александрине Кассел и желание получить удовольствие, ему совсем не хотелось связываться с ней. Слишком дорого бы ему это обошлось!

В каюте воцарилась тишина. Дрейк ощущал присутствие Алекс, инстинктивно чувствуя, что она еще не в постели.

– Принцесса!

Он услышал, как она подскочила.

– В чем дело?

– Какие‑то проблемы?

– Нет... то есть да. – Александрина замолчала. – Можно мне воспользоваться вашей раковиной и смыть грязь с лица?

– Валяйте. – Дрейк улыбнулся. – Принцесса, если вы сумеете найти дорогу в темноте, можете взять одну из моих рубашек. Они чистые и достаточно длинные. Так что ваша скромность не пострадает.

Снова молчание, а затем тишину нарушил ее голос:

– Благодарю вас, капитан.

Босые ноги зашлепали по полу. Дрейк услышал, как Алекс открыла комод и достала одну из рубашек. Затем снова послышались шаги. Это девушка возвращалась к кушетке. Затем последовал глухой стук... и Алекс вскрикнула от боли.

Дрейк вскочил с постели:

– Александрина! Что случилось?

– Я наткнулась на кушетку, – пожаловалась она.

– Очень больно?

На самом деле Алекс не сильно ударилась. Боль уже отступала, но это стало для нее последней каплей. Она больше не могла выдержать напряжения эмоционально насыщенного дня. Обильные слезы наполнили глаза Александрины и покатились по щекам. И как она ни силилась сдержаться, ее грудь содрогалась от рыданий.

– Извините, – выдохнула она, – я никогда не плачу... и ушиб совсем небольшой... Я просто не могу... – Алекс закрыла лицо дрожащими руками.

Движимый порывом, без всякой задней мысли, Дрейк привлек ее к себе.

– Ш‑ш, – успокаивал он девушку, прижимая к груди. Он чувствовал, как слезы увлажняют его обнаженную кожу, видел, как дрожат ее плечики. – Все хорошо, милая моя, не плачьте, – бормотал Дрейк, поднимая подбородок Алекс, чтобы видеть ее лицо. Другой рукой он гладил Александрину по спине, прижимая к себе.

В какой‑то миг они поняли, что обнимают друг друга. Дрейк был обнажен. Алекс одета только в тоненькую белую рубашку. Ей нужно было успокоиться. Ему – удовлетворить свое желание.

Дрейк почувствовал губы Алекс под своими губами и ощутил соленый вкус ее слез. Он не дал ей времени на то, чтобы она все обдумала и отстранилась, и, обняв Александрину, поднял ее на руки и снова прижал к себе. Алекс тихо заплакала. На этот раз не от боли, а от смешанного чувства страха и пробуждающегося желания. Поцелуй Дрейка свел ее с ума. Он как будто бы оплел темной волшебной паутиной взбудораженные ощущения девушки, парализуя ее сопротивление.

Он снова и снова целовал ее губы, все более и более страстно.

И Алекс, которая весь день только и делала, что боролась и спорила с ним, сама не понимая почему, уступила властному натиску его губ. Ее окатило волной удовольствия. «Этого не должно быть!» – протестовал туманящийся разум Алекс, ведь она совсем не знала этого человека. Но голова у нее шла кругом. Дрейк целовал ее так, что она поняла – пропала... Просто пропала!

Кромешная темнота комнаты не могла скрыть дрожь его нетерпеливого тела, хриплый стон удовольствия, его учащенное дыхание, неистово колотящееся сердце рядом с ее сердцем. Его поцелуй становился все более страстным, даря неизведанную ласку и обещая большее.

Дрейк давно перестал бороться с собой. Он уже и не надеялся вернуть себе самоконтроль. В тот момент, когда он почувствовал ее нежные трепетные губы, горячее желание вырвалось наружу, сметая все на своем пути.

У Александрины был вкус моря, дикий и волнующий!

Дрейк застонал. Его руки скользнули вниз, к ногам Алекс. Он задрал ее рубашку и почувствовал нежную кожу под своими пальцами.

– Я хочу вас, Александрина, – раздался его хриплый шепот. – Боже мой, вы себе представить не можете, как я хочу вас.

Алекс замерла, наконец осознав, куда все это может привести. Дрейк был совершенно нагим. И он хотел отнести ее в постель. Она же ведет себя как шлюха, начисто позабыв обо всем, что ей постоянно внушали.

Александрина начала сопротивляться. Паника стерла все желание без остатка.

– Нет... нет, прошу вас. Я не могу... Перестаньте! Дрейк остановился, пораженный ее реакцией. Он все еще был охвачен бушевавшей в нем страстью.

– В чем дело? – Его голос был хриплым от неутоленного желания.

Алекс уперлась руками в его твердую грудь, отчаянно стараясь освободиться из его объятий. Как могла она объяснить ему свой страх, свою неопытность? Что невозможно в один миг отбросить все, чему Александрину учили всю ее жизнь. Он стал бы тогда над ней смеяться, начал бы называть ее ханжой и лицемеркой, продуктом аристократического воспитания. Ну что же, возможно, все это так и есть. Она просто не может пойти на этот шаг, она боится.

– Прошу вас... – Алекс хотелось увидеть его лицо. – Я вас даже не знаю. Я боюсь, – призналась она тихо‑тихо.

Дрейк опустил ее на пол, пытаясь восстановить дыхание. Его снова растрогала искренность, прозвучавшая в словах Александрины. Однако он не мог найти объяснений ее внезапному резкому отпору. Если только не...

– Почему? – спросил Дрейк. – Это из‑за того, что мы с вами не одного круга?

– Нет‑нет! – Ее голос дрожал от сильных эмоций. – Я сказала вам, что не могу... Я никогда раньше... – Она не договорила.

Проклятие! Почему он ей поверил? Несмотря на его твердое убеждение в том, что все женщины коварны и вероломны, что‑то все‑таки заставило его поверить в искренность этой женщины. Что в ней есть такого, что нашло живой отклик в сокровенных уголках его сердца, о существовании которых Дрейк раньше даже и не подозревал?

Черт бы побрал эту вздорную женщину!

Дрейк так резко опустил Александрину на пол, что она чуть не упала. Не проронив ни слова, он подошел к столу, схватил одежду и стал одеваться.

Алекс на время потеряла дар речи. Она слышала, как он метался по каюте. Что Дрейк думает сейчас о ней? Что чувствует?

– Дрейк! – Его имя слетело у нее с губ так естественно, как будто она всю жизнь его произносила. Алекс не знала, какой эффект произвело это ее восклицание на его пульсирующее от нереализованной страсти тело.

– Что?

– Что вы делаете?

Дрейк сунул ноги в ботинки, затем встал и прошел через комнату.

– Я ухожу, – небрежно бросил он ей. – Ваше желание исполнилось, принцесса. Каюта теперь ваша! – Он отворил дверь, впустив в комнату полоску света.

В этот момент Александрине показалось, что Дрейк просто взбешен. Стиснув зубы, он пристально смотрел на нее гневно сверкающими глазами.

– Я не понимаю. – Она смотрела на него, ожидая, что он разъяснит ей свои слова. Даже небрежно одетый, небритый, со взъерошенными волосами, Дрейк казался ей самым красивым и неотразимым мужчиной, которого она когда‑либо видела за всю свою жизнь.

Он глубоко и судорожно вздохнул. Даже при тусклом свете Дрейк мог различить нежные изгибы ее тела, такого желанного. Ее коричнево‑желтые волосы растрепались, а губы распухли от поцелуев. Она была просто очаровательна! Если он сию же минуту не уйдет, он больше не выдержит, подойдет к Алекс, отнесет на постель и будет любить ее так, как никто никогда не любил. И пошлет к чертям все ее возражения и протесты.

– Каюта ваша. До окончания нашей поездки я буду жить вместе со Смитти в его каюте. – Дрейк замолчал. Он хотел ее и ненавидел себя за это. – Спокойной ночи, принцесса.

И вышел, хлопнув дверью.

Алекс оцепенела, ощущая холод и одиночество. Теперь она будет обитать в каюте одна. Как раз этого она и хотела. Ее желание исполнилось.

Александрина ждала, когда же отчаяние отпустит ее. Она ждала облегчения.

Но на душе почему‑то было так тоскливо!