Сенатский юридический комитет, здание Харта

14:11

– Назовите для протокола свое имя и род занятий.

Крепкий пятидесятисемилетний мужчина пригладил каштановые волосы на бородке и сказал в микрофон, выговаривая слова с сильным бруклинским акцентом:

– Барри Киссин. Я атторней. В настоящее время я проживаю и работаю в округе Фредерик, штат Мэриленд, близ форта Детрик.

Председатель комитета Роберт Гиббонс, сенатор‑демократ от Мэриленда, нагнувшись к микрофону, обратился к свидетелю:

– Мистер Киссин! Опишите, пожалуйста, вкратце, чем вы занимаетесь, и какое отношение это имеет к сегодняшним слушаниям.

– На протяжении последних десяти лет я расследую проводимые в США работы, связанные с производством биологического оружия. В частности меня интересует, почему ФБР утаивает от общественности информацию о том, что в сентябре и октябре 2001 года два сенатора, а также некоторые представители средств массовой информации получили письма, содержащие споры сибирской язвы.

– Мистер Киссин! Только что вы сказали об утаивании информации. Вы действительно считаете, что ФБР умышленно вводит в заблуждение нашу комиссию?

– Сенатор! Доказательств предостаточно. Так, на предварительных слушаниях, состоявшихся семнадцатого сентября две тысячи восьмого года, конгрессмен Надлер особо подчеркнул, что знает во всем мире лишь два места, где есть оборудование и квалифицированный персонал для изготовления покрытого кристалликами кварца порошка, содержащего споры сибирской язвы, как тот, который нашли в конвертах, адресованных сенаторам Дэшли и Лихи. Обе организации находятся в Соединенных Штатах. Это принадлежащий армии Дагвейский испытательный полигон, штат Юта, и Баттельский мемориальный институт в Вест‑Джефферсоне, штат Огайо, который является частным подрядчиком ЦРУ. Был сделан ряд запросов, но ФБР отказывается провести проверку данных учреждений.

– Мистер Киссин! Эймсовский штамм сибирской язвы был получен в тысяча девятьсот восемьдесят первом году от мертвой коровы в штате Техас. Главный подозреваемый ФБР, покойный Брюс Айвис экспериментировал с эймсовским штаммом в лаборатории четвертого уровня бактериологической угрозы в форте Детрик.

– Вы совершенно правы, но Брюс Айвис послал штамм в Баттельский мемориальный институт, где из жидкой формы сделали порошок, который и был впоследствии найден в письмах, присланных сенаторам.

– Мистер Киссин! Какие, по вашему мнению, мотивы побудили ФБР прикрыть это дело?

– В письма со спорами сибирской язвы были вложены листки с пропагандистскими лозунгами: «Смерть Америке», «Смерть Израилю», «Аллах велик». Нетрудно догадаться, что целью этой грубой фальсификации было убедить американскую общественность в том, что письма эти посланы мусульманскими террористами, причастными к событиям одиннадцатого сентября. Администрация президента Буша, используя страх перед террористами, протащила через конгресс Патриотический акт. Существуют неоспоримые доказательства того, что порошок со спорами сибирской язвы создан в лабораториях, подконтрольных нашим разведывательным службам. Расследование превратилось в фикцию после того, как в «Нью‑Йорк таймс» и «Балтимор сан» появились статьи, в которых сообщалось, что эймсовский штамм в письмах – это бактериологическое оружие, а значит, порошок поступил либо с Дагвейского испытательного полигона, штат Юта, либо из Баттельского мемориального института. Теперь ФБР держит глухую оборону, утверждая, что споры сибирской язвы – просто «сухие» образцы, которые не являются бактериологическим оружием. Такой подход к расследованию помог ФБР сделать иммунолога Брюса Айвиса козлом отпущения и отвлечь внимание общественности от института и полигона. Сомнительное, но очень удобное самоубийство Айвиса в две тысячи восьмом году позволило закрыть дело прежде, чем цепочка доказательств вывела бы на службы разведки и неправительственные лаборатории в Баттельском институте. Неприглядная реальность, сенатор, однако, заключается в том, что Соединенные Штаты втайне разрабатывают биологическое оружие, нарушая тем самым международные договоренности. Эта деятельность подвергает риску жизни всех людей на планете. Такие программы появились еще при Клинтоне, но без ведома президента. Администрация Буша воспользовалась их плодами, когда директором ЦРУ был Джордж Тенет: именно он пообещал «сломать хребет биологическому терроризму». Теперь на территории США тайно разрабатывается биологическое оружие повышенной степени опасности, а все эта программы находятся в ведении военной разведки и служат для получения прибыли.

– Вы можете сказать что‑то более определенное касательно этих программ?

– Да, сэр! Научный обозреватель «Нью‑Йорк таймс» в книге «Микробы» писал, что в 1997 году ЦРУ финансировало тайную программу под кодовым названием «Ясный взгляд». Целью этой программы была разработка систем вооружения для эффективного использования выращенных в лабораторных условиях бактерий для биологического оружия. Президенту Клинтону не доложили об этой программе. О ней знали лишь несколько высокопоставленных чиновников – из тех, кто тесно связан с военно‑промышленным комплексом. Вторая программа, получившая название «Проект Джефферсона», проводилась по поручению разведывательного управления Министерства обороны на Дагвейском испытательном полигоне и была направлена на создание биологического оружия на основе спор сибирской язвы. Письма, присланные сенаторам Дэшли и Лихи, содержали по два грамма конечного продукта этой программы. В каждом грамме находилось более триллиона живых бацилл, что более чем в два миллиона раз больше, чем необходимо для смерти одного человека. Хочу заметить, что эти сенаторы от Демократической партии были горячими противниками Патриотического акта.

По залу прошел ропот.

– Мистер Киссин! Каким образом, по вашему мнению, причастен форт Детрик к этому… скандалу?

– Сенатор! На этот вопрос нелегко дать исчерпывающий ответ. Форт Детрик – слуга нескольких господ, в том числе Министерства национальной безопасности и Национального института по изучению проблем раковых заболеваний. Я знаю, что многие ученые в форте Детрик довольно серьезно относятся к международному запрету на разработку биологического оружия. Проблема не в форте Детрик как таковом. Опасность представляет военно‑промышленный комплекс и его безумный план – взамен политики разоружения установить полное доминирование во всех видах вооружения. Не стоит преуменьшать и значение прибыли, которую военно‑промышленный комплекс получает от разработки этих программ. Впрочем, не это главное. Весь ужас ситуации заключается в том, что десятью миллиардами государственных денег, которые выделили форту Детрикс, фактически распоряжается, и с немалой прибылью для себя, между прочим, Баттельский мемориальный институт – учреждение, непосредственно ответственное за создание штамма сибирской язвы, который был доставлен по почте сенаторам.

– Расскажите больше о Баттельском институте. Это ведь частная корпорация…

– Да, корпорация с частным капиталом, работающая в тесном сотрудничестве с военно‑промышленным комплексом. В Баттельском институте есть отдел, который работает на национальную безопасность. Он состоит из инженеров, химиков и микробиологов, к услугам которых предоставлены ультрасовременные лаборатории, проводящие исследования в областях биоаэрозольной науки и технологии. Фармацевтический отдел института «Баттельфарма» разработал новый электрогидродинамический аэрозоль, который позволяет впрыснуть в легкие более восьмидесяти процентов лекарства в виде изокинетического облака, а не двадцать, как в других аэрозолях. Споры сибирской язвы, присланные по почте, покрывал армированный стекловолоконный полиэфирный пластик, который прочно соединил гидрофильный кремнезем с каждой составляющей. Брюс Айвис в форте Детрик не имел доступа к таким технологиям. Вот что я имею в виду, сенатор Гиббонс, когда говорю о создании биологического оружия из первоначального эймсовского штамма. Покрытие необходимо для биологического оружия, предназначенного для поражения населения враждебных стран. Этим составом покрывают сбрасываемые с самолетов листовки или еще что‑то; главное, чтобы бактерии попали к врагу.

– Председатель предоставляет слово сенатору‑республиканцу от Огайо.

Кимберли Хелмз вызывающе улыбнулась.

– Спасибо, мистер председатель. Мистер Киссин, при всем уважении к вам, хочу заметить, что ваша теория заговора не стоила того, чтобы выносить ее на слушания комитета. Вы заявили под присягой, что ФБР замалчивает обстоятельства покушения на жизнь двух американских сенаторов, а использованные при этом бактериологические материалы являются оружием, втайне разработанным разведывательными службами страны без одобрения конгресса и без ведома президента. Желая запугать граждан Америки, которые наблюдают за работой комиссии, вы очернили доброе имя корпорации «Баттель», хотя эта организация никогда не фигурировала в качестве подозреваемого в проводившемся ФБР расследовании. Насколько я могу судить…

– Все, что я заявил под присягой, сенатор Хелмз, чистая правда. Баттельский мемориальный институт работает над проектом «Ясный взгляд». Он же получил заказ генетически модифицировать споры сибирской язвы, использованной в 2001 году. Сейчас правительство платит корпорации «Баттель» за разработку биологического оружия в лабораториях форта Детрик. То, что вы назвали «теорией заговора», на самом деле является «фактом заговора». Но меня больше пугает то, что в результате этих безумных тайных программ сейчас, в эту минуту, пока мы с вами ведем дискуссию, десятки маленьких, никому не подконтрольных лабораторий на деньги налогоплательщиков – суммарно около ста миллиардов долларов – разрабатывают опасные для жизни людей бактериальные культуры, от которых нет ни лекарства, ни вакцины. И если это вас не пугает, сенатор Хелмз, то у вас нет сердца!

Эрнест Лозано вышел из здания Сената в пасмурный сентябрьский день. Вдали прокатился раскат грома. Будет гроза. Небо на западе приняло странный вид. Низко нависшие темные тучи вздымались над Вашингтоном, словно гигантские волны небесного моря цвета лайма.

Лозано спускался по ступенькам медленно. Он ставил одну ногу, а затем опускал рядом вторую. Искусственные суставы протезов сгибались тяжело. Спустившись, он поковылял к рядам черных лимузинов, плотно припаркованных вдоль тротуаров двух городских кварталов.

Военно‑промышленный комплекс давал огромные прибыли, попасть туда можно было различными путями, но две дороги оставались главными – это политика и армия. Долгие годы службы в военной разведке помогли Лозано добраться до кормушки. Там он познакомился с торговцами оружием, безжалостными наркобаронами, наемниками и деспотичными диктаторами, узнал о нитях, которые ведут от этих людей к ЦРУ и другим разведывательным службам. В этой игре дураки не выживали. Здесь не признавали излишней моральной щепетильности и нередко прибегали к запугиванию или откровенно жульничали ради создания новых ниш в мировом рынке оружия.

Мало кто из американцев понимает, что «война с терроризмом» – большой и очень прибыльный бизнес, а прибыльный бизнес надо защищать всеми доступными средствами: принимать нужные законы, собирать взносы в благотворительные фонды и на предвыборные кампании. Военно‑промышленный комплекс правит бал. Однако теперь преференции у биологической войны, потому что, в отличие от высокотехнологичного вооружения, эти вещества трудно поддаются учету, финансируются из различных фондов, начиная от Министерства национальной безопасности и заканчивая Национальным институтом по изучению проблем раковых заболеваний, и производятся в частных компаниях, как например, «Баттель».

Конечно, следовало обдумать возможные способы применения биологического оружия.

Эрнест Лозано и «пентагонские пираньи», с которыми он имел дело, видели огромные перспективы биологического оружия. Пришло время подумать о защите жизненно необходимых нефтеочистительных заводов и газовых трубопроводов. Без них люди будут голодать, а экономика впадет в депрессию. Танки и солдаты – выгодный товар, но их использование ограничено имеющейся в наличии сталью и плотью. Биологическое оружие – стерильно, быстро в использовании и неразборчиво в выборе жертв. К тому же сообщникам предоставлялась возможность получать прибыль в фармацевтической промышленности – от массового производства лекарств. Эпидемия свиного гриппа была пробным камнем и принесла фантастический доход.

Лозано подошел к последнему лимузину, посмотрел на номерной знак и махнул рукой сидящей за рулем коротко стриженой женщине лет сорока. Под ее черным свитером с высоким воротником‑стойкой угадывались атлетическое телосложение и кобура с девятимиллиметровым пистолетом.

Как и Лозано, Шеридан Эрнстмайер имела непосредственное отношение к ЦРУ, но, в отличие от него, предпочла борьбу деньгам: вступила в Объединенное управление сил специального назначения. ОУССН – это независимое крыло Управления сил специального назначения США, выведенное из‑под правительственного и парламентского контроля. Это подразделение возникло после терактов 11 сентября и занималось физическим уничтожением потенциальных врагов Соединенных Штатов как у себя дома, так и за рубежом.

Шеридан открыла дверцу лимузина, и Лозано забрался в салон.

На заднем сиденье в гордом одиночестве восседал подвижный семидесятитрехлетний старик. Его гладкие седые волосы были расчесаны на идеальный пробор. Серо‑голубые глаза казались немного навыкате из‑за недавней подтяжки лица.

В близких к правительству кругах Вашингтона Бертрана де Борна называли «безжалостным интеллектуалом». Свою репутацию крутого парня он получил в конце семидесятых годов, когда с двумя товарищами, тоже внешнеполитическими советниками из администрации президента Картера, пропал во время трехдневного «сафари» в богом забытой местности в штате Аляска. Поисково‑спасательные команды работали больше недели, когда лесорубы обнаружили де Борна «обезвоженного, обмороженного и в бреду» в тринадцати милях к юго‑западу от охотничьего домика. Намеренно распространялись слухи о «нападении дикого медведя», но единственными увечьями де Борна были несколько обмороженных пальцев на ногах (хирургам пришлось ампутировать по два пальца на каждой ноге). Останков товарищей де Борна, людей миролюбивых и не склонных к насилию, так не нашли.

Советник президента США по национальной безопасности был родом из Европы. Дед де Борна по отцовской линии еще молодым человеком бежал из Сибири в Варшаву и тем самым в будущем избежал великих чисток сталинского режима. Очутившись в Польше, он предпочел мириться с коммунистами, чтобы не рисковать предстать однажды перед расстрельной командой. Его сын Василий был куда более несдержан в высказываниях относительно тоталитаризма и даже не скрывал свою ненависть к коммунистам. Работая политическим корреспондентом во время «холодной войны», он смог переправить из Польши за границу письма, содержащие информацию о преступлениях коммунистического режима. В одиннадцать лет Бертран стал свидетелем ареста отца. Полгода Василия де Борна истязали в застенках госбезопасности, а потом казнили.

Всю свою жизнь Бертран де Борн посвятил борьбе со сторонниками «Манифеста коммунистической партии». Из‑за антисоветских взглядов в семидесятые‑восьмидесятые годы прошлого века де Борну симпатизировали многие политики в Вашингтоне. Воинственно настроенный член Демократической партии стал одним из архитекторов плана свержения с трона шаха Ирана для укрепления исламского фундаментализма. Вооружив моджахедов, де Борн надеялся, что борцы за свободу Афганистана устроят коммунистам «второй Вьетнам». Мысль, что его план косвенно поспособствовал образованию Аль‑Каиды, никогда не беспокоила де Борна. Он считал это небольшой платой за развал Советского Союза.

Через десятилетие администрация Буша – Чейни использовала Аль‑Каиду для оправдания своей «войны с терроризмом». Это решение привело де Борна в ярость. Он‑то понимал, что главным врагом демократии является президент России Владимир Путин. Подковерные интриги помогли де Борну протолкнуть через польского министра иностранных дел Радека Сикорского идею о размещении системы наведения американских ракет противовоздушной обороны на территории Польши. Этот шаг, как и следовало ожидать, возмутил кремлевских правителей. Через несколько лет де Борн в составе делегации вице‑президента Чейни побывал в Грузии и убедил президента Михаила Саакашвили предпринять атаку на южноосетинских сепаратистов во время Летних олимпийских игр 2008 года в Китае. Тогда Россия начала военные действия против Грузии.

Как активный член Совета по международным отношениям[5] и один из учредителей Трехсторонней комиссии[6]Бертран де Борн мнил себя человеком, которому предначертано изменить мир. И цена его не волновала. Опытный вашингтонский игрок поддержал кандидатуру Эрика Когело на прошлых президентских выборах и стал его советником по военным вопросам. Он уверял избирателей, что молодой сенатор, став президентом, закончит «войну с терроризмом» и выведет американские войска из Ирака и Афганистана. Бертран де Борн провел много часов в беседах с кандидатом в президенты и увидел в Когело консерватора, рядящегося в одежды либерала. Им можно было манипулировать, как Джоном Ф. Кеннеди, внушая нужные идеи относительно внешней политики. Де Борн надеялся, что с помощью этого человека можно будет внести необходимые изменения и прийти, наконец, к новой парадигме, к которой стремятся неоконсерваторы и ястребы‑демократы, прийти к новому мировому порядку.

Novus Ordo Mundi. Новый мировой порядок. Одно правительство. Единая глобальная экономика. Одна монетарная система. Один (английский) язык. Унифицированная правовая система, за соблюдением которой следят объединенные вооруженные силы. Свет справедливости, да ниспослан он будет всем террористическим организациям и диктатурам третьего мира, которые трусливо прячутся в тени мировой апатии. Для сумасшедших, помешанных на теории всемирного заговора, новый мировой порядок – сродни оруэлловскому кошмару, но сильные и богатые мира сего давно поняли, что это единственно возможное будущее. Нравится это кому‑то или нет, но время дешевой нефти, которая подогревала мировую экономику, заканчивается. Впереди – спад, регресс и острый дефицит. Необходимы общественные изменения для предотвращения сползания к анархии и обеспечения выживания рынка… выживания наиболее приспособленных. Если лес не расчищать от поваленных деревьев, он станет добычей пожара. Если оставить общество на произвол экологическим фанатикам и либеральным экстремистам, они разрушат все до основания. Падет даже цивилизация.

Ничто не способствует изменениям в большей степени, чем война. Де Борн поднаторел в доказывании этой истины. Он спровоцировал восстание под руководством аятоллы Хомейни против шаха Ирана, подтолкнув иранских студентов захватить посольство США в этой стране. Рост мусульманского экстремизма негативно отразился на положении Советского Союза. Рейган и Буш‑старший использовали разработанную де Борном стратегию, чтобы стравить Иран с Ираком. Позже Буш‑младший и Чейни объявили «войну с терроризмом», при этом наложили лапу на иракские запасы нефти, обеспечив безопасность пролегающей через территорию Афганистана газовой трубы.

Теперь Бертран де Борн и его «комиссия» работали над развязыванием очередной войны, которая, как он надеялся, приведет к установлению нового мирового порядка. Иран, Сирия и Ливан падут первыми. Затем наступит очередь Саудовской Аравии. Любое государство, которое откажется принять новый порядок, будет покорено или уничтожено, а его природные ресурсы конфискованы для общего блага. Все ключевые западные корпорации охотно инвестировали в оружие, которое сулило сверхприбыли. К сожалению, продолжение войны вело к постепенному разорению среднего класса, но в новой мировой экономике среднему классу места нет. Как было предсказано, повышение цен на энергоносители будет способствовать дальнейшему увеличению имущественного расслоения масс. Обществом станет легче управлять. Одни займут место за банкетным столом, другие будут удовлетворять потребности сильных мира сего. Таков закон джунглей новой экономической системы.

Эрнест Лозано забрался на заднее сиденье лимузина и подождал, когда его заметят, но Бертран де Борн продолжал читать «Нью‑Йорк таймс».

– И как? Плохо? – не поднимая глаз, спросил он у Лозано.

– Ужасно. Киссин все раскопал о «Баттеле».

– Мы восстановим курс акций «Баттеля», – сказал де Борн, пробегая глазами статью с комментариями к редакционной полосе. – Они найдут лекарство от следующей пандемии, а акции мы раздробим на более мелкие. Нам сейчас просто необходима новая пандемия. Вы видели снимки со спутника слежения?

– Шесть русских межконтинентальных баллистических ракет «Тополь‑М СС‑27». Зона поражения – до семи тысяч километров.

– Нет. Одиннадцать тысяч километров, – поправил де Борн. – Это представление не обошлось без участия Китая. Ведь именно туда идет б о льшая часть иранской нефти. Время пошло, мистер Лозано. Нужно придумать биологическое решение этой проблемы.

– Да. Сибирскую язву теперь использовать нельзя. «Баттель» вышел из игры. Надо поискать что‑нибудь в форте Детрик.

Лозано нашел в своем «блэкберри» нужный файл.

– Вирус Западного Нила, венесуэльский лошадиный энцефалит, атипичная пневмония, туберкулез, тиф…

Де Борн с явным раздражением сложил газету.

– Нет… нет… нет… Все это третий уровень бактериологической угрозы, а мне нужен четвертый… Что‑нибудь вроде геморрагической лихорадки Марбург или Эбола, но с военным потенциалом. Мы должны как следует напугать людей.

Лозано продолжал рыться в своем «блэкберри».

– Лихорадка Ласа – четвертый уровень бактериологической угрозы… Геморрагическая лихорадка Крым‑Конго… Постойте… А вот новенький проект. Называется «Коса». Четвертый уровень бактериологической угрозы. Разрабатывается небольшой научно‑исследовательской командой во главе с малоизвестным микробиологом Мэри Клипот.

– «Коса»… Неплохо звучит. Какова история вируса?

– Yersinis pestis. Бубонная чума.

Де Борн улыбнулся. «Черная смерть» была настоящей пандемией. Когда‑то за несколько лет она свела в могилу более половины населения Европы и Азии.

– И что нашла эта Клипот? – спросил он.

– Живые бактерии.

– Кто еще имеет доступ к «Косе»?

– Кроме высшего руководства только ее лаборант Эндрю Брадоски. Еще один яйцеголовый.

– Найдите к нему подступы, – откидываясь на спинку сиденья, приказал де Борн.

– Сколько у меня в запасе времени? Не хочу показаться невежливым, но после сегодняшних слушаний в сенате мы, боюсь, окажемся не единственными покупателями. Я должен знать, какими средствами располагаю…

Советник президента США по национальной безопасности схватил Эрнеста Лозано за запястье левой руки. От ледяного холода его серо‑голубых глаз бывший коммандос поежился.

– Игра идет по‑крупному, друг мой. Мир больше не будет таким, как прежде. Тратьте столько, сколько нужно, устраняйте всякого, кто встанет у нас на пути, но через полтора года я буду в Тегеране, и дело примет крутой оборот. Поэтому бактериологическое оружие «Коса» должно быть у нас не позднее начала весны. Вот столько времени у вас в запасе, мистер Лозано.