Глава 32. – Вы отстранены, Райдер. И это только первый ход

– Вы отстранены, Райдер. И это только первый ход. Следующим вас вообще выгонят из полиции.

Скуилл набросился на меня в первую же секунду, как я выскочил из вертолета на площадке для парковки возле мотеля на северо‑западе центрального района. Рядом с ним была его новая обезьяна, Бобби Ниланд. У новой мартышки были новые темные очки. На стоянку с визгом влетела машина Гарри. Я отодвинул Скуилла в сторону и рванулся к нему.

– Что Эйва? – крикнул я.

Он покачал головой.

– Пока ничего. В подвале у Линди найдены какие‑то странные вещи. Мы как раз осматривали их, когда…

Лицо у Скуилла стало пунцовым, он едва владел собственным голосом. Ниланд выглядел так, словно весело проводит время под зонтиком у капитана. Скуилл ткнул пальцем в Гарри.

– Еще одно слово Райдеру, и вы отправитесь вслед за ним, Наутилус.

Гарри не обратил на Скуилла внимания.

– У меня в мотеле женщина, с которой тебе нужно поговорить, Карс. Она рассказывает, что…

Ниланда в роли нового избранника Скуилла переполнял тестостерон. Он подошел к Гарри и заявил:

– Слушай, что тебе говорит капитан, Наутилус. Он хочет, чтобы твоя черная рожа заткнулась прямо…

Не поворачиваясь, Гарри утопил кулак в животе Ниланда. Тот успел издать несколько булькающих звуков, после чего колени его подкосились и он рухнул на асфальт, словно мешок с картошкой.

– Вы оба арестованы за нападение на офицера полиции при исполнении им своих обязанностей, – сказал Скуилл. – А это, насколько я понимаю, конец.

По улице как раз проезжали две патрульные машины с включенными мигалками, и Скуилл помахал им. Ниланд, пошатываясь, поднялся на одно колено. Из носа его списали длинные зеленые сопли. Скуилл принялся перечислять наши преступления, загибая розовые пальцы.

– Нападение, нарушение субординации, ложь…

– Чувствуется ваша неопытность, капитан, – сказал я настолько спокойно, насколько мог. – Возможно, вам следовало чаще ходить на вскрытия.

Он вытаращил на меня глаза.

– О чем вы лепечете, Райдер?

Я улыбнулся. Такого он от меня не ожидал.

– Я имею в виду нашу маленькую беседу возле стола для аутопсии, капитан. О заместителе шефа полиции Плакетте и разных других вещах, припоминаете? Вы еще тогда разоткровенничались. Вспомнили?

Скуилл театрально рассмеялся.

– Вам нужно обратиться к врачу, Райдер, специалисту по галлюцинациям. Времени для этого у вас будет предостаточно.

Патрульные машины круто повернули и резко затормозили. Нас осветили вспышки мигалок.

– Патологоанатом постоянно разговаривает, помните? – сказал я.

– Что?

– Там, в морге. Человек, выполняющий вскрытие, все время говорит.

Я вытащил из кармана белый конверт, который мне передала Эйва, надорвал край и дунул внутрь, чтобы конверт раскрылся пошире. Затем вытряхнул из него на ладонь черную кассету.

– Вы думали, это они с вами разговаривают?

Я бросил ему кассету, и он неловко поймал ее.

– Это записывалось во время вскрытия тела Барлью, – сказал я. – А также во время нашей маленькой беседы. Прекрасное качество звучания. Даже на копиях. – Двери патрульных машин открылись. – Так что, капитан, вы можете либо рассказать всем, как изваяли заместителя шефа полиции Плакетта из кучи навоза, либо…

– Либо что? – прошептал Скуилл. Лицо его стало мертвенно‑бледным.

– Либо сказать мне и Гарри, что ПСИ выполняет очень важную работу. И что будет продолжать в том же духе.

Ниланд издал каркающий звук, и его вырвало. Сияющие туфли Скуилла оказались забрызганы жареным цыпленком с подливкой.

– И урчит он, и журчит он… – заметил Гарри.

– Я хочу, чтобы ты кое на что взглянул, – сказал Гарри. – Потом мы поговорим с женщиной, которая знала Линди с детских лет.

Когда мы бежали к мотелю, он передал мне коричневый конверт, двадцать на двадцать пять сантиметров.

– Посмотри. Я получил это в управлении шерифа в округе Чокто. Линди вырос на ферме возле Батлера.

Я открыл конверт и вынул переданную по факсу фотографию.

Эйва! Ее фотография в полицейском деле из Управления шерифа округа Чокто. В фас и в профиль. Номер арестованного.

Почти Эйва. Нос чуть‑чуть длиннее, лоб чуть‑чуть выше, а глаза словно из набора таксидермиста: такие бывают у рыб или, может быть, у рептилий.

Гарри подождал, пока пройдет первый шок.

– Это мать Линди. Арестована за то, что подвергала ребенка опасности, и за сопутствующие правонарушения. Она, например, держала его в кладовке на веревке. – Гарри вздохнул. – Плюс всякие другие нехорошие вещи. Тогда ему было шестнадцать… Через два года она умерла в тюрьме от цирроза печени.

– И когда Эйва, – сказал я, – пришла в морг на собеседование по поводу устройства на работу…

– То тут же запечатлелась в мозгу нашего мальчика, как на мгновенном фото.

Гарри постучал в дверь номера 116, перед которым стоял пыльный патрульный автомобиль с эмблемой Управления шерифа округа Чокто. Я с благодарностью кивнул полицейскому, сидевшему за рулем.

– Женщину зовут Вилен Клей, – сказал Гарри. – Ей пятьдесят три. Начальник отдела по делам несовершеннолетних в Батлере. Она здесь со своей тетей, которая жила по соседству с фермой Линди. Городок небольшой…

– Тетя что‑то знает? – спросил я. Мне хотелось выбить дверь, кричать, даже вопить, что‑нибудь делать, но если у нас и было время на уточнение деталей, то именно теперь.

Гарри покачал головой.

– Ей почти восемьдесят, и у нее болезнь Альцгеймера. Вот почему мотель: мисс Клей не могла оставить ее дома одну.

– Удалось найти еще кого‑нибудь, кто знал Линди в то время?

– Он мало выходил из дома.

В комнате было тепло, кондиционер еле дышал. Но это, как мне показалось, нисколько не волновало очень худую женщину, сидевшую в инвалидном кресле между кроватями. С ее костлявых плеч свешивалась вязаная шаль, а седые волосы, хоть и были расчесаны, непокорно торчали в стороны, как покрытые инеем антенны. Бесстрастный взгляд голубых глаз замер на темном экране телевизора. Ее руки периодически двигались короткими рывками с колен до губ, словно она курила невидимую сигарету.

Она повернулась ко мне. В глазах мелькнул свет какого‑то воспоминания.

– А‑а‑а‑а, – сказала она. – Э‑вы. Плицки.

Она хотела сказать полицейский, догадался я. Левая сторона ее рта слегка обвисла: видимо, инсульт. Я кивнул ей и поздоровался. Она снова принялась курить, уставившись в телевизор. Мне показалось, что сейчас я увижу древние телепередачи, запутавшиеся в ее торчащих крахмальных волосах.

– Это моя тетя, миссис Бенуа. А я Вилен Клей, сэр.

Я повернулся к представительной женщине, сидевшей за столом в углу. Она была одета в простое желтое платье, а перед ней лежала потрепанная папка. Пальцы ее рук лежали на папке так, словно это был планшет для спиритических сеансов. Мисс Клей была начальником отдела по делам несовершеннолетних округа Чокто пять лет, а до этого – социальным работником. Глядя на часы, чтобы подчеркнуть, что мы спешим, я попросил ее рассказать все, что она знает об Уилле Линди.

Она нерешительно заговорила:

– Я впервые увидела его, когда ему было тринадцать. Он убежал из дома. Такое происходит довольно часто. Его привели ко мне для беседы. Привлекательный подросток с мягким голосом. Но в первый же день я узнала о нем кое‑что… скверное.

Гарри уже слышал часть ее рассказа по телефону.

– Слушай, Карс, – сказал он.

Мисс Клей продолжала:

– Рядом с моим кабинетом была комната ожидания. Кресла, журналы, игрушки для детей помладше. Когда я вошла туда, Вилли как раз уронил журнал и нагнулся, чтобы его поднять. Тут у меня зазвонил телефон, и я сказала: «Не шевелись, я скоро вернусь».

Кончики ее пальцев нервно забегали по папке. Папка то двигалась ко мне, то возвращалась назад.

– Разговор по телефону занял у меня двадцать минут. Когда я вернулась, он сидел все так же согнувшись, приготовившись поднять журнал.

– Вы сказали ему: «Не шевелись», – заметил я.

– Он был неподвижен, как статуя. Я сказала: «Все в порядке, Вилли», после чего он поднял журнал и положил его на стеллаж, словно ничего не случилось.

Миссис Бенуа топнула ногой и застонала. Затем начала тыкать своей несуществующей сигаретой в воздух.

– Простите, – сказал мисс Клей. – Она чем‑то взволнована. Мы редко путешествуем. Ей так тяжело на…

– Что еще, мэм?

– В следующий раз я встретила его уже в средней школе. Казалось, он совсем не изменился, только стал немного плотнее. Все тот же невысокого роста мальчик с теми же глазами и тем же выражением лица. То отсутствующим, то внимательным. Как будто у него где‑то стоял выключатель.

– Жестокое обращение?

– У него на запястьях и щиколотках были следы, как будто его связывали. Он утверждал, что запутался в веревках на подвешенной шине, играя в джунгли или что‑то в этом роде. Это было очень продуманное объяснение, и я чувствовала, что его этому кто‑то научил. Я попробовала открыть дело о сексуальном домогательстве, но при любом упоминании о теле или гениталиях он хватался за живот, начинал стонать и говорил, что ему срочно нужно в туалет. А затем он просто замолкал. – Почти незаметно руки мисс Клей начали двигать папку ко мне. – Я получила полномочия на проверку условий жизни Уилла Линди, пошла к нему домой и сказала его матери, что мне нужно у них осмотреться. Я, конечно, видела эту женщину в городе и даже говорила с ней во время первого разбирательства. Она всегда была спокойной и вежливой. Но это была маска. Она просто взбесилась, когда я попросила разрешения зайти в дом. Таких грязных ругательств и страшных угроз я еще никогда не слышала. Она напоминала бешеное животное, заговорившее по‑английски.

– А что в это время делал Линди?

– У‑у‑х‑х, – сказала миссис Бенуа. Она осмотрелась по сторонам, словно увидела эту комнату только что. – У‑у‑х‑х, – снова простонала она, сжав кулаки и тыча в воздух.

– Я увидела его через дверь, – ответила мисс Клей. – Он просто сидел перед телевизором, уткнувшись в экран. Звука слышно не было, но складывалось впечатление, что он прекрасно слышит телевизор и абсолютно не слышит того, что происходит у двери. Я обратила внимание на то, что он словно зачарован телевизором, еще во время его визитов в мой кабинет, когда он в комнате ожидания предпочитал уставиться в экран, а не общаться с другими детьми.

– Так вы все‑таки вошли в дом?

– Мне пришлось привести с собой шерифа и трех крепких полицейских, чтобы те увели ее.

– Он был странным, верно? – сказал я. – Дом, я имею в виду.

Папка проделала последний отрезок своего пути через стол.

– Полицейские сделали фотографии. Я попросила дать мне копии, чтобы всегда помнить… и чтобы все знали… что может заставить ребенка вести себя так, как Вилли Линди.

– Носы, – прошептала миссис Бенуа. – Носы.

Я вытащил папку из‑под пальцев мисс Клей и раскрыл ее. Двадцать фотографий, пронумерованных последовательно. На первой был простой белый каркасный дом. Позади него, до самого горизонта, плоские поля хлопчатника. Вдалеке виднелась темная линия деревьев, видимо, вдоль речки Томбигби, – судя по тому, что я рассмотрел пару вытянутых на берег старых сломанных лодок среди посадки.

Затем снимавший отправился в дом. Мебели было мало. Два жестких складных стула в гостиной. Еще один – перед телевизором в углу. Телевизор был включен: судя по ярким краскам, там шел мультфильм. Затем столовая. Квадратный деревянный стол, к нему придвинут один стул. То же самое в кухне. На полу собачья миска, под нее подложена газета.

– Что у них была за собака? – спросил я.

– Собаки у них не было, – сказала мисс Клей, избегая смотреть мне в глаза.

Еще одна фотография, кладовка в кухне. Голые полки. К стене прибиты куски веревки разной длины, концы обмотаны изоляционной лентой, чтобы не растрепывались. Стены серого цвета. На стене я заметил тень маленького мальчика. Я мигнул, и тень исчезла.

– Наверху вообще ничего не было, – сказала мисс Клей. – Пусто.

Я положил фото кладовки в конец пачки. На следующем снимке было небольшое деревянное строение на улице.

– Это с другой стороны, – сказала мисс Клей. – Примерно в семи метрах от дома.

Белая дверь с двумя тяжелыми замками.

Следующая фотография привела меня в маленькую комнатку с темными тенями и цементным полом в пятнах. Окна закрывала черная пленка. Посередине стоял банкетный стол с просверленными вдоль краев через каждые несколько сантиметров отверстиями, сквозь которые были продеты веревки. Над столом, словно механический цветок, – одинокая лампочка под абажуром. Откуда‑то сверху свисали две розовые змеи, заканчивающиеся похожими на обрубки наконечниками.

– Что это за чертовы шланги? – прошептал Гарри.

Следующее фото следовало за этими змеями наверх, к стропилам, где они подсоединялись к большим пластиковым баллонам, один из которых все еще был полон водой.

Тихие всхлипывания мисс Клей заглушала салфетка.

– Бедный Вилли Линди, бедный, бедный маленький мальчик…

– Носы! – скорбно крикнула миссис Бенуа.

– Простите, – сказала мисс Клей, промокая глаза и подходя к тете.

– Носы, носы, носы… – продолжала повторять миссис Бенуа, выбрасывая вперед кулак, как будто пыталась вбить убегающий образ в свое сознание. Мы извинились и отправились на следующую станцию этого путешествия в мир ужаса.

Дом Линди представлял собой небольшой, аккуратный коттедж в тихом центре, окруженный миниатюрной рощей из пальм, папоротника и диких трав. Начался дождь. Мы помахали стоявшим на охране копам в плащах, миновали желтую ленту ограждения и вошли в дом. В гостиной с высокими потолками стоял деревянный стул, перед ним – телевизор. И все. В столовой находился небольшой столик и еще один стул. Этот интерьер мы уже видели раньше, в папке мисс Клей.

В спальне Линди на полу лежал матрас. Вещи в шкафу были уложены в аккуратные стопки, а вешалки с одеждой висели друг от друга на строго одинаковом расстоянии.

Там была и вторая спальня, на дверях которой болтался большой открытый висячий замок.

– Когда мы пришли сюда, он не был заперт, – сказал Гарри. – Похоже, Линди удирал в спешке.

Я зашел внутрь. На столе длиной во всю стену стояло несколько электронных приборов, включая компьютер и видеомонитор. Два из них имели щель для кассет, и я решил, что это видеомагнитофоны. В углу стояла видеокамера на треноге. Также там были две лампы на штативах с прикрепленными сзади отражателями. Повсюду, словно змеи, извивались кабели.

– Оборудование для видеозаписи и монтажа, – сказал Гарри. – Любительское, но вполне приличное. Компьютерное редактирование, специальные эффекты. По крайней мере, так говорит Карл Тайлер, наше местное светило в области техники.

На столе лежали четыре кассеты.

– Ты или Карл просматривали это?

– Нет. Я просто хотел, чтобы Карл убедился, что в этих штуках нет каких‑нибудь ловушек для дураков или еще каких‑то сюрпризов.

– Вы просто асы, приятель. Давай‑ка посмотрим их.

Гарри вставил в плеер первую кассету. Экран монитора превратился в голубовато‑серый снег. Из расположенных под столом колонок раздался тихий голос. Гарри понажимал какие‑то кнопки на мониторе, увеличивая громкость.

– …желудок трубчатой формы, пустой, это свидетельствует о том, что со времени последнего принятия пищи прошло несколько часов…

– Это голос Эйвы, – сказал я, вглядываясь в снег. – Попробую найти регулировку трекинга головок.

Гарри нажал еще на одну кнопку, и на картинке появился крупный план окровавленных рук в перчатках, поднимающих из вскрытой брюшной полости желудок.

Камера отдалилась, показав в кадре работающую Эйву, руки которой были внутри трупа. Я узнал тело Дэшампса.

– …содержимое редкое, напоминает кашицу, что указывает на…

– Что вообще происходит, Карс? Для чего кому‑то могли понадобиться записи того, как разрезают людей?

Я включил перемотку вперед. Тело Дэшампса под другим углом; съемка того же вскрытия, только с другой камеры. Я сунул в плеер другую кассету. Все то же самое: тело Нельсона, еще не вскрытое.

– Так этот парень балдеет от фильмов об аутопсии? – сказал Гарри. – Речь идет именно об этом? Убивать людей, чтобы потом посмотреть, как их вскрывают?

– Не только это, Гарри. Здесь какое‑то значение имеют слова.

Я снова быстро перемотал пленку. Линди баловался с пультом управления видеомагнитофоном: одни кадры был сняты вплотную, другие – издалека, потом Эйва и труп от колен до шеи. Дальше на этой пленке шло, в основном, повторение. Линди брал видеосигнал с трех камер и сваливал все это на одну кассету. Для редактирования.

Третья кассета была такой же, только с телом Барлью.

– Три тела, три кассеты редактированных съемок с камер над столом, – сказал я, взяв последнюю пленку. – Давай посмотрим номер четыре.

На корпусе была нацарапана маленькая звездочка. Я вставил кассету в плеер. Он щелкнул и зажужжал. Вначале экран был черным. Затем постепенно появилось черно‑белое очертание рта. Контрастность была выведена на предел, губы напоминали движущуюся абстрактную картину. Открываются и закрываются. Влажные. Разговаривающие. Шепотом.

– Не делай этого. Это грязно, и тебе не разрешается. Я маме расскажу, – произнес он. В голосе звучали одновременно мольба и предостережение. Его слова сопровождались искаженными звуками музыки.

– О, пожалуйста… прекрати прикасаться ко мне. Помоги мне, мама. Она здесь.

Кадр перескочил на женские пальцы, скользящие по мужской груди, они разминали и поглаживали ее, как бы дразнили бицепс, ласкали округлое плечо. Увеличение камеры включилось максимально, а пальцы Эйвы принялись играть соском. Линди застонал, и голос его зазвучал громче.

– Она здесь, мама. Плохая девочка. Она трогает меня везде.

Картинка показалась под другим углом, переключилась на одну из камер, установленных на потолке сверху и немного влево от Эйвы – вид в одну четверть со стороны ее затылка. Поле зрения сузилось на руках Эйвы, которые пробежали вниз по плоскому животу, остановившись у лобковых волос. Она пригладила их. Надавила на них. Положила ладони рядом с основанием пениса. Угол камеры сместился, и ракурс стал более наклонным.

Оглушенные, затаив дыхание, мы смотрели на то, как Эйва наклонилась вперед и начала сосать член трупа Джерролда Нельсона.

Date: 2015-09-17; view: 271; Нарушение авторских прав