Глава 12. Однажды я нашел Медведя на коленях перед унитазом: он засунул пальцы глубоко в рот и старался вызвать рвоту

Однажды я нашел Медведя на коленях перед унитазом: он засунул пальцы глубоко в рот и старался вызвать рвоту, которая вывела бы из желудка алкогольные токсины. В 6:30 я проснулся примерно от таких же звуков, которые раздавались из‑за двери моей ванной.

Я осторожно постучал.

– Эйва? С тобой все в порядке?

– Дай мне еще несколько минут, – ответила она. – Я… я плохо себя чувствую.

Приглушенный стон. Снова звук рвоты. Я сунул ломтики хлеба в тостер на случай, если ей нужно будет что‑то бросить в желудок. Прошло еще минут пять, прежде чем дверь открылась; алкогольное сияние прошлого вечера сменилось крахмальной бледностью, которую я видел в морге. Глаза были красными и слезились. Лоб покрыт испариной. Я распахнул окна и впустил в дом шум залива.

– Я… хм… мне так неудобно, – сказала она. – У меня, наверное, грипп или что‑то подобное. Думаю, поэтому напитки ударили мне в голову. – Трясущимися пальцами она заправила пряди волос за уши.

– Ты вчера просто отключилась.

– Грипп, – объяснила она. – Это началось еще на работе.

– Понятно.

– Хм, а мы… то есть…

– Мы были образцом пристойности. Ты устала, и я отвел тебя в спальню. Сам лег на диване. – Я надеялся, что воротник скрывает засосы, которые она оставила у меня на шее, пока я укладывал ее.

Она испытала видимое облегчение, и плечи ее расправились.

– Мне жаль, что я выгнала тебя с кровати. Я… я плохо помню. Но я ведь выпила всего два бокала?

Она пыталась восстановить провал в памяти.

– Ну, может, три, – сказал я. – Ты уверена, что это грипп?

– Я… Что ты имеешь в виду?

– У меня сложилось впечатление, что ты уже немного выпила перед приездом сюда.

– Что? – Показное удивление. Кто? Я?

Я пожал плечами.

– Такое впечатление.

– Ты хочешь сказать, что я явилась к тебе пьяной? – Критическая точка разговора. Я заметил, как на ее лицо возвращается естественный цвет.

– Я только хочу сказать, что ты прилично надралась для пары легеньких напитков, Эйва.

– Возможно, они не были такими легкими, как я просила.

Никто не защищается лучше, чем уличенный алкоголик. Голос ее окреп, дрожь в руках исчезла.

– А я думал, это грипп, – сказал я.

Ее взгляд просветлел. Она посмотрела на меня горящими глазами.

– Возможно, это тоже сыграло свою роль. Возможно, ты мне что‑то подмешал. Возможно, ты…

– Возможно, это я подбросил тебе запас водки в машину.

Глаза ее сделались размером с блюдца.

– Так ты лазил ко мне… – На ее лице была написана борьба чувства вины и злости, победила злость. – Я считаю, что ты настоящий ублюдок, – прошипела она, хватая со стола сумочку. Когда она промчалась мимо, я заметил неуверенность походки и почувствовал острый запах пота, блевотины и еще чего‑то приторного. Дверь с грохотом захлопнулась, а еще через несколько секунд я услышал звук вздымаемого колесами песка, когда ее машина отъезжала от дома.

Еще не подойдя к серванту, я уже прекрасно знал, что обнаружу в нем. Я покрутил бутылку с водкой и увидел, что она необычно пузырится. Когда я открутил пробку, раздался характерный шипящий звук. Разбавлена водой. Я заглянул в корзину для мусора в ванной и нашел спрятанный на дне смятый картонный парафинированный стаканчик. Пахло из него соответственно, и теперь уже нетрудно было восстановить развитие событий сегодня утром. Она проснулась со страстным желанием выпить, взяла в ванной одноразовый стаканчик для полоскания рта, на цыпочках пробралась к бару в серванте и налила себе водки. Потом заменила отлитое в бутылке водой и вернулась в ванную выпить и поблевать, пока поглощенного алкоголя стало достаточно, чтобы поймать кайф. Когда открылась дверь, она уже была более‑менее в норме, если можно так сказать: озноб проходит, глаза открываются, затуманенное сознание проясняется. В настоящий момент она добивает водку из‑под сиденья своей машины. Как говорится, поправляет пошатнувшееся здоровье. Зверь по имени «необходимость опохмелиться» был мне хорошо знаком. Он не кусает, он поглощает человека целиком – и ничего забавного в этом, поверьте, нет. Я дал Эйве двадцать пять минут, после чего позвонил ей домой. Никто не ответил. С тревогой в сердце я выдержал еще пять минут и перезвонил:

– Алло? – прощебетала она. Слишком громко, но уже любезно и контролируемо. Опять выпила, но теперь она, по крайней мере, была уже дома. Я мысленно поблагодарил того, кто нажимает на рычаги в этом мире, и аккуратно повесил трубку.

Мы с Гарри ехали в сторону центра города, чтобы побеседовать с женщиной, которая знала Дэшампса как лично, так и с профессиональной точки зрения. Я был в подавленном состоянии и лежал на заднем сиденье, крепко прижав руки к груди, – просто скорбная мумия какая‑то.

Гарри сокрушенно покачал головой.

– Такая славная маленькая докторша – и пьяница. Как это печально.

Как и я, Гарри не употреблял слово пьяница в уничижительном смысле; мы оба знали слишком много лечившихся алкоголиков – в основном анонимных алкоголиков, – которые легко называли себя пьянчугами, алкашами или ничтожествами. Я лично считаю это признаком мужества – посмотреть на себя в зеркало и сказать правду. А затем излечиться, если удастся оставаться честным по отношению к собственному отражению.

– Когда все откроется, это будет стоить ей работы, – сказал он. – А это обязательно откроется.

Гарри был прав. Когда о зависимости Эйвы от алкоголя станет известно, ее пошлют на программу реабилитации и переведут на более низкую должность, а она попадет в черный список. Возьмут другого патологоанатома. И постепенно Эйву отсюда выдавят. Она не сможет удержаться, как молодое деревце под натиском бульдозера. Так что ее путь на улицу может быть довольно быстрым – состраданием Клэр никогда не отличалась.

– Ну и что ты собираешься делать по этому поводу, Карс? – спросил через плечо Гарри.

– А почему я, собственно, должен что‑то делать?

– Но у тебя же есть какое‑то чувство к этой девушке, верно?

– Я ее почти не знаю, Гарри.

Он бросил машину в боковую улочку и резко нажал на тормоза. Я почувствовал, как переднее колесо ударилось в бордюр, наехало на него, потом съехало обратно. Все, Гарри припарковался.

– Давай‑ка садись вперед, приятель.

Я вылез из машины и пересел. Мы находились в старом районе, улица была усажена раскидистыми дубами и высокими соснами, усеянными шишками. Я прикинул, что некоторые из этих деревьев были посажены еще до Гражданской войны. Такие же довоенные дома находились далеко от тротуара за посадками азалий, магнолий, ив, мирта, словно скрываясь в прошлом и подслушивая настоящее.

Гарри сказал:

– С проблемами у нас полный порядок, я имею в виду убийства и наезд Скуилла на ПСИ. Все это может обернуться масштабными и грязными политическими играми, которые съедят нас с потрохами. Если эта маленькая леди больна алкоголизмом, а ты испытываешь к ней чувства, то можешь начинать мучиться еще и по этому поводу.

– Ты считаешь, что я должен бросить все как есть?

Он улыбнулся немного печально и покачал головой.

– Ты должен сделать то, что должен. Я знаю это, ты знаешь это, и все ангелы над нами это тоже знают. Я только хотел сказать, чтобы ты был начеку.

Я посмотрел в окно. Дальше по улице пожилая, болезненного вида женщина поливала цветочную клумбу. Она почти не двигалась и из‑за этого напоминала скульптуру.

– Сейчас у тебя внутри все напряжено, Карс, – сказал Гарри. – И это нормально. Но если почувствуешь, что вокруг начинают стягиваться твои старые путы, обещай, что обратишься только ко мне, хорошо?

Эта фраза привела меня в замешательство.

– Какие еще старые путы? О чем ты говоришь?

Он отвел глаза и включил передачу.

– Держись и не дай подорвать себя изнутри. Вот и все, что я хотел сказать.

Гарри проехал последние несколько кварталов до следующего адреса из нашего списка посещений. Мы вышли из машины напротив «Лес Идеес» – художественной галереи в южной части Мобила, изящного желтого двухэтажного здания в новоорлеанском стиле с украшенными орнаментом металлическими перилами на балконах и темно‑фиолетовыми ставнями. По бокам стояли ящики с цветами. Выложенная булыжником дорожка. Небольшой журчащий фонтанчик. Место было очень вычурным. Гарри заметил на другой стороне улицы кафе – в воздухе висел крепкий запах кофе.

– Пойди пропусти чашечку, приятель, – сказал я. – Думаю, что смогу провести беседу сам.

Гарри с видом явного облегчения отправился через улицу.

Хотя Дэшампс был в принципе коммерческим художником, для души он рисовал акварели, в основном морские пейзажи. Франсуаз Эббот была владелицей «Лес Идеес». Она выставляла у себя работы Дэшампса уже несколько лет и периодически общалась с ним во время всяких сборищ до и в ходе его выставок.

Эббот была стройной женщиной лет пятидесяти, одетой в красную бархатную одежду, что‑то среднее между кафтаном и кимоно. Страстная курильщица, она пользовалась эбонитовым мундштуком – приспособлением, которое, как мне показалось, относилось к антиквариату. Ее черные волосы представляли собой одну из тех укороченных антипричесок, когда неаккуратно обрезанные пряди торчат во все стороны. Она подвела меня к нескольким акварелям Дэшампса, искусным, но лишенным внутренней искры, отличающей настоящую живопись. Я подумал, что они могли бы быть приличной обложкой для продаваемых в магазине личных дневников нового поколения с названиями типа Мои ежедневные мысли или Заметки о жизни.

Низкий голос мадам Эббот очень подходил к ее конспиративной манере поведения, и она сопровождала свои высказывания целым набором всевозможных гримас. Я подозреваю, ей когда‑то сказали, что когда она морщит нос, то выглядит привлекательно, после чего она решила разнообразить свой арсенал. Посетителей не было, и мы сели за небольшой вычурный столик в дальнем углу.

– Все, с кем я говорил, – сказал я, – считали, что мистер Дэшампс был недалек от блаженного состояния, с той лишь разницей, что он был баптистом. Что вы думаете по этому поводу, мисс Эббот?

– De mortuis nil nisi bonum, – громко прошептала она, раздув ноздри так, что начали косить глаза. – Вы, разумеется, знаете, что это значит. – После этого она состроила три быстрых гримасы, дав мне понять, что абсолютно уверена в обратном.

– О мертвых или хорошо, или ничего, – сказал я. – Неопределенно, но достаточно.

Она уронила челюсть и покачала ею, затем подмигнула и показала большой палец.

– Блестяще, детектив Райдер.

– Эта фраза часто ассоциируется со злом, которое может быть выявлено, но о котором не говорят, – сказал я.

Эббот подмигнула и сморщила нос.

– Правда?

– Возможно, мистер Дэшампс вел не такую уж праведную жизнь, как меня пытались убедить.

Она приподняла брови и сжала губы.

– Думаю, по большей части жизнь его все‑таки была праведной.

– А как же насчет оставшейся части?

Эббот скорчила очередную серию гримас, которые должны были выражать, насколько я мог догадаться, некую форму ужаса.

– Два месяца назад, – сказала она, – одна моя подруга была со своей подругой на двойном свидании в Оранж Бич. То есть с подругой моей подруги. Ее подругой. И угадайте, кого подруга моей подруги привела туда в качестве мужчины для нее?

Пока я разбирался в этой веренице подруг и друзей, Эббот выдала на своем лице такой обескураживающий набор всевозможных ужимок, что мне пришлось отвернуться, чтобы подумать, не отвлекаясь.

– Не был ли это Питер Дэшампс?

Эббот оглянулась по сторонам, словно переходила через улицу с оживленным движением, и нагнулась ко мне.

– Это было через два месяца после того, как он сделал предложение Черил.

– Друзья выехали вдвоем на невинную вечеринку.

– Это, конечно, может быть. – Она три раза подмигнула и заулыбалась.

– Вы считаете, что там было что‑то большее?

– Подруга моей подруги – как бы это сказать? – очень энергичная женщина, физически энергичная. – Эббот захлопала ресницами. – Вы меня поняли?

– То есть она… славится своим либидо?

Эббот подмигнула, кивнула, сжала губы, ухмыльнулась, состроила гримасу и нахмурилась.

Я воспринял это как да.

– Ну что, поедем навестить эту «подругу подруги»? – спросил Гарри.

– Но сначала остановимся у морга?

Гарри не сказал ни слова. Он развернул машину поперек улицы под возмущенный рев сигналов, а я закрыл глаза и схватился за ручку двери. Через несколько минут мы были уже у морга.

– Я недолго, – сказал я, захлопывая дверь.

– Карсон!

Я обернулся. Гарри поднял вверх большой палец.

– Удачи! – сказал он.

Эйва сидела за своим письменным столом и занималась бумажной работой. Я зашел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

– Убирайся, – резко бросила она. Под покрасневшими глазами были мешки.

– Я хотел пригласить тебя на ленч или на ужин. Если не можешь сегодня, как насчет завтра?

Она поспешно дописала бланк, порывисто отодвинула его через стол и схватила другой.

– Ни за что на свете.

Я подошел к краю ее стола.

– Нам нужно поговорить о том вечере в пятницу.

Она начала заполнять бланк, но ручка в ее руке порвала бумагу. Она швырнула ручку в корзину для мусора и уставилась на меня.

– Здесь абсолютно не о чем говорить.

– Я был напуган, – сказал я.

– Ты был что?

– Возможно, точнее будет сказать «встревожен». Послушай, Эйва, я считаю тебя другом…

– А я считаю, что ты повсюду суешь свой нос и вмешиваешься, куда тебя не просят. Полагаю, что ты уже успел разболтать об этом половине города.

– Я никому ничего не говорил. Это никого не касается. – О Гарри я не упомянул; рассказать ему было все равно что написать секрет на листке бумаги, прицепить к нему груз и бросить в Марианскую впадину.

– Ох, можно подумать! Я в этом сильно сомневаюсь.

– Послушай, Эйва, я знаю людей, у которых есть большой опыт в такого рода вещах. Хороших людей. Может быть, тебе просто нужно немного помочь…

Она вскочила так резко, что стул отлетел к стене.

– Я понятия не имею, что вы, черт побери, имеете в виду под этим «немного помочь», детектив Райдер. Возможно, я действительно слишком много выпила в тот вечер. Это была моя ошибка, и больше она не повторится. Мне и тогда не понравились ваши инсинуации, а сейчас нравятся и того меньше. Мы должны сотрудничать по долгу службы – с этим я еще могу смириться. Но на личном уровне я не хочу иметь с вами ничего общего, причем сюда входят любые разговоры, намеки, недомолвки, советы и совместные обеды. Если вы действительно хотите мне помочь, закройте дверь с той стороны. Если вы не знаете, как это делается, я могу вызвать службу безопасности, и они с радостью окажут вам помощь.

– Как все прошло? – спросил Гарри, когда я хлопнулся на переднее сиденье.

– Как там называется эта здоровенная речка в Египте? – спросил я, закрывая глаза от слишком яркого солнца.

– Нил, – ответил он, не задумываясь.

Подругу подруги мисс Эббот звали Моника Талмидж. Ей было за тридцать, и жила она в западном Мобиле в дорогом кирпичном доме с идеально подстриженной лужайкой и канареечно‑желтым «бумером» на подъездной аллее. Нашему приходу Моника была не рада.

– Я никогда не слышала о Питере Дэшампсе. Можете мне поверить.

На ней были босоножки на высоких каблуках, лиловые джинсы и больше макияжа, чем обычно требуется для середины дня. Бюстгальтер оптимально подчеркивал небольшую грудь; облегающая, с широким вырезом розовая рубашка также была ей к лицу. Волны золотисто‑каштановых волос свисали до середины пути по спине к ее выступающей попке, круглой и обтянутой, словно пара апельсинов.

– Послушайте, парни, офицеры, или как там правильно, с минуты на минуту здесь будет мой муж.

Гарри посмотрел на часы.

– Возможно, он и поможет нам разобраться с этим вопросом насчет Дэшампса.

– Нет! Я хотела сказать, что он ничего не знает.

– Ничего не знает или ни о чем не догадывается, миссис Талмидж? – мягко спросил Гарри.

Моника уставилась на пальцы своих ног, словно хотела в деталях запомнить их для теста на память. Я мог бы помочь точно описать их: идеально загорелые, с чудесным педикюром, ногти покрыты розовым лаком. Я понимал, что в ней происходит внутренняя борьба: говорить правду или нет? Когда она подняла голову, взгляд ее был тверже и тени жестче.

– Мы с Питером несколько раз вместе выезжали, так, по‑дружески.

– Сдержанно и по‑дружески? – сказал Гарри.

Наступила долгая пауза, глаза ее сузились.

– Послушайте, мой муж – человек из тех, кого называют настоящими мужчинами. Это означает, что если он не околачивается в какой‑нибудь гребаной Монтане или Канаде с толпой других мужиков, охотясь на лосей, бобров или еще кого‑нибудь, то находится в открытом море, занимаясь рыбалкой днями напролет. Если он не пытается стать спортсменом номер один в Америке, то торчит на другом конце земного шара и продает какие‑то там генераторы. Я выросла в передвижном трейлере в Робертсдейле, и мне очень нравится все это… – Она сделала широкий жест рукой вокруг себя, имея в виду машину, дом, район. – Но есть еще кое‑что, что мне тоже очень нравится. Я просто стараюсь немного поддерживать баланс в своей жизни, понимаете? Поэтому когда Питер ответил на мое объявление…

– Ваше объявление? – переспросил я.

– Я дала объявление в одной гнусной газетенке, «Ньюс‑Бит». В разделе «Личное». Наполовину свободная женщина ищет наполовину свободного мужчину. Человека для разумных взрослых развлечений, никаких сказок, никто не водит друг друга за нос.

Послышался звук приближающегося автомобиля, и Моника оцепенела. Когда выяснилось, что это не муж, она облегченно перевела дыхание. Гарри сказал:

– Что же произошло после выхода объявления?

– Я получила пачку отзывов. Больше, чем могла себе представить. Питер приложил свое фото, а выглядел он сногсшибательно. Мне идеально подходило, что он был помолвлен и тоже должен был быть очень осторожен. у нас было всего несколько свиданий, ничего серьезного, просто хорошо развлеклись, понимаете?

– У вас не сложилось впечатления, что это свидание, хм… что он делал это и раньше?

– Нет. Я думаю, ему просто хотелось оторваться напоследок, прежде чем он женится. Что он и делал. Для меня в этом тоже был свой смысл.

– А у вас не возникало ощущения, что у мистера Дэшампса может быть другая ориентация, помимо гетеросексуальной?

– Господи, нет! – выпалила она. – Он был таким мужественным! Не хотите же вы сказать, что он…

– Не хотим. Но по поводу убийств нам приходится задавать самые разные вопросы.

– Когда я узнала об этом, я плакала. Такой славный парень. Великолепное тело. Мне так жаль его подружку.

– Почему вы разорвали свои отношения?

– Мы сделали это как бы одновременно. Наши отношения, так сказать, исчерпали себя.

Я услыхал рев мощного дизеля. Ее взгляд устремился мимо нас в сторону улицы.

– О боже, это Лари! Пожалуйста, не говорите ему ничего, прошу вас, прошу вас, прошу вас…

Я увидел, как на подъездную аллею въезжает большой черный автомобиль; водитель внимательно рассматривал нас через лобовое стекло.

– Улыбнитесь и покачайте головой, миссис Талмидж, – сказал я.

– Что?

– Широко улыбнитесь, но отрицательно покачайте головой, в смысле нет.

Она быстро поняла и все так и сделала, добавив от себя небольшой смешок, который, впрочем, потерялся в пугающем грохоте мотора у нас за спинами. Я подмигнул Гарри, и мы дружно помахали миссис Талмидж на прощание рукой. Мы обернулись и увидели ее мужа, который вылазил из доджа «Рэм‑3500» с дизельным двигателем, сдвоенными колесами и выхлопной трубой, напоминающей дуло гаубицы. Все неокрашенные детали были хромированными. Надпись на двери гласила «ПРОДАЖА ПРОМЫШЛЕННЫХ ГЕНЕРАТОРОВ «АТЛАС» – ВАША НЕЗАВИСИМАЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ». Лари оставил дверцу открытой, а двигатель – работающим. Росту в нем было где‑то метр девяносто, вес – килограммов сто пятнадцать, шея – под стать Гарри. Из‑под воротника рубашки‑поло выбивались облака густых седеющих волос. Лицо было красное, грудь широко развернута в решимости защищать свою территорию; возможно, мы прошли как р'аз по тому месту, где он любит пописать.

– Эй, – рявкнул он, – какого черта вы здесь делаете, ребята?

– Еще раз спасибо, миссис Талмидж, – сказал я, оборачиваясь через плечо, – извините за беспокойство.

– Я спросил, что вы тут делаете? – проревел Лари. Я улыбнулся. Славный песик.

– А вы, должно быть, мистер Талмидж, – вежливо ответил я, раскрывая бумажник и показывая ему свой значок. – Вчера в туннеле Банкхэд произошла серьезная авария, нарушитель скрылся. Свидетель успел заметить часть номерного знака и сказал, что это был желтый спортивный автомобиль… – Я специально говорил достаточно громко, чтобы Моника могла слышать меня.

– Вы не поверите, сколько желтых автомобилей имеют похожие номера, – сказал Гарри раздраженным тоном. Шоу имени Гарри и Карсона.

Теперь была моя очередь.

– Мы объезжаем все возможные автомобили и проверяем, нет ли повреждений на правом переднем крыле. Совершенно очевидно, – я выразительно посмотрел на «бумер», – что это была не машина вашей жены.

– А‑а‑а… ну ладно, – пропыхтел Лари.

Мы поехали, а Лари принялся выгружать чемоданы из своего черного монстра. Мы с Моникой встретились глазами. «Спасибо» произнесла она одними губами, после чего тепло и приветливо повернулась к настоящему мужчине Лари, наконец вернувшемуся домой с гор и морей.

Date: 2015-09-17; view: 329; Нарушение авторских прав