Глава 7. В одиннадцать вечера температура была больше тридцати градусов

В одиннадцать вечера температура была больше тридцати градусов. От влажного тумана очертания луны расплывались, а звезды были окутаны неясной дымкой. После убийства Нельсона прошло два дня, а команда, назначенная Скуиллом для его расследования, так никуда и не продвинулась. Я стоял у самой воды, забрасывал спиннинг, медленно подтягивал наживку, снова забрасывал… Обычно я ловлю рыбу на мушку и точно знаю, что могу на нее поймать: красного горбыля, помпано, королевскую макрель. Но время от времени я беру спиннинг, чтобы побросать его ночью. Иногда мне попадается акула. Или крупный скат. Знакомые виды. Но изредка я сталкиваюсь с причудливыми морскими обитателями, которые не упоминаются в моих пособиях по рыбной ловле в Мексиканском заливе. Никогда не знаешь, по какой прихоти прилива и течения они направляются к моей наживке, тем не менее они появляются, извивающиеся жители таинственных глубин, и позволяют мне прикоснуться к себе. Это странно, но мне кажется, что без подобных встреч я не получал бы от рыбалки такого удовольствия.

Именно успокоительный аспект рыбалки частенько побуждает меня отправляться ловить рыбу, когда на душе неспокойно, а услышав, как Клэр пилила доктора Даванэлле, я расстроился. Я не собирался специально подслушивать или следить за личной жизнью доктора Даванэлле, но увиденное прочно запечатлелось в моем сознании.

Что касается назначения доктора Даванэлле на место патологоанатома, то мне были известны только фрагменты этой истории: она была вторым претендентом на место, и взяли ее только после ужасного случая с увечьем доктора Колфилда. Таким образом, работу в Мобиле – свою первую должность по специальности – она получила 'благодаря трагедии. Как напомнил Гарри во время нашего визита в бар «У Кейка», я и сам получил должность из‑за неприятностей у других. Я понимал, что это обстоятельство может вызывать чувство незаслуженного захвата чужого места. И доктору Даванэлле не было легче оттого, что работала она с Клэр – блестящим специалистом, признанным во всем мире и приглашаемым на всевозможные симпозиумы по судебной медицине, настоящим профессионалом, требующим от своих сотрудников ежесекундной полной отдачи.

Я смотал леску и воткнул удилище в песок. Я сидел на берегу, обхватив колени руками, и смотрел на покрытую рябью поверхность воды – жидкий обсидиан с блестками лунного света. После нескольких минут размышлений я откопал свой сотовый в сумке‑холодильнике, куда случайно сунул его в последний момент. Телефон на льду – Фрейду бы такое понравилось.

На мониторе высветился номер Эйвы Даванэлле, и я позвонил ей. Записанный на автоответчике голос был таким же холодным, как телефон в моей руке. Она повторила свой номер, предложила оставить сообщение после звукового сигнала и пропала. Я дождался гудка, прислушался к пустоте на другом конце линии и нажал кнопку сброса вызова. И только после этого до меня дошло: интересно, что бы я сказал, если бы она взяла трубку?

– Привет, доктор Даванэлле, это детектив Райдер. Прошу прощения, что был такой занозой в заднице во время вскрытия Нельсона, я вовсе не собирался добавлять вам проблем. Каких именно проблем? Да я, собственно, прятался в кабинете Уиллета Линди вчера, когда вы вышли в коридор, и видел, как вы…

Я вздохнул и начал снова расстегивать сумку‑холодильник, чтобы опять заморозить телефон, когда он внезапно защебетал прямо у меня в руках.

Это был Гарри.

– Мне позвонил парень из медэкспертизы с места происшествия, – сказал он. – Мы получили еще одного всадника без головы на Калерия восемьсот тридцать семь. Прыгай в седло, Икабод.[10]Встретимся в Сонной Лощине.

Местом преступления был большой дом в итальянском стиле на южной окраине центрального района города, где по соседству со зданиями, представлявшими историческую ценность, располагались меблированные комнаты. Вокруг раскидистых дубов и сосен жужжали ночные насекомые. Рядом стояли несколько патрульных машин, микроавтобус криминалистов и машина «скорой помощи». Сделав широкую дугу, к бордюру подъехал фургон телевизионных новостей. На тротуаре с мрачными лицами крутились местные жители. Движение вокруг становилось все более оживленным, водители слетались на мигалки, как мотыльки на огонь. Полицейский на улице размахивал руками и зычным голосом уговаривал:

– Проезжайте, ребята, проезжайте.

Я заметил машину Гарри и заехал на бордюр позади него.

– Наши проныры уже здесь? – спросил я.

Гарри покачал головой.

– Скуилл был в загородном доме у своего брата в Пенсаколе. Едет сюда.

Пенсакола находилась минимум в полутора часах езды. Учитывая, что какое‑то время уже прошло, до его приезда у нас оставалось где‑то с полчаса.

– Давай сделаем, что успеем, дружище, – сказал я.

Мы поднялись на большое крыльцо парадного входа. Там, прислонившись к белой колонне, стоял детектив сержант Уоррен Блейзингейм из третьего округа, в чьей первоначальной юрисдикции и находилось это дело, поскольку мы были на его территории. Блейзингейм дымил сигаретой и задумчиво разглядывал верхушки деревьев.

– Что там внутри, Уоррен? – спросил Гарри.

Блейзингейм выразительно чиркнул себя пальцем по адамову яблоку.

– Это все, что мне известно.

– Так ты внутри не был?

– Там только парень из медэкспертизы, криминалисты и Харгривс. Это она приняла вызов, – медленно сказал Блейзингейм и сплюнул на лужайку. – Моим ребятам не положено заходить внутрь, пока туда не попадет Скуилл. Вам, вероятно, тоже, хотя правила ПИС‑ПИС и говорят, что вы имеете на это право.

– Я лично по поводу запретов ничего не слышал, – заверил Гарри. Мы поднялись на крыльцо и зашли в дом.

На двери был логотип компании «Дэшампс. Услуги дизайнера». На небольшой табличке рядом с кнопкой звонка – надпись «Пожалуйста, звоните». Приклеенный к стеклу ярлык гласил: «Под охраной систем безопасности Дженкинса». Хотя и не Бастилия, но и к политике открытых дверей тоже отношения не имеет… Сразу за входными дверями находилась небольшая приемная в пастельных тонах, с первых шагов подчеркивавшая, что здесь работает дизайнер: абстрактные картины в стиле Шагала, подсвеченные индивидуальными светильниками; пышный голубой кожаный диван; стул, представлявший собой раму с натянутой на ней тканью и скорее напоминавший воздушного змея, чем то, на чем можно сидеть. На одной стене в рамках висели дипломы за всевозможные достижения в области дизайна. В воздухе чувствовался какой‑то вяжущий, терпкий запах, как у дезинфицирующего или сильного чистящего средства.

– Здесь вполне можно охлаждать пиво, – сказал Гарри, поправляя галстук. Мы прошли через небольшой холл. Из комнаты слева я услышал приглушенные всхлипывания и осторожно приоткрыл дверь. Стройная женщина и офицер патрульной службы Салли Харгривс сидели за небольшим столом для совещаний. Сал приехала на место первой и сейчас, положив ладонь на запястье женщины, говорила что‑то мягким голосом. Сал заметила меня и подошла к двери.

– Черил Ноттс, невеста жертвы, – прошептала она. – Она улетала, ее не было три дня. Она появилась здесь пятьдесят минут назад и нашла Питера Эдгара Дэшампса в студии мертвым.

– Твои впечатления? – спросил я, зная, что Сал обладает шестым чувством.

– Она не имеет к этому никакого отношения, могу спорить на что угодно. Она просто убита горем.

Под шестым чувством я имел в виду редкий дар Сал быстро и безошибочно читать людей, как открытую книгу. У копов со временем вырабатывается способность распознавать ложь лучше, чем это удается среднему гражданину, но некоторые из нас особо одарены в этом смысле – настоящие Моцарты в области детектирования лжи. Основываясь только на мнении Сал, я уже почти вычеркнул невесту из списка подозреваемых.

– Позволишь задать ей пару вопросов через несколько минут? – спросил я.

Она кивнула и, коснувшись моей руки, сказала:

– Если можешь, будь осторожен.

Глаза Сал влажно заблестели – за шестое чувство приходится платить. Я легонько поцеловал ее в лоб.

– Я говорил тебе, что ты мне снилась на прошлой неделе? – спросил я. – Я был сиделкой, а ты викингом…

Она впервые улыбнулась и подтолкнула меня в сторону коридора.

– Иди и присмотри за Гарри, пока он чего‑нибудь не отмочил, – сказала она.

Жертва лежала на спине рядом с чертежной доской. Позади доски стоял письменный стол с компьютером и монитором, большим, чем экран моего телевизора. Одет мужчина был обычно: синяя хлопчатобумажная рубашка, выглаженные брюки цвета хаки, плетеный пояс, коричневые мокасины. Покойник был впечатляющего телосложения, причем не какой‑то там крутой завсегдатай тренажерных залов с толстыми, как червяки, стероидными венами; это был парень с правильными и крепкими формами. Рубашка на нем была расстегнута, змейка на брюках – тоже, сами брюки были спущены на бедра. Помимо красного ободка на воротнике, крови или следов борьбы на одежде не было. Делом этим занимался Хембри.

– Что скажешь, Бри? – спросил я.

– Похоже, вы с Гарри решили прихватить сверхурочных.

– Причина смерти?

– Все, как у Нельсона. На теле пока ничего найти не могу. Но вот голова…

– В данный момент вполне может проплывать мимо маяка Дикси Бар.

Хембри кивнул.

– Если преступник использует пистолет, держу пари, что это двадцать второй калибр. В большинстве случаев пуля из него входит в череп, после чего отскакивает рикошетом от внутренней поверхности, как шарик от пинг‑понга. Никакой выходной раны, никаких брызг. А из мозгов – просто пудинг.

Я подумал: как сознание реагирует на то, что в голове, словно металлическая оса, бьется пуля? Интересно, может ли мозг осознавать процесс своего разрушения? Слышать собственный вопль?

– А как насчет крови во время отделения головы? – спросил я, зябко потирая внезапно ставшие холодными ладони.

– Сердце остановилось, кровь не циркулирует. Тело обескровлено гораздо меньше, чем ты думаешь. На его месте я бы сунул под шею полотенце, чтобы впитывалась кровь, и отделил голову. Завернул бы ее в полотенце, положил в сумку, в которой носят шары для боулинга… и сделал ручкой.

– Теперь главное не перепутать сумки, когда выходишь вечером на дорожку покатать шары. Какие‑нибудь надписи?

– Я ждал этого вопроса.

Хембри спустил трусы на трупе, открыв лобковые волосы. Такая же надпись мельчайшим почерком и тоже в две строчки. На верхней было написано: Покорежил целую кварту мужиков‑шлюх. Целую кварту мужиков‑шлюх. Покореженные мужики‑шлюхи. Целую кварту мужиков‑шлюх. Покореженные мужики‑шлюхи. Целую кварту мужиков‑шлюх. Покореженные мужики‑шлюхи. За этим следовало: Крысы Крысы Крысы Хи Хи Хи Хи Крысы Крысы Крысы Крысы Хи Хи Хи Хи Хи Хи Хи.

Ледяной палец пощекотал мою шею.

– Опять эти шлюхи, – сказал Хембри. – А вы, ребята, отрабатывали это направление?

Я кивнул. Мы связались с отделами убийств и полиции нравов по всему побережью, потом обратились в национальную базу данных о преступлениях. Никаких нераскрытых убийств в нашем районе, по крайней мере с похожими параметрами. Что бы это ни было, но наши случаи были эксклюзивными.

Хембри показал на вторую строчку.

– Тут то же «хи», как в слове «шлюхи»?

– Или как в слове «хихикать»; в смысле, над нами, Бри.

Хембри закрыл глаза.

– О нет, что угодно, только не это.

Насмешки со стороны убийцы с психическими отклонениями были зловещим знаком. Это значит: он уверен, что может скрыться безнаказанно. Некоторым это действительно удавалось, особенно если у убийцы ледяное сердце и железное самообладание, с которым он может аккуратно отрезать голову и разборчиво написать послание крошечными идеальными буквами. Такие люди могут жить где угодно и быть кем угодно: швейцаром, школьным учителем, президентом банка…

Хембри сказал, что по приблизительным оценкам смерть наступила около двух часов назад, плюс‑минус.

– Я пойду осмотрю остальную часть дома, – сказал Гарри. – Попробуй что‑нибудь выяснить у этой женщины. Подруга?

– Невеста, – поправил его я. – Сал считает, что она чистая.

– Для меня это достаточно убедительно, – сказал Гарри, который был в курсе необыкновенных способностей Салли Харгривс. Он застегнул куртку. – Черт, здесь холодно, как в могиле.

Я вернулся в комнату к невесте, стараясь не задумываться над тем, кем могу для нее стать. Однажды в гастрономе я, сам того не подозревая, стоял в очереди за женщиной, которую перед этим допрашивал по поводу жестокого убийства ее дочери. Когда наши глаза встретились, лицо ее стало белым как полотно и она, издавая странные мяукающие звуки, со всех ног бросилась к выходу, причем покупки ее продолжали ехать по ленте транспортера к кассиру. Сейчас, входя в жизнь этой женщины в такой страшный момент, я мысленно молился, чтобы ее сознание после сегодняшнего вечера вычеркнуло меня из памяти и, когда по ночам она будет в ужасе просыпаться от преследующих ее кошмаров, ей не чудились на потолке очертания моего лица.

– Простите, мисс Ноттс. Я детектив Карсон Райдер. Я бы хотел пару минут побеседовать с вами, если позволите.

Она сделала глубокий вдох и кивнула.

– Пока все это еще очень… свежо, я понимаю.

Мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать, что она говорит.

– Питер не рассказывал вам о каких‑либо встречах, назначенных на сегодняшний вечер? О ком‑нибудь, с кем он собирался поговорить?

– Нет. Но на нем одежда, которую он обычно надевал, когда с кем‑то встречался: брюки, рубашка. Он работал в переделанных из джинсов шортах и футболке, если только… Кто‑то, видимо, назначил встречу в самый последний момент.

Я услышал голоса и шаги у входа, и Салли прикрыла дверь, чтобы нам не мешали.

– Сюда часто приходили клиенты?

– Нет. Он ходил сам. Питер очень услужлив по отношению к клиентам.

– А посетители здесь бывали?

– Некоторые видели вывеску и заходили, чтобы узнать, делает ли он визитки и всякое такое.

– А если бы он назначал встречу и хотел это записать, то где бы это сделал?

Она закрыла глаза.

– На прошлое Рождество я подарила ему персональный цифровой секретарь. Он, вероятно, лежит в письменном столе в передней. В верхнем ящике.

Салли вышла и через минуту вернулась с устройством чуть больше кредитной карточки. Она была уже в латексных перчатках. Мы вышли в холл. Сал нажала на несколько клавиш и долго смотрела на дисплей, прежде чем передать его мне.

Там стояло сегодняшнее число. Ниже было введено: 20:00 мтг. в/мистер Каттер.

– М‑да, это чертовски круто, – сказала Салли.

Я рванулся было рассказать Гарри о мистере Каттере, но уперся в чью‑то вытянутую руку и стену мяса позади нее.

– О‑па, вот и Райдер, – сказал Барлью. – Куда бежим, спортсмен?

Изо рта у него пахло навозом и луком – возможно, ему следовало бы жевать рекламу листерина.[11]

– Мне нужно поговорить с Гарри.

– Позвони ему, орел. Причем с улицы.

– Гарри, ты здесь? – во весь голос завопил я.

Он указал мне на выход.

– Двери с другой стороны, хвастун.

– Где капитан, Барлью?

– Для тебя – сержант Барлью. А теперь уноси свою задницу, пока я ее отсюда не вышвырнул.

Из двери студии Дэшампса в пяти метрах дальше по коридору высунулась голова Скуилла. Казалось, земной шар соскочил с оси и в результате всех бросило не на свои места.

– Местом преступления теперь занимаюсь я, Райдер, – сказал он. – Идите и снимите показания соседей.

– Где Гарри, капитан? Это очень важно.

– У вас при рождении никаких травм не было, Райдер? – сказал Скуилл. – Я отдал прямой приказ. Выйдите отсюда и начинайте проводить допросы.

Я читал и перечитывал пересмотренное Положение о ПСИ раз сто, причем в большинстве случаев – с отвисшей челюстью, потому что никак не мог поверить в автономию, которая, как предполагалось, была предоставлена нашей команде. В случаях, относившихся к ее компетенции, все действия координировали только мы с Гарри.

– Извините, капитан, – сказал я, – но это место преступления, в сочетании с убийством Нельсона, свидетельствует об отклонениях в сознании преступника, психопатологических или социопатических. А это означает…

Скуилл ткнул наманикюренным пальцем в сторону двери.

– Выход там.

– Черт возьми, да выслушайте же меня, сэр! Вещественные доказательства показывают, что…

– Оскорбление старшего офицера? Так! Я к вам обращаюсь, детектив.

– Тогда как насчет того, чтобы меня все‑таки дослушать, капитан? У нас двое обезглавленных мужчин, и кроме этого у нас…

– Эй, офицер! – рявкнул Скуилл в сторону молодого патрульного возле заднего выхода. – Да, вы! Проснитесь! Подойдите и выпроводите мистера Райдера из этого дома. Немедленно!

– …есть неоспоримые доказательства расстройства рассудка…

Пальцы Барлью сдавили мой бицепс, как тиски, но я вырвал руку.

– Отвали, Барл. Ты, по идее, должен сейчас стирать капитану носки или что‑нибудь еще.

Барлью вплотную подошел ко мне и сплюнул серую жвачку из газетной бумаги на пол.

– В любое время! – с вызовом прошипел он: здоровый, как Гибралтар, жуткий запах изо рта, кулаки сжаты, под курткой видно, как перекатываются на руках ядра бицепсов. – Можешь попробовать прямо сейчас, или кишка тонка?

Я почувствовал знакомый прилив энергии в области солнечного сплетения. От Барлью на меня пахнуло жаром. Его маленькие глазки‑бусинки горели злостью, но за ней я видел страх.

– Сержант, – скомандовал Скуилл, – идите сюда. Мы должны заниматься делом. – Он жестом позвал Барлью к себе.

– Капитану нужна подстилка, чтобы ноги вытирать, – сказал я, понизив голос. – Лучше тебя ему не найти.

Барлью попытался испепелить меня взглядом, потом облизнул губы и повернул к студии, по пути двинув меня тяжелым плечом.

– Твое время еще придет, задница, – шепнул он в ответ. Патрульный полицейский стоял рядом со мной.

– Извините, детектив Райдер, – сказал он, – не могли бы вы выйти? Пожалуйста.

Трясясь от злости, я вышел на крыльцо и услышал свист Гарри. Он вышел из тени рядом с домом.

– Добро пожаловать в резервную команду, Карсон. До тех пор пока Скуилл здесь! мы будем номером два. Он появился, пока ты говорил с невестой, и выглядело это словно высадка морской пехоты.

– Объясни, что происходит, Гарри. Я что‑то пропустил?

Гарри указал на большой командный джип, выезжавший на лужайку перед домом; двигатель его бессмысленно ревел, колеса пробуксовывали, и из‑под них летела трава. Полюбуйтесь на меня, всем своим видом, казалось, говорила машина и, качнувшись вперед, резко остановилась. Пассажирская дверца открылась. После выдержанной пятисекундной паузы – чтобы успели включить освещение телевизионных камер – нашим глазам предстал заместитель шефа полиции Плакетт, словно рожденный утробой автомобиля. Он поправил галстук, повел рукой в сторону представителей прессы и без комментариев двинулся к дому. Внутри у меня все кипело. Я понял, что Скуилл и Плакетт разыгрывали свой штабной спектакль: Скуилл устраивал представление для Плакетта, а Плакетт – для камер и публики. И мертвое обезглавленное тело внутри дома служило лишь декорацией в этом театре чужого Эго.

– Детектив Райдер!

Я обернулся и увидел копа в форме, который выпроваживал меня из дома, молоденького светловолосого парня, у которого был такой вид, будто он попал на службу в полицейское управление Мобила прямо из младшей дружины бойскаутов.

– Мне очень жаль, что все так произошло, сэр. Капитан приказал, и я…

– Ты сделал именно то, что должен был сделать. Расслабься.

– Если хотите знать мое мнение, то я считаю это полным абсурдом, детектив. Если там, на месте, кто‑то и должен быть, то это именно вы. Безумие какое‑то… Разве это не вы тогда самостоятельно раскрыли дело Эдриана?

Слова его были вроде бы безобидными, но меня охватил благоговейный страх. Краем глаза я увидел, что Гарри слегка склонил голову, ожидая мою реакцию.

– Это не совсем так, – ответил я молодому патрульному офицеру, стараясь преодолеть першение в горле. – В тот раз мне просто повезло. К тому же мне много помогали.

Карсон, Я СНОВА НУ‑У‑У‑У‑ЖЕН тебе…

Я не рассказал ему о том, откуда получал эту помощь. Или о том, что даже от мысленного возвращения в те времена в большинстве случаев у меня появлялась дрожь в коленках и по спине пробегал холодок. Я взглянул на Гарри. Он внимательно смотрел в небо, словно это был экран телевизора.

Я ехал домой с спущенными стеклами, с работающим кондиционером, но даже бешеные потоки воздуха в машине не могли выдуть комок у меня в груди. Созданная на волне убийств Эдриана ПСИ была редчайшим изобретением из области связей с общественностью: уже одно это, случайно или нет, тогда послужило достижению цели. Но, как и множество других изобретений, принесших своим создателям регалии и ордена, ПСИ, видимо, предназначалась для расследования смерти, по которой некому скорбеть. Она была потихоньку удалена из следующей редакции должностных инструкций: промежуточная цель была достигнута, и в ее туманных иллюзиях больше не было нужды. До появления следующего Джоэла Эдриана. Или, возможно, того ада, который имел место здесь.

Когда я, выдохшийся и злой, приехал домой, лампочка на автоответчике сигнализировала о поступившем сообщении. Я нажал кнопку воспроизведения.

– Алло, Карсон? Вы дома? Это Вэнжи Праузе. Возьмите трубку, пожалуйста. Я хочу поговорить с вами о Джереми. Нам необходимо кое‑что обсудить. Карсон?…