Глава двадцать восьмая. Первая битва

По совету Бай Ли, командовавшего трехтысячным корпусом, Темуджин приказал каждому туменному снарядить ложные купеческие караваны. И под их прикрытием незаметно подойти к Великой стене. Бай Ли был уверен, что о походе имперского корпуса в Монголию знает ограниченное количество людей в Китае. И не потому, что это военная тайна, а потому, что Монголию не считают государством, а её банды – противником.

Чжурчженьскому командованию никогда и в голову не придёт, что монголы посмеют вторгнуться в пределы гигантской империи с ответным ударом, после встряски Монголии китайскими войсками. Но, даже узнав о нападении монголов, китайские начальники просто не поверят этому, просто будут смеяться. Из‑за своей численности и мощи, руководители империи Цзинь, слишком самоуверенны, и слишком высокого мнения о своих силах. Так что, на большие торговые караваны могут вообще не обратить внимания. Пограничники пропускают за Великую стену подобные караваны каждый день.

Чиркудай и Субудей поддержали полководца‑чжурчженя. Они своими глазами видели громадное количество людей живущих в девяти провинциях из двадцати двух, которые им довелось объехать с купцами. Империя считала свою территорию сердцем мира. И, наверное, поэтому, даже бедняки вели себя очень высокомерно со степняками.

Пятидесятимиллионный Китай совершенно не был похож на Монголию. Каждая провинция превосходила всю Монголию по численности населения в четыре раза. Большинство жителей не знало своего мандарина, управляющего провинцией, а известия о смене императоров доходили в глубинку в течение нескольких недель или месяцев. И поход китайского корпуса в степь, всего лишь мелкий эпизод для гигантского государства.

А на перемещение нескольких десятков тысяч монголов у границ Китая никто не обратит внимания. Если местные градоначальники всё же сообщат об этом в столицу, то известие будет идти несколько недель. Дело в том, что целесообразность передачи депеши дальше по инстанции будут рассматривать бесконечные вышестоящие. Не дай‑то Бог оторвать императора от государственных дел своей бумагой! Можно навлечь на себя беду, если в столичной канцелярии посчитают сообщение дурным и мелким.

Бай Ли предполагал, что об этом карательном рейде китайцев, не оповестили стражу тех ворот, где корпус не проходил. Поэтому, разгромив вторгнувшееся в степь китайское войско, можно будет под прикрытием караванов, незаметно внедриться в Китай.

Чингизхан решил на практике использовать военную хитрость, которую изучал в Ляояне. Сотники, обрядившись в купцов, должны были со своими воинами уничтожить стражников и открыть ворота. А вслед за ними в Китай войдут все пятнадцать туменов.

Бай Ли рвался в Китай. Он жаждал отомстить своим сородичам чжурчженям за смерть его господина, наследника императорского престола. А заодно посчитаться за подлое убийство своего отца, которого казнили завистники, по наветам блюдолизов.

Через неделю стремительного продвижения на юг, передовые разведчики сообщили: в двух днях пути навстречу им идут двадцать пять тысяч пехотинцев и пять тысяч китайских всадников. За корпусом тащился огромный обоз с десятью или двадцатью тысячами повозок, которые волокли неторопливые волы.

– Много добра они хотят у нас взять, – усмехнулся Темуджин на одном из походных совещаний.

– Хотеть – ещё не означает уметь, – перекосил улыбкой искалеченное лицо Субудей и серьезно добавил: – Нам могут пригодиться эти повозки.

– Я думаю оставить их около Великой стены, – сказал Темуджин. – Не тащить же их за собой в империю, – и, строго посмотрев на пожирающего его глазами Мухали, усмехнулся и приказал:

– Ну, ладно! Ты, Мухали, возьмешь свой и ещё два тумена, и разобьёшь этот корпус. А мы посмотрим, на что способны они и чему научился ты. Может быть, увидим что‑то новенькое.

Мухали вскочил на ноги и предано поклонился хану.

– Нужно положить всех чжурчженей здесь, в степи, – добавил Темуджин. – Остальные тумены должны быть наготове. Если станут побеждать китайцы – навалимся все. И чтобы ни один чжурчжень не вернулся в империю. Если тремя туменами не справимся с тридцатью тысячами, в Китай не пойдем – будем защищаться в Монголии.

Бай Ли внимательно посмотрел на Темуджина и похвалил:

– Осторожность – лучшее качества командира и правителя, после мудрости.

Двенадцать командующих туменами, во главе с Темуджином, рано утром въехали на один из многочисленных холмов, которые окружали плоскую, покрытую зеленой травой долину в две версты шириной и длиной в пять верст. Командующие не поднялись на вершину сопки, притаились на обратной от долины покатой стороне. Щурясь от яркого утреннего солнца, они осматривали будущее поле боя, лежащее перед ними, как на ладони.

Чингизхан разрешил посмотреть на бой ста двадцати командирам тысяч, чтобы набирались опыта. Спешившиеся тысячники не стали выглядывать из‑за верхушки сопки, как туменные, а соскочили с коней, и полезли в колючий кустарник, поближе к долине. В двух верстах позади, в широком распадке, стояли наготове сто тысяч воинов. Почти вся армия Великого хана. Двадцать тысяч с заместителями тысячников, Темуджин всё же послал в обход китайского корпуса на юг. Решил на всякий случай перекрыть путь к отступлению: вдруг китайцы сразу все поймут и кинутся домой, к Великой стене.

Десять тысяч нукеров Мухали и два тумена доверенных ему Чингизханом, ушли направо, от того холма, где собрались начальники, в овражки между сопок. Чжурчженьский корпус должен был выйти с противоположной стороны от того места, где затаился Мухали.

Темуджин не объяснял молодому командующему, что делать. Велел проявить смекалку и самому составить план сражения. На последнем совещании, Мухали сообщил, что решил встретить корпус противника в этой долине. Он ударит врага лоб. Темуджин кивнул головой, но ничего не сказал.

Чиркудаю редко доводилось видеть сражение со стороны. Сидя на своем уже третьем черно‑мастном коне, он посматривал на взвинченных товарищей, на Темуджина, который крутил и крутил пальцами кончик своей бороды.

– А что ты делаешь со своей бородой? – вполголоса поинтересовался Тохучар, наклонившись к Чиркудаю со своего коня. – Она же у тебя тоже растет, как у Темуджина?

Чиркудай покосился на друга и промолчал.

– Моим ножом бреет, – прошипел с другой стороны Субудей. – Я видел.

Тохучар сделал разочарованное лицо и расстроенно сообщил:

– А вот у меня борода совсем не растет.

– У меня тоже, но я не плачу, – съязвил Субудей.

– Вот заноза, – буркнул Тохучар и хотел что‑то добавить, но вдруг кто‑то тихо произнес:

– Идут…

Все замерли, напряженно вслушиваясь в посвисты ветерка среди ветвей кустарника.

Чиркудай затаил дыхание: где‑то вдали, на краю окоёма, он различил мерный шум, который тут же определил, как топот множества ног. Командующие стали вытягивать шеи, а самые нетерпеливые попытались подняться повыше на вершину. Но страшное шипение Темуджина сразу же осадило их. Тохучар, махнув рукой на субординацию, соскочил с коня, и пополз в кусты к тысячникам. За ним сползли с коней Субудей и Чиркудай, передав повода гонцам, усердно вытягивающих шеи. Их примеру последовали почти все, кроме Темуджина и Бай Ли, которые будто вросли в седла, как изваяния.

Чиркудай улёгся рядом с Тохучаром в мокрую, от утренней росы, траву. Тут же примостился Субудей. И, они впились пристальными взглядами в южный край равнины, откуда должны были показаться чжурчжени. Топот, слабый звон оружия, и едва слышные голоса людей, всё нарастали и нарастали.

И вот из ущелья вынеслось три десятка чужих всадников. Они тут же сбавили ход и разъехались по плоскогорью. Двигались вперёд беспечно, неспешным шагом. По ним было заметно, что китайцы даже и не подозревали, что у них под носом затаилась целая армия.

Через некоторое время в долину стали просачиваться не очень стройные отряды пехотинцев с большими щитами и длинными копьями, сверкающими, в утренних лучах, надраенными наконечниками. Над их головами легкий ветерок трепал разноцветные штандарты и знамена разных полков.

В прошлом им не раз доводилось ходить с карательными походами и уничтожать самых разных варваров, в том числе черных аратов, белых аратов, и цзубу, диких аратов, которые от одного их вида в страхе убегали прочь. И они совсем не подозревали, что в Великой степи все изменилось.

Чиркудай определил, что чжурчжени двигались бесформенными отрядами. Шли кучей, не придерживаясь строя. Неприятное зрелище для поклонника дисциплины.

За копьеносцами, служившими тараном корпуса, не спеша, толпой, валили лучники. Они шли ещё хуже. Это были вольные стрелки, поражающие противника через головы копьеносцев. Они считали себя элитой пехоты. Вперемежку с лучниками выехала конница. Всадники торчали среди пехотинцев разрозненными островками.

– Плохо идут, – сокрушенно прошептал Субудей. – Мухали их всех положит. Нам можно было не посылать два тумена в обход, чтобы перекрыть им дорогу к отступлению.

– Может быть, они сражаются лучше, чем ходят, – возразил Тохучар.

– Оборванцы, – неприязненно бросил Субудей, и стал поглядывать направо, ожидая появления нукеров Мухали.

Чиркудай тоже посмотрел в сторону сидящего в засаде Мухали. Но никого там не увидел, и подумал: «Молодец»! Корпус чжурчженей уже весь выполз на равнину. Чиркудай похвалил выдержку молодого командующего.

Долина до краёв наполнилась мощным гулом множества голосов, звяканьем оружия, топом ног.

Наконец, справа, из распадка, вылетел одинокий всадник, с синим, развевающимся на ветру девятихвостым туменным бунчуком. Сумасшедший наездник в одиночестве стремительно помчался в лоб громадному войску. Чжурчженьские конники его заметили и остановились. Некоторые развернулись и поскакали назад к корпусу. Пехота заколыхалась, и начала медленно останавливаться, уплотняя ряды.

Чиркудай не сразу узнал удалого джигита. Только после того, как разглядел синий девятихвостый знак над его головой и гнедого коня в яблоках, понял, что это Мухали.

– Что он делает?! – изумленно воскликнул Темуджин. – Что делает?!

Все притихли. Но через некоторое время услышали спокойный голос Бай Ли:

– Молодец! Он собирает их покучнее… Чтобы легче было бить.

– Если проиграет – голову оторву! – свирепо пообещал Темуджин.

Приблизившись к передовым рядам копьеносцев на расстояние шестисот‑семисот шагов, Мухали резко остановился, и замер без движения. В долине сложилась странная картина – одинокий конник остановил громадное войско.

Между ним и корпусом в нерешительности топтались на месте китайские всадники, ни на что не решаясь. Они понимали, что просто так какой‑то вооруженный монгол не мог выскочить на огромное войско. А пехота продолжала уплотняться: задние, ничего не видя, напирали на передних, а передовые солдаты, как могли, сопротивлялись давлению сзади.

Мухали выдержал минут пять. И когда чжурчженьские конники тронулись в его сторону, поднял руку вверх и замер в этом положении. Вся долина была заполнена ревом голосов и звоном оружия, сталкивающихся в тесноте друг с другом китайцев. Так что команды можно было отдавать лишь жестами.

Спустя несколько секунд, повинуясь приказу полководца, из‑за сопок, с угрожающим гулом, с трех разных мест, в боевом строю, вылетели три тысячи нукеров. Они стремительно накатывались на центр корпуса. Чуть позже из‑за тех же холмов выкатились ещё три тысячи, с интервалом в двести шагов, от первых трех полков.

Пехотинцы стали суетиться. Их командиры кричали, отдавая какие‑то команды. Копьеносцы сплачивались еще теснее, гремя щитами и амуницией. Лучники, ругаясь, отталкивали друг друга, освобождали место для себя. Конники сразу же ретировались в тыл пехоты.

За второй волной монголов вылетели три следующих полка, затем покатила четвертая волна, пятая… Долина до краев заполнилась тяжёлым грохотом копыт. А Мухали продолжал стоять на одном месте, словно его туда вбили.

И тут, первые три тысячи, громко рявкнув: «Кху!» – одновременно выстрелили из луков. Чиркудай увидел, как в воздух взвилась тёмная туча стрел, перекрыв все звуки шмелиным гудением, и унеслась к противнику, накрыв передовые ряды чжурчженей.

Три первых тысячи выстрелили ещё раз, и резко взяв в сторону, стали поворачивать по большой дуге, возвращаясь назад, пролетая в коридорах между идущими за ними, уже стреляющими с хода, полками.

В китайском корпусе началась свалка. Стрелы нашли свои жертвы. Из долины долетели дикие крики, стоны, перекрываемые гулом монгольской конницы. Но развернуться назад громадное войско сразу не могло. Малоподвижная пехота чжурчженей представляла отличную мишень для стремительно вылетающих и вылетающих из распадка монголов. Китайские лучники пытались стрелять. Но их стрелы не долетали даже до тех, кто по дуге уходил назад.

Наконец, солдаты кое‑как развернулись, и стали отступать, стараясь перестроиться, развернуть фланги. Но те тысячи, которые уже отстреляли, уже вернулись, и с гулом пошли на фланги. Чиркудай видел, как нукеры на ходу вытаскивают из хурджунов кистени.

На земле корчилась от ранений треть китайского войска, сметённая стрелами монголов. Конница чжурчженей решила встретить на флангах налетающие тысячи. Но их оружие им не помогло. Монголы ловко уворачивались от длинных, неповоротливых копий, доставая железными шарами всадников, проламывая грудь, сминая доспехи, расплющивая головы, в железных шлемах. Сабли китайцев были короче кистеней.

Тысячи нукеров, не нарушая плотного строя, врезались в отряды конных чжурчженей, как таран, ссаживая всадников на землю кистенями. Они прошли до конца долины, словно нож сквозь масло. И развернулись там, откуда недавно выполз китайский корпус.

Чжурчжени оборонялись яростно, понимая, что монголы никого из них не оставят в живых. Но ничего не могли поделать со стремительно движущимися, ни на секунду не останавливающимися, монолитными тысячами и сотнями, которые резали и резали их войско на куски.

А Мухали, не шевелясь, продолжал стоять на прежнем месте, держа над собой бунчук. Он не мешал своим воинам, пролетавшим рядом с ним. Казалось, что он больше ничего не делает, но его присутствие не давало нукерам расслабиться ни на минутку.

Разбившись на десятки, нукеры кружили по долине, отлавливая коней чжурчженей, сновали между группами павших противников, лежавших на равнине, словно кучи тряпья, и добивали тех, кто шевелился. Чиркудай, захваченный боем, только сейчас понял, что в долине действуют все три тумена.

Темуджин выехал на вершину холма. Скрываться уже не было смысла. Все туменные вскочили в седла и с восторгом смотрели на разгром корпуса.

Через некоторое время, в сторону холма, из долины, направилась сотня. Когда воины подъехали ближе, Чиркудай разглядел, что почти за каждым нукером на аркане волочется чжурчжень. Он понял – это плененные китайские командиры.

Темп движения конников на равнине снизился. Нукеры продолжали ездить между убитыми и недобитыми, подбирая оружие противника и выдирая свои стрелы из трупов. Откуда‑то налетела стая ворон и стала рассаживаться на окровавленные тела.

В этот момент к холму с командирами подлетел Мухали с охранной десяткой и, въехав на вершину, возбужденно крикнул:

– Все!..

Темуджин заулыбался, нервно подергивая губами. Помедлив, спокойно произнес:

– Молодец.

А под холмом застыла сотня, притащившая чжурчженей, которые хрипло дышали после пробежки, а некоторые, обессилев, упали на землю.

– Я уже послал в обход две тысячи для того, чтобы они загородили сбежавшим китайцам путь назад, – стал докладывать Мухали, вертясь на возбужденном коне перед командирами. – А ещё, послал две тысячи, взять обоз и убить охранников.

Темуджин согласно покивал головой, и посмотрев на невозмутимого Бай Ли, сказал:

– Китайцы – твои. Можешь делать с ними всё, что хочешь, – помедлив, добавил: – Спроси, не идёт ли подготовка в империи к войне с нами?

Бай Ли посмотрел на Темуджина, и глухо проговорил:

– И ещё, кроме этого, я спрошу у них: не знают ли они, кто погубил Его Высочество и моего отца?

– Спроси, – тяжело вздохнув, согласился Темуджин.

Бай Ли съехал с холма к пленникам. Он показал воинам рукой, куда они должны были оттащить чжурчженей. Нукеры знали Бай Ли, но не повиновались его приказу, посматривая на Мухали.

– Распорядись, – бросил Темуджин, взглянув на Мухали, показывая рукой в сторону сотни. Развернувшись, Чингизхан поехал вниз, к войску, куда уже умчались возбужденные тысячники.

Мухали сразу всё понял и, приказывающе, махнул рукой, в сторону Бай Ли. Раздалась звонкая трель свистка сотника, и нукеры дружно потащили пленных в лощинку, куда уже подъезжали воины из китайского полка.

Отъехав всего за сотню шагов от сопки вслед за Темуджином вместе с другими командирами, Чиркудай услышал дикие крики людей. Он понял, что Бай Ли выворачивает китайцев наизнанку. Он заметил, как Темуджин покосился в сторону криков, и хищно дернул уголком губ.

К вечеру установили потери: у Мухали погибло семь человек, ранено – пятьдесят два. Почти все тридцать тысяч чжурчженей были убиты. Вскоре прилетел гонец из степи, доложив Чингизхану, что обоз взят, а между местом боя и Великой стеной поймали и убили восемьдесят два чжурчженя. Из восьмидесяти двух, пятнадцать были на конях, а шестьдесят семь пеших.

Темуджин был доволен: в империи не подозревали об уничтожении карательного корпуса. Вторжение будет неожиданным.

Через три дня, ложные караваны, приданные туменам, подошли к Великой стене. Каждый караван к указанным Чингизханом воротам. Нукеры, переодетые в купцов, без труда перебили охрану, и тумены, перестроившись в сотни, вторглись в империю.

Чиркудай стремительно двигался со своим туменом на левом фланге монгольского войска. Натолкнувшись на небольшое пограничное селение, он без колебаний велел уничтожить всех. Думая: чем позже власти и император узнают об их появлении, тем лучше.

Вечером Чиркудай получил известие от Темуджина о том, что Тохучар взял своим туменом небольшую крепость У‑ша, Субудей тоже уничтожил два крестьянских селения. Остальные, шли по безлюдной местности. И ещё, он получил указание Чингизхана – не горячиться, но и не медлить.

Чиркудай понимал, что о вторжении монголов в империю уже известно в столице. Но он не торопился. Не хотел нарваться на превосходящие по численности силы китайцев. И если солдаты противника обучены лучше его тумена, то… всё войско Чингизхана могло лечь на окраине империи костьми. Тогда Монголия останется беззащитной от любой агрессии.

Чиркудай знал – чжурчжени не дураки. Они должны выставить засады для уничтожения банд, так их называли пленные командиры корпуса, которых допрашивал Бай Ли. Чиркудаю было обидно за себя, за своих нукеров, но одновременно, то, что их не признавали войском, было на руку.

Чиркудай разослал разведку во все стороны. Для этого он использовал триста нукеров. Но пока все было тихо. Возможно, противник выжидал. Но, может быть, Чиркудай старался даже не думать об этом, боясь сглазить, быть может у чжурчженей началась паника. Последний вариант устраивал монголов больше всего.

И только через четыре дня осторожного продвижения и уничтожения по пути мелких поселений, пришел приказ от Темуджина: немедленно прибыть со всем туменом к реке, Хо. Там формировались несколько корпусов чжурчженей. Чиркудай посмотрел на карту, копию которой изготовили не только для него, но и для всех туменных, научив, как её понимать и, подняв тумен по тревоге, ринулся к реке.

Поздно вечером передовые разъезды доложили, что они вышли на соединение с туменами Субудей‑богатура и Тохучар‑нойона. Прилетел гонец от Темуджина с требованием – явиться к нему. Оставив девять тысяч у реки, Чиркудай, в сопровождении охранной тысячи, примчался в ставку Чингизхана, где встретил своих друзей.

Тохучар обрадовался встрече и потерся щекой о лицо Чиркудая и Субудея. Обменявшись новостями, они вошли в походный шатер хана. Там были три молодых командира и Бай Ли. Темуджин жестом пригласил друзей сесть, продолжая негромкий разговор с одним из командиров. Закончив с ним, Чингизхан помолчал с угрюмым видом, поднял голову и озабоченно посмотрел на соратников.

– Немного выше по течению реки чжурчжени собрали восемьдесят тысяч солдат, – начал он: – Из них пятнадцать тысяч – всадники. Остальные пехотинцы. Восемь туменов во главе с Джучи, я послал на восток, к Жёлтому морю. Там они должны взять три города. Два тумена, я держу в резерве, два послал на юг. А ваши три, должны разгромить эти восемьдесят тысяч. Подумайте, как сможете это сделать, и действуйте. Сражение проводите сами. Мне не обязательно докладывать, что надумаете. Но если будет тяжело – срочно сообщайте! Все‑таки – их восемьдесят тысяч, а у вас – тридцать, – Темуджин устало усмехнулся и, посмотрев на друзей, добавил: – Я верю в вас.

– Мало, – недовольно покачал головой Бай Ли. – У противника большое превосходство.

Темуджин покрутил кончик седеющей бороды и тихо произнес:

– Мы уже говорили об этом с тобой. Я не буду ждать благоприятных обстоятельств. Нужно действовать сейчас, – и, взглянув на туменных, коротко приказал: – Действуйте.

Друзья вышли из шатра, и Субудей предложил:

– Поехали ко мне. Всем разведчикам прикажем, чтобы приезжали с донесениями в мой тумен. Нужно много думать.

Они пошли к окраине лагеря между небольших костров, не обращая внимания на караульных, вытягивающихся в струнку при их приближении.

Тохучар вздохнул и сообщил:

– Мне кое‑что донесли. Это самое войско чжурчженей хочет напасть на лагерь Темуджина через два дня.

– Нужно их заставить напасть на нас завтра, – пробурчал Субудей. – Нельзя дать им возможность организоваться.

– Правильно, – поддержал друга Тохучар и взглянул на Чиркудая. – А ты как думаешь?

Чиркудай поколебался и предложил:

– Мне кажется, что их можно подразнить и оттянуть на выгодное для нас место.

– Согласен, – откликнулся Субудей. – Сейчас мы посмотрим по карте, где это место.

В темноте, в сопровождении трех охранных тысяч, они прискакали в лагерь Субудея.

В походной юрте Субудея Чиркудай увидел маленькую китаянку, с которой его друг решил не расставаться даже в походах. Тохучар удивленно поднял брови, но ничего не сказал, приняв от спутницы Субудея, чашку с горячим чаем. Чиркудай позавидовал другу. Но брать с собой Сочигель на войну, он не решился. Тем более что Анвара не с кем было оставить: Хоахчин умерла.

В притолоку постучали, и тысячник охраны доложил, что прибыли разведчики. Субудей приказал трем десятникам войти в юрту и доложить результаты. В дверной проем ввалились три дюжих молодца, насквозь пропахших конским потом. Их халаты были испачканных грязью. Они кратко рассказали то, что видели. Оказывается, чжурчжени не спали и ночью, комплектуя отряды и полки, в десяти верстах от них.

– Наверняка поняли, что мы не банда, – сделал вывод Тохучар, выслушав разведчиков.

Субудей позвал тысячника, и велел усилить наблюдение за китайцами, предупредив, что будет каждые два часа ждать новостей. Молодой командир, бесшабашно сверкнул зубами, и убежал.

Субудей полез в хурджун, что‑то разыскивая. Но его опередила китаянка, вытащив из мешка шахматы. Субудей раскрыл доску, и стал расставлять фигуры, вопросительно взглянув на Чиркудай. Тот молча кивнул головой. Тохучар, нетерпеливо дергая губами, нашел карту Субудея, разложил её на кошмах, и, подтащив поближе китайский фонарь, принялся изучать рисунок местности.

Через два часа опять появились разведчики и сказали, что чжурчжени не спят. А ещё через полчаса, в юрту заглянул тысячник охраны, и доложил:

– Тут какой‑то китаец от Бай Ли…

– Пропусти, – буркнул Субудей, раздумывая над шахматной позицией.

В дверь, неуловимым движением, скользнул кидань, в одежде полка Бай Ли. Чиркудай сразу же узнал разведчика, передавшего им карты во время их купеческого рейда.

– Ты кто? – с любопытством спросил Тохучар у киданя. Он его не знал, хотя понял по одежде его принадлежность к полку китайцев.

Кидань молча вытащил из‑за пазухи серебряную пайзцу и протянул её насторожённому Тохучару. Субудей в это время жестом пригласил разведчика садиться. Кидань уселся, с кошачьей мягкостью, и стал наблюдать, как Тохучар, удивленно рассмотрев ярлык, протянул его Субудею.

– Я уже видел, – проскрипел Субудей, чем удивил Тохучара. Чиркудай так же отказался смотреть значок, и Тохучар, похлопав глазами, отдал его киданю. Он горел от нетерпения: хотелось спросить у друзей – откуда они знают киданя? Но стерпел. Не стал унижать себя в глазах чужого человека.

Гость внимательно посмотрел на шахматы, и едва заметно улыбнувшись, спросил:

– Думаете?

Субудей взглянул на него одним глазом, тяжело вздохнул, и утвердительно кивнул головой. Помедлив, он поинтересовался:

– Есть предложения?

Кидань на секунду застыл, внутренне собрался, и сказал:

– Нужно не только следить за формированием войска, нужно добыть языка… Желательно командира.

– Что это даст? – спросил Субудей.

– Он прав, – перебил друга Чиркудай, моментально поняв, что им нужно получить как можно больше сведений. – Спросим у пленного, что они задумали? Куда они хотят двигаться?

– Так он вам все и расскажет, – съязвил Тохучар.

– Мне расскажет, – уверенно сказал кидань.

– Тебе он ничего не скажет, – хмыкнул Тохучар: – Увидит, что свой – разозлится…

Кидань терпеливо выслушал возражение, неприятно сморщился и, став старше лет на десять, опустил взгляд и тихо произнес:

– Я знаю триста способов заставить человека говорить и семьдесят способов – убить.

Друзья переглянулись. Они заметили изменения, произошедшие с китайцем за несколько секунд и, как‑то внутренне, поняли, что за человек перед ними.

Тохучар окликнул тысячника и, дождавшись, когда голова нукера просунется в дверь, приказал:

– Срочно поймайте чжурчженя из войска! Командира! Приведите сюда!

Тысячник, вопросительно посмотрел на Субудея. Тот согласно кивнул головой, не отрывая взгляда от шахмат. Нукер исчез. Послышался топот ног, а чуть позже отдаленный грохот копыт.

– Вы хотите устроить открытое сражение? – после продолжительного молчания спросил кидань.

– Посмотрим, – пробурчал Субудей, делая ход пешкой.

– Плохо, – негромко произнес кидань. – Их почти в три раза больше, – он помолчал и добавил: – Нужно разорвать всё их войско на части, а потом бить по отдельности.

– Нам надо их всех уничтожить сразу, – отчеканил Чиркудай, убивая пешку Субудея слоном.

Кидань отрицательно помотал головой, но ничего не сказав, тяжело вздохнул.

– Думаешь, что мы преувеличиваем свои возможности? – поинтересовался Субудей.

Тохучар внимательно слушал их разговор, не вмешиваясь. Он изучал карту.

– Это императорские, регулярные части, – неторопливо начал кидань: – Они сильнее разбитого карательного корпуса. Те были наёмники.

Но монголы разговор не поддержали. В юрте повисла тишина, изредка нарушаемая шуршанием карты и стуком передвигаемых фигур на шахматной доске. Китаянка вновь подала чай, не обойдя и киданя.

Часа через два, перед самым рассветом, на улице послышались шум и в дверь просунулся возбужденный тысячник:

– Поймали, какого‑то… Сильно дерется. Кажется, командир.

Кидань быстро встал и вопросительно посмотрел на друзей. Но Субудей не отрывался от доски, Чиркудай не пошевелился, раздумывал над очередным ходом.

– Пойдем, – загорелся Тохучар. – Я посмотрю на твои триста способов пытки. – И они вышли из юрты.

– Что‑нибудь придумал? – негромко спросил Субудей у Чиркудая, как только Тохучар и кидань вышли.

– Только в лоб! – пробормотал Чиркудай. – Я верю в своих нукеров. Они сильнее чжурчженей. Будем действовать последовательно, как советуют воинские книги киданей. Сначала обстрел с дальней дистанции, для того, чтобы расстроить ряды противника. Если это не пройдёт, то для раскрытия передовых линий применим ближний бой.

Субудей тяжело вздохнул, но поддержал уверенность Чиркудая:

– Я тоже так думаю.

– Боишься, что можем проиграть? – тихо поинтересовался Чиркудай.

– Боюсь, – признался Субудей. – Боюсь быть хуже Мухали.

– Ничего, – пробормотал Чиркудай. – Я поговорю с тысячниками. Они у нас не глупые.

Субудей снова вздохнул.

Уже на рассвете прибежал Тохучар. Следом за ним в юрту вошел кидань.

– Они хотят идти на Темуджина, – с ходу сообщил Тохучар. – Но их войско собрано из разных корпусов.

– Командиры не ладят друг с другом, – дополнил кидань. – Однако командующий – опытный воин, – кидань помолчал, посмотрел на Тохучара и продолжил: – Про ваши тумены знают. Даже знают, как вас зовут. Но не придают серьезного значения. Главное для них – Чингизхан.

Субудей задумчиво пошевелил губами и заключил:

– Значит, нужно их заставить с нами считаться. Остаётся старый план: подразним их, заманим в нужное нам место, и примем встречный бой, – он посмотрел на Тохучара:

– Ты нашёл место, куда мы их потащим?

– Да, – кивнул головой Тохучар, наклоняясь над картой: – Вот сюда.

Субудей с Чиркудаем взглянули на карту и согласились. Кидань тоже взглянул и хмуро отреагировал:

– Это самоубийство!

– Для них, – хмыкнул Субудей.

– Я с вами, – тут же заявил кидань, и немного подумав, пояснил: – Со мной тысяча из полка Бай Ли.

– Хорошо, – согласился Субудей. – Будешь в моём тумене, – покряхтев, он поднялся на ноги и спросил: – Пошли? – но, оглянувшись на Чиркудая, поинтересовался: – Сейчас будешь говорить с тысячниками?

– Нет. На ходу.

– Вы что‑то придумали? – посмотрев на друзей, спросил Тохучар.

– Старая схема, – стал объяснять Чиркудай: – Мы распушим их порядки и поделим на кучки, которые легче бить.

Тохучар понимающе хмыкнул. Кидань видно не понял, но спрашивать не стал, лишь удивленно поднял брови.

– Вперед! – засуетился Тохучар, сворачивая карту: – Время собирать камни.

– А мы их бросали? – хрипло спросил Субудей.

– Бросали, когда учились в Ляояне, – серьезно ответил Тохучар.

Субудей, с нарочито глупой миной на лице, дурашливо поморгал единственным глазом, и вышел из юрты. На улице уже рассвело.

– Эти слова из священной книги христиан? – спросил Чиркудай у Тохучара на бегу.

– Угу, – ответил Тохучар. – Мне её читает моя первая женщина.

– Наверное, они сговорились, – сказал Чиркудай, пояснив: – Моя мне тоже читает…

– Они же обе кераитки, – усмехнулся Тохучар. – А кераиты – христиане, – добавил он, прыжком усаживаясь в седло своего гнедого. – Я её слушаю, но верю лишь в Вечное Синее Небо.

Тумены они оставили в трех верстах от лагеря чжурчженьского войска и поехали по скользкой, от недавно прошедшего дождя, тропке, сквозь высокий бамбук, в гору. Дорогу показывали разведчики, облазавшие здесь каждую пядь. Вершина оказалась недалеко, в версте. Сверху открылся отличный обзор на широкую, заросшую ярко‑зелёной травой низину. Солнце уже проползло четверть пути по небу, поэтому им было хорошо видно громадное скопление солдат. Все заливные луга, до самого горизонта, заполняли шатры, палатки, телеги и солдаты, солдаты, солдаты…

Субудей потер шрам на лице и презрительно бросил:

– Мы видели большее количество людей в одном месте.

– Но там были свои, – негромко сказал кидань.

Они простояли в молчании минут десять, скрываясь от зорких глаз чжурчженских разведчиков за кривыми соснами, чудом, выросшими на вершине, среди бамбука, который здесь был низкорослый, и едва доставал до стремян.

Полюбовавшись на людское скопище, Субудей, негласно взявший на себя командование над всеми, заметил:

– Я понял, что они не боятся ничего. Даже разведки хорошей нет.

– Точно, – поддержал его Тохучар. – Я бы обязательно выставил на этой горе сотню нукеров.

– Попробуем поколебать их самоуверенность, – буркнул Субудей, отъезжая к гонцам, притаившимся за деревьями справа. Он что‑то сказал им, и вернулся назад.

– Приказал нападать сразу всем трем туменам? – поинтересовался Тохучар.

– Разве твои, меня послушают. Только свои, – ядовито пробурчал Субудей. – Пока что на них пойдет мой тумен, – и уставился одним глазом в долину.

Через некоторое время из‑за лесочка на склоне горы, внизу и справа, вылетела тысяча, и помчалась на вражеский лагерь. Чжурчжени засуетились на окраине скопища, закрылись прямоугольными щитами, и выставили в сторону нападавших длинные копья. А середина войска даже не шевельнулась, так далеко она была. Сверху казалось, что муравей нападает на громадное животное.

С трехсот шагов тысяча выпустила первый залп. Командующие из‑за расстояния не услышали единого выкрика своих воинов и жужжания стрел. Выстрелив ещё раз, тысяча отвалила в сторону, и ушла назад, описав дугу. Но за ней из‑за леска выскочила вторая тысяча и тоже, сделав два залпа, ушла в сторону. За ней пошла третья, четвертая…

Чжурчжени не стреляли в ответ. Они хорошо понимали бесполезность своих стрел на таком расстоянии. И когда пошла пятая тысяча, из лагеря вырвалась конница в полторы‑две тысячи всадников и помчалась на перехват очередной тысяче. Но в этот момент из‑за горы выскочили сразу три тысячи монголов, и пошли в лоб на китайских всадников. Те определили, что их меньше, и круто развернувшись, понеслись назад к лагерю. Три тысячи приблизились к пехотинцам, которые спрятались за щитами на расстояние выстрела с хода, и осыпали их стрелами. К этому времени китайские всадники уже убрались за спины копьеносцев.

И снова, в ста шагах от пехоты, все три тысячи разом повернули, и ушли в сторону. А следом за ними опять из‑за лесочка вылетела одна тысяча и понеслась к противнику, обстреливать его стрелами.

Китайцы зашевелились. Уже в центре лагеря стали собираться всадники для отражения атаки надоедливых монголов. А на окраине появились раненые и убитые чжурчжени. Туменные с горы видели, как их оттаскивали солдаты в центр армии.

– Давайте своих, – скомандовал Субудей, посмотрев на Чиркудая и Тохучара.

Подозвав гонцов, Чиркудай с Тохучаром приказали начать атаку тысячами, но в других местах. Подальше от тысяч Субудея.

– Может быть, и мне своих, тоже запустить? – спросил кидань.

– Не надо, – властно возразил Субудей. – Пусть они будут нашим резервом.

Кидань подумал и согласно кивнул головой.

Когда вдали на лагерь чжурчженей стали нападать тысячи из тумена Чиркудая и Тохучара, людское скопище зашевелилось сильнее. Вскоре из‑за щитоносцев вылетело множество всадников. Чиркудай определил на глаз: где‑то около десяти тысяч, и бросились в атаку. Но им навстречу понеслись сразу два тумена. Сократив расстояние до выстрелов с хода, оба тумена сделали залп. Этого чжурчжени не учли. В небо взвилась громадная туча стрел, которые вонзились в бесформенную массу китайских всадников.

Туменные тоже не ожидали, что может произойти необычное: больше половины всадников свалились со своих коней. Чжурчжени почему‑то не использовали стрельбу с хода конным корпусом. Они рассчитывали на рубку саблями в контактном бою.

– Потрясающе!.. – взволнованно сказал кидань. – Никогда такого не видел! Одним залпом вывели из строя половину конницы чжурчженей!

Субудей закряхтел от удовольствия и заерзал в седле. Тохучар стал что‑то мычать. Чиркудай молчал. Но внутри у него дернулась какая‑то жилка – он был восхищен. А разведчики, три десятки охраны и гонцы, стоявшие в двадцати шагах справа, негромко крикнули три раза «Кху!», и загалдели, обмениваясь впечатлениями.

Оставшиеся в седлах, три‑четыре тысячи чжурчженей, круто развернулись, и бросились сломя голову назад. Оба тумена тоже повернули от лагеря и, не ломая строя, на бешеной скорости умчались за гору.

– Зашевелились, – зло произнес Субудей.

По лагерю покатили волны солдат, подчиняясь приказам командиров. Половина всего войска тронулась с места и пошла к лесу, закрываясь щитами. Перед собой они выставили длинные копья. Казалось, что по полю ползет громадная черепаха, утыканная иголками. За первым валом солдат катил второй, третий… А замыкала это гигантское войско, конница, ожидая благоприятного момента, для добивания противника. Но всадников осталось мало.

Щитоносцы подошли к своим полегшим всадникам и накрыли их. Конные чжурчжени стали ловить одиноких коней и подбирать убитых и раненных. Они не пошли дальше, остались с павшими. Чиркудай заметил это и обрадовался: ему казалось, что с пехотой воевать легче. А тысячи продолжали налетать на грозно наступающих солдат, осыпая черепаху стрелами. Туменные видели, что за войском оставалось немало лежащих на земле людей. Все‑таки стрелы клевали страшную черепаху и под панцирем.

– Ну, теперь достаточно одного тумена, чтобы заманить их в нужное нам место, – удовлетворенно заметил Субудей. – А остальные два, пусть продолжат атаковать вторую половину войска. Их тоже нужно заставить двигаться.

Чиркудай с Тохучаром подозвали следующих гонцов и приказали своим туменам нападать на тех, кто остался в лагере. Гонцы умчались с приказами к заместителям командующих.