Человек с вершины

Солнце окрасило алым разметавшиеся по небу клочья. Цвет тускнел, переходя через пурпур и индиго к черному. Звезды не показывались. Темнели лишь нефтяные пятна облаков.

Предоставив машине взбираться вверх, я поворачивал руль только для того, чтобы обогнуть самые скверные выбоины или оказавшиеся на дороге камни. Миновал «кирпич» и продолжил подниматься по склону. С обеих сторон вставал густой лес – уже пробились первые листья, крепкие и влажные: была весна. Я задавался вопросом: неужели поднимаюсь к дому Ричарда в последний раз? Похоже на то. Ричард уезжает. Перебирается на восток. Сегодня прощальная гулянка. Сара тоже должна прийти. Бутылки вина и виски на пассажирском сиденье звякали друг о друга так, как стучат зубы или сталкиваются шарики для игры в марблс.[39]

Дом Ричарда прятался в тени вершины. Остановив машину, я немного посидел, давая глазам время привыкнуть к темноте и прислушиваясь к потрескиванию остывающего двигателя. Путь к дому указывали бумажные фонарики – наверняка дело рук Сары. Я сгреб бутылки, поставил их на крышу автомобиля, зажег сигарету и бросил взгляд на вершину. До меня доносились голоса: совсем рядом, без сомнения из джакузи, и приглушенные – из дома. Кроме моей машины, здесь была припаркована еще дюжина. Я открыл заднюю дверцу и достал небольшой сверток – книга для Сары, сборник рассказов, про который мы с ней говорили, когда в последний раз собирались втроем: Ричард, Сара и я. Засунул книгу под мышку, взял бутылки и стал подниматься к дому. Позвонил, и мне открыла девушка в бикини. Оглядела меня с ног до головы – будто это я был в бикини, а не она, – коротко рассмеялась и проскользнула мимо, спросив на ходу:

– А вы захватили плавки?

Дом был длинным и узким. Слева от меня находилась гостевая комната, справа – кухня и бар с телевизором. Майкл, старый друг Ричарда, которого я со временем полюбил, смешивал напитки. Он как‑то мне объяснял, что роль бармена на вечеринках дает шанс познакомиться со всеми дамами.

Я приблизился к бару и сказал:

– По‑моему, ты мечтаешь провести этот вечер в джакузи.

Майкл уныло кивнул. Я вручил ему бутылки, которые принес с собой.

– То, что надо, – сказал он. И добавил: – Рад тебя видеть.

Я пожал ему руку и похлопал по плечу.

– Ты что будешь? – спросил он.

– Стакан своего виски, – ответил я.

Он предложил:

– Попробуй вместо него вот это, – и налил из уже открытой бутылки.

Я оставил сигарету в пепельнице красного стекла на стойке бара и сделал глоток. Одобрительно кивнул. Сказал:

– Теперь пора со всеми поздороваться, – и вышел.

Гостиная: большое свободное пространство, в котором главенствовали пухлый диван и рояль (сам Ричард не играл). Сара сидела на диване, потягивая вино. Увидев меня, она встала, пересекла комнату быстрыми пьяными шагами и обвила руками мою шею.

– Следи за вином, – сказал я.

Явно уязвленная, она сделала шаг назад. Я взял у нее бокал и поставил на рояль. Она снова обняла меня и сказала:

– Когда ты приходишь, я так волнуюсь. Всегда. Как глупо. Ужасно взволнована, когда тебя вижу.

– Я тоже рад тебя видеть.

Мы поцеловались – так, как всегда при встрече. Я не помню, когда это началось, но мы целуемся долго и всегда в губы. Сара встречается с Ричардом, сколько ее помню.

– Ты еще не видел Ричарда? – спросила она.

– Я только пришел.

– Можно? – Сара постучала по пачке сигарет в моем нагрудном кармане. Пальцы скользнули в карман, она улыбнулась: – У тебя всегда самые лучшие.

Закурив, она перевела взгляд на сверток у меня под мышкой.

– Это для тебя, – сказал я.

Развернув мой подарок, Сара бросила коричневую бумагу на пол.

– О, ты нашел ее! – сказала она. Открыла книгу, осторожно держа за корешок, и начала перелистывать, нежно касаясь желтого обреза каждой страницы. – Ты единственный даришь мне книги! – Сара похлопала по своему ожерелью: элегантный, дорогой узел из серебра. – Ричард всегда преподносит украшения, – нахмурилась она.

Мы немного поболтали о всякой всячине, в том числе и о приготовлениях Ричарда к отъезду, обойдя при этом вопрос, собирается ли она ехать с ним. Этот разговор мы отложили. Мне надо было еще немного выпить, чтобы быть в состоянии общаться с другими гостями. Я бросил взгляд на дам, сидевших на диване у Сары за спиной.

– Это Камилла, она страшно скучает, а это Кэт, сплошное веселье! – произнесла Сара. – Они – друзья Ричарда. Не знаю, насколько давние. Пойдем, я хочу еще вина.

Мы оставили ее бокал на рояле и направились в бар. Она разговорилась с Майклом. Я вышел – мне не нравилось слоняться вокруг, когда Майкл и Сара заняты беседой.

Ричард оказался во дворе: с пивом в руке он болтал с кем‑то, кого я не знал. Прямо за ним и было джакузи. Девушка, открывшая мне дверь, сидела в ванне с двумя парнями. До того как Ричард меня заметил, девушка сказала:

– Вы должны присоединиться, тут идеально: снаружи холодно, внутри тепло.

Она хихикнула. Один из парней наклонился и что‑то прошептал ей на ухо. Она его оттолкнула.

– Дэвид, все‑таки приехал! – сказал Ричард.

– Не мог упустить шанс.

– Я рад, ты же в курсе.

Он представил меня своему другу и парням в джакузи. Имени девушки он не знал, и она не исправила этого упущения.

– Давай присаживайся, – сказал он мне.

Я сел на холодильник с пивом. Ричард со своим другом обсуждали Бостон, куда он и решил перебраться. Я сообщил им, что в Бостоне никогда не был, но слышал, что тот напоминает Сан‑Франциско. Мы поговорили о Сан‑Франциско, Портленде, Сиэтле… Девушка в ванне прервала нас и попросила меня принести пива. Я поднялся, чтобы достать его. Она тоже встала. Она была очень тощей, бедер у нее не было совсем, но зато грудью природа ее не обделила. Она подалась вперед – изогнулась в талии, не сгибая коленей, – и ее бюст оказался у самого моего лица. Водопад веснушек скрывался в темной расщелинке.

– Огромное спасибо, – сказала она и взяла пиво.

Парни в ванне радостно разглядывали узкий зад. Эти мужчины для нее явно пустое место, они вынуждены носить ее сумки и выполнять прочие простейшие задачи, пока ее взор устремляется в других, более интересных направлениях. Мне уже попадались женщины такого типа.

– Меня зовут Пруденс, – сказала она.

– Ну конечно, – ответил я.

– Вы правда должны к нам присоединиться.

– Знаете, я не собираюсь.

Да, она это знала, и улыбнулась широкой, долгой улыбкой.

– Но я здесь на всю ночь, – продолжил я.

Она села обратно в свой маленький бассейн.

Я зажег сигарету, в первое мгновение пламя пряталось в моей ладони. Отвел руку и посмотрел вверх, на гору. Луна, на секунду выглянувшая в прореху между облаками, успела осветить на самой вершине человека, двигавшегося к дому.

Я спросил у Ричарда:

– Кто‑нибудь живет там, наверху?

Ричард ответил, что так не думает.

Я попытался показать ему человека – тот еще был немного виден, черным силуэтом на темном фоне, – но Ричард не смог его отыскать.

– Собираюсь пойти внутрь и как следует выпить, – объявил я.

Ричард обещал вскоре присоединиться. Я пожал плечами и двинулся к передней части дома, чтобы взглянуть на человека, спускавшегося с горы.

Большинство присутствовавших на вечеринке нельзя было назвать привлекательными. Почти все были подтянутыми, многие носили дорогую одежду, но в основном друзья Ричарда не представляли собой ничего особенного ни внешне, ни внутренне – при близком знакомстве. Исключения сразу бросались в глаза. Майкл, экзотический фрукт с побережья, человек стиля. Кэт и Камилла – просто красавицы. Пруденс – манипуляторша, которую я оценил по достоинству, – и Сара. Кэт и Камилла сидели в гостевой комнате на маленькой кушетке в окружении пяти или шести парней и одной плачевного вида девушки (одутловатой, с большим плоским носом и волосами, которым достался странный оттенок красного). Все они смотрели кино – Кэт заметила меня в дверях, подвинулась на кушетке, толкнув одного из парней, и жестом пригласила сесть рядом. Они смотрели «Человека, который упал на землю»,[40]этот прекрасный фильм с Дэвидом Боуи.

Я полностью погрузился в атмосферу действа. Кэт поглаживала мне спину, водя ладонью по кругу. Злосчастная красноволосая девушка чихнула, и у меня пропало настроение, я извинился и пошел через холл к бару. Когда я проходил мимо входной двери, в нее постучали, и я смог услышать, как стучавшему ответили:

– Что, нужно формальное приглашение? Конечно входите, не стесняйтесь, вам здесь рады.

Сара присоединилась ко мне у стойки бара и взяла мою руку в свои. Забрав напитки и Майкла, мы вышли на террасу в задней части дома. К счастью, мы трое оказались там в одиночестве.

Сара стащила у меня сигарету и пожаловалась на гостей Ричарда:

– Нынешняя компания никуда не годится.

Затем Майкл задал вопрос, от которого мы с Сарой так успешно увиливали:

– А что тебе светит в Бостоне? То есть я знаю, что Ричард получил блестящую должность, но ты‑то чем собираешься заняться?

Сара минуту постояла, глядя в пол, затянулась, потом сделала глоток и сказала:

– В самую точку, Майкл.

Я в нетерпении ожидал, как она будет объяснять Майклу, что это за точка, – и я полагал, что знаю, но хотел услышать от нее, – однако вместо этого Сара бросила взгляд Майклу за спину, посмотрев на что‑то внутри дома.

Я обернулся, Майкл – тоже, и мы все увидели, как крайне безобразный человек идет от двери задней террасы к бару.

– Кто это, черт возьми, был? – спросил я.

Сара ответила:

– Я не знаю, но… – и прошла мимо меня в холл.

Мы с Майклом переглянулись и двинулись следом.

Сигарету я бросил на пол террасы.

Когда мы вошли в холл, безобразного человека рядом с баром уже не было – и вообще никого не было.

Он обнаружился в гостиной, за роялем – играл адажио из Лунной сонаты на Ричардовом расстроенном инструменте. В результате музыка не убаюкивала, в ней не было меланхолии, как положено адажио из Лунной, – звучала она каким‑то зловещим диссонансом. Казалось, больше никто мою оценку не разделял. Все до единого гости, кроме Пруденс и ее мужчин, собрались вокруг рояля и наблюдали за игрой уродливого незнакомца. Они смеялись, когда он пародийно вскидывал руки над клавишами, но были в восторге, были полностью поглощены игрой – настолько, что буквально подпрыгнули, когда он перешел к более живому алегретто. Мне тоже хотелось подпрыгнуть – каждая фальшивая нота проходила прямо по моим нервам.

Пока безобразный человек играл, я пристально разглядывал его. Лысый череп был вытянутым и костлявым, глаза утопали в тени глазниц. Весь темно‑коричневый – но он не афроамериканец, подобно Майклу. Уродец был, безусловно, черен, но кожа его походила на воск и была как бы покрыта патиной – зеленью тухлого мяса. Я ничего не мог с собой поделать – все представлял, каково коснуться этой кожи. Мой палец, я уверен, завяз бы в ней, точно в лужице застывшего жира. Уши его были большими и пятнистыми, рот – маленьким, с поджатыми губами, но зубы казались слишком крупными для этого крошечного рта. Два передних резца были хуже всего: неровные, желтые, кривые.

К моему огромному облегчению, Сара, похоже, не подпала под действие его колдовства. Она стояла в углу, наблюдая, но не за безобразным человеком, а за толпой – и за Ричардом, который, разинув рот, стоял с глупейшим выражением на лице и хлопал в ладоши, как девчонка, каждый раз, когда безобразный человек отрывал руки от клавиш. Из соседней комнаты до меня доносился едва слышный голос Дэвида Боуи.

Безобразный незнакомец кончил играть, и тут меня осенило, что его‑то я и видел на вершине. Он взмахнул руками, будто освобождая всех от своей власти. Люди немного поаплодировали и вернулись каждый к своему занятию. Я видел, как Кэт и Камилла пошли назад в гостевую комнату, Майкл взял курс на бар, а Сара и Ричард направились ко мне. Я заметил, что одутловатая девушка со странными волосами стоит рядом с уродцем, глядя на него сверху вниз, в то время как он гладит ее руку. Прекрасная пара, подумал я. Проводив Сару и Ричарда к бару, я настоял, чтобы Майкл открыл принесенный мной виски – много лучше того, что мне налили, когда я пришел.

Я спросил, кто этот безобразный гость. Сара ответила, что не знает. Майкл и Ричард держались так, будто я ни о чем и не спрашивал. Я положил руку на плечо Ричарда и повторил вопрос.

Он ответил:

– Который из?

Я посчитал его ответ шуткой и делано рассмеялся.

Виски принес облегчение. Мне нужно было оказаться с Сарой наедине – я хотел дать ей возможность договорить то, что она начала ранее, хотел, чтобы она сказала, что в Бостоне ей ничего не светит, что она вовсе не собирается присоединяться к Ричарду и только притворяется, чтобы не разбить ему сердце накануне столь значительного путешествия.

Я почувствовал на своем плече руку. И был уверен, что это тот безобразный человек, но, к удивлению и облегчению, рука принадлежала Пруденс.

– Я вылезла из джакузи, – прошептала она.

Сара и Ричард разговаривали. Я спросил Пруденс, что она хочет выпить – она осталась верной пиву.

– Теперь я в боевой готовности. Вы знаете, что в гостевой комнате смотрят кино?

– Да, – ответил я и проводил Пруденс через холл.

Она уже надела платье поверх мокрого купальника – с этими влажными пятнами, с материей, прилипшей к талии и груди, она казалась куда более обнаженной, чем до того. Я решил, что поймаю Сару позже, перехвачу ее, когда они с Ричардом кончат болтать с одним из этих своих скучных друзей.

Мы с Пруденс вошли в комнату. «Человек, который упал на землю» все еще шел – интересно, Боуи уже явил свою инопланетную сущность? Кэт и Камилла сидели на кушетке, и, к моему удовлетворению, Кэт бросила на Пруденс злобный взгляд и поманила меня расположиться рядом. Пруденс, вошедшая первой, уселась там сама. Как ни были узки ее бедра, свободного пространства на кушетке теперь не осталось. Увидев это, она соскользнула на пол и предложила мне то самое место, которое перед этим предлагала мне Кэт. Независимо от исхода моего разговора с Сарой, я знал, что не покину вечеринку в одиночестве. Я даже предполагал, что интерес со стороны Кэт и Пруденс поможет мне завоевать внимание Сары.

Кэт поглаживала мои волосы, Пруденс – ногу. Находившиеся в комнате парни то и дело отрывались от телевизора, чтобы бросить взгляд сначала на женщин, потом на меня, определенно желая занять мое место.

Когда фильм приблизился к финалу – печальная и светлая сцена – и меня уже вконец убаюкали все эти ласки, безобразный незнакомец, человек с вершины, прошел мимо гостевой комнаты. Я мельком увидел его в ту секунду, когда он уже покидал поле зрения. Тут все, кроме Пруденс, вышли из комнаты: парни, Камилла и Кэт. Прежде чем я успел хоть как‑то отреагировать, Пруденс оказалась рядом со мной на кушетке, ее рука легла на внутреннюю сторону моего бедра, а губы потянулись к моим. Знакомое выражение лица: будто в дремоте, оно склоняется все ближе, – и подвыпившая женщина вот‑вот меня поцелует. Я позволил ей это. Мы целовались. Ее язык врывался мне в рот и тут же покидал его. К выпуклости на моих брюках прижималась ее ладонь. Моя рука накрыла ее правую грудь, обтянутую мокрым платьем, а другая лежала на влажной ткани, прикрывавшей поясницу.

Прервав поцелуй, я сказал:

– Пойдем еще выпьем!

Хотя Пруденс и бросила на меня раздраженный взгляд, я знал, что она сделает то, о чем я попрошу, и подумал – всего на секунду, – что эта женщина в самом деле все прекрасно понимает и вскоре прервала бы поцелуй сама. В это мгновение я предпочитал Пруденс Саре. Но оно быстро миновало.

Человек с вершины держал речь, казалось обращаясь сразу ко всем присутствовавшим на вечеринке. Когда мы с Пруденс вошли в гостиную, он взмахнул руками точно так же, как уже делал перед этим. Все покинули комнату, кроме одного из тех парней, что сидели с Пруденс в ванне. Я смотрел, как она наблюдает за его разговором с безобразным человеком.

Потом Пруденс заметила:

– Я знала, что он гей.

Сначала я не был уверен, к кому из них двоих относятся эти слова – я не думал, что этот безобразный тип окажется геем, – но потом сообразил, кого она имеет в виду.

– Кто это? – спросил я ее.

– Не знаю. Весь вечер провела снаружи.

– Ты не видела, как он спускался с вершины?

– С вершины? Там, наверху, ничего нет. Пойду еще выпью.

Она покинула меня. Я закурил и вышел на террасу. Ричард и Сара были там: Ричард беседовал с одним из друзей, а Сара со скучающим видом смотрела по сторонам. Увидев меня, она просияла. Я дал ей сигарету.

– Почему бы нам не прогуляться немного, – предложила Сара.

Мы покинули огороженную террасу. Со стороны джакузи до нас доносились голоса. Мы вышли на темный двор и двинулись по направлению к лесу.

– О чем этот тип говорил? – спросил я.

– Который тип?

– Безобразный такой, с кривыми зубами.

Сара смущенно повернулась ко мне. Она сделала затяжку, и ее лицо осветилось. Самое совершенное из всех лиц, подумал я. Между бровями, прямо над переносицей, был круглый участок кожи – гораздо глаже и ярче, чем остальная поверхность. Мне захотелось коснуться этой точки кончиком пальца. Я так и сделал. Она поморщилась и хихикнула, отводя мой палец.

– Ах, вот что делает эта кнопка! – сказал я. И добавил: – Так что, ты не закончишь свою мысль, которую начала озвучивать чуть раньше?

Она не ответила мне, но на что‑то указала, и я забыл, о чем спрашивал, когда увидел, что там. Человек с вершины шел через лужайку – параллельно нам, примерно в двадцати футах, – с тем парнем, с которым говорил в гостиной. Они шли к опушке леса, где кто‑то лежал на земле – это была девушка с плохо покрашенными волосами.

– Что здесь происходит? – спросила Сара.

Я ответил:

– Уверен, что мы не хотим это знать.

– Ты думаешь, с ней все в порядке?

– На мой взгляд, она выглядит хорошо, – ответил я, подумав, что с такого расстояния на самом деле судить сложно. – Думаю, мы должны предоставить их самим себе, – предложил я, но спросил: – Так все же, кто этот тип? Я видел, как он спускался с вершины.

– Который? – спросила Сара.

– Лысый. – В тот самый миг, когда я это сказал, он успел шагнуть в тень, делавшую его невидимым. Так что я бросил: – Не бери в голову.

На террасе мы допили свой виски. Сара взяла еще одну сигарету и посмотрела по сторонам – здесь были и другие гости, но никого хоть сколько‑нибудь близко знакомого. Ричард ушел внутрь.

Сара сказала:

– Дэвид, я не хочу оказывать на тебя никакого давления, но я не еду в Бостон.

Теперь, когда Сара произнесла эти слова, она стала куда больше походить на себя, чем весь вечер до этого, и я обрадовался. Всегда это знал – знал, что она бросит Ричарда ради меня, если я захочу. Я захотел, и не ошибся. Голоса на крыльце вдруг стали заметно громче. Раздался крик – я решил, что он донесся из дома, – но внимания на него никто не обратил.

Несколькими часами позже я стоял перед домом Ричарда, пытаясь понять, почему на подъездной дорожке двенадцать машин, не считая моей. Вечеринка уже некоторое время сходила на нет, люди один за другим выскальзывали из дома. Пока я стоял тут, курил и потягивал дешевый виски, я вдруг сообразил, что ни разу не слышал звука отъезжающего автомобиля. Даже если компании объединялись, выбирая водителем одного, то все равно машин на дорожке осталось слишком много.

Мне никак не удавалось прийти к разумному ответу. Я был в тумане алкогольных паров и подступавшей дремоты – не настолько пьяным, чтобы это помешало мне вскоре уехать, взяв с собой Сару, но достаточно охмелевшим, чтобы цепочки умозаключений быстро обрывались. Некоторое время я провел, разглядывая верхушку горы. Насколько я мог видеть, выше дома Ричарда других строений не было. Если человек с вершины жил там, наверху, он должен был прийти с другой стороны, и это, на мой взгляд, была бы чертовски длинная прогулка.

Ни с того ни с сего сильно закашлявшись, я почувствовал на своей спине чью‑то руку.

– Пруденс? – выдавил я, все еще согнутый.

– Нет, не Пруденс.

Этот голос я не слышал ни разу за вечер, но чей он, знал.

– Вышли проветриться? – спросил человек с вершины.

Я заметил на его лице веселье – он смеялся надо мной.

– Хотите закурить? – спросил я. – Виски? – Я протянул ему стакан и свою сигарету.

Он показал свою руку: длинные пальцы, длинные ногти.

– Вы не пьете, – сказал я.

А он только ухмыльнулся своей безобразной глупой ухмылкой, продемонстрировав полный комплект кривых уродливых зубов. Удивительно, что столь чудовищный прикус не мешал ему говорить, ведь его голос был самым глубоким и мягким из всех, что я когда‑либо слышал.

– Так кто же вы? – наконец спросил я.

Он ответил:

– Приглашенный.

И я припомнил подслушанный сегодня разговор.

– Я наблюдал, как вы спускались с вершины. Там есть какие‑то дома? – проговорил я.

Он осмотрел вершину, поднимая голову все выше, пока взгляд его не коснулся самого кончика, и ответил:

– Нет, домов нет.

Я подумал – может, он живет в палатке или трейлере и просто забавляется, заставляя меня таким образом задавать все новые вопросы? Обычно, когда я кого‑то в таком подозреваю, будь то милая девушка, считающая себя застенчивой, или умник, пытающийся произвести на тебя впечатление, то я просто отхожу в сторону, даже не послав их подальше, и они, чувствуя себя отвергнутыми, начинают умолять их выслушать. Примерно так я всегда и действую.

Но на этот раз я все‑таки спросил:

– Где же вы живете на вершине? В палатке? В трейлере? В доме на колесах? – Я предложил ему все варианты, потому что отчаянно хотел услышать ответ. Потому что отчаянно хотел знать.

Он ответил:

– Я живу в вершине.

Я не понял, что он имеет в виду, говоря «в вершине», но улыбнулся – прямо почувствовал, как мое лицо расплывается в этой глупой улыбке, – улыбнулся и кивнул, будто в его словах была глубочайшая бездна смысла.

– А что же вы делаете здесь, за домом? – спросил я.

Он дал мне прямой ответ. Ужасный ответ. И на секунду я увидел его таким, каким он был: внезапно я смог его увидеть, увидеть, что вся его одежда, от низа брючин до воротника рубашки, пропитана кровью – свежей и уже засыхающей. Кровь капала у него с рукавов, лужицей окружала его ноги, даже на макушке его лысой головы была кровь, а еще ею был вымазан рот. Кровь у его губ – вот что было самым страшным. Она пахла, как краска для рисования пальцами. Но, прежде чем у меня началась истерика, кровь снова пропала. Человек выглядел безобразным, но одежда была чистой. Брючины хлопали на свежем ветру, рукава ярко‑белой рубашки были закатаны до локтей. Я задумался: если он в силах проделать такое, почему бы ему не выглядеть в моих глазах красивым? И подумал, что он читает мои мысли, потому что безобразный человек ответил:

– Харизма. Вы знаете, что я имею в виду.

Я засмеялся. Он пошел обратно в дом. А я остался, кивая головой, какое‑то мгновение наслаждаясь потрясающей шуткой. Затем во мне волною поднялась тошнота, меня вырвало – только слюна и виски, – и голова снова стала ясной. Я поспешил в дом – Сара, думал я, где же Сара? Комната для гостей была пуста. В баре тоже никого. Ричард сидел на табуретке у рояля вместе с человеком с вершины, и они играли «Сердце и душа».[41]Человек с вершины брал аккорды, а Ричард тренькал, извлекая мелодию одним пальцем, и хихикал как идиот.

Выбежав на террасу, я столкнулся с Пруденс. Она была пьяна, но, когда она взглянула на меня, я понял, что сознание у нее достаточно ясное. С того момента, когда она проскользнула мимо меня на улицу, я знал, что большие груди и игривый девчачий голосок – это все внешнее, всего лишь оперение, с помощью которого Пруденс получает то, что хочет. Я уже тогда знал, что этим она подобна мне, и восхищался ею. Поэтому сейчас, вместо того чтобы просто пренебречь ею ради Сары, я остановился и сказал, что у нас всех большие неприятности.

– Да, я вроде что‑то такое заметила, – ответила она, указывая большим пальцем на задний двор. В ее спокойствии было что‑то неправильное, как и во всем, что творилось здесь сегодняшней ночью. Она продолжила: – Я как раз собиралась уехать. Но машина заблокирована. И я попыталась найти кого‑то, кто…

– Тогда иди к моей машине – она серебристого цвета, последняя на дорожке. Иди и подожди меня там. Я заберу Сару.

– Сару? К черту Сару! Зачем она тебе? – откликнулась она.

Я почувствовал, что разум ее затуманивается. Так что она послушалась меня и двинулась к выходу. Лучше делать, что сказал я, чем то, о чем ее попросил человек с вершины. Я прошел через почти пустые комнаты и наконец вышел на задний двор, где, как я знал, все и должны быть.

Я постарался не вдумываться в то, что увидел. Поскольку не было ни луны, ни звезд, то я в любом случае не смог бы разглядеть детали. Но двор был устлан телами. Многие – раздеты, все – навзничь. У кромки леса тела, подобно мешкам с песком, образовали небольшую стенку. Они были аккуратно сложены друг на друга, но были и заплутавшие. Например, труп Майкла я заметил всего в пяти футах от себя. А потом увидел Сару – на ногах и в полном изумлении. Тут я понял, что «Сердце и душа» больше не звучит. Было слышно, как под ногами Сары шуршит трава.

Я не мог говорить – даже порыва такого не было. Я побежал к Саре, обнял ее и повел в сторону дома, прочь от открытой двери террасы, прочь от Ричарда, который, шатаясь, вышел во двор, напевая «Сердце и душу». Он пел, что влюбился – «безумно».

Пруденс на дорожке не было, и я подумал, что это к лучшему – раз она у него, то это дает нам немного времени, и есть шанс, что я останусь в живых, и Сара тоже. Я тащил ее вдоль дорожки почти что волоком. Открыв машину, я втолкнул Сару на пассажирское сиденье, затем завел мотор и дал задний ход, чтобы развернуться. В свете фар – автомобиль еще был развернут к дому – я увидел Пруденс, она лежала на спине. Похоже, ее тело только что было прямо под передним бампером. Она дернулась, всего лишь раз. Я не мог оторвать глаз от ее груди: брызги веснушек, исчезающие в расщелинке.

Горная дорога была настолько разбита, что я не мог ехать быстро без риска сломать ось. Мы находились уже очень близко… очень близко к подножию горы, когда я услышал стук внутри багажника. Я нажал на акселератор и почувствовал, как сдвинулось что‑то тяжелое. Сара смотрела вперед так спокойно, будто мы выехали на прогулку. Раздался еще один громкий удар, и крышка багажника откинулась. В зеркало заднего обзора ничего видно не было, кроме этой серебристой крышки. Я вел машину, едва объезжая валуны, подпрыгивая на ухабах, ругаясь каждый раз, когда передние колеса увязали в грязи, пока – совершенно невероятно – человек с вершины не уставился на меня сквозь ветровое стекло. Он стоял на четвереньках, словно прилипнув к капоту, руки и ноги были расставлены, лицо – в нескольких дюймах от стекла. Он больше не скрывал свою сущность: оголенные зубы измазаны в крови, летят брызги кровавой слюны, из ноздрей валит кровавая пена. Внезапно я почувствовал странное спокойствие. Остановил машину. Мы с Сарой вышли.

Человек с вершины снова надел маску. Одним грациозным движением он спрыгнул с капота. Я слышал, как хрустели камни под его ногами, пока он шел к Саре. Глядя на меня, он положил руку на ее правое плечо. И Сара полностью расслабилась – не знаю, как только не рухнула. Он схватил ее за волосы и, дернув, заставил склонить голову набок. Она подмигнула мне так, будто весь день ждала, чтобы с ней такое проделали.

Мог ли я двинуть хоть пальцем, чтобы его остановить? Нет. Его глаза не отрывались от моих, словно удерживая в ловушке. И вся моя жажда выжить, все желание, чтобы выжила Сара, просто утекли прочь – были высосаны из моих мыслей. Я потянулся к нагрудному карману, медленно вынул сигаретную пачку, взял сигарету, постучал ею о коробочку и закурил. Я стоял, курил и смотрел, как он вырывает кусок плоти из горла Сары этими своими дурацкими неровными зубами и, раззявив рот, ловит им поток, хлещущий из ее артерии. Я наблюдал за ним, а он – за мной. Ухмылялся ли он, пока пил? Да, безусловно, и я улыбался в ответ, улыбался и курил, курил так истово, что фильтр вспыхнул прежде, чем я наконец уронил сигарету и затоптал ее.

Оторвав взгляд от собственной ноги, вдавливавшей окурок в дорожную грязь, я поднял глаза – и увидел, что эти двое исчезли. Они с Сарой исчезли. Я посмотрел на вершину горы. Стоял и смотрел так около часа. Наконец я был свободен. Дрожа, я скользнул на водительское сиденье и покатил с горы вниз, в Долину гремучих змей. По небосводу расползался голубой свет.

Три дня я слушал радио. Индикатор на шкале застрял где‑то между двумя станциями. Временами лучше было слышно одну, временами – другую. Я слушал новости, уроки Библии, органную музыку, псалмы… Когда обе станции слабели, до меня доносилась какая‑то более мрачная волна: два голоса, дисгармоничная музыка, трясина помех. Последние дни всю еду я заказывал на дом. На полу сама собой скручивалась жирная вощеная бумага, валялись недоеденные сэндвичи, выдохшаяся содовая, пластиковые упаковки… Я целыми днями сидел в кожаном кресле. Даже спал там – часто просыпаясь, чтобы убедиться, что все окна закрыты на щеколды, что засовы на двери задвинуты. И, хотя я вовсе не был небрежен, провожая рассыльного, после его ухода я все равно каждый раз налегал на запертую дверь и дважды проверял замки. Я грыз ногти и курил – нашел завалявшуюся пачку в спальне. Марка была не моя – их кто‑то забыл, чужие сигареты: какая‑то женщина из тех, что я сюда приводил, оставила свои. Я думал о том, как можно было предотвратить случившееся, но я ничего не смог бы сделать. В каких‑то мелочах я бы мог поступить по‑другому – не тянуть так долго, прежде чем забрать Сару (и не посылать Пруденс одну). Но даже такие мелочи, казалось, были за пределами возможного – я не смог бы вести себя иначе. Моя собственная личность, мои собственные желания обретали в моем мозгу чудовищные контуры.

На третий день я вспомнил о книге, которую дал Саре, – небольшой сборник рассказов. Образ этой книги пролез ко мне в голову, абсолютно незваный. Я тут же попытался прогнать его – изо всех своих сил. Книга, должно быть, еще находилась в доме Ричарда. Я мог представить ее в любой комнате – в баре, рядом с прозрачной пустой бутылкой, в гостевой комнате на кушетке и так далее. Книга – и пустая комната вокруг нее. Мои мысли непрерывно возвращались к книге. Книга как объект. Книга как образ. Книга как литература: были ли рассказы связаны с событиями той ночи? Подчас, как только меня одолевал сон, эти истории начинали казаться несомненно пророческими – как же я, прочитавший этот сборник, не догадался, что происходит на вечеринке? Я покинул квартиру, чтобы отправиться за книгой. Крошечная часть моего сознания кричала, чтобы я этого не делал, указывая, что все, происходившее вокруг дома Ричарда, было безумием.

Я ехал в гору, постукивая по рулю, жуя незажженную сигарету, – и наконец миновал «кирпич» на подступах к владениям Ричарда. Только возьму книгу и уйду. Книга снова будет у меня. Высоко стоявшее в небе солнце светило ярко – ничего не случится, я только зайду в дом, заберу книгу и выйду, положу ее на пассажирское сиденье или, может, к себе на колени. Как только она у меня окажется, я снова смогу мыслить разумно, смогу вернуться к нормальной жизни.

Тела Пруденс на дорожке не было. Я вспомнил стену из трупов, которую сложил человек с вершины.

Я был рад, что беспорядок после вечеринки так и остался – бутылки, пепельницы, полные окурков, сдвинутые со своих мест вещи, недопитый виски и прочее. Если бы человек с вершины нашел время убрать дом – эта мысль могла свести меня с ума, – если бы дом был заперт, как случалось, когда Сара и Ричард куда‑нибудь выезжали, я крайне встревожился бы. Здесь действительно была вечеринка. Человек с вершины действительно приходил. Коснувшись книги, я уже знал, что пришел вовсе не за ней, и явился не по своей воле.

Вершина на фоне ослепительного сияния выглядела черным острием. Я начал карабкаться к ней. В своей темной одежде я страшно потел. Если бы кто‑то стоял у входа в дом Ричарда, смог бы он вообще меня разглядеть? Только блеск венчавших гору валунов. Я нашел расселину, которая, как я уже знал, была домом человека с вершины. «Я живу в вершине», – сказал он.

Я уселся на краю. Зазубренный полумесяц, зиявший в склоне горы, словно лунное серебро выжгло здесь свой отпечаток. Наклонившись вперед, я почувствовал дуновение влажного воздуха – будто выдох. Воняло аммиаком и пылью. Я курил, пока сигарета полностью не сгорела и пока свет тем самым не покинул меня. Совершенно не хотелось здесь находиться, но я понял, что уйти отсюда невозможно.

(перевод М. Никоновой)

Date: 2015-09-17; view: 223; Нарушение авторских прав