Глава 2. Игрушки

– Мариша, подъем!

– Слышу, – простонала девушка, заслоняясь подушкой от хронографа в тщетной попытке сберечь хрупкие мгновения ускользающей неги.

Десять утра… Такая рань. Ну почему она не перевела будильник? Единственная лекция только в три, можно было спокойно отсыпаться до двенадцати! Но теперь уже вряд ли удастся заснуть.

Капризно фыркнув, девушка перевернулась на живот. В памяти всплыли события накануне. Они допоздна клубились в «Биссектрисе», а когда Костя привез ее домой, главной задачей было избежать встречи с мамой – это неминуемо повлекло бы за собой кучу вопросов.

Какие уж тут часы.

– Мариша, подъем! – снова настойчиво приказал электронный голос матери, вынудив открыть глаза.

– Да встаю, встаю!

Марина выгнулась, скидывая с себя одеяло и, спрыгнув с кровати, надавила кнопку на широкой раме окна. Функция затемнения отключилась, и в комнату брызнул яркий солнечный свет. Поколдовав с сенсорной панелью системы климат‑контроля, Марина одернула сползшую с плеча футболку, украшенную широким логотипом «Зенита».

Ее отец, Владимир Осокин, уже несколько лет в качестве тренера возглавлял молодежную команду питерск их «сине‑бело‑голубых» в возрастной группе U‑16. Поэтому в дом вместе с родителем периодически прибывала фирменная сумка, доверху набитая такими же фирменными ручками, кружками, шарфами, футболками и прочей сопутствующей ерундой.

– Доброе утро, Марина! – поприветствовал синтетический женский голос системы климат‑контроля. – Сегодня плюс двадцать четыре градуса. Ясно. Ветер северный, четыре метра в секунду. Влажность воздуха двадцать пять процентов, давление семьсот пятьдесят восемь миллиметров ртутного столба. Температура в помещении двадцать две целых и шесть десятых градуса…

Плюс двадцать два! Рановато в этом году наступило лето. В такие деньки надо отрываться на озере, дразня парней новым купальником, а не жариться в надоевших аудиториях. Шлепая по паркету босыми пятками и пряча в кулачке широкий зевок, Марина поплелась в ванную. Тренировка у отца начиналась в девять, а мама, Елена Степановна, подполковник милиции, срывалась на работу засветло, так что дом в это время находился целиком в распоряжении дочери. Отправив футболку с трусиками в плетенку для белья, девушка потопталась на весах‑подстилке, придирчиво вертясь перед зеркалом. Большие карие глаза и хорошенький вздернутый носик, на котором в детстве были веснушки, а теперь не осталось ни одной. Она приоткрыла рот и оскалила зубы. Взъерошив спадающие ниже плеч светло‑русые волосы, скользнула ладошками по точеной загорелой талии и упругим овалам груди. Красивое тело здоровой молодой женщины. Удовлетворившись осмотром, Марина умылась и натянула тугие шортики на округлые полушария ягодиц. Выйдя на крыльцо дома, в котором жила ее семья, девушка собрала длинные локоны в хвост и, ткнув ноготком клипсу плеера на бретельке топика, потрусила по улице маленького коттеджного поселка, подстраиваясь под ритмично гремящий в наушниках ритм.

Новый день начался.

Марина помахала соседу, оседлавшему плюющуюся зеленой стружкой газонокосилку, и ее белые кроссовки, ритмично мелькая, скрылись за поворотом. На рекорды не тянуло. Бегунья ограничилась парой кругов вокруг квартала, А вернувшись, юркнула под душ и, жмурясь под обжигающе‑холодными струями, неторопливо растерлась пенным ментоловым гелем, который, ласково щекоча кожу, медленно струился по животу. Ополоснувшись, Марина запахнулась в короткий халатик с китайским драконом на спине и, включив кофе‑машину, открыла платяной шкаф, присматривая что‑нибудь созвучное дресс‑коду Политехнического университета.

Несмотря на авторитет матери в органах, которая с легкостью могла обеспечить дочери карьеру в криминалистике, служба в полиции ее не привлекала. Отец, со своей стороны, пытался привить ребенку тягу к спорту. Потом настал черед обыкновенных для ее возраста увлечений: Марина играла в теннис, каталась на роликах и верхом, окончила курс фортепьяно, но так и не смогла найти для себя что‑нибудь действительно интересное.

Пока на пятнадц атилетие ей не подарили Ниночку.

Тогда папа, вернувшийся из длительной командировки в Японию, торжественно вручил дочери пластиковую коробку с глазастой куклой, под которой пузатыми разноцветными иероглифами значилось таинственное «Нингё» [9]. На тут же созванном семейном совете решили назвать пластмассовое чудо Ниной.

Игрушка была оборудована датчиком распознавания речи, но единственная загвоздка заключалась в том, что отвечала она исключительно по‑японски, и на все расспросы хозяйки охотно лопотала лишь всякую тарабарщину, кокетливо поводя расписными глазенками:

Моя кукла – хорошая кукла,

У нее большие ясные глаза на белом личике.

И хорошенький маленький ротик,

Моя кукла – хорошая кукла…

И девочке надоело. Она решила научить любимицу говорить по‑ русски. Загруженная делами мать сутками пропадала на работе, отец муштровал команду к бесконечно сменяющим друг друга чемпионатам, поэтому предоставленная сама себе Марина часами проводила за компьютером и в скором времени серьезно увлеклась программированием. В один из дней они вместе с одноклассницей Любой вскрыли куклу и изучили датчик распознавания речи – простенькую голосовую матрицу извлекли из пластмассового тельца, безжалостно вскрыв его кухонным ножом.

Марина улыбнулась воспоминаниям, застегивая замочек бюстгальтера.

Да, вскоре Нина весело защебетала голосом Любы – к радости девчонок и удивлению родителей. С этого момента Марина практически перестала вылезать из‑за компьютера, и заглядывающий в ее комнату отец все чаще заставал дочь на полу, увлеченно копающуюся в разобранном системном блоке. А когда она в один прекрасный день попросила у него ключи от гаража, чтобы позаимствовать инструмент, отцовское сердце не выдержало. Представит ь свою худенькую девчушку с раскаленным паяльником в руках было уже слишком. Марина всегда пользовалась вниманием у мальчишек. И не потому, что слава отца обеспечила ей определенный статус у мужской половины класса, пацаны из которого гоняли мяч в школьном дворе все как один в шарфах «Зенита». А потому, что она взрослела, превращаясь в длинноногую красавицу и все чаще вызывая во взглядах одноклассников совершенно другой интерес.

В конце концов, угроза отлучения от компьютера возымела действие, и Марина после многодневных упорствований «сторговалась» с родителями на утренние пробежки и секцию по плаванию, пару раз даже полистав книгу по уголовному праву, которую ненавязчиво подсунула мать. Но когда подошло время, твердо решила поступать в Политех на факультет технической кибернетики. Все попытки родителей хоть как‑то переубедить дочь – мало ли для девушки разнообразных занятий – каждый раз натыкались на серьезный, задумчивый взгляд из‑под изящных бровей и неизменно тихое: «Я сама решу, можно?» И родители в итоге сдались – решила так решила. В конечном счете, ей жить. И вот уже через месяц, после четырехлетнего обучения, умница‑дочка станет заслуженным бакалавром в области электромеханики и электротехнологий. Если, конечно, защитит диплом.

А куда она денется?

Застегнув джинсы под ямочкой пупка с «искоркой» пирсинга – маленькие шалости повзрослевший ребенок все‑таки себе позволял, – Марина принюхалась, ощущая, как с кухни доносится соблазнительный запах свежемолотого кофе. Покончив с одеванием, она принялась за завтрак.

Поколебавшись между телевикториной и спутниковым каналом, где Кларксон и Мэй обстреливали пудингами Стига [10], нарезавшего круги на экспериментальном хетчбэке из фанеры, она набросилась на яичницу с зеленью и беконом, отдав предпочтение новостям. Экран показывал возвышающуюся над Невой громаду Боль шого Обуховского моста, по пустынной проезжей части которого вальяжно вышагивала журналистка.

– …один из самых длинных в России и единственный неразводной мост, которыми славится главная река неувядающей Северной столицы. Завтра многотонный красавец, среди горожан более известный как Вантовый, закрывается на ремонт.

Сюжет закончился, и на экране появилась ведущая программы новостей.

– Мэр Петербурга Геннадий Орлов одобрил проект строительства нового могильника для захоронения химических и промышленных отходов в Красном Боре, – с профессиональный отрешенностью рассказывала она. – Сегодня он встретился с руководителем холдинга «Золотой прогресс» Виталием Смирновым для очередного совещания. Всего, по оценкам Росатома, в Российской Федерации накоплено почти сто миллионов тонн твердых ядерных отходов. Захоронению при этом подлежит не более трехсот тысяч кубических метров. Остальные отходы собираются обезопасить с помощью конс ервации на месте либо рекультивации.

На экране появился губернатор Орлов – мужчина лет сорока с приятным открытым лицом.

– Мы приняли решение незамедлительно начать строительство могильника. Наша первоочередная задача – оставить будущим поколениям чистый Петербург…

– Дерзайте. – Марина выключила телевизор и посмотрела поверх чашки на голубое весеннее небо за окном. У нее диплом на носу, а в голове хоть шаром покати.

«Непорядок, Марина Владимировна», – она улыбнулась и вышла на балкон. На дворе был конец апреля. Отпив кофе, девушка оглядела соседские коттеджи в аккуратных садах, убранных первой зеленью. Над некоторыми крышами с еврочерепицей неспешно вились сизые ленточки дыма. В утреннем воздухе уютно пахло чем‑то жареным, откуда‑то доносились звуки радио и детский смех. Хороший район. Спокойный. С собственной системой водо– и энергоснабжения, несколькими магазинчиками и даже небольшой аптекой. Здес ь не было суеты, присущей обитателям железобетонных сот напирающих со всех сторон многоэтажек. Марина вздохнула. Ее родители переехали сюда, когда она родилась. Папа заключил выгодный контракт с каким‑то иностранным клубом, и выплаченный ему аванс позволил семье купить отдельный дом. Ничего себе авансик! Марина улыбнулась, допивая кофе. Ей в детстве было трудно понять, зачем платить такие деньжищи взрослым дядькам только за то, что они с увлечением играют в мячик.

Донесшаяся снизу трель автомобильного клаксона вырвала Марину из размышлений. Увидев подъезжающий к калитке черный «БМВ», она с улыбкой помахала водителю и побежала обратно в комнату. Смахнув со стола в рюкзак учебники и выскочив на улицу, плюхнулась на переднее пассажирское сиденье и, щелкнув пряжкой ремня безопасности, повернулась к водителю.

– Марина Владимировна, – молодой водитель приятной наружности, не убирая рук с руля, шутливо нахмурился. – То, что я являюсь руководителем в ашей дипломной работы, еще не означает, что я нанялся к вам в водители.

– Зато вы совмещаете приятное с полезным, Константин Юрьевич, – подыграла Марина и прижалась к его губам долгим поцелуем, окутанным флером цветочных духов. – Привет.

– Доброе утро, солнце, – улыбнулся Костя и вырулил из коттеджного поселка на оживленную трассу. – Что сегодня?

– Лекция, потом на тренировку, нормативы сдаем. Подбросишь?

– Не получится, – Костя плавно затормозил перед запрещающим сигналом светофора. – У меня встреча в центре, не перенести.

– А знаешь, что мне сегодня приснилось… – И она игриво поделилась секретом, щекоча его мочку легким прикосновением губ.

– Зая, – едва не капитулировав от услышанного, сквозь зубы простонал Костя. – Правда, не могу.

– Ну и ладно. – Марина отстранилась, обиженно надув губки.

– Избаловал я тебя, принцесса, – усмехнулся Костя, переключив передачу.

Марина была студенткой, а он только год как пополнил ряды перспективных аспирантов Политеха, преподавая на ее факультете. Одногруппницы с нетерпением ожидали каждую лекцию, которую читал высокий симпатичный преподаватель с обезоруживающей улыбкой, и всю перемену перед занятием крутились у зеркала в женском туалете.

Марине это было даже смешно. На учебу и так отпущено катастрофически мало времени, а тут еще шашни с преподом крутить? Увольте. Ну, симпатичный, и что? Мало ли парней. Однажды она спешила на пару и случайно налетела на него в коридоре, уронив на пол учебники. Пока он с улыбкой помогал ей собирать книги, растерявшаяся Марина бормотала какую‑то извинительную чушь, ловя на себе завистливые взгляды одногруппниц. Подумали, что подстроила. Потом как‑то пересеклись в университетском кафе, где незанятое место оказалось только за ее столиком.

Ну и завертелось.

Ухаживал красиво, хотя внешне Марина являла собой вид неприступной цитадели. Цветы согласилась принять лишь через месяц, когда поняла, что окончательно попалась в сети, и в первый год ничего не сказала родителям. Об их отношениях было известно только молчаливо сгоравшей от зависти Любе, с которой подруги учились в одной группе. Не сказала и через полтора года, когда их отношения, до этого строящиеся по обычной схеме конфетно‑букетного периода, наконец‑то переросли в секс.

Когда пришло время готовиться к диплому, ни у кого не возникло подозрений, что Константин Юрьевич решил помочь Марине и стал руководителем ее работы. Обычное дело. Хотя девушке, как и всем влюбленным, скрывающим свои чувства, казалось, что об их отношениях давно знает весь университет.

– Как поживает «Топтыгин»? – поинтересовался Костя. Почти у самого Политехнического машина буквально тащилась, угодив в небольшую пробку.

– Вчера закончила тестировать ядро, – Марина постучала ладошками по коленкам и улыбнулась. – Теперь осталось подшить голосовую матрицу и постараться дождаться защиты.

Дипломная работа Марины посвящалась технологии распознавания устной речи позитронным мозгом. Основываясь на опыте, полученном при перепрограммировании Нины, она пошла дальше, предложив проект первого автономного робота‑учителя для маленьких детей. На факультете идею одобрили, и девушка с энтузиазмом принялась за работу. Опытную модель было решено сориентировать на дошкольный возраст, чтобы программа, общаясь с ребенком, анализировала и постигала тайны детской психологии, осуществляла начальное обучение посредством заложенных в память многочисленных развивающих игр, специально скорректированных психологами.

Уже через год Марина обратилась на факультет робототехники, рукастые ребята с которого изготовили тестовый образец в виде небольшого робота. А чтобы жужжащее механическое чудище не стало причи ной детских кошмаров, было решено зашить сложный каркас в мохнатое тельце плюшевого медвежонка, и разработка получила лаконичное название «Топтыгин».

Лекция шла уже двадцать минут, когда «БМВ» наконец остановился у входа в университет, рядом с которым перемигивались мигалками несколько полицейских машин.

– Что еще? – пробормотал Костя, паркуя автомобиль.

Чмокнув его в щеку, Марина подхватила рюкзак.

– Все, зая, созвонимся.

– Договорились. Я тебя люблю.

– И я. – Хлопнув дверью, бессовестная прогульщица взлетела по ступенькам университетского крыльца.

Здесь действительно что‑то случилось. Марина повсюду натыкалась на небольшие группы переговаривающихся студентов, бросающих косые взгляды на снующих по коридорам полицейских.

– А вот и моя любимая студентка, – навстречу Марине трусил Маршал.

– Зд равствуйте, Юлиан Венедиктович, – Марина виновато улыбнулась декану. – Извините, я на лекцию опоздала.

– Да, половину вы прогуляли, – отогнув рукав пиджака и посмотрев на наручные часы, рассеянно согласился профессор.

– Я… понимаете, в пробку попала, – у Марины на щеках запылал румянец. – Этого больше не повторится, обещаю.

Жуков глянул на прошедшего мимо них полицейского.

– Что случилось? – Марина ухватилась за шанс сменить тему.

– В одной из лабораторий ночью был взрыв, несчастный случай. Пострадали аспиранты, – профессор грустно покачал головой. – У одного легкая контузия, а другого насмерть. Совсем молодой парнишка. Видимо, неосторожное обращение с химикатами. Прогуливали, наверное.

– Бегу, – уловив лукаво‑прозрачный намек, Марина перехватила рюкзак и припустила по коридору.

– После обязательно загляните ко мне! Есть интересный ра зговор и отличный чай с мятой, – донесся ей вслед оклик профессора.

Остановившись у дверей лекционного зала, Марина перебрала варианты, как потихоньку просочиться внутрь. Взявшись за дверную ручку, она, закусив губу, осторожно потянула ее вниз и, приоткрыв дверь, заглянула в узкую щелку. Разумеется – зал битком. И еще наверняка отмечали! Рыжую гриву Любы Марина заметила в пятом ряду от дверей. В этот момент зал взорвался аплодисментами, и воспользовавшаяся этим прогульщица незаметно прошмыгнула внутрь.

– Самое интересное пропустила, – укоризненно прошептала подруге Люба, когда та опустилась на скамью рядом с ней.

– В пробку попали, и Маршала в коридоре встретила, – Марина толкнула ногой рюкзак под сиденье и смахнула со лба прядку волос. – К себе зовет, дело какое‑то. Отмечали?

– Угу.

– Блин.

– Забей, я же староста. Так что мы с тобой на пару вместе пришли. Про взрыв слышала?

– Да, Жуков в двух словах рассказал.

– Не халатность это, – уверенно кивнула Люба. – Кто‑то из девчонок слышал, что они даже охранника стоянки усыпили.

– Кто «они»?

– Те, кто на самом деле вломился в унивр. Просто наши хотят замять по‑тихому и… – начала было объяснять Люба, но к ним повернулся сидящий впереди всклокоченный парень с огромной бородой:

– Девчонки, ну перестаньте! На перемене наговоритесь!

– А ты уши не грей. Все равно вечно списываешь, так что цыц, – фыркнула в ответ Марина и, когда недовольный бородач отвернулся, кивнула в сторону кафедры. – А это кто?

– Директор лаборатории… – Люба зашелестела страницами в тетрадке с конспектом, под который был подложен «Космополитен», – …Лаборатории автономных механизмов Евгений Дроид.

Марина вчиталась в набросанные на сдвоенной доске формулы и прислушалась к человеку за кафедрой.

– Робототехника – одна из основ технического прогресса нашего века. Создание роботов и автоматов является комплексной задачей, охватывающей интересы всех машиностроительных и приборостроительных отраслей, – продолжал говорить мужчина лет пятидесяти в цветастых одеждах а‑ля «рок певец семидесятых». – Нашему предприятию нужны молодые таланты. Ведь именно на ваших плечах лежит задача дальше развивать отечественную науку.

В зале поднялась рука.

– По‑вашему, когда может появиться искусственный интеллект, способный пройти тест Тьюринга на сто процентов, и в какой стране он появится?

– Изучали? – поинтересовался у аудитории гость.

Марина привстала, вытянув руку.

– Пожалуйста.

– Тест Тьюринга – эмпирический тест, предложенный английским математиком Аланом Тьюрингом в статье «Вычислительные машины и разу м». Человек взаимодействует с одним компьютером и одним человеком. На основании ответов на вопросы он должен определить, с кем разговаривает: с человеком или компьютерной программой. Задача программы – ввести человека в заблуждение, заставив сделать неверный выбор.

– Очень хорошо! – Дроид одобрительно кивнул.

– Участники теста не видят друг друга. Если судья не может сказать определенно, кто из собеседников является человеком, считается, что машина прошла тест. Чтобы протестировать интеллект машины, а не ее возможность распознавать устную речь, беседа ведется в режиме «только текст», например, с помощью клавиатуры или компьютера‑посредника. Переписка должна производиться через контролируемые промежутки времени, чтобы судья не мог делать заключения, исходя из скорости ответов.

– Браво! Садитесь.

– Ну, даешь, – восхищенно прошептала Люба.

– Знания – сила, – подмигнула Марина.

– Насчет страны не знаю, трудно сказать. Тьюринг прогнозировал, что когда‑нибудь это, безусловно, произойдет. Он ожидал, что машины объемом памяти в сто двадцать пять мегабайт смогут на тридцать процентов справиться с задачей уже к двухтысячному году. И что мы видим – суперпроцессоры уже размером с блоху, а по некоторым автоматам с газировкой по‑прежнему нужно барабанить.

Зал сдержанно прыснул.

– Но машина, проходящая тест, может сымитировать человека, просто следуя установкам, – откликнулся с места толстый студент в больших очках.

– Совершенно верно. Сёрль [11]считал, что основной проблемой является неспособность определить, «имитирует» ли машина мышление или «на самом деле» мыслит. Моя дочь посвятила этому вопросу целый научный труд.

– Лаборатория автономных механизмов – что это за предприятие? – к явному неудовольствию толстяка снова подняла руку Марина.

– Государственный исследовательский центр. Мы создаем новейшие разработки во всех известных областях – от военной техники до генной инженерии. В данный момент одно из наших подразделений трудится над созданием первой российской линии автономной бытовой техники. Уже тестируются некоторые образцы. Мы располагаемся на территории Кировского завода, что является весьма взаимовыгодным соседством. Лаборатория придумывает и разрабатывает, а завод тут же ставит на поток.

В переполненном студентами зале поднялась еще одна рука.

– На ваш взгляд, каковы перспективы развития робототехники в России? – Маленькая девушка с раскосыми глазами, видимо, первокурсница, скромно потупилась, задав вопрос.

– Для меня наука – как музыка, наши инструменты – руки и голова. Ноты – схемы и чертежи. Произведения – изобретения и новейшие технологии. Инженер и ли ученый – не какой‑нибудь особенный виток эволюции человека, мы такие же люди, как и все остальные: музыканты, композиторы, художники… Вам жить в этой стране и определять ее будущее. И если мы с вами будем продолжать учиться, усиленно трудиться и не бояться новых классных идей, то перспективы весьма радужные!

Из коридора донеслось приглушенное дребезжание звонка.

– В общем, если я хоть чем‑нибудь сумел вас заинтересовать, – завершая выступление, Евгений Дроид поставил на край кафедры коробочку с визитками, – милости просим. Что непонятно, спрашивайте сейчас.

Тут же сорвавшиеся с места студенты плотным кольцом окружили гостя, наперебой осыпая его вопросами.

– Держи. – Люба, вынырнувшая из галдящей толпы однокурсников, протянула визитку спустившейся к кафедре подруге.

Марина повертела в руке картонный прямоугольник, с одной стороны которого значилось «Лаборатория автономных механизмов. Евгений Дроид. Директор», а с другой красовался выпуклый оттиск в виде подшипника, в котором скрестились паяльник и разводной ключ.

– Перекусим? – предложила Люба, когда они вышли в коридор.

– Мне к Маршалу надо зайти. – Марина сунула визитку в задний карман джинсов. – Просил не задерживаться. И еще тренировка вечером, норму сдавать. Наедаться не хочется.

– О’кей, а я проголодалась.

– Давай. Созвонимся.

Люба чмокнула подругу в щеку, и та направилась в сторону деканата.

– Проходи, он у себя, – улыбнулась скучавшая за виртуальным пасьянсом замдекана. Марина постучала в массивную дубовую дверь.

– Да‑да, – послышался знакомый голос профессора.

У Юлиана Венедиктовича по‑обыкновению царил таинственный полумрак. Тусклый свет от торшера, стоящего у стола профессора, выхватывал из темноты многочисленные деревянные полки с книгами, которыми были уставлены стены кабинета. У всех, кто переступал порог владений Маршала, создавалось ощущение, что он входил не в кабинет декана факультета, а в уютную библиотеку старинного загородного дома. Или, как посмеивались некоторые, в хоббичью нору. Даже воздух тут был особый – благородный запах обработанного дерева, приправленный горьковатым ароматом вишневого табака.

– Я уже и воду поставил. – Жуков оторвался от какой‑то схемы на экране компьютера и указа л на кресло напротив своего стола, во главе которого величественно возвышался стилизованный плексигласовый самовар, презентованный коллегами, с витиеватыми лубочными ручками и изогнутым носиком, внутри которого спиралевидными крутящимися нитями начинал поспевать кипяток.

Юлиан Венедиктович слыл большим чайным докой и заваривание напитка из пакетиков не признавал вообще, частенько называя это кощунством.

– Как лекция? – поинтересовался профессор, когда под джинсами опустившейся в кресло Марины тихонько скрипнула кожа.

– Странноватый господин.

– Полноте. За последние двадцать лет Женя нисколько не изменился, – улыбнулся профессор. – Кстати, у него есть дочка, примерно ваша ровесница. И тоже умница, надо заметить.

Марина привычно проигнорировала недвусмысленный комплимент. В разговоре с деканом редко было можно определить, когда он относился к молодежи как к студентам, а когда сло вно к собственным детям.

– Дроид всегда был не от мира сего, – профессор поднялся из‑за стола и, достав из шкафчика две стеклянные кружки, повернул рычажок над носиком самовара, разливая по запотевающим емкостям душистый дымящийся чай. – Для него наука – это поэзия. Взяли визитку?

Марина кивнула.

– Вам непременно нужно побывать в Лаборатории, – в голосе профессора появилось уважение. – Отличная площадка для старта новых дарований. Осторожно, горячий, – предупредил он, передавая Марине дымящуюся чашку, и вернулся за свой стол. – Между прочим, вам известно, что в разные времена во многих странах была распространена подделка чая?

Марина улыбнулась и подула на кружку, в то время как Жуков седлал любимого конька.

– Например, в Англии на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков был популярен подмес к чаю ржавых металлических опилок, которые сильно увеличивали вес каждой пачки и позво ляли выдать меньшее количество чая за большее. Но это никак не отражалось на здоровье покупателя, так как опилки попросту оставались на дне заварочного чайника.

Закончив исторический экскурс, профессор на некоторое время сосредоточился на ложечке, которой помешивал свой чай.

– Вы хотели о чем‑то со мной поговорить? – Марина сделала осторожный глоток обжигающего напитка и с наслаждением закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Да. Это был не просто чай. Это был восхитительный чай.

– Ах да, о деле, – профессор отпил из своей кружки и довольно почмокал губами. – Вы слышали о холдинге «Золотой прогресс»?

– Инвестирование науки и промышленности, – Марина прищурилась, вспоминая. – Владелец Виталий Смирнов – миллионер, слывет за мецената.

– А еще он поддерживает университет щедрыми субсидиями, – профессор снял с переносицы пенсне в дорогой оправе и повертел его в руках. – Более чем щедрыми.

– И как это связано со мной? – Марина вопросительно выгнула бровь, отрываясь от кружки.

– Как вам, наверное, известно, «Прогресс» занимается отслеживанием и скупкой наиболее перспективных разработок по всей России и за рубежом. Наш университет тоже вызывает у Смирнова определенный интерес. Несколько дней назад я встречался с представителями холдинга и грешным делом рассказал им о Ниночке и проекте «Топтыгин», в основу которого она легла.

Профессор выдержал паузу, подчеркивая важность момента.

– «Золотой прогресс» заинтересовался разработкой и хочет купить ее!

– А как же обещание? Вы же говорили, что поможете мне с заявкой в Роспатент?

– В этом‑то вся штука! – Жуков азартно прищелкнул пальцами. – В случае вашего согласия они полностью берут всю возню с документацией на себя! Плюс вам будет предложен долгосрочный контракт сроком на десять лет – Не знаю, – Марина поставила чашку на тумбочку у кресла. – Как‑то все неожиданно.

Она до сих пор с улыбкой вспоминала, как на собеседовании декан факультета электромеханики, сухонький старичок Юлиан Венедиктович Жуков, которого любившие его студенты за глаза называли Маршалом, с детским восторгом вертел в руках деловито щебетавшую Ниночку и засыпал Марину вопросами дрожащим от волнения голосом. А позже, на параллельном факультете робототехники, девушка и вовсе стала звездой.

– Я бы на вашем месте согласился, – Жуков лукаво погрозил собеседнице пальцем. – Не каждому выпадает такой шанс, да еще накануне диплома. Ведь после этого наступает пора начинать карьеру. А вы отправитесь в свободное плавание с перспективным предложением от крупной компании.

– Мне нужно подумать, – Марина закинула ногу на ногу. – Надеюсь, время есть?

– Безусловно, – профессор замахал руками. – Не торопитесь. Все обдумайте и принимайте решение. Я в любом случае вас поддержу.

Марина наблюдала, как декан, сложив руки домиком, сосредоточенно раскуривает буковую трубку.

– Юлиан Венедиктович, думаете, у меня получится? У «Топтыгина» действительно есть перспективы?

– Никогда не сомневайтесь в себе, голубушка, – профессор весело посмотрел на Марину из‑под густых бровей. – Архимед говорил – дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю. Вы звездочка на своем потоке и, если будете продолжать в том же духе, вас ждет блестящее будущее, уж поверьте старому корешку.

Марина улыбнулась. Все‑таки он классный. В этот момент на ее запястье запиликал таймер наручных часиков, и она посмотрела на экранчик – тренировка в бассейне начиналась через два часа! В этот момент она должна была уже быть дома и вовсю собираться. Марина мысленно застонала. Ну, сколько можно, в конце концов.

– Заболтались? – заметив ее гримаску, Жуков понимающе улыбнулся и выпустил из ноздрей густой клуб ароматного дыма.

– У меня тренировка, а я совсем забыла, – Марина ответила извиняющимся тоном, мысленно обрушая на Костю, укатившего в центр по делам, все мыслимые и немыслимые кары. Домой придется ехать на маршрутке.

– Спасибо за чай, Юлиан Венедиктович!

– Заглядывайте к старику! – Профессор отсалютовал трубкой.

* * *

– Только попробуй сегодня норму не сдать, – беззлобно пригрозил папа, пока Марина закрывала за собой дверь в прихожей.

– Повесишь на компьютер замок? – она перегнулась через диван и чмокнула родителя в небритую щеку. – Не будь букой.

Глава семьи устроился перед широкой плазмой, на которой проигрывалась запись очередной футбольной тренировки. Молодые пацаны, будущие легионеры, в насквозь мокрой форме гоняли мяч под проливным ливнем, словн о щенки, резвящиеся с газонным опрыскивателем. Иногда нажимая на паузу, Осокин‑старший склонялся над листом бумаги, где чертил какой‑то мудреный оборонительно‑атакующий план.

– На кафедре задержали, – Марина запрыгала в прихожей на одной ноге, стаскивая по пути кед. Мысли об успешной судьбе «Топтыгина» приятно кружили голову. И зачем теперь нужны нормативы? – «Золотой прогресс» хочет купить моего мишку! Предлагают десятилетний контракт!

– Хоть бы посоветовалась сначала. – Папа перемотал изображение и снова взялся за карандаш.

– Я еще ничего не решила. – Марина подобрала разбросанные по гостиной шлепанцы и, включив в ванной комнате свет, покидала в пакет косметичку, пушистую губку и флакон яблочного шампуня.

– И кончай одеваться как школьница, – в дверь заглянула Елена Степановна. – Я про эти дурацкие мужские футболки. Купила вдь нормальный домашний халат.

– Видела, спасибо, мамуль, – Марина взъерошила русые локоны, веером рассыпавшиеся по лопаткам, и присела на краешек ванны. – Заплетешь косичку?

– Опять опаздываешь?

– Маршал на кафедре задержал. «Золотой прогресс» хочет…

– Да уж, наверное, все соседи слышали. Поздравляю! – Елена Степановна поделила волосы дочери на несколько одинаковых прядок, и послушно замершая девушка ощутила, как в ее затылок уперся первый тугой узел. – У тебя уже начинается карьера, есть молодой человек, а мы и поболтать‑то об этом можем всего пару раз в месяц. Я неинтересная мать, да?

– Ты самая лучшая, ты же знаешь, – Марина улыбнулась матери, и та мягко вернула ее голову в прежнее положение.

– Не вертись.

…Когда она выводила из гаража стрекочущий горный велосипед, до тренировки оставалось каких‑то пятнадцать минут. Костя до сих пор не звонил и отчего‑то не брал трубку, а с ним так хотелось поделиться радостными новостями. Засунув телефон в карман спортивной куртки, Марина запрыгнула в седло и резво закрутила педали, выезжая на улицу, залитую теплыми лучами заходящего солнца.

Следующим утром Костя заехал за ней позже обычного и был какой‑то странный: отвечал односложно и невпопад, словно его голова была занята другими мыслями. От него отчетливо веяло напряжением, и Марина с затаенной тревогой осознала – что‑то не так. Костя довез ее до университета, и девушка сразу понеслась на лекцию – привычная круговерть на время вытеснила из головы беспокойные мысли. Но когда вечером она сбежала по крыльцу и запрыгнула к нему в машину, спасаясь от разыгравшегося апрельского ливня, то увидела, что любимого по‑прежнему что‑то терзает.

По дороге домой Костя вдруг свернул на расчищенный под новостройку пустырь в квартале от дома Марины.

– Да что с тобой такое, – не выдержала она, пока машина сбрасывала ход, хрустко подминая шелестя щий под колесами гравий. – Мне ты можешь сказать?

Она заглянула в лицо Кости, на котором отражалась какая‑то внутренняя борьба.

– Дело в ребенке. – Он уставился в лобовое стекло, по которому барабанил дождь.

– В каком… ребенке? – Марину словно ударили по затылку.

Выдохнув, Костя откинулся на сиденье, закрыв глаза. Наконец, собравшись, он крепко сжал руль и коротко рубанул:

– Я женат.

Выдав это признание, он облизнул пересохшие губы и впервые посмотрел на Марину.

– Ты женат, – пробормотала она, чувствуя, как каждую клеточку тела сковывает озноб.

– Я хотел ее бросить, правда, – Костя отвернулся и продолжил, с трудом подбирая слова: – Первый год еще ничего было, а потом стали цапаться по пустякам. Устали друг от друга. А с тобой я словно жить заново начал. Улетал куда‑то, совсем голову потерял. Ты… таких нет больше. Но вчера… у нее ребенок будет. Мой ребенок. Я не могу ее бросить. Она как узнала, даже светиться стала вся. Я совсем не ожидал, что так получится…

– Зачем ты рассказал? – спросила Марина, чувствуя, как внутри все рассыпается на сотню осколков от чудовищного удара правды.

– К разводу все было готово. Просто эта случайность…

– Ребенок – случайность? – перебила она, резко повысив голос.

– Нет! Конечно же нет! – согласился Костя и добавил: – Знаю, как все это звучит… но… я не могу их оставить.

– Не утруждайтесь. Я все прекрасно понимаю, Константин Юрьевич. – Марина с липкой смесью отвращения и стыда вспомнила, как, задыхаясь от счастья, впервые испытала с ним упоительно‑сладкую боль. – Как ее зовут?

– Что?

– Скажи мне. Как. Ее. Зовут, – ощутив разливающуюся в груди дурноту, раздельно прошептала Марина, невидящим взором смотря на лобовое стекло, исполосованное ручейками воды, словно трещинами. Как что‑то у нее внутри.

– Света, – ответил он и зачем‑то повторил: – Светлана.

– Она про меня знает?

– Нет, я не говорил. Зачем?

– Трус, – пошевелив непослушными губами, она едва расслышала собственный голос. – Ненавижу тебя, слышишь.

– Пойми, я ведь все‑таки православный.

– Ты? Православный! – не выдержав, Марина словно чужой рукой влепила ему пощечину, даже не ощутив удара. – Игрушку себе нашел, да?

– Марина…

– Не прикасайся ко мне! – подхватив рюкзак, она выскочила под нещадно хлещущий дождь и, хлопнув дверью, бросилась прочь от машины.

* * *

– Ты чего вся мокрая? – поинтересовалась из кухни Елена Степановна, когда Марина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. – Костик не подвез?

– Не подвез, – отрешенно согласилась Марина.

– Переодевайся, стол уже накрыт.

За ужином Марина механическими движениями зачерпывала бульон, тщетно стараясь, чтобы дрожащая в руке ложка не стучала по краю тарелки.

– Прими таблетку, – Елена Степановна заметила состояние дочери. – Еще простыть не хватало.

– Больше не могу, – не выдержала Марина и встала из‑за стола. Кусок в горло не лез. Поднимаясь в комнату, она пару раз споткнулась на лестнице – соленая пелена, застилающая глаза, мешала видеть ступеньки. Когда девушка закрыла за собой дверь, по лицу уже вовсю бежали слезы. Марина сползла на ковер, зажимая ладонью рот, стараясь не пустить рвущийся наружу отчаянный крик.

– Ну, тихо‑тихо, – вошедшая следом Елена Степановна присела рядом с дочкой и прижала ее к себе. – Что за слезы? Ты весь вечер сама не своя.

– Ребенок… ребенок у него будет! От другой! – захлебывалась словами рыдающая Марина. – От жены его! Бросить хотел, а она забеременела… Ненавижу! Ненавижу его!

– Успокойся, ну, – баюкала дочку Елена Степановна. – Узнала‑то когда?

– Сегодня, – всхлипывала Марина, – не может ее с ребенком бросить. А я же два года…

– А сколько бы еще жила, если б не забеременела? Так бы и метался между вами, – от резонного замечания матери Марина жалобно завыла, прижимаясь к ее груди.

– Меня‑то что, на помойку? Поиграли и хватит? Жить‑то с этим как…

– Возьми себя в руки, – Елена Степановна поцеловала Марину в мокрое от слез лицо. – Ты взрослая девочка, поревела и хватит. Встретишь еще своего!

– Никого не хочу! Никогда больше! Оставь меня, мама! Прошу тебя!

– Солнышко мое, – материнское сердце сжималось от сострадания к дочери, впервые испытавшей жестокую горечь мужского предательства. Ка к же быстро она выросла. – Жизнь штука скотская. Но ты ведь у меня сильная, да? Оправишься…

Марина не помнила, как оказалась в кровати. Было гадко и противно от бессильной злобы к себе самой, от раздиравшего внутренности жгучего стыда перед другой женщиной. Какой‑то Светой, делившейся радостью материнства с человеком, который врал ей два года.

Врал обеим. И если бы только изменял…

Ребенок.

Съежившись под одеялом, Марина рыдала и не могла остановиться, пока наконец не погрузилась в забытье, уткнувшись лицом в подушку. Сейчас ей как никогда требовался совет старенькой бабушки, которая всегда помогала в трудную минуту. Но она давно умерла, и измученной Марине приснились ее теплые, пахнущие сельдереем руки.

Наутро события вечера казались ночным кошмаром, но девушка знала, что сегодня за ней никто не приедет. У зеркала пришлось провести вдвое больше времени, замазывая опухшие от сле з глаза толстым слоем косметики. Марина без энтузиазма оделась, отрешенно поковыряла витаминный салат с рукколой, а когда заливала чайный пакет кипятком, с раздражением вспомнила, что уже сделала кофе. Все валилось из рук. Хотелось забраться обратно в кровать и отгородиться от мира одеялом.

* * *

– Чего трубку не берешь? Я весь вечер звонила, – допытывалась Люба, пока Марина тащила ее в женский туалет, где через несколько секунд зарыдала в объятиях подруги, съежившись на унитазе в одной из кабинок.

– И все из‑за этой проклятой куклы! – Вытащив из рюкзака пакетик с ядром, на которое была записана тестовая программа «Топтыгина», Марина откинула крышку унитаза. – Нина эта дурацкая! Ненавижу! Не надо было вообще сюда поступать!

– Дай‑ка лучше мне, – Люба выхватила ядро из рук охваченной истерикой подруги.

Всхлипывающая Марина закрыла лицо руками и обессиленно сползла п о пластиковой стенке на пол. Потрясенной Любе не оставалось ничего, кроме как шептать что‑то утешительное, прижимаясь щекой к макушке подруги и обнимать ее за вздрагивающие плечи. В конце концов Марина взяла себя в руки, вышла из кабинки и, израсходовав запас бумажных салфеток из контейнера над умывальником, успокоилась.

– Что будешь делать? – осторожно поинтересовалась Люба, когда они покинули туалетную комнату.

– Прогуляю Маршала.

– Так ведь зачетная неделя!

– Потом пересдам, – от одного вида вуза у Марины мутилось в глазах. – Надоело строить из себя пай‑девочку. В город поеду.

– Могу подвезти, все равно в центр, – предложил проходивший мимо знакомый с параллельного потока. – Что‑то случилось?

– Ничего особенного, – изобразила невозмутимость Марина. – Спасибо, Петь.

– Я с тобой, – Люба не желала оставлять ее одну.

– Ты же староста.

– А ты моя подруга, – она достала из сумки мобильник. – Сейчас попрошу подменить, и делов!

– Спасибо, – поблагодарила Марина, тормозя на перекрестке попутку. Спешить домой не хотелось, все еще было неловко за вчерашний срыв перед родителями.

– Давай за шмотками пробежимся, я тут одно прикольное местечко нашла, – листая «Космополитен», Люба стремилась всячески растормошить ее, пока они перекусывали в японском кафе на последнем этаже наводненного покупателями сити‑молла. – Отвлечемся.

– Давай, – согласилась Марина. Макая в васаби «каппа‑маки» [12], она ощутила, как во рту вместе с приправой мстительно загорчила бессильная злость.

Осушив по бокалу вина, они без энтузиазма проштудировали несколько бутиков с баснословным дизайнерским ширпотребом и, чтобы хоть как‑то развеять тоску от надоевших одинаковых тряпок, уже на выходе из супермаркета заглянули в спортивный салон.

– Уау, – бегло изучая длинный ряд пестрой пляжной одежды, хмыкнула Марина, вынимая из вереницы аксессуаров вешалку с серебристым бикини. – Как тебе?

– Не маловат? – оглядев узкие треугольники, Люба скептически выгнула бровь.

– Хочу загорать, – пожала плечами девушка, устав слоняться по магазину, так ничего и не купив. – А у меня ничего нет. Смотри прикольный какой.

– Он же на девочку.

– Плохую и красивую, – прибавила Марина, сверяя размер на бирочке трусиков. – В самый раз.

У нее была масса достоинств, и красивое юное тело являлось одним из них, от чего возлюбленный так легко отказался. И почему она должна после этого его скрывать, интересно? Помедлив у кассы, Марина подумала, что скажет мама. Ну и что? Она уже взрослая девочка. Побалуем себя. А может, ей просто захотелось что‑то сделать назло ему? Хотя теперь‑то какая разница. Теперь уже всем и на все плевать. Сунув пакетик с обновкой в рюкзак, Марина шагала по улице рядом с Любой, вполуха слушая ее беспечную болтовню и рассеянно считая раскаленные булыжники набережной.

– Ну‑ка, идем, – неожиданно Люба подхватила подругу под руку и уверенно повлекла ее за собой.

– Ты куда?

– Смех – лучшее лекарство! – они подошли к украшенному афишами цирку на Фонтанке.

– Поглядим, чем здесь могут порадовать современную молодежь. Я тыщу лет не была! О, скоро начинается!

Марина хотела возразить, но Люба уже толкнула стеклянную дверь. В цирке Марина была всего один раз, в пять или шесть лет. И сейчас, сидя в окружении весело гомонящей детворы, во все глаза следящей за бегающими по кругу животными и вдыхая теплый, ни с чем не сравнимый запах цирка, она вспомнила себя маленькой девочкой. Жизнерадостной и беззаботной. Представление было красочным, но больше всего ее заинтересовал робот‑конферансье, вразвалочку выходивший на арену, чтобы торжественно провозгласить следующий номер. Где‑то на середине программы Марина заметила, что с механическим коротышкой что‑то не так. Он часто путался и проглатывал некоторые буквы.

– Дамы и господа! – в очередной раз проковыляв в яркий круг света, робот театральным жестом снял с отполированной лысины цилиндр с вытянутой тульей. – А также многоуважаемые… жаемые маленькие зрители. Следующее выс‑ту‑пле‑ние перенесет нас на заснеженную вершину горы Килиманджар‑р‑р‑о‑о‑оу…

Речь робота резко замедлилась, в его туловище что‑то щелкнуло, и изнутри повалил густой черный дым. Так и не объявив представление, конферансье безжизненной грудой железа осел на красный ковер арены. Цилиндр с высокой тульей драматически откатился в сторону.

Вопреки ожиданиям Марины зал взорвался аплодисментами, думая, что происходящее является частью представления. Довершая эффект, на сцене появились два белобрысых клоуна в вытянутых ботинках с раздутыми носами, из‑за которых артисты передвигались вразвалочку, словно пингвины. Подхватив дымящегося робота за руки и за ноги, они, деловито перекрикиваясь, поволокли его за кулисы, в то время как зал содрогался от безудержного детского хохота.

Наконец представление закончилось, и Люба с Мариной вышли на улицу в сопровождении гомонящих юных зрителей, которые наперебой делились впечатлениями.

– Ну? – поинтересовалась Люба, пытаясь угадать настроение подруги.

– Акробаты классные, и тигренок смешной, – Марина с благодарностью на нее взглянула. – Мне понравилось.

Неожиданно она услышала шум во дворе за зданием цирка и увидела двух рабочих, выкатывающих из служебных дверей тележку, на которой распластался робот‑конферансье, покрытый белыми хлопьями пожарной пены.

– Подожди минутку, – попросила Любу Марина и пошла к мусорному контейнеру. Рабочие, свалив ношу, потолкали тележку обратно в здание.

– Тоже игрушка, да? – оглядев бочкообразное туловище, отлитое в виде мужского фрака, она присела, рассматривая забавное выражение застывшей физиономии с выпученными глазками‑линзами. – Поиграли и выбросили тебя…

Марина оглядела дворик, залитый лучами заходящего солнца.

– И меня выбросили…

Вздохнув, она достала из рюкзака пакетик, в котором лежало ядро «Топтыгина». Осмотрела макушку робота и нащупала в расковырянном русскими «умельцами» отверстии невидимую кнопку, откидывающую крышку‑скальп. Повреждения оказались несерьезными – слегка сбоил простенький позитронный носитель.

– Что ты делаешь? – встревоженно прошептала возникшая за плечом Марины Люба.

– Не знаю, – та с брезгливой гримасой выскребала из металлической головы плотные комья пыли. – Да уж, сильно тебя запустили.

Покопавшись в голове робота, Марина вооружилась пилкой для ногтей и, закусив губу, осторожно выковыряла оплавившиеся детали.

– Ножки микросхем пропаять да парочку деталей заменить, – достав мобильник, она набрала номер. – Петь, привет. Ты в центре еще? Есть с собой переходники какие‑нибудь, помощнее. Супер, сможешь подъехать к цирку?

Петя примчался быстро, необходимая работа была сделана за несколько минут, и Марина аккуратно вставила на положенное место свое ядро.

– На кой черт он тебе? – поинтересовался парень, застегивая сумочку с инструментами. – Не зря же выкинули – хлам.

– Сам ты хлам, – беззлобно парировала Марина. – Осталось просто оптимизировать биос – и готово.

Достав из рюкзака ноутбук, она воткнула в голову робота переходник и запустила программу с вереницей сложных вычислений. Некоторое время следила за заполняющейся строкой загрузки, активирующей ядро.

– Привет. Меня зовут Топтыжка, а тебя? Давай дружить, – наконец смешно забурчал робот и протянул девушке ручку.

– Попробуем подключить напрямую, – Марина застучала по клавишам. – Надеюсь, не все схемы сгорели…

– С ума сошла! – ахнула Люба. – Это же единственный экземпляр… Жуков тебя убьет!

– Да плевать.

– Фью‑фью, – Петя с ухмылкой покрутил пальцем у виска.

Глазки робота замерцали и разгорелись: «Топтыгин» совместился с остатками программы.

– Дамы и господа… – запись конферансье осеклась, и робот хрипло забасил голосом известного актера‑кукольника. – А! Где я только что был?

– С днем рождения, – улыбнулась Марина.

– А кто я? – поинтересовался робот.

– Ты робот.

– Ро‑бот.

– Тебя зовут Фукс, – Марина прочитала на туловище – фраке табличку с надписью «Фукс. Цирк на Фонтанке».

– А ты?

– Я – Марина. А это мои друзья, Люба и Петя.

– Работает! – в голос выдохнули те.

– Еще как работает, – прошептала Марина, наблюдая, как робот устроился поудобнее и пощупал свою похожую на перевернутое ведро голову.

– А что я делаю?

– Посмотри в программе.

Тот несколько мгновений оставался неподвижен, затем, отвинтив с туловища голову, принялся жонглировать ей. Видимо уцелела какая‑то часть старой памяти, поняла Марина. Наблюдать за действиями Фукса без улыбки было невозможно, и она засмеялась.

– А! – робот неожиданно перестал жонглировать, и его голова звонко приземлилась на кучу мусора. – Что это?

– Смех.

Петя, пораженный не меньше Любы, подобрал голову Фукса и подал Марине, которая прикрутила ее обратно на место.

– С‑мех, – робот секунду помолчал, и неожиданно из его туловища донесся дружный детский хохот. – Я помню.

– Молодец.

– А что делаешь ты?

Марина со вздохом пожала плечами.

– Посмотри в своей программе, – посоветовал Фукс.

Если бы все было так просто! Если бы жизнь каждого изначально программировалась и была возможность избежать множества ошибок. Не прогадать в выборе карьеры или партнера для создания семьи. А в случае неудачи – в любой момент отформатировать память, нажатием кнопки стирая из нее боль, обиду и плохие воспоминания.

Человек никогда не искал легких путей. Нас наделили целой палитрой ощущений, желаний и мыслей, чтобы мы, идя по нашей незапрограммированной жизни, спотыкались и падали, и снова поднимались, как ребенок, учащийся ходить. Совершали ошибки, чтобы развиваться. Марина покачала головой. В отличие от машины, человеку дано одно великое право. Он вправе выбирать.

Она взглянула на Фукса, скребущего ручкой свою отполированную лысину, и достала из кармана джинсов визитку, которую Люба взяла у директора Лаборатории автономных механизмов.