Пролог. Прибытие

Подсветив циферблат водонепроницаемых наручных часов, журналист сверил время и поднял голову. Чернильное полотно неба казалось пронзительно чистым и глубоким именно сегодня. Такого в Питере не бывало давно. Залюбовавшись, притаившийся в ветвях человек на миг позабыл, зачем здесь находится. Без труда отыскал Большую Медведицу, и мальчишка где‑то глубоко у него внутри вновь зачарованно замер с искренней радостью ребенка, который до последнего вздоха упрямо прячется в каждом из нас.

Звезды, сколько же их… И никогда не хватает времени, чтобы насладиться ими как следует. Самую малость, чуточку. Или это мы сами подыскиваем для себя оправдание, потому что, становясь взрослее, попросту забываем мечтать?

Федор втянул носом влажный воздух со сладковатым привкусом авиационного топлива и глубже засунул руки в карманы прокуренной кожаной куртки. Куковать на одном месте становилось зябко.

Ожидание затягивалось.

«И не посмолить», – с досадой подумал он. Дым сигареты, о которой некстати взывала навалившаяся ностальгия, мог привлечь внимание к кустам, где Федор дежурил в засидке уже второй час. Ничего – оно того стоит, если информатор не подкачал и «Золотой прогресс» действительно что‑то затеял, материал будет сказочным. А если вдобавок в этом замешаны люди, список которых с раннего утра похрустывал во внутреннем кармане куртки журналиста, тут, господа‑товарищи, самая настоящая бомба!

Виталий Смирнов, глава холдинга «Золотой прогресс», меценат, промышленник, владелец нескольких крупных заводов на территории России, его близкий друг и напарник Виктор Коржин, президент Центрального Петербургского Банка, и Юрий Головачев, вице‑губернатор Северной столицы. Без серьезной причины такие птицы посреди ночи не слетаются. Тут явно что‑то затевалось, и Федор обязательно выяснит, что именно.

Главное – потерпеть. Тишину ночи лишь изредка нарушала деловитая трещотка невидимого сверчка, но через некоторое время его все увереннее стал заглушать усиливающийся монотонный гул.

Вот и самолет.

Федя бросил взгляд на часы – миновало начало первого. Припозднились. Высунувшись из укрытия, он приник к окулярам микробинокля. На небольшом удалении от кустов, за которыми выжидал журналист, рядом с погруженной в ночной сумрак взлетной полосой застыли силуэты шести машин с выключенными фарами: три побольше, три поменьше. Федя подкрутил кольцо выбора кратности: ясно, в джипах – бонзы, в «мерсах» – охрана. Рядом черными глыбами возвышались громады Уралов, возле которых деловито сновали силуэты солдат.

Готовятся. Федя спрятал в карман бинокль и отвернул крышку китайского термоса, в котором еще плескалось немного чаю. Попасть на территорию аэродрома оказал ось нелегкой задачей. Обширные связи, без которых уважающей себя акуле пера никуда, в этот раз, на удивление, не сработали. Администрация нервничала и на все расспросы отвечала явно заученными отговорками. Не помогла даже обычная в таких случаях взятка. «Прогресс» встречал засекреченный спецрейс из Токио – единственное, что удалось вытащить из несговорчивых сотрудников. Посреди ночи и в сопровождении военных? Очень интересно.

Напряжение и невозможность проникнуть на аэродром распалили у репортера охотничий интерес. Не получается обычным путем, значит, будем действовать по‑другому.

«Нормальные герои всегда идут в обход!» – вспомнил Федя слова известной песенки, копаясь в багажнике неприметной «пятерки», специально заведенной для таких вылазок. Вооружившись кабелерезом, он бегло осмотрел проволочное ограждение взлетной полосы, пытаясь определить место, меньше всего попадающее под обзор камер наблюдения. Широкий куст, растущий прямо у ограды, вполне подходил для укрытия. Проделать дыру, перекусив звенья сетки кабелерезом, и пропихнуть на неосвещенную территорию аэродрома военный рюкзак цвета хаки было привычным делом техники. А уж сидеть в засаде по несколько часов Феде было не привыкать.

На земле вспыхнули гирлянды сигнальных огней, обозначающие границы посадочной полосы. Гул реактивных турбин усилился, и журналист посмотрел в усыпанное звездами небо, где луну на мгновение заслонила широкая черная тень. Достав из рюкзака камеру, Федя еще раз проверил оптику. Освещение, конечно, не фонтан – он вспомнил об оставленных на студии громоздких приборах, – но ничего, эффект спонтанно снятого видео из серии «своими глазами» придаст материалу бо́льшую остроту. Именно такой подход к работе и постоянное игнорирование начальства, советующего не лезть на рожон, снискали неуемному автору передачи «По горячим следам с Федором Талыгиным» славу звезды провокационных репортажей.

– Однажды ты доп рыгаешься, Талыгин, – увещевала его в курилке телецентра выпускающий редактор, с которой они в бытность «вьюношами» учились на одном курсе. И которая, несмотря на налет лет, осталась его лучшей подругой. – Вот помяни мое слово. Ты что творишь‑то, у тебя жена и маленький сын. Ты о них подумал?

Конечно, подумал, мысленно усмехался Талыгин. И с очередной премии они все вместе смотаются куда‑нибудь отдохнуть недельки так на две. Устроим семейству праздник. Давно пора.

Над головой загрохотало, и Федя увидел небольшой частный самолет, заходящий на посадку. Взвизгнули шасси, и стальная птица резво побежала по посадочной полосе, плавно снижая скорость. Стоящие в стороне автомобили включили фары, зарычали двигатели тягачей. Сунув в карман бинокль, Федя закинул камеру на плечо, готовый начать съемку в любой момент. Представление начиналось.

Джипы и «мерседесы» остановились неподалеку от разворачивающегося самолета. Пока из автомоб илей выскакивали охранники, открывая двери перед выходящими Смирновым, Коржиным и Головачевым, из корпуса самолета опустилась дверь‑трап, и на верхней ступеньке показалась молоденькая стюардесса, тут же вытянувшаяся по стойке «смирно». Следом вышли четыре японца в военной форме, поддерживающие вытянутый металлический ящик, похожий на гроб. На его боку была видна надпись на английском языке, сделанная большими белыми буквами – «Ядзимото‑роботикс».

А вот это уже интересно – Федя прильнул к видоискателю камеры. Какие дела могли быть у «Золотого прогресса» с крупнейшим производителем андроидных роботов в мире?

– Несите его сюда. – От Уралов, возле которых суетились солдаты, устанавливающие на посадочной полосе широкий складной стол, отделился седой человек в белом комбинезоне и сделал японцам приглашающий жест. В ночном сумраке тускло мерцал бледно‑голубым светом прищуренный искусственный глаз. – Кладите на стол, аккуратнее.

;Молоденькая секретарша из свиты Смирнова бегло переводила японцам отрывистые приказы седовласого.

– Саша, предложи гостям выпить, – меценат улыбнулся японцам, которые, поставив ящик на стол, раскланялись и пошли обратно к самолету. – Разрешаю откупорить личный запас.

– Видеопослание Ядзимото, – помощница протянула шефу микрочип.

– Потом посмотрю, – кивнув, тот отправил запись под платок в нагрудном кармане «Джона Филлипса».

– Виталик, – банкир Коржин деликатно зевнул в кулак. – Объясни уже? Час ночи, меня девчонки дома загрызут.

– Он узнал про завод и грозится обнародовать планы «Прогресса» в СМИ. Если все выйдет наружу, стройку заморозят.

Скучающие лица моментально стали серьезными.

– Но наши партнеры ждут первую партию уже через полтора года, – Коржин хмуро оглядел собравшихся. – Бумаги давно подписаны, я не могу их отозвать.

– Вот именно. Тянуть нельзя, иначе сгорят все вложения.

– А здесь мы чего делаем? – Головачев покосился на свою охрану и, достав из пиджака флягу в кожаной оплетке, жадно из нее глотнул.

– Решение в этом ящике, – Смирнов похлопал по металлической крышке контейнера, стоящего на столе.

– И что там – красная кнопка?

– Лучше. – Смирнов поднял руку, и к столу подбежали несколько солдат, которые, перекинув автоматы на спины, вскрыли контейнер.

– Эдуард Самуилович, прошу вас, – Смирнов кивнул седовласому человеку в белом комбинезоне, и тот аккуратно поднял массивную крышку.

В объективе камеры была четко видна освещенная прожекторами площадка около приземлившегося самолета. Информация не подвела – Головачев, Смирнов и Коржин! Теперь бы еще рассмотреть, что в том ящике, который японцы выгрузили из самолета. Надо подобраться поближе. Талыгин оглядел ся. Примерно на середине расстояния, отделявшего кусты от посадочной полосы, в траве темнело несколько пустых бочек из‑под топлива, поставленных друг на друга. Рискованно, конечно, но отступать уже поздно. Выключив камеру, Федя снял ее с плеча и осторожно вышел из‑за кустов.

Все приблизились, стараясь разглядеть содержимое ящика. Внутри контейнера в специальных поролоновых фиксах лежал гуманоидный андроид ростом со среднего мужчину. Некоторые части его туловища, состоящего из плотно подогнанных друг к другу спаянных титановых пластин, были покрыты густым полупрозрачным материалом, похожим на желе.

– Кукла! – с ноткой разочарования ахнул Головачев и сразу набычился. – Почему мне не сказали?

– Меньше знаешь, лучше спишь, – едко откликнулся Смирнов. – Мы друзья, но не настолько, Юра.

– Прям кожа, – пропустив колкость мимо ушей, вице‑губернатор хрюкнул, коснувшись синтетики пальцем. – И мягкая.

– Модифицированный силикон, – седовласый мужчина тоже склонился над роботом. – То, что вы видите, лишь эскиз. Набросок. Еще не закончены работы над кожзаменителем и волосами. Поскольку наши японские коллеги не посвящены в детали плана, эту стадию работы мы выполним сами.

– Значит, Ядзимото не знает, что мы тут затеваем? – Коржин оторвался от контейнера и посмотрел на Смирнова.

– Нет, конечно, – глава «Золотого прогресса» пожал плечами. – Я сказал, что мне нужен двойник на случай покушений.

– Японский прототип намного мощнее наших разработок, – вступил в разговор седовласый. – И в несколько раз превосходит их по техническим параметрам. Вдобавок он содержит архитектуру фон Неймана, которая позволяет хранить инструкции и исходные данные в одной и той же памяти.

Мужчина указал на покрытое силиконовым волокном гуманоидное лицо с закрытыми полупрозрачными веками, под которыми виднелись яблок и глаз.

– Это полностью автономный искусственный организм, способный самостоятельно принимать решения и реагировать на изменения внешней среды. Учитывая важность этого прототипа, я настаивал на том, чтобы позитронный мозг, или, как мы его теперь называем, «кибер‑мозг», для него был не просто мощным, он был совершенным. Создание такого продукта в России пока невозможно. «Кибер‑мозг», который сконструировал Ядзимото, способен выдержать до девятьсот тридцати четырех Н‑статической и до тысяча восемьсот тридцати четырех Н‑динамической нагрузки. Пропускная способность шины чипсета возросла до одного терабайта в секунду, а температура осталась прежней.

– Для меня это все филькина грамота. Насколько известно, даже человеческий мозг еще как следует не изучен, а вы уже предлагаете нам искусственный. – Головачев с напускным авторитетом поцокал языком.

– Юра… – Коржин сморщился, как от неотвязчивой зубной боли. – Не начинай.

– «Юра, не начинай», – передразнил не унимающийся Головачев. – А если нам подсовывают манекен с платой от робота‑гувернанта? Я даже не знаю этого человека, – он ткнул пальцем‑сарделькой в седовласого. – Вы кто вообще такой?

– Профессор Рубинчик – светило в области нанотехнологий, – внес ясность Смирнов.

Седовласый легким кивком поблагодарил его за комплимент.

– Во всем мире едва ли найдется с десяток таких специалистов, – продолжал глава «Золотого прогресса». Нам повезло, что профессор с нами. Именно ему предстоит самая важная часть операции «Рокировка» – перепрограммировать «кибер‑мозг» и сделать из него точную копию губернатора Орлова.

– Но каким образом? – заинтересовался банкир.

– Число нейронов в головном мозге человека составляет около пятнадцати миллиардов, каждый нейрон имеет тысячи дендридов [3], в среднем около десяти тысяч, – взяв поучительный тон, словно находился на лекции, начал объяснять профессор Рубинчик. – Один грамм человеческого ДНК может сохранить семьсот терабайт данных. Это четырнадцать тысяч дисков «блю‑рей» по пятьдесят гигабайт в капле крови на кончике мизинца. Чтобы сохранить тот же самый вид данных на жестких носителях, потребовалось бы двести тридцать три трехтерабайтных диска, причем их вес составил бы сто пятьдесят один килограмм.

– Дружище, – поморщившись, Головачев панибратским жестом оборвал ученого. – Давайте без лекций.

– Как угодно, – губы Рубинчика расплылись в снисходительной улыбке. – Я хотел описать возможности человеческого мозга в цифровом эквиваленте.

– Ну да, извечный треп про то, что мы не используем даже десяти процентов серого вещества, – Головачев со смешком кивнул на своих плечистых низколобых охранников. – У моих горилл и одного‑то нет.

– Как и у тебя, – одернул Смирнов. – Перед журналистами ай‑кью блещи.

– Проценты… – Рубинчик натянуто улыбнулся и отвернулся от Головачева, потеряв к нему интерес. – Это вам не домашний компьютер с веб‑камерой и пасьянсом. Это новая интеллектуальная система, и дело не в объеме памяти, а в новом принципе работы.

Коржин достал из кармана пальто маленький калькулятор.

– Не утруждайтесь подсчетами, – ученый положил ладонь на лобную долю андроида. – Это революция, господа!

– Как всегда, не наша. Впрочем, неудивительно.

– Я не понимаю, тебе что‑то не нравится, Юра? – вскинулся Смирнов.

– Но ведь это же неслыханно! Где отчеты об испытаниях? Реальный план действий? Дай мне цифры, а не сомнительные гипотезы, – Головачев подался вперед. – Я хочу знать, ради чего сую свою голову в петлю, иначе игре конец!

– На берегу надо было договариваться, – сухо отрезал Смирнов.

– Он нас дурачит! – взвизгнул Головачев и повернулся к банкиру, ища поддержки. – Тони Старк хренов! Содрал нереальные суммы, а теперь пытается откупиться какой‑то куклой! Да ей в «ЛенЭкспо» детей пугать! Все, я хочу свою долю назад!

В руке Смирнова возник пистолет, и охранники вице‑губернатора тут же среагировали, дружно доставая оружие. Позади главы «Прогресса» полукольцом выстроились солдаты, наведя на головачевских вышибал дула короткоствольных автоматов. Охрана Коржина вопросительно посмотрела на начальника, но тот лишь раздраженно покачал головой.

– Скажи своим опустить хлопушки, Юра. Ведете себя как рыночная шпана. Это тебе не девяностые. – Смирнов с презрением оглядел свиту толстяка, хотя при упоминании этого отрезка времени его внутренне передернуло. Он вдруг вспомнил, как однажды ранним январски м утром он, тогда еще едва оперившийся бизнесмен, увидел свой новенький и с таким трудом выписанный из‑за границы «форд» без колес, стоящий на пузатых томиках Хемингуэя и Рекса Стаута. Книги, которые в то время удавалось заполучить, отстояв молчаливую очередь в ближайший пункт сдачи вторсырья и обменяв зачитанную до дыр макулатуру на произведения иностранных писателей.

Ирония. Колеса от иномарки в одной из самых читающих стран в мире ценились дороже книг.

Помнил Смирнов и поражающий своей жестокостью и цинизмом августовский путч в девяносто первом, сопровождаемый саундтреком «Лебединого озера». И испуганные глаза своей беременной жены, когда они, сидя в такси, прорывались к Ленинградскому вокзалу через гудящую от волнений столицу.

И если Тольятти до сих пор оставался городом контрастов, то Россия навеки закрепила за собой звание страны‑парадокса, в которой он, Смирнов, все‑таки выстоял и со временем из просто Виталика превратился в Виталия Анатольевича, создавшего собственную империю. Человека, которого уважали, с которым считались и которого боялись. Одного из немногих, кого подернутая гнильцой от многочисленных бессмысленных реформ российская интеллигенция когда‑то окрестила «малиновыми пиджаками».

Страшное, переломное для страны время. Хотя когда было иначе? Или ты, или тебя. На пути к победе друзей нет.

– Угрожаешь? Мне? – ехидно хрюкнул Головачев. – Подоили и хватит, да? А как вы собираетесь это провернуть? Семья, расписание… Охрана, наконец! Это вы ведете себя как девчонки! Деньги девать некуда? В куклы не наигрались? Надо действовать старым проверенным способом.

– И начать тупую резню, посеяв панику в городе? Грохнуть его?! – Вороненый ствол смотрел Головачеву точно между глаз. – Кто с хаосом будет справляться, ты? Да ты шнурки без своих нянек завязать не можешь.

Встретившись со стальным взглядом Смирнова, Головачев немного остыл.

– Ты хоть понимаешь, что это тот самый момент, ради которого стоит вкладываться в науку, поддерживать университеты, тратить миллиарды на инновации, изобретателей и их патенты? Со временем эти вложения начинают приносить результаты, в которые и поверить‑то поначалу нельзя, – пистолет в руке Смирнова качнулся в сторону андроида. – Это представитель новой эпохи. Это будущее, о котором мы раньше могли только мечтать!

Спрятавшийся за бочками Талыгин до рези в глазах прильнул к видоискателю камеры, фокусируя изображение Головачева.

– Будущее, – тот сделал жест охране, чтобы опустили оружие, и, подойдя к ящику, с наигранным смешком что‑то ткнул внутри него кургузым пальцем‑сарделькой. – Многомиллионная игрушка, не более…

Неожиданно из контейнера высунулась отчетливо видная в лучах прожекторов металлическая пятерня и сдавила необъятную шею захрипевшего Головачева.

Что за черт! От неожиданности Талыгин чуть не выронил камеру. Следом за рукой из ящика плавно поднялась металлическая голова, которая повернулась лицом к пытавшемуся вырваться толстяку. Киборг! Андроид, или как его там! Перехватив ручку, Федя судорожно вытер о штанину вспотевшую ладонь. Начальство от восторга штаны намочит. Теперь можно смело требовать субботний эфир.

– А может, это ты сдал нас Орлову? – поинтересовался Смирнов у корчившегося в конвульсиях толстяка. – Сам ведь давно в кресло метишь.

– Анатольич, да ты в своем уме… да чтобы я… – захрипел Головачев, дрожащими пальчиками пытаясь ослабить стальную хватку андроида. – Богом клянусь! Иначе бы нас давно уже всех… неужели вы не понимаете… нас же всех…

– Теперь все будет под нашим контролем. – Убрав оружие, Смирнов кивнул Рубинчику, и тот нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Стальные пальцы разжались, отпуская закашлявшегося толстяка. Головачев кул ем осел на складной стульчик у стола и жадно хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина.

– Ну, а характерные черты, речь, – Коржин повернулся к Рубинчику. – Память, наконец?

– Саша, можно тебя на минутку, – Рубинчик поднял руку, привлекая внимание идущей от самолета секретарши.

Когда хорошенькая помощница приблизилась к столу, ученый обвел всех торжественным взглядом фокусника, запустившего руку в шляпу. Некоторые поежились под прицелом сокращающейся искусственной диафрагмы‑зрачка.

– Присядь, забегалась, поди уже. Как семья? Никитка?

– Димка в командировку опять рванул. А Никитка у меня умничка, – секретарша улыбнулась, разглаживая складки юбки. – Вчера целых две пятерки принес. Весь вечер дневником хвастался! А почему вы спрашиваете?

– Ишь, какой молодец, – Рубинчик навел на секретаршу небольшой прибор, который держал в руке и нажал на кнопку.

Саша осеклась на полуслове и вперила невидящий взгляд в сырой асфальт, словно ей неожиданно стало дурно.

– Не стоит волноваться, – Рубинчик жестом остановил шагнувшего к секретарше банкира.

Натянув прозрачные хирургические перчатки и взяв голову Саши обеими руками, профессор слегка надавил на нее в определенных местах. Макушка секретарши с частью волос неожиданно щелкнула и откинулась в сторону. Сидящий рядом Головачев по‑бабьи тоненько вскрикнул, прикрыв рот ладонью.

– Александра Жаркова, двадцать шесть лет. Погибла в ДТП год назад. Опытный образец, – вооружившись пинцетом, Рубинчик аккуратно извлек из переплетений замысловатых схем в голове секретарши небольшой металлический предмет. – Глупая смерть.

– Так это и есть тот самый… «мозг»? – Казалось, совершенно не удивленный проведенными манипуляциями, Коржин посмотрел на устройство поверх очков.

– Не совсем, – ученый поднес предмет под свет фары УРАЛа, давая возможность лучше его рассмотреть. – Это плата с так называемой «личностью», в любой момент ее можно заменить на другую. Площадь чипа двести девяносто шесть квадратных миллиметров, он уже полностью интегрирован в процессор и связан с ядрами по внутренней шине на скорости две с половиной гигатранзакции в cекунду.

– Вы хотите сказать, – Головачев тыкал в застывшую секретаршу дрожащим пальцем, – что она… что это…

– Робот, – услужливо подсказал Смирнов, явно наслаждаясь растерянностью толстяка.

– А как же ее семья? У нее есть родственники? – в противоположность реакции Головачева, с нескрываемым любопытством поинтересовался банкир.

– Для них она мертва. Смерть безучастно поражает любого (лат.).]. Муж повторно женился, дело молодое. У маленького Никиты снова есть мама. – Рубинчик аккуратно вставил плату обратно в голову секретарши. – Это наш первый опыт. Закольцованный цикл, замкнутый на себя, как застрявшая игла на пластинке. Каждый раз она уверена, будто только что пришла на работу и в ее маленьком мирке все уютно и хорошо.

– Déjá vu?

– Вроде того, – кивком подтвердил ученый.

Талыгин, разинув рот, наблюдал, что седовласый в комбинезоне проделывает с головой секретарши. Сейчас он боялся даже вздохнуть, сконцентрировав все внимание на двух пальцах похолодевшей от напряжения руки, которыми он регулировал кнопки «зума». Карты памяти бы хватило! Свободной рукой Федя пощупал карман куртки – запасной носитель для записи был на месте. Порядок. Журналист продолжал съемку, даже не замечая, как по лицу бегут крупные капли пота.

– Вот вам наглядный пример, – воткнув вытащенную из головы секрет арши‑робота плату в свой мини‑компьютер, Рубинчик некоторое время колдовал над клавиатурой, затем вытащил плату и аккуратно вернул на положенное место в голове андроида. – К слову о гувернантках.

Крышка‑скальп защелкнулась, и секретарша открыла глаза. Встав и выпрямившись, она преданно посмотрела на Рубинчика.

– Влажная уборка помещений займет полчаса. Исходя из вашего распорядка, обед будет накрыт на четыре персоны в три тридцать. Могу приступать? – Андроид застыл, ожидая ответа профессора. Тот с победоносной улыбкой оглядел собравшихся.

– Так это уже не секретарша? – хлопал глазами обескураженный Головачев. – Ничего не понимаю.

– Юра, не тупи, – снова поморщился Смирнов.

– Как видите, – Рубинчик также наслаждался эффектом. – Съемная плата содержит полную информацию о любом конкретном человеке, накопленную в течении жизни. Хотите пожарного, полицейского, Санта‑Клауса или прост итутку – вы получите кого угодно.

– Душа на флешке, – тихо выдохнул Коржин.

– Можно и так сказать, – кивнул ученый. – Масштабное внедрение такого продукта на рынок повлечет за собой революцию в медицине, образовании, религии. А когда‑нибудь, вероятно, подарит человечеству столь желаемое бессмертие. Заманчиво, не правда ли?

Снова поколдовав с головой Александры Жарковой, Рубинчик нажал кнопку на своем пульте. Робосекретарь обвела мужчин искусственными карими глазами, неотличимыми от человеческих, и виновато улыбнулась.

– Простите, Эдуард Самуилович, задумалась. Вы что‑то хотели?

– Чего‑нибудь выпить, – Рубинчик ободряюще сжал ее запястье. – Нам всем.

– Одну минуту. Я сейчас.

– Невероятно, – Коржин проводил секретаршу горящим взором. – Это не просто впечатляет… Это потрясающе!

– Благодарю, – Рубинчик спрятал пульт в нагрудный карман комбинезона.

– Откуда она все знает? Муж, Никита этот… пятерки, – продолжал хлопать поросячьими глазками вконец обескураженный Головачев.

– Информация обновляется каждый раз в период кодировки «кибер‑мозга». При работе с ней мы используем «тест бессмертия» – вариацию теста Тьюринга [4], который помогает определить, качественно ли передан характер человека, а именно – возможно ли отличить копию от первоисточника.

– Постараюсь правильно задать вопрос, – Коржин посмотрел на Сашу, которая расставляла бокалы с охлажденным шампанским на столе у контейнера, где лежал андроид, и понизил голос: – Не беря в расчет искусственное тело… в остальном – это та же самая девушка?

– С точки зрения сознания, которое ей теперь заменяет программа, это Александра Жаркова. Даже психолингвист не заметит подвоха.

– Но я все‑таки не до конца понимаю, если человек умер, и в то же время он здесь…

– Вам интересно, как я умудрился залезть к ней в голову, чтобы все узнать? Есть свои методы. Человеческий мозг хранит накопленную в течение жизни информацию спустя шесть часов после смерти. К тому же у Виталия Семеновича прекрасные досье на всех сотрудников. И если вам не дает покоя извечный вопрос о человеческой душе, – Рубинчик иронично скривил губы. – Ответьте мне, разве у клона и его прообраза может быть одна на двоих? Каждый ученый в определенный момент должен задуматься: где заканчивается его воля и начинается Божья. Человек – сложный механизм, созданный природой. Наш с вами мозг – это органический суперкомпьютер. Теперь мы можем сделать его сами.

– Хотите сказать, что после этого… переноса или что вы там придумали… – нахмурился Головачев. – Завалите Орлова?

– Ни в коем случае, – Рубинчик отрицательно покачал головой. – Он потребуется для дальнейшей работы. Нам предстоит сложнейшая научная задача – самым тщательным образом скопировать психологический портрет Геннадия Орлова в «кибер‑мозг».

– Я видел достаточно, – Коржин перешел на деловой тон, тем самым стараясь скрыть охватившее его волнение. – Что еще нужно, чтобы закончить работу в срок?

– Для переноса такого объема информации на новый «мозг» требуется сверхпрочный энергетический проводник. Именно поэтому Жаркову сейчас приходится временно отключать, чтобы не вызвать перегрузку цепей. Для успеха нашего дела от нового носителя требуется бесперебойная работа в течение двадцати четырех часов без отключения.

– Что‑то мне подсказывает, что этого проводника у нас нет, – иронично предположил Головачев.

– Совершенно верно, – кивнул профессор.

– А почему было не заказать его у тех же японцев?

– Сейчас в «мозг» андроида записана обычная программа робота‑манекена, – вступил в разговор до этого молчавший Смирнов. – Махать ручкой, улыбаться с заднего сиденья машины – все, что полагается делать двойнику на случай покушений. Это был мой заказ, и в «Ядзимото‑роботикс» выполнили его в лучшем виде. Изначально предоставив им информацию, которая действительно должна находиться в голове этого робота, мы поставили бы под угрозу весь план. И так вызвали у них недоумение, когда попросили сделать объем памяти таким огромным. Сама программа сейчас не занимает и одной сотой процента от всего объема «мозга»: – Смирнов взял со стола бокал с шампанским. Все последовали его примеру. – Сколько потребуется времени на создание проводника, Эдуард Самуилович?

– С решением этой проблемы нам повезло. В Политехническом университете как раз заканчивают работу над первыми образцами проводников нового поколения. Пока первые шаги, но нам вполне хватит.

– Добудьте их.

– Следуя твоей логике, нельзя обратиться к руководству университета в открытую, – Коржин с сомнением покачал головой. – Я знаю, мы поддерживаем их изыскания и даже скупаем некоторые перспективные разработки… Но интерес «Прогресса» к проводникам именно в тот момент, когда мы получили андроида, может вызвать ненужные подозрения.

– Какие будут предложения?

– Самое эффективное в таких случаях – подкуп, – Рубинчик пожал плечами. – Я уже над этим работаю, у меня свой человек на кафедре.

– Поторопитесь, времени мало.

– Как вы вскроете это чучело, чтобы заменить программу? – Головачев шмыгнул носом, выказав неожиданную осведомленность. – Японцы не афишируют свои технологии. Это всем известно.

– Не стои т беспокоиться, – успокоил Рубинчик. – Мы свое дело знаем.

– Тогда за будущее! – предложил тост банкир.

– За настоящее, господа, – победно улыбнулся Смирнов. – За настоящее!

Торжественно звякнули бокалы.

– Виктор Сергеевич, – вклинился в разговор начальник охраны Коржина. – Вон за теми бочками посторонний!

Увлеченный съемкой Талыгин не сразу сообразил, что попал в луч прожектора и все находящиеся в кадре люди уже несколько секунд смотрят в его сторону.

– Проклятие! Принесите мне камеру! – властно приказал Рубинчик рванувшимся к Феде солдатам. – Без нее он ничего не докажет!

Из второго кунга послышался оглушительный лай, и на сырой асфальт спрыгнули четыре громадные овчарки.

Собаки! Перехватив камеру, Федя помчался к отверстию в ограде аэродрома. Черт с ним, с рюкзаком, главное – карту с записью спасти. Добежав до ограждения, он с разбегу ринулся в кривую дыру, вспоров кожу на куртке. Плевать, своя шкура дороже. Впереди показался знакомый силуэт «пятерки». Неожиданно что‑то рвануло руку с камерой назад. Обернувшись, Талыгин встретился с хищным оскалом овчарки, крепко вцепившейся в ремень от камеры. Остальные, не имея возможности пролезть следом, напирали друг на друга, отчаянно заливаясьлаем, кусая друг друга за уши и выхаркивая из оскаленных пастей густые клубы влажного пара. Одна собака просунула морду в отверстие, но журналист, вцепившийся в ручку камеры, тут же изо всех сил двинул ботинком в клыкастую пасть.

– Да отпусти же… – Талыгин дернул камеру на себя, но вымуштрованная овчарка не разжимала хватку.

Солдаты были уже близко. Федя судорожным движением вдавил кнопку механизма выдачи карты памяти.

– Давай, дава‑ай, – не спуская глаз с военных, подгонял он неторопливо жужжащий японский механизм. Крышка было открыта еще наполовину, когда Талыгин с силой выдернул карту из креплений и, бросив камеру, рванулся в сторону машины.