Коммандос делового мира

Столь глубокое реструктурирование не обходится без страда­ний и конфронтации. Как и в начале индустриальной революции, миллионы обнаруживают, что их доходы находятся под угрозой, методы их работы устарели, будущее — неопределенно, а их влия­ние снижается.

Инвесторы, менеджеры и рабочие ввергаются в беспорядоч­ные конфликты. Возникают странные альянсы. Изобретаются но­вые виды борьбы. В прошлом рабочие профсоюзы влияли на власть забастовками или угрозой их проведения. Сегодня (в дополнение к этому) они нанимают банкиров, занимающихся инвестициями, адвокатов и экспертов по налогам — поставщиков специализиро­ванных знаний, — надеясь стать частью реструктурированной сис­темы, а не ее жертвой⁴. Менеджеры, пытающиеся помешать вступ­лению во власть новых лиц или выкупить свои собственные фирмы, как и инвесторы, ищущие пути получения прибылей от такого рода сдвигов, все сильнее и сильнее зависят от своевременной инфор­мации. Знание служит оружием в этой битве за власть, которая идет рука об руку с появлением экономики суперсимволов.

Это же относится к возможности влиять на средства массовой информации — и таким образом формировать то, что знают дру­гие (или думают, что знают). В такой изменчивой обстановке яр­кие личности, искусно манипулирующие символами, имеют опре­деленное преимущество. Во Франции изображением антрепренера

в миниатюре является Бернар Тапи, который заявляет, что создал и лично управляет бизнесом с годовым доходом в 1 млрд. долл. У него есть собственное телешоу. В Англии Ричард Бренсон, основа­тель Группы «Вирджин», бьет рекорды скорости на быстроходных катерах и, по словам журнала «Fortyne», наслаждается «известнос­тью, какая некогда была доступна лишь рок-звездам и членам ко­ролевской семьи».

С разрушением старой системы безликие бюрократы, управ­лявшие ею, сметаются партизанской армией склонных к риску инвесторов, организаторов и менеджеров, многие из которых — индивидуалисты — антибюрократы, все они обладают навыками либо добывать знания (иногда нелегально), либо управлять их рас­пространением.

Приход новой системы создания материальных ценностей ме­няет и власть, и ее стиль. Необходимо просто сравнить темпера­менты, скажем, Джона де Бутса, медленного серьезного человека, управлявшего Американской телефонной и телеграфной компа­нией (AT&T) в 70-х, перед тем как она разорилась, и Уильяма Макгоуна, который разрушил монополию AT&T и создал для кон­куренции с ней MCI Communication Corporation. Нетерпеливый и не признающий авторитетов, сын члена железнодорожного проф­союза, Макгоун начинал с розничной торговли кошельками из кро­кодиловой кожи, создал «подъемные» фонды в помощь голливуд­ским продюсерам Майку Тодцу и Джорджу Скурасу, когда они задумали широкоэкранную версию фильма «Оклахома!», основал небольшую фирму, занимавшуюся государственными заказами в области обороны, а затем победил AT&T.

Или сравните осторожного и предусмотрительного «государ­ственного деятеля от бизнеса», который управлял Дженерал Элек­трик десятилетие или два, с Джеком Вэлчем, заслужившим про­звище Нейтронный Джек, поскольку он разорвал этого гиганта и придал ему новую форму.

Смена стиля отражает потребности изменения. Для выполне­ния задачи выжить в условиях экономики суперсимволов, стоящей перед реструктурированными компаниями и целыми отраслями промышленности, не подходят педантичные, мелочные бюрок­раты, стремящиеся «сохранить лицо». Это работа для индивиду­алистов, радикалов, людей, не знающих пощады, даже эксцент-

пиков — своего рода коммандос делового мира, мужчин, если про­должать параллель, готовых на штурм любых высот ради захвата власти.

Уже говорилось, что современные, склонные к риску антре­пренеры и дельцы имеют сходство с «разбойными баронами», ко­торые возводили фундамент экономики «фабричных труб». Совре­менный век Внезапного Изменения рождает ассоциации с Золотым веком, наступившим сразу по окончании американской граждан­ской войны⁵. Тогда тоже был период фундаментальной реоргани­зации, последовавшей за разгромом аграрного рабовладения на­бирающими обороты силами промышленного Севера. То была эпоха ненасытного потребления, политической коррупции, дикого рас­точительства, финансовых растрат и спекуляций, эпоха, олицетво­ренная в гигантах, подобных «Командору» Вандербильту, «Брил­лиантовому Джиму» Брэди, «Держу пари на миллион» Гейтсу. Из этой эры — эры гонений на профсоюзы и презрения к бедности — вырвался имевший решающее значение взрыв экономического развития, который толкнул Америку в настоящий индустриаль­ный век.

Но поскольку сегодняшнее новое племя скорее пираты, чем бюрократы, его представители могут быть названы «электронны­ми пиратами». Власть, которую они захватили, зависит от слож­ных данных, информации, ноу-хау, а не от мешков с деньгами.

Калифорнийский финансист Роберт Вейнгартен I, описывая процесс захвата корпораций, говорит: «Сначала вы должны выве­сти на экран компьютера список ваших критериев. Потом ищете цель — компанию, им отвечающую, ищете, пробиваясь вашим спис­ком сквозь различные базы данных, пока не идентифицируете цель. Что вы делаете в последнюю очередь? Созываете пресс-конферен­цию. Итак, вы начинаете с компьютера, а заканчиваете средства­ми массовой информации.

В промежутке между ними, — добавляет он, — вы приглашае­те толпу узких специалистов различных областей знаний — адво­катов по налогам, уполномоченных военных стратегов, моделиру­ющих математиков, советников по инвестициям и экспертов по связям с широкой общественностью, большинство из которых также сильно зависят от компьютеров, факсимильной техники, телеком­муникаций и средств массовой информации.

В наши дни очень часто возможность заключить сделку зави­сит от знаний больше, чем от выложенных на стол долларов. На определенном уровне проще добыть деньги, чем нужное ноу-хау. Знания — вот настоящий рычаг власти»⁶.

Реорганизации, приход новых хозяев, бросая вызов власти, порождают глубокую драму, а следовательно, героев и злодеев. Такие имена, как Карл Айкин и Т. Бун Пикенс, известны всему миру. Вспыхивают междоусобицы. Стив Джобе, сооснователь Apple Computer, когда-то мальчик, восхищавшийся американской про­мышленностью, сложил с себя полномочия после «государствен­ного переворота» в корпорации, осуществленного Джоном Скули, несмотря на то что Джобе владел огромным количеством акций компании. Якокка продолжает бесконечную борьбу против Генри Форда II⁷. Роджер Смит из General Motors стал персонажем сати­рического фильма «Роджер и Я» и был публично растоптан Россом Пьеро, компьютерным миллионером, компанией которого завла­дел Смит⁸. Этот перечень пополняется ежедневно.

Воображать, что переход корпораций из рук в руки — явление чисто американское, артефакт неадекватного регулирования на Уолл-стрит, значит упустить более глубокий смысл. В Британии Роберт «Малыш» Роуленд ожесточенно сражался за контроль над универсальным магазином Харродз, а сэр Джеймс Голдсмит, мо­гущественный, пресыщенный финансист, нанес удар весом в 21 млрд. долл. по ВАТ Industris PLC. Карло де Бенедетти, глава «Оли­ветти», борется с Джанни Агнелли, представителем империи «Фиат», и il salotto buono* — внутренней группой, за которой закрепилась промышленная власть в Италии — и шокирует всю Европу притя­занием на управление Брюссельским бельгийским генеральным обществом, группой, контролирующей треть национальной эко­номики⁹.

Французская компьютерная фирма Groupe Bull присматрива­ется к управлению компьютерным предприятием «Zenith» в Со­единенных Штатах. Группа «Виктория» вступила во владение Colonia Versicherung A.J., второй по величине страховой компанией в Герма­нии, а Дрезденский банк выкупил Французский международный инвестиционный банк¹⁰.

* Il salotto buono (итал.) — высшие слои, «цвет» итальянского дело­вого мира. — Примеч. пер.

В Испании, где драма частенько оборачивается мелодрамой, общественность была приглашена посмотреть на то, что «Financial Times» назвала «вероятно, самым приковывающим внимание... но, в конечном счете, безвкусным представлением за последние деся­тилетия», битву, подобную взрыву, между «прекрасными» и «удач­ными родственниками» — старыми и новыми деньгами¹¹.

В этой битве за контроль над тремя крупнейшими банками страны и относящимся к ним промышленным империям Альберто Кортина и его кузен Альберто Алькосер схлестнулись с Марио Конде, блестящим ловким адвокатом, который захватил контроль над Испанским кредитным банком и пытался слить его с Цент­ральным банком, также крупнейшим в стране. Сражение переко­чевало на страницы «желтой» прессы с порноуклоном, когда один из Альберто влюбился в 28-летнюю маркизу и была растиражи­рована ее фотография в ночном клубе в мини-юбке без нижнего белья.

В конце концов, великое слияние, разрекламированное испан­ским премьер-министром как, «вероятно, событие века в эконо­мике», разлетелось вдребезги, оставив Конде бороться за выжива­ние в своем собственном банке.

Все это — захватывающая пища для средств массовой инфор­мации, но международный характер явления говорит нам, что это ведет к чему-то большему, чем внезапное изменение, алчность и местные неудачи в регулировании. Как мы увидим, в данный мо­мент происходит нечто более серьезное. Власть смещается сразу на сотне фронтов. Сама природа власти — отношения силы, бо­гатства и знаний — изменяется, так как мы переходим к суперсим­волической экономике.

Date: 2015-09-17; view: 302; Нарушение авторских прав