На зеках и головорезах

Применение силы для обогащения не закончилось с эрой па­рового двигателя. В XX в. насилие использовалось в поистине гран­диозных масштабах.

В неизвестных лагерях в Советском Союзе, например в Ворку­те, миллионы заключенных использовались как дешевая рабочая сила для заготовок и транспортировки леса, добычи руды. Снача­ла, пишет советский экономист В. Селюнин, лагеря были сред­ствами подавления политической оппозиции революции 1917 г.; позже они стали «средствами решения чисто экономических за­дач»¹. Гитлеровские заводы времен Второй мировой войны обслу­живались рабской трудовой силой со всей Европы, производя во­енное снаряжение, химические вещества — и трупы. Зверское обращение с черным большинством в Южной Африке, против которого применялись полицейские собаки, дубинки и слезоточи­вый газ, было формой контроля над рабочей силой.

Каким только репрессиям ни подвергалось рабочее движение в Соединенных Штатах и других странах: от М. Макгвайра, пытав­шегося организовать угольные битвы в Пенсильвании в 1870 г., до Рыцарей Труда; от бойни в Хеймаркете в 1886 г., ознаменовавшей начало кампании за 8-часовой рабочий день, до великой забастов­ки текстильщиков в Гастонии, Северная Каролина, в 1929 г. и побоища, состоявшегося в день памяти павших в гражданской войне (30 мая) на «Репаблик Стил» в Чикаго в 1937 г. Работодатели и полиция всегда пытались помешать организации профсоюзов.

Не так давно, в 30-годах, в Соединенных Штатах компании нанимали здоровенных парней для подавления забастовок или за­пугивания организаторов профсоюзов и их последователей. Гарри Беннет и его безымянные «бригады головорезов» обычно призы­вались, чтобы остудить головы, когда служащие компании «Форд» просили повышения зарплаты или угрожали организацией забас­товки. Частенько мафия помогала работодателям «договориться» с по-боевому настроенными рабочими. Сегодня в Южной Корее многие компании учредили отряды под названием «Спаси компа­нию» для подавления забастовок и профсоюзного движения. На заводе фирмы «Моторола» в Сеуле насилие достигло такого уров-

ня, что двое рабочих облились бензином и подожгли себя в знак протеста против отказа фирмы признать профсоюз³.

Японские работодатели сразу после войны обращались к якуд­зе (аналог мафии), когда им надо было запугать профсоюзных ак­тивистов. И даже в современной Японии, несмотря на высочай­шую стадию экономического развития, фактор якудзы не исчез окончательно.

Связанные с якудзой сокайа — хулиганы и головорезы в тяже­лых ботинках — часто внезапно заявлялись на собрания акционе­ров японских корпораций, чтобы оказать давление или защитить администрацию⁴. В 1987 г. первое собрание держателей акций, последовавшее за приватизацией компании Nippon Telegraf and Telephon Company (NTT), было сорвано, когда вульгарно одетые сокайа обвинили директора в вымогательстве денег у его секрета­ря. Дюжина других вскочила на ноги, чтобы затянуть дискуссию. Один потребовал объяснения, почему он должен стоять в очереди в туалет. После того как представитель администрации принес ему извинения, он спросил, почему служащий NTT совершил неприс­тойный акт. Под стоны аудитории он продолжал сыпать вопроса­ми об утерянных долговых обязательствах стоимостью в несколько тысяч долларов и о прослушивании телефонных разговоров.

Сокайа продолжали бесчинствовать, намереваясь скорее сорвать работу, чем реформировать компанию, пока неожиданно в зале не появилась группа рослых крепких молодых людей. Сокайа тихо ретировались.

Не все преступления в мире бизнеса заканчиваются столь мир­но. В Японии, например, Кацуо Кенджаку, хорошо известный менеджер инвестиционного фонда, связанного с якудзой, был най­ден в Осаке закатанным в бетон⁵. Якудза также глубоко замешана в спекуляциях с недвижимостью и поставке боевиков для запуги­вания постоянных жителей и владельцев маленьких магазинчиков, не желающих уступать место многоэтажным предприятиям. Эта тактика настолько известна, что послужила основанием для филь­ма «Возвращение женщины, определяющей размер судебных из­держек», снятого в 1989 г. Джутсо Итами⁶.

Борьба за дорогостоящую недвижимость — причина и тако­го недавнего случая. Провал финансовой сделки привел к су­дебному процессу о мошенничестве. Американский юрист в То-

кио Чарльз Стивене из «Cordert Brothers», представлявший фир­му из Соединенных Штатов, стал получать звонки с угрозами и был вынужден держать бейсбольную биту в своем рабочем столе в целях самообороны⁷.

Насилие в коммерческом полусвете порой принимает причуд­ливые формы, особенно на рубежах индустрии развлечений. В Южной Корее местные кинодистрибьютеры пытались отпугнуть зрителей от кинотеатров, демонстрировавших американские филь­мы, запуская туда змей⁸. Во Франции, когда инвесторы из Саудов­ской Аравии совместно с французским правительством строили Мираполис, парк развлечений стоимостью 100 млн. долл., их фран­цузские конкуренты насыпали песок в механизмы аттракционов (парк постигла неудача по другим причинам).

Японский саракин, как и официальные заимодавцы, опутав­шие мир, иногда полагался на физическое «убеждение», чтобы принудить заемщиков выплачивать деньги по ростовщическим долговым обязательствам. И деньги тихо текут в крупные банки и финансовые институты⁹.

В Соединенных Штатах, как и во многих других странах, сила порой применяется, чтобы заткнуть рот «разоблачителям» корпо­раций — служащим, привлекающим внимание к спорным момен­там в работе руководства.

Этим занималась Карен Силквуд. Она погибла в автокатастро­фе после того, как заявила протест против торговли ее шефом ядер­ными материалами; и до сих пор, годы спустя после события, не­которые еще задаются вопросом, была ли та авария случайной. Многие считают, что Карен Силквуд была убита компанией¹⁰.

Конечно, эти драматичные случаи являются исключениями в странах с развитой экономикой. Повседневная рутина американ­ского администратора с кипой распечаток в руках, японца, рабо­тающего на телефоне, или продавца, расставляющего образцы то­варов на прилавке, так далека от любого намека на насилие, что даже упоминание о нем вызывает скептические взгляды.

Но просто исходя из того, что большинство коммерческих сде­лок не несет прямого насилия, нельзя полагать, что оно исчезло.

На самом деле оно сдерживается; насилие сменило форму — и спряталось.