Часть III 2 page. Но не успела она сделать и шага, как заверещал телефон

Но не успела она сделать и шага, как заверещал телефон. Корделия подбежала к столу и сняла трубку.

– Слушаю! Комната мисс Кэллеген… Да, совершенно верно… М‑м‑м… пока ни шатко ни валко, хотя мы достигли некоторого прог… Нет‑нет, пока нет… Нет, мы вообще еще не связывались с полицией… М‑м‑м… Нет, этого я пока сказать не могу… Что ж, если вы настаиваете, мы приложим все усилия… да, половина пятого нас устроит… Да, Линдсей об этом известно… До встречи. – Повесив трубку, Корделия пробормотала: – Ох, дьявольщина! Это Джиллиан. Хочет встретиться с нами в понедельник – узнать, как продвигается наше расследование. Похоже, полиция настаивает на скорейшем рассмотрении дела, и Джиллиан хочет иметь на руках все возможные аргументы, которые смогут разрушить их версию. Так что теперь еще и время против нас.

Линдсей Гордон застонала.

– Что ж, значит, дорога каждая минута. Придется отложить кофе и разыскать эту болтушку Баррингтон. Как знать, может, она подскажет нам ответы на все загадки этого головоломного дела.

– Будь ты Эркюлем Пуаро, она бы все выложила как на блюдечке.

– Ну да, вот только если бы я была Эркюлем Пуаро, ты бы не полюбила меня, правда?

В Лонгноре царила какая‑то зловещая тишина. Комната Кэролайн была расположена на верхнем этаже. Корделия постучала. На ее стук никто не ответил, тогда она отворила дверь и вошла. Они с Линдсей заранее договорились, что если Кэролайн не окажется на месте, они все равно ее дождутся. Линдсей приблизилась к окну и прислонилась к батарее отопления, расположенной под широким подоконником. Корделия уселась на стул с прямой высокой спинкой и положила ноги на корзинку для мусора. Обе осматривали комнату с таким видом, будто оказались здесь впервые; Линдсей озиралась вокруг, с удивлением обнаружив много такого, на что не обратила ни малейшего внимания, хотя провела здесь пару ночей.

Мебель здесь была казенной: кровать, стол, стул, гардероб, буфет и комод. Однако по всему прочему можно было сразу понять, что за личность тут обитает. На стенах висели портрет Ленина, большая фотография Вирджинии Вульф и плакат, призывающий принять участие в ралли, организованном женщинами‑борцами за мир Гринем‑Коммон. На книжных полках лежало всего несколько учебников, а остальное место занимали десятки научных и научно‑популярныхкниг: политика, социология, феминизм, вот чтозанимало эту девочку. На письменном столе творилось что‑то невообразимое, но внимание сразу привлекали три вещи: настольный календарь сфотографиями парусников и два фото в рамках. Взгляды обеих женщин, как по команде, устремились на фотографии. Корделия взяла их в руки. На одной из них был запечатлен семейный портрет: Энтони Баррингтон, его бывшая жена и их потомство. Кэролайн стояла между родителями, а ее брат и сестра сидели перед ними на диване.

На другой фотографии они узнали того же мужчину – он стоял на заснеженном пике горы и озорно улыбался. На нем было альпинистское снаряжение – старый, в пятнах, комбинезон, тяжелые ботинки, смотанные бухтами веревки и маленький рюкзак. Худощавое загорелое лицо, морщинки вокруг глаз… Его брови чуть приподнимались у переносицы, придавая его лицу ироничное выражение. Прочие черты были ничем не примечательны. Однако глаза и брови выдавали в нем веселого, компанейского человека. Можно было не сомневаться, что Кэролайн была того же мнения.

Пока Корделия внимательно рассматривала фотографии, дверь в комнату распахнулась, и в нее влетела Кэролайн, крича кому‑то через плечо:

– Только не сегодня, а то у меня слишком много дел!

Корделия вздрогнула и едва не выронила фотоснимки, вскочив со стула. Линдсей резко выпрямилась.

– Боже правый. – воскликнула девушка, – убийство и грабе. – и все в одну неделю! Нет, скажу я вам, это уж слишком.

Линдсей невольно широко улыбнулась.

– Нет‑нет, не беспокойся. – поспешила оправдаться она. – Нам обязательно надо было встретиться с тобой, а дверь оказалась открытой. Клянусь, что мы не читали твои письма и не рылись в комоде и шкафу.

– Да мне это и в голову не пришло. – Кэролайн пожала, плечами. – Даже если бы и рылись,все равно не нашли бы ничего интересного. Я просто не ожидала увидеть двух суперсыщиц в своем скромном жилище. – Кэролайн бросила сумку и упала на кровать.

– Я смотрю, что старый добрый беспроволочный телеграф работает в Дербишир‑Хаусе по‑прежнему без перебоев, совсем как в дни моей юности, – прокомментировала Корделия.

– Господи, конечно же, всем известно, зачем вы сюда приехали. – усмехнулась Кэролайн. – Ее величество объявили об этом на общем собрании. Думаю, вы хотите порасспросить меня об этой чертовке. Да‑а, прямо скажем, личностью она была неординарной! Мало того, что донимала всех при жизни, так и еще и после смерти людям покою не дает. Честно говоря, того, кто положил конец всем ее фокусам, стоило бы наградить, а не наказывать. Наверняка вы уже слышали от кого‑то подобное мнение, угадала? А в полиции они совсем сбрендили – арестовать нашего Босса, некоторые, прямо скажем, не самые умные люди твердят, что это не просто убийство, а в некотором роде месть… Но она же не такой человек, можети мне поверить.

– А кто такой Босс? – недоуменно переспросила Корделия. – Его тоже арестовали?

– Ох! Я имела в виду мисс Кэллеген. – Кэролайн густо покраснела.

– Но почему вы называете Пэдди Боссом? – полюбопытствовала Пэдди.

– Думаю, потому, что она умеет ненавязчиво внушить, кто тут главный. Эй, послушайте, не думаете же вы, что я могу иметь какое‑то отношение к убийству? Видите ли, я очень несдержанная, мне часто это твердят, и… и я действительно наговорила тут много всяких глупостей… ну, что смерть этой отвратительной женщины – это скорее благо, чем беда. Ну, скажите, разве я похожа на убийцу?

Линдсей невольно рассмеялась, представив себе Кэролайн Баррингтон в этой роли. Девушка растянулась на покрывале с видом оскорбленной невинности.

– Кэролайн, – позвала ее Линдсей, – я, конечно, не могу с абсолютной уверенностью сказать, что ты не способна на убийство. Но, судя по тому, что я успела услышать и увидеть за эту неделю могу точно сказать: если бы ты убила Лорну, об этом немедленно узнало бы все население Дербишира. Так что если когда‑нибудь надумаешь совершить убийство, для начала устрой себе каким‑то образом ларингит, чтобы тебе было трудно говорить.

Кэролайн широко улыбнулась, и в этом мгновение Линдсей поразило удивительное сходство девочки с отцом. В этой улыбке было все – и радость любительницы риска, и легкая чертовщинка, и бесшабашность… Внезапно журналистка поняла, что Кэролайн Баррингтон вполне могла убить Лорну Смит‑Купер и держать при этом рот на замке. Кстати, ее репутация неугомонной болтушки была бы в таком случае великолепным прикрытием.

– Ну хорошо. – пробормотала Кэролайн. – если вы считаете, что виолончелистку убила не я, то о чем вы меня собираетесь спрашивать? Начать с того, что я уже сообщила полиции? – тоном бывалого свидетеля спросила она, однако чувствовалось, что это совсем еще ребенок, вполне добродушный и несколько неуклюжий, как все подростки.

– Сначала скажи нам вот что: ты не заметила в ту субботу чего‑нибудь необычного? – спросила Корделия. – Вспомни весь этот день.

Подруги решили на всю катушку разговорить и без того болтливого и наблюдательного свидетеля.

– М‑м‑м. – задумчиво промычала Кэролайн. – Вообще‑то денек выдался довольно забавный. Мне показалось, что мисс Кэллеген немного нервничает, но, думаю, она просто волновалась из‑за предстоящего концерта, а тут ей с вами пришлось возиться. Думаю, кого угодно в администрации может довести до ручки присутствие журналиста. Я хочу сказать, они же не знали, что вы про нас хотите написать. Видите ли такие школы, как наша, представляют собой замкнутый мирок, мы находимся в чудовищной изоляции, но силы разума и идеи равенства постоянно атакуют, что заставляет наше начальство постоянно пребывать в оборонительной позиции. Вы конечно, понимаете о чем я? А потом, еще этот скандал с Сарой Картрайт, который всех завел: он отбросил Джеко в нормальный штопор, уж извините за технический термин, и, прямо сказать, не лучшим образом повлиял на настроение мисс Кэллеген.

– Впрочем, вы были рядом, так что, полагаю, вы заметили, что происходит, – продолжала она. – Все это было довольно страшно, я серьезно говорю. Мне кажется, Сара – очень одинокий человек. По‑моему, у нее в жизни нет ничего, кроме этой школы, отец ее постоянно занят. Нет, мой папа тоже очень занятой человек – он или по уши в работе, или взбирается на какую‑нибудь вершину, но он всегда находит время для общения со своими детьми. А для отца Сары главное – работа. Сколько раз он обещал взять ее куда‑нибудь с собой, а потом всегда все отменялось, и он говорил дочке: «Не повезло, детка, но ты не огорчайся – мы еще обязательно куда‑нибудь выберемся. И хотя у Сары Картрайт нет близких друзей, все равно школа стала вторым домом. Здесь хотя бы ценят ее спортивные успехи.

Ну и, разумеется, когда эти придурочные начали на нее наседать, бедная Сара сразу в истерику, для нее эти нападки – настоящая катастрофа. И поскольку мисс Кэллеген прямо‑таки болезненно неравнодушна к тому, что творится в наших милых юных головках, я пришла к выводу, что ее весьма огорчило отношение девочек к Саре. Вся эта история вообще какая‑то сомнительная, не так ли?

– Возможно, – кивнула Корделия, пожимая плечами. – А позже, днем, она успокоилась?

– Я не знаю, что там происходило, потому что уходила из корпуса, чтобы поговорить с папой, – ответила Кэролайн. – Думаю, вам известно о нем и об этой чертовой ведьме.

– Кое‑что нам действительно известно, – поспешила подтвердить Корделия. – Но может, ты расскажешь нам, что там на самом деле произошло?

– Что ж… – Кэролайн помедлила. – Ладно, расскажу. Так вот, эта история стала самым главным событием в жизни нашей семьи за последние два года. – Ее обычная живость угасла, она стала говорить медленнее, чем всегда. – Уж не знаю, где они познакомились, но папа стал из‑за нее вести себя, извините, как последний идиот. Дома он ничего не рассказывал, но, думаю мама догадывалась. Дальше – больше. Он вообразил, что обычная любовная интрижка ему ни к чему, и заявил маме, что хочет с нею развестись. Началось просто какое‑то безумие – всем было так больно, потому что в глубине души он всех нас очень любил.

Когда весь этот кошмар с разводом был позади, папа отправился к Лорне и сделал ей предложение. Они не виделись около месяца, потому что эта фифа отправилась в путешествие по Дальнему Востоку. Так вот, она расхохоталась ему в лицо и посоветовала не быть дураком и, добавила, что совсем не собиралась выходить за него. Разве эта мерзавка могла понять, что отвергает самого лучшего человека на свете. А папа… Папа был просто раздавлен. Да и разве он мог чувствовать себя иначе? Вы только вдумайтесь: человек разрушил свою семью, испортил жизнь и себе, и всем нам – и чего ради? – Кэролайн надолго замолчала.

– Я могу простить его, – собравшись с духом, продолжила она. – каждый человек хоть раз в жизни может крупно ошибиться. И потом, он все равно мой, он по‑прежнему часть моей жизни. А вот ее я никогда не прощу: заморочила человеку голову, добилась того, чтобы он вообразил, будто и она влюблена в него, а сама знала, что все это – всего лишь игра, которой скоро наступит конец. Но ей и этого было мало. – Щеки Кэролайн зарделись от волнения. – Она захотела разрушить его жизнь. Так что я ничуть не жалею, что кто‑то убилее. Ничуть не жалею. – Тут голос ее задрожал.

– А почему он приехал к тебе в субботу? – Спросила Линдсей, стараясь не выдать свою тревогу – у него была какая‑то причина?

– В воскресенье он наметил себе восхождение на Айлем, – объяснила Кэролайн. – Айлем – это известняковый холм рядом с глубоким ущелье. – милях в двадцати отсюда. Мы еще раньше договорились, что он заедет ко мне в субботу днем. Он часто приезжает по субботам. Думаю, он и в Дербишир‑Хаус отдал меня потому, что рядом это ущелье. А школа, в которой учится мой брат, расположена в Пертшире, так что он и там может заниматься своим любимым альпинизмом и навещать заодно сына. Иногда мне кажется, что горы и скалы он любит больше всего на свете. Его привязанности я бы расположила в таком порядке: горы, музыка, его семья и, наконец, работа. Как бы то ни было, ни разу такого не было, чтобы я почувствовала, что он приехал ко мне просто по обязанности. Я его так люблю, очень‑очень. – в неожиданном порыве добавила Кэролайн.

– И сколько же времени ты провела с ним в субботу? – спросила Корделия.

– Папа забрал меня в половине третьего, и мы отправились с ним на прогулку в Чи‑Дэйл и Уай‑Дэйл. Потом мы зашли выпить чаю, и он привел меня обратно около шести часов. Я сказала ему о концерте, но он не захотел идти на него, потому что знал, что она будет принимать в нем участие. – Девочка вздохнула. – Впрочем, я так и думала, что он не пойдет. Зато папа пообещал прислать чек для нового фонда. Проводив меня он, наверное, вернулся в свой отель. Так он обычно делает. Обедает, а затем идет к себе в номер, возится с бумагами и слушает музыку.

– А ты знаешь, в каком отеле он остановился? – вмешалась Линдсей.

– Кажется, в отеле «Энджелз ритрит», это в Торп‑Дэйле. Он там всегда останавливается. – добавила Кэролайн. – Ну а я, попрощавшись с ним, пошла пообедала, а там уж и подошло время концерта.

– А вечером ты его не видела?

– Нет, – пожала плечами девочка. – А как я могла его видеть, если его тут не было?

– Ты говорила об этом полиции? – осторожно спросила Корделия.

– Они ведь не спрашивали ни о чем, кроме концерта, – отозвалась Кэролайн. – Я, конечно, переживала, что они могут подумать про папу что‑то такое… Они же не знают его так, как знаю я. А вы считаете, что мне следует рассказать им о том, что папа приезжал ко мне? И это как‑то поможет мисс Кэллеген?

– Не думаю, что приезд твоего отца так уж их заинтересует, так что не бери это в голову. Лучше расскажи, что еще тебе запомнилось?

– М‑м‑м… После обеда я направилась прямо в зал, а оттуда – в кладовую, где забрала целую кипу программок. Может, там поблизости кто‑то и был, но я лично никого не видела. Позднее я пришла за очередной порцией программок, а до этого шла в туалет. По сторонам я не глазела – видимо вокруг не было ничего необычного. Все суетились, куда‑то бегали, только в коридорчике, ведущем ко второму музыкальному классу, никого не было, ну это понятно, туда время от времени забредали лишь те, кто торговал программками. Кстати, я видела Джесс Беннетт. Она подошла ко мне и спросила, не видела ли я мисс Кэллеген, и я отправила ее в помещение за сценой, потому что встретила мисс Кэллеген там, когда выходила из туалета. Она распекала одну из участниц хора за растрепанные волосы. Больше я ничего особенного не припомню.

А вообще кошмар, правда? Я хочу сказать, что это сделал кто‑то, кто хорошо ориентируется в главном корпусе. А это значит, что все мы, или почти все, знакомы с убийцей… – Кэролайн внезапно замолчала. Ее личико вдруг стало совсем юным и беззащитным.

– Признаться, у меня тоже сложилось такое впечатление, – поддержала Линдсей. – Скажи‑ка мне одну вещь: ты видела Сару Картрайт или ее отца – уже после выставки‑продажи?

Кэролайн на мгновение задумалась.

– Отца ее я не видела, – ответила она. – На концерте его точно не было. А что касается Сары… Я подходила к ее комнате, когда вернулась в корпус после чая. Хотела спросить, – объяснила девушка, – пойдет ли она на обед, ну и вообще… поддержать ее хоть немного. Я постучала,но мне никто не ответил. Я нажала на дверцу ручку, но дверь оказалась запертой. Я поняла, что Сара либо не хочет никого видеть, либо уснула, ну я и ушла.

Линдсей решила, что больше ничего стоящего Кэролайн рассказать не сможет. Поэтому, взглянув украдкой на Корделию, она поднялась со своего места и сказала:

– Спасибо тебе за откровенность, Кэролайн. Если вдруг захочешь поболтать или вспомнишь еще что‑нибудь важное – заходи, не стесняйся. Мы пробудем здесь еще несколько дней. Договорились?

Когда они вышли в коридор, Корделия сардонически усмехнулась:

– Да здравствует пролетариат и вечная борьба, так, что ли? – сухо промолвила она.

Линдсей уже научилась спокойно воспринимать насмешки Корделии, не кидаясь очертя голову в споры. Поэтому в ответ на колкость она мягко ответила:

– Когда вдруг находишь хотя бы малюсенькую трещинку в непрошибаемой броне буржуазности, невозможно удержаться от соблазна немножко ее расковырять. Однако вернемся к делу. Итак, сначала все обсудим или отправимся прямиком к Саре Картрайт? Полагаю, нам придется слегка надавить на нее.

Корделия пожала плечами:

– Ну что тебе сказать на это? Думаю, мои гениальные записи не станут менее блистательными, если я займусь ими позже, придав нашим находкам должные очертания и форму. Давай заодно повидаемся и с ней, по‑моему, этого на сегодня будет более чем достаточно. А потом мы сможем где‑нибудь пообедать и разложить все по полочкам.

– И при этом не забудем заказать аперитив – уточнила Линдсей сухо. – Так где нам искать Сару?

– Где‑то здесь, в этом же коридоре. Я посмотрела в записях Пэдди, где кто живет. – Корделия двинулась к комнате Сары.

Они постучались. После непродолжительного молчания низкий голос пригласил их войти.

Обстановка в комнатке была точно такой, как у Кэролайн. Из окна открывался великолепный вид на деревья, которые отделяли школьную территорию от раскинувшихся во все стороны вересковых пустошей. Однако здесь, похоже, даже не пытались придать казенному жилищу что‑то свое. Стены были голыми, лишь на одной из них висела большая черно‑белая фотография гимнастки на брусьях. Корделия узнала Нелли Ким, русскую олимпийскую чемпионку. На полках стояли одни учебники да несколько книг по гимнастике, а письменный стол был как‑то неприятно пуст. Только свадебный снимок в рамке обременял его неестественно аккуратную столешницу. Мужчина, запечатленный на фотографии, без сомнения, был молодым Джеймсом Картрайтом темноволосая, жизнерадостная женщина – матерью Сары.

Девочка сидела по‑турецки на кровати и читала газету. Когда женщины вошли в комнату, Сара аккуратно сложила газету и отложила ее в сторону. Ее темные волосы были коротко подстрижены, на лоб спадала густая прямая челка, оттеняющая чистую бледную кожу, совсем еще по‑детски свежую. Похоже, Сара обладала потрясающей выдержкой, однако внимательный, чуть напряженный взгляд выдавал ее волнение. В отличие от отца, она готова была выжидать, не вступая в разговор первой, и лишь вопросительно смотрела на незваных гостей.

Линдсей сразу почувствовала себя очень неуютно, этаким агрессором, вторгшимся на чужую территорию.

– Извини, что мы так запросто вломились к тебе. – заговорила она, преодолев смущение. – но мы подумали, что ты, возможно, сумеешь помочь нам.

Сара продолжала молчать. Линдсей посмотрела умоляющим взглядом на Корделию.

Все поняв, та подхватила ее монолог, надеясь, что девочка все‑таки не выдержит, даст волю своим чувствам.

– Мисс Овертон попросила нас провести собственное расследование, чтобы обнаружилось хоть что‑нибудь, что помогло бы доказать невиновность мисс Кэллеген. Мы уже со многими поговорили и узнали довольно много интересного, теперь твоя очередь.

– Я все знаю, – заявила Сара. В ее произношении не было и намека на местный акцент – должно быть, она никогда не бывала севернее Эстата. – Вы уже ходили к моему отцу. Как это глупо предположить, что он мог иметь к этому хоть какое‑то отношение! – горячо произнесла она. – У меня для вас ничего интересного не найдется. Я в этом уверена. В субботу я все время провела здесь. И не видела никого, кроме мисс Кэллеген. Около пяти часов, когда все пошли пить чай, она принесла мне фруктов и несколько сэндвичей. Кто‑то ко мне стучался, но я не ответила. Мне никого не хотелось видеть. Разве только папу, но его тут не было.

– Должно быть, утреннее недоразумение очень тебя огорчило, – осторожно заметила Корделия.

В ответ девочка лишь приподняла брови.

– Еще бы. – ответила она после некоторой паузы. – Это было ужасно… они набросились на меня за то, что мой папа вынужден предпринять, у бизнеса свои законы. А я‑то считала, что я тут среди друзей… – Она покачала головой. – Жутко обидно. Но с другой стороны, это было даже полезно, – добавила Сара. – Теперь я знаю, кто мне настоящий друг.

– Например, Кэролайн Баррингтон? – быстро спросила Линдсей.

– А почему именно она? – удивилась девочка.

– Ну, она же заходила узнать, как у тебя дела, и спросить, пойдешь ли ты обедать.

– Да. – Сара пожала плечами. – Что‑то не припомню. Впрочем, раза два действительно кто‑то стучался, но я уже сказала вам, что не хотела никого видеть. Я заперлась и впустила только мисс Кэллеген, потому что не хотела наживать себе неприятности, они непременно бы возникли если бы я ей не открыла. – Сара Картрайт больше не скрывала своей враждебности.

– Так что ты ничего не видела и не слышала? Ничего, что могло бы иметь отношение к убийству Лорны Смит‑Купер?

– Совершенно верно. – кивнула Сара. – И теперь, если у вас все… В общем, у меня полно дел. Я как раз собиралась пойти в гимнастический зал, чтобы отработать кое‑какие движения. Так я могу уйти?

– Конечно‑конечно. Но, если ты не возражаешь, я бы хотела задать тебе еще парочку вопросов, – мягко сказала Линдсей.

Брови девочки опять взлетели вверх, она наградила журналистку уничижительно‑презрительным взглядом.

– Если вам делать больше нечего, то давайте – спрашивайте, – буркнула она.

– Ты сделала заявление полицейским, что в субботу утром мисс Кэллеген отвела тебя во второй музыкальный класс.

– Ну да, верно. Так оно и было.

– А зачем, по‑твоему, она тебя туда повела?

– Хотела мне помочь. Я была жутко расстроена, надеюсь, вы это понимаете. Мисс Кэллеген сказала, что мне необходимо где‑то побыть одной, чтобы успокоиться. Она сказала: «Пойдем во второй музыкальный класс, там сейчас никого нет. Его приготовили для нашей знаменитой гостьи, так что туда сегодня никто заходить не будет». Глаза Линдсей буравили девочку.

– А ты уверена, что мисс Кэллеген сказала именно это? То есть что класс был подготовлен специально для мисс Смит‑Купер?

– Да. – кивнула Сара Картрайт. – Совершенно уверена.

– А вот мисс Кэллеген ничего подобного не помнит, – как бы невзначай заметила Линдсей.

– Мне очень жаль, но она произнесла именно эти слова.

– Ты также сообщила полиции, – продолжала журналистка, – что мисс Кэллеген ходила по классу, открывала шкафы и рассматривала их содержимое. Ты по‑прежнему станешь утверждать это, не так ли? Видишь ли, мисс Кэллеген уверяет, что и этого она не делала.

Глаза Сары вспыхнули, и она недовольно ответила:

– Да, я по‑прежнему это утверждаю! А почему вы считаете, что я вру? С какой стати? Мисс Кэллеген я зла не желаю, она очень мне нравится.

– Я могла бы назвать несколько причин, которыми можно объяснить твое нежелание говорить полную правду. – Линдсей замолчала, однако Саpa не пожелала принять ее вызов. С сожалением покачав головой, та продолжила: – Что ж, колитак, извини за беспокойство. Надеюсь, мы не слишком долго задержали тебя, прости, что помешали. – С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Корделия вышла следом. Линдсей просто обуревала ярость. Внезапно ее лицо осветилось улыбкой. Обернувшись к Корделии, она заметила.

– Есть во мне что‑то, что заставляет Картрайтов задирать нос. Нет, я никогда не смогла бы ходить в элитную школу, где все такие воспитанные.

В ответ Корделия так расхохоталась, что две школьницы, проходившие мимо них, даже остановились и недоуменными взглядами уставились им в спины.

Расположившись за письменным столом Пэдди, Корделия что‑то быстро записывала в блокноте, а Линдсей мерила шагами комнату, куря одну сигарету за другой и поглядывая на безделушки, стоявшие на каминной полке. Потом она подошла к бару и, плеснув в небольшой стаканчик виски, спросила:

– А тебе налить?

– Это зависит от некоторых обстоятельств, – улыбнулась Корделия Браун в ответ. – Мы собираемся пойти поесть? И если да, то когда именно?

– А нам обязательно куда‑то идти? Что‑то меня сегодня не тянет выпытывать у официантов, что за пойло значится у них в винной карте. Я что подумал. – может, мне поехать и поискать индийскую забегаловку, где дают еду навынос. Баксто. – это, конечно, не многонациональный мегаполис, но должны же здесь быть экспресс‑кафешки, где продают что‑нибудь, кроме рыбы с жареной картошкой. Или у тебя есть еще какие‑то мысли на этот счет?

– Да нет, только я надеялась, что мы найдем какой‑нибудь уютный ресторанчик и немного расслабимся там, – отозвалась Корделия.

– Каждый проведенный здесь день я зарабатываю деньги, – покачала головой Линдсей. – И у меня нет желания расслабляться и тратить их. Особенно после того, как я позволила Пэдди задеть мое пресвитерианское сознание.

– Это мои проблемы, Линсдей. У меня деньги есть, и платить буду я.

Тут Линдсей разозлилась не на шутку.

– Ни за что. – вскричала она. – Я слишком мало тебя знаю, чтобы позволить за себя платить. Если тебе так уж хочется себя побаловать, то иди конечно. А я уж как‑нибудь, с твоего разрешения обойдусь чем‑нибудь более привычным и скромненьким.

Корделия была поражена подобным взрывом.

– Боже мой, – пожаловалась она. – Временами ты становишься такой дьявольски самодовольной! Ну почему, черт возьми, нам просто не отдохнуть, а? И эта твоя пуританская дребедень никому не нужна, поверь мне.

– Что ты подразумеваешь под «пуританской дребеденью»? Я всегда и везде платила за себя сама и пока не собираюсь изменять этой привычке. Моя независимость досталась мне очень непросто, и я не собираюсь расставаться с нею.

Корделия смущенно покачала головой:

– Послушай, я ведь всего лишь хочу угостить тебя обедом и совсем не предлагаю тебе становиться содержанкой. Знаешь ли, позволить кому‑то оплатить обед, не такая уж крамола.

Линдсей скривила гримасу:

– В моей профессии, дорогуша, бесплатных обедов не бывает.

– Господи, да ты просто невыносима! Черт с тобой, иди и покупай свою дурацкую еду навынос! И заплатим за нее поровну, чтобы ты успокоилась!

Линдсей выбежала из комнаты, захлопнув дверь. Когда она вернулась с пакетом индийских кушаний, Корделия лежала на диване с бокалом вина в руке и читала воскресную газету. Она демонстративно не обратила на журналистку внимания. Линдсей, уже крепко сожалевшая о своем выпаде, стала распаковывать фольговые коробочки с цыпленком, бараниной и овощами с рисом, приправленными карри.

– Извини, – пробормотала она. – Я вела себя неприлично.

Корделия Браун и не подумала отложить газету.

– Сколько я тебе должна? – холодно спросила она.

– Послушай, я же извинилась. Давай забудем, а? И скорее поедим. А потом обсудим информацию, которую нам удалось нарыть.

Сложив газету, Корделия встала с дивана.

– Хорошо. – спокойно проговорила она. – Это мы забудем. Только не испытывай судьбу, Линдсей. Пойми наконец, что я не пытаюсь с помощью денег проникнуть в твою душу. Будешь вести себя нормально?

Линдсей кивнула и перешла к делу, старая поскорее восстановить их прежнюю близость.

– Итак, вернемся к нашему списку, – сказала она. – Из него можно вычеркнуть Пэдди. И, разумеется, тебя.

Корделия улыбнулась:

– Какое великодушие с твоей стороны! Однако тебе не удалось доказать, что я не совершала убийства. Ты просто полагаешься на свою интуицию. Кстати, то же самое можно сказать и о Пэдди.

– Не совсем. – заметила Линдсей, отрицательно помотав головой. – Это преступление должны были совершить с определенным умыслом. И тот факт, что в деле фигурирует поясок от плаща Пэдди, который висел в Лонгноре, это доказывает. То есть можно не сомневаться, что преступник заранее решил, каким орудием убийства он воспользуется. Это не был спонтанный приступ гнева, вспыхнувший в музыкальной комнате. Далее… Пэдди до обеда вообще не знала, что у нее появится шанс остаться с Лорной наедине. Ко всему прочему у нее не было возможности вернуться в корпус Лонгнор, чтобы принести поясок.

Пэдди не занимается с девочками музыкой и не была вовлечена в подготовку к концерту. Больше того, если бы Памела Овертон не попросила ее помочь мисс Смит‑Купер, то, рискну предположить, она бы весь вечер просидела с нами. И тогда у нее просто не было бы возможности попасть во второй музыкальный класс и расквитаться с Лорной. Разве что мисс Овертон и Пэдди сговорись… Нет, исключено. – решительно отмела тот вариант Линдсей. – Если бы Пэдди надумала прикончить Лорну, то она выбрала бы для этого более подходящее место и время. И побеспокоилась бы о твердом алиби. Она бы сразу сообразила что решиться на убийство в эту субботу – полное безумие, что ее сразу определят в главные подозреваемые. Нет, Пэдди слишком умна, чтобы этого не понимать…

Корделия молча кивнула. Линдсей продолжила:

– Тот же аргумент применим и к тебе. Ты тоже не стала бы так рисковать и выбрала бы для расправы какой‑нибудь другой день. Не могу представить, как ты бродишь по главному корпусу, засунув в декольте струну и выжидая подходящий момент. Ты, конечно, дама очень спортивная, но даже ты вряд ли успела бы сбегать в Лонгнор‑Хаус за пояском Пэдди, потом забежать в класс, чтобы задушить Лорну, и как ни в чем не бывало заявиться в зал. К тому же ни тебе, ни Пэдди совершенно ни к чему было бегать в Лонгнор‑Хаус. В главном корпусе было более чем достаточно плащей, с которых вы могли бы снять поясок с пряжкой. – Замолчав, Линдсей сунула в рот кусочек хрустящего хлебца.