Глава 24. Он пришел к ней. Анастасии не пришлось выезжать, бывать в тех местах, которые часто посещал Кристофер

Он пришел к ней. Анастасии не пришлось выезжать, бывать в тех местах, которые часто посещал Кристофер, в надежде встретить его. На осуществление их плана ушли не недели, даже не дни, он явился на следующий день после ее дебюта! Неужели они настолько удачливы?

Ей не следовало придавать этому особого значения, видеть в этом нечто особенное, кроме разве того, что Элизабет неплохо потрудилась, распространяя слухи, но Анастасия ничего не могла с собой поделать. Он здесь, и так скоро!

Она даже съежилась под его уничтожающими взглядами. Кажется, если бы мог, убил бы ее. По-видимому, он крайне неодобрительно отнесся к ее проделке, особенно если учесть его снобизм. В представлении высокородного маркиза простолюдины – всего лишь грязь под ногами, и аристократам не пристало допускать их в свое общество.

А она к тому же совершила настоящее преступление: выдала себя за одну из них. Правда, не она это придумала, но и возражать не стала. С такого надменного сухаря, как Кристофер, станется разоблачить ее при всех, покрыв позором.

Но он этого почему-то не сделал, наверное, чего-то выжидал. Сначала Кристофер, побеседовал с Викторией, потом с Уильямом, а Анастасия сгорала от нетерпения, не зная, что он предпримет.

Наконец она не вынесла. Трудно болтать с поклонниками как ни в чем не бывало, когда сердце суматошно колотится, а все мысли только о красавце гиганте. Она почти не слышала, что говорят окружающие, и не помнила, что отвечала. Да и отвечала ли?

Она уже хотела извиниться и первая направиться к Кристоферу, не желая ждать, когда ее будущее и счастье поставлены на карту, но не успела. Он зашагал к ней, и при взгляде на него у нее мурашки пошли по коже. Неумолимое, непроницаемое, суровое, решительное, чем-то зловещее лицо – сочетание, не сулившее ничего хорошего надеждам Анастасии.

Девушка затаила дыхание. Стоявшим рядом мужчинам нетрудно было заметить, куда направлен ее взгляд, и постепенно все смолкли, искоса посматривая на Кристофера.

Она предчувствовала постыдную сцену, громкий скандал… но не ожидала спокойного заявления:

– Вам придется извинить Анастасию, джентльмены. Мне необходимо обсудить с ней неотложное дело. С глазу на глаз. Так что прошу прощения.

Этот словесный выпад отнюдь не был встречен благосклонно, тем более что поклонники из кожи вон лезли, чтобы получить хотя бы улыбку. Адам Шеффилд, очевидно, больше всех возмущенный, выступил вперед, пытаясь выразить общее негодование:

– Но, послушайте, Мэлори, нельзя же так. Вы не можете…

– Не могу? – оборвал Кристофер. – Позволю себе не согласиться, милый мальчик! У мужа должны быть определенные права на жену, в том числе и позволяющие требовать ее исключительного внимания. Не находите?

– Мужа? – громко прошептал кто-то в потрясенном молчании, последовавшем за объявлением Кристофера.

Не тратя больше времени на подробности, он просто взял Анастасию за руку и вывел из гостиной.

Слишком ошеломленная, чтобы протестовать, она покорно шла за ним. Правда, ей и в голову не пришло противиться. Кристофер остановился в передней и негромко приказал:

– Твоя комната вполне подойдет. Веди.

Анастасия взбежала по ступенькам наверх, пересекла один холл, потом другой – дом леди Сиддонс по праву мог считаться настоящим дворцом. Кристофер не произнес ни слова. А сама она слишком волновалась, чтобы заговорить первой.

Спальня оказалась в полнейшем беспорядке. Горничная, очевидно, еще не успела прибраться: постель не застлана, костюм танцовщицы валяется на стуле, несколько платьев – на другом (утром Анастасия никак не могла выбрать, что надеть, просто глаза разбегались от обилия нарядов).

Кристофер захлопнул дверь и осмотрел комнату, задержавшись взглядом на золотистой юбке, и вопросительно уставился на девушку.

– Я надевала ее вчера вечером на маскарад Виктории, – пояснила та.

– Неужели? Весьма… кстати. Тон оказался слишком сухим для ее расстроенных нервов, и девушка не выдержала:

– Ты так считаешь? Наилучший способ скрыть правду – выставить ее напоказ, все равно никто не поверит. Но дураков не сеют, не жнут, сами родятся.

– Верно, и за последнее время я и сам весьма наловчился… – весело хмыкнул Кристофер.

– Дурачить людей?

– Нет.

И этим единственным словом будто снял с нее мучительное напряжение, оставив лишь волнение, от которого замирало сердце. И она не собиралась допытываться, когда и где он свалял дурака. Она и сама могла назвать несколько подходящих случаев, но стоит ли это делать? Вместо этого она тихо напомнила:

– Не объяснишь, почему ты здесь?

– Хочешь сказать, что не ожидала меня, после того как попала в общество людей, среди которых я вращаюсь?

Девушка залилась краской. Верно поняв причину ее смущения, он продолжал:

– Я услышал сплетни о племяннице рыцаря, именующей себя Анастасией Стефановой, и решил узнать, в чем дело. Представь мое изумление…

Она ожидала не только изумления, но и ярости. Почему он так невозмутим? Именно это беспокоило ее всего больше. Что кроется под этим, казалось, непробиваемым хладнокровием?

Поэтому она подчеркнуто язвительно осведомилась:

– Почему ты не сердишься?

– Ас чего ты вообразила, что не сержусь?

– Значит, ты хорошо умеешь скрывать свои чувства, гаджо. Прекрасно, начнем сначала. Что тебя не устраивает в моем поведении? Я сделала что-то не так? Притворилась леди, хотя, по-твоему, не имею на это прав?

– Просто хотелось бы знать, почему ты выступила под чужой личиной.

– Это не моя идея, Кристоф. Я была достаточно оскорблена и рассержена, чтобы уйти своей дорогой и никогда больше тебя не видеть. Но бабушка…

– Твоя бабушка? Я видел могилу, Анастасия. Вы ее там похоронили?

– Да.

– Мне очень жаль.

– Не стоит, Кристоф. Ее время на этой земле кончилось, пора было уходить, и она радовалась тому, что упокоится на этой прелестной полянке, которая раскинулась неподалеку от дороги – символа цыганского существования. Моя скорбь уже унялась. Видишь ли, Мария долго страдала от невыносимой боли, и это заставило ее с радостью принять неминуемый конец, так что стоит ли печалиться?

– Я поставлю памятник…

– И этого не нужно. Она пожелала остаться неизвестной. Не хотела, чтобы кто-то знал, где она лежит. Но, как я уже говорила, Кристоф, умирая, бабушка твердила, что мы с тобой предназначены друг для друга. И Уильям, кто путешествовал с нами и был нашим старым и преданным другом, справедливо решил показать тебе, что ни платье, ни происхождение не делают человека и что в жизни важны… другие вещи.

– Другие?

Чего он ждет от нее? Признаний? Не дождется! Довольно она унижалась! Девушка пожала плечами:

– Для каждого – свои. Некоторые больше всего в мире ценят власть, кто-то – богатство, для многих нет ничего превыше счастья… а для остальных… как я уже сказала, каждому – свое.

– Ты забыла упомянуть любовь, верно? – небрежно осведомился он. – Разве, по-твоему, не она главнее всего на свете?

Анастасия пристально всмотрелась в него. Он… он издевается? Подтрунивает над ней? Нет… нет, кажется, нет!

– Но одной любви недостаточно, – возразила девушка. – Можно любить и в то же время быть безгранично несчастным.

Именно так с ней и случилось, но, может, теперь все изменится?

Однако она воздержалась от подробностей и сказала только:

– Любовь и счастье должны идти рука об руку, и тогда больше нечего желать и не о чем просить. Но чтобы получить и то и другое, любовь не должна быть безответной, иначе жизнь окажется пустой и никчемной.

– Согласен.

Это единственное слово с новой силой взбудоражило ее, и непослушное сердце, казалось, вот-вот вырвется на волю. Но она, как всегда, преувеличивает и вкладывает в его слова слишком выспреннее значение. Да, он не задумался увести ее, предварительно создав впечатление, что он ее муж, упомянул о супружеских правах. Но все это, разумеется, только ее предположения, и не стоит слишком полагаться на Кристофера. В конце концов он не сказал прямо, что они поженились, просто распространялся о супружеских правах. Весьма умно, и всегда можно пойти на попятный, если только… если только он действительно не желает дать всем понять, кто ее повелитель…

Она понимала, насколько открыта для удара, как уязвима и беззащитна, но подобно бабочке, летевшей на огонь, упорно желала, хотела, нуждалась в ясности.

– С чем… с чем согласен?

– С тем, что счастье возможно лишь во взаимной любви.

– Но лично для тебя все это не так уж и важно, верно?

– Когда моя жизнь была пуста и я влачил жалкое существование или, как ты выразилась, в «ней чего-то недоставало», я понятия не имел, что судьба может быть иной, совершенно иной.

– Знаю, – прошептала она.

– Знаешь? Наверное, это так, и душа моя была мертва, иначе я не отнесся бы тогда с таким недоверием к твоим предсказаниям.

– Тогда?

– Если глупцу привалит удача, – улыбнулся Кристофер, – он не всегда остается безмозглым олухом. Иногда и умнеет, если увидит выход из ловушки, куда загнал себя сам, и если еще не слишком поздно. Я думал, что потерял тебя навеки, что собственными руками разбил свое счастье, и безмерно благодарен сэру Уильяму за то, что вовремя спас меня.

– Благодарен? Наверное, еще и за то, что он ввел меня в светское общество, где цыганку теперь принимают, как равную?

– Нет, за то, что помог снова тебя найти. Я пытался. Даю слово. Обыскал всю округу, и мои люди до сих пор разъезжают по дорогам в надежде обнаружить твой табор.

– Почему? – выдохнула она. – Зачем тебе это? Он подступил ближе, остановился перед ней и слегка приподнял ее подбородок.

– По той же причине, что отказался от мысли о разводе. Ты нужна мне, Анастасия, нужна на любых условиях, без тебя мне не к чему жить. Теперь я это понимаю. Всего несколько дней мне понадобилось, чтобы осознать: моя жена будет всегда и безоговорочно принадлежать только мне, и поэтому я рад связать себя узами брака. Любой скандал в сравнении с этим союзом совершенно ничего не значит!

Анастасия молча обвила руками его шею. Глаза ее так нестерпимо сияли любовью, что Кристофер зажмурился, словно ослепленный. С тихим стоном она притянула к себе его голову и припала губами к губам. В их поцелуе не было страсти – только бесконечная нежность, которая скрепила их брак куда надежнее любых бумаг и печатей.

Date: 2015-09-05; view: 301; Нарушение авторских прав