Поездка в Коми АССР. Август 1956 года

В полдень я приехал в Ярославль второй раз в жизни после восьмилетнего перерыва, когда наша семья
приехала сюда из Франции. Мне пришлось выстоять целую очередь в кассу, чтобы получить билет в сторону
Воркуты. С большим трудом достался билет на поезд, который отправлялся в направлении Москва-Котлас, и это было удачей – в летнее время поезда были переполнены. К счастью, приехав в Котлас, я сумел, без проблем, закомпостировать свой билет на поезд в направлении Котлас – Воркута. До отправки поезда оставался целый день, и я получил возможность познакомиться с Котласом и прогуляться по правому берегу реки Двины. В пять вечера я уже сидел на своём месте в вагоне, как пришла одна пара с двумя детьми и предъявила мне билет на то же место. Я хотел было пойти к проводнице вагона, чтобы разрешить вопрос, почему на одно и то же место продано два билета, как мои попутчики спросили меня – куда я еду? «В Тракт», - ответил я. Мужчина и женщина переглянулись и спросили: «А к кому?» «К Альбине Федотовой, моей троюродной сестре». «Тогда мы не только попутчики, но и родственники, хотя и не прямые», - сказала женщина и добавила: «Я родная сестра мужа Альбины, а это – мой муж и наши дети. Не уходите – мы свои. В тесноте – не в обиде». Я не ожидал такого поворота событий. Нам предстояло прибыть на место в пять часов утра. Мы разговорились, и за короткий срок я узнал все новости о своей сестре. Заснул я быстро, так как не спал почти две ночи подряд.
Приехав в Тракт, мои попутчики проводили меня до дому Альбины. Каково же было удивление моей сестры, когда она увидела меня? Ведь она так и не получила моей телеграммы, посланной из Котласа. Альбина сначала крепко обняла меня и поцеловала, потом заплакала от радости и стала наводить вокруг порядок. Встал её муж и дети, которые смотрели на меня с удивлением. На скорую руку был собран маленький завтрак, после которого Альбина попросила меня погулять по посёлку, пока будет готовить, как она сказала, большой сюрприз.
- 102 -
Посёлок Тракт был маленьким и как бы разделён на две половины железнодорожной линией, по которой ходили поезда в направлении Москва-Воркута. В этом посёлке жили лесорубы, чьи руки и лица были покрыты толстым и устойчивым загаром. Эти люди были выносливыми и трудолюбивыми, потому что закалил их здешний суровый климат. Неподалёку от посёлка находилась эстакада, где была организована обработка древесины и погрузка её в вагоны. Природа здесь была по-своему красива и величественна.
Когда я вернулся в дом Альбины, он уже был полон народа. И это меня приятно удивило. Моя сестра решила собрать всех родственников мужа и соседей, чтобы отметить мой приезд. В этом и заключался её сюрприз. За столом Альбина сидела рядом со мной и всё время следила, чтобы моя тарелка была наполнена до краёв. Оказалось, что у мужа Альбины было несколько братьев и сестёр, которые пришли вместе со своими жёнами, мужьями и детьми, а со стороны Альбины я был единственным родственником. Вскоре завели патефон, и зазвучали музыка. Все стали петь песни. За столом шла оживлённая беседа, и мне пришлось отвечать на множество вопросов. А я, в свою очередь, узнал много подробностей об особенностях жизни местного края. Когда я стал рассказывать о Франции, один мужчина попросил назвать места моего пребывания там и сказал, что он жил в лагере русских военнопленных в Ланнемезане. Я смотрел на него и не верил своим глазам, что, не зная друг друга, мы встретились с ним на этой земле через столько лет (мы ехали с ним вместе в поезде). Для убедительности, что он говорит правду, мужчина рассказал об особенностях города Ланнемезана. Застолье длилось допоздна, и только лишь несколько человек ушли домой, а семнадцатилетняя дочь Альбины Татьяна вдруг попросила у матери разрешения сходить на танцы в клуб. С ней решил пойти и соседский парень Сергей. Я встал и сказал всем гостям и Альбине с мужем, что тоже хочу идти в клуб. Тогда Альбина сказала Татьяне с Сергеем, чтобы они присмотрели за мной. Втроём мы пересекли железную дорогу и, петляя между кварталами домов, пришли в клуб, где уже в полном разгаре шли танцы. Протанцевав несколько танцев, я почувствовал сильную усталость. Таня с Сергеем танцевали и смотрели за мной, стараясь выполнять поручение Альбины. Шатаясь от усталости, я решил вернуться в дом, чтобы лечь спать. Выйдя на улицу, чтобы не заснуть, я решил бежать, стараясь вспомнить обратную дорогу, но запутался, как вдруг наткнулся на Альбину и её мужа. Оба они подхватили меня за руки, и повели домой. Муж Альбины хотел было идти в клуб и отругать Таню за недосмотр, но я с большим трудом отговорил его это делать и не наказывать Таню, так как она не была виновата в этом. Но они мне ответили: «Нет, Стасик, ты – наш гость, и мы обязаны за тобой усиленно ухаживать. Ведь ты не знаешь, что большинство населения отбывает здесь сроки наказаний. И это представляет для тебя опасность». Когда мы шли, я понял, что зря напросился на танцы и продолжал упрашивать, чтобы Таню не наказывали. Придя домой, меня сразу же уложили спать. И я сразу заснул как
убитый, не слыша, как все остальные тоже улеглись. Проснувшись утром около десяти часов утра, я увидел Таню, которая была хмурой и злой, стараясь не замечать меня. И так было на протяжении всего времени, пока я жил у Альбины. От этого у меня в душе остался неприятный осадок, и, кроме того, я чувствовал в этом свою вину.
Десять дней я гостил у этой большой и многодетной семьи, где был хорошо налажен быт, наведены чистота и порядок, а дети всегда слушались своих родителей. За этот срок я успел убедиться, насколько Альбина обладала высокими человеческими качествами и была похожа на мою первую взрослую наставницу в детстве - Марию Пюжоль. Она была доброй, трудолюбивой, правдивой, умеющей понимать любого человека и безвозмездно оказать любую помощь, не считаясь ни с чем. Кроме того, Альбина была прекрасной женой и матерью, за что её уважали родные, друзья и соседи. Да, у меня была мать, и я любил её за то, что она дала мне жизнь. Но когда я ближе узнал Альбину, то про себя подумал: «Если бы у меня была такая мать или жена, то я носил бы её на руках». Как она во всём разительно была похожа на моего отца! Передо мной был подлинный образец настоящего человека. Интересно было узнать её жизненный путь, поразительно схожий с моей судьбой. Многое из того, что рассказала мне Альбина, особенно факты из жизни в деревне Корень, подтверждало достоверность того, о чём рассказывал мне мой отец.
Прощание наше было очень трогательным. Я не только увидел и близко узнал свою сестру, но и обрёл в её лице настоящего друга. Достать билеты до Москвы не представлялось никакой возможности – пришлось ехать до Котласа, но там уже на пять суток вперёд на Москву были проданы все билеты. На вокзале собралась огромная масса народа. Все гадали – как им добраться до дому? На улице беспрерывно шёл мелкий дождик, а укрыться было негде, так как помещение старого вокзала не могло вместить столько
- 103 -
людей. Прошло более половины суток, пока, наконец, не прояснилась обстановка с билетами. Было объявлено, что формируются дополнительные поезда. Четыре часа мне пришлось простоять в очереди, прежде чем я сумел закомпостировать билет на поезд «Котлас-Москва». Успев плотно поесть в буфете, я поднялся в свой вагон и тут же уснул.

Судьба семей эмигрантов.

До Ярославля поезд ехал почти сутки. На место мы прибыли рано утром, и я решил навестить семью Котовых, которая, после нашего приезда из Франции, обосновалась в Ярославле. Глава семьи работал в областном отделе Здравоохранения старшим бухгалтером и иногда, приезжая в Рыбинск во время командировок, заходил к нам домой. Жена его была домохозяйкой, а сын Борис работал зубным техником, который своей профессии считался хорошим специалистом. Дома я застал хозяйку и Бориса со своей дочерью лет шести. Борис встретил меня очень приветливо и любезно пригласил позавтракать вместе с ним. Отец опять находился в командировке в пределах Ярославской области, а жена Бориса работала инженером. Уютная квартира Котовых, обставленная модной и дорогой мебелью, состояла из нескольких комнат. Борис имел собственный кабинет, где при помощи разных инструментов сам обрабатывал зубные протезы. Он обработал несколько зубных протезов прямо в моём присутствии, и я убедился, что это непростое ремесло. Потом Борис предложил мне прогуляться по Ярославлю. Во время прогулки мы два раза заходили в кафе, где он угостил меня сухим вином. Он сказал мне, что материально живёт очень хорошо - в достатке: купил машину, каждый год ездит с женой и дочерью отдыхать на южный берег Крыма. Возвратившись с прогулки, мы опять очень сытно и вкусно пообедали, так как во время нашего отсутствия мать Бориса приготовила блюда из дорогих продуктов. При прощании Борис повторил мне несколько раз: «Станислав, будешь в Ярославле – всегда заходи».
Сидя в поезде, я всю дорогу размышлял и удивлялся роскошной жизни семьи Котовых. Прошло всего восемь лет после нашего приезда в СССР, а они уже успели шикарно обставить квартиру, купить машину, ездят на курорты, пьют дорогое вино. Откуда у них столько денег? Приехав домой, я поделился своими мыслями с отцом, на что он очень спокойно и убедительно сказал: «Никогда не завидуй чужой судьбе. Раз у них есть деньги, значит, на то есть свои причины. Запомни: лучше заработать мало, но честно, так, чтобы тебе никто не смог плюнуть в лицо. И совесть будет чиста. Счастье – не в деньгах». Больше я никогда не видел членов семьи Котовых. А слова отца оказались пророческими – он оказался прав в своих суждениях.
В 1975 году Марина решила учиться в Ярославском музыкальном училище имени Собинова. Я вспомнил про Бориса Котова и решил написать ему письмо, чтобы он помог устроить дочь на квартире. Трижды я писал ему, но ни разу так и не получил ответа, что меня очень удивило. Тогда я решил написать в адресное бюро, городской и областной отделы здравоохранения с целью - узнать что-либо о Борисе Котове. Примерно через два месяца пришли сразу три письма из вышеуказанных учреждений, в которых было сказано, что в пределах Ярославской области семья Котовых не проживает, а в Ярославле нигде не работает зубной врач с таким именем и фамилией. Эта новость меня озадачила, и появилось предчувствие: не случилось ли чего-либо с этой семьёй? В феврале 1976 года я поехал в Ярославль навестить Марину, которая в этот день была свободна от занятий и предложила мне прогулку по городу. Мы долго гуляли по Волжской набережной и, наконец, очутились на улице имени Терешковой (бывшей Голубятной), где раньше в доме № 10 по этой улице жила семья Котовых. На наш звонок вышла пожилая женщина. Я задал ей вопрос:
- Здесь живёт семья Котовых?
- Нет, отец уже давно умер, а сын повесился.
- А жена, дочь Бориса – где они?
- Уехали.
- Куда?
- Не знаю.
- А мать где?
- У своих родственников, в настоящее время лежит в тяжёлом состоянии. Могу дать адрес.
- Значит, произошла трагедия?
- 104 -
- Я больше ничего сообщить вам не могу.
Я вышел из этого дома с глубокими раздумьями. Только несколько дней спустя я сделал предположение, что Борис Котов как зубной техник имел доступ к золоту, привык к большим деньгам и, видимо, попал в поле зрения государственных органов. Дело в том, что в то время органы КГБ вели наблюдение за людьми, которые приехали из-за границы. Тем более, Котовы слишком быстро разбогатели и стали жить на широкую ногу. Боясь правосудия, Борис решил покончить со своей жизнью. А может быть, это была просто семейная трагедия? Трудно судить. Но, я думаю, что первое моё предположение более верное. А факт остаётся фактом – счастье не в деньгах!
Попутно хочется рассказать о судьбе семьи Пахолко, которая приехала с нами из Франции в Рыбинск. Она жила в бараке вблизи завода полиграфических машин. Глава семьи устроился работать электросварщиком на этот завод, а мать так и осталась домохозяйкой. Старший сын Василий, пожалуй, самый серьёзный и трудолюбивый из этой семьи, поступил учиться в ремесленное училище на штукатура, но по специальности ему так и не довелось работать, и он, меняя разные места работы, устроился кочегаром в психиатрическом диспансере. Семейное счастье Василия было омрачено болезнью жены, которая неизлечимо была больна туберкулёзом; и дочь унаследовала эту болезнь от матери. Вскоре жена умерла, а Василий остался жить с тёщей и больной дочерью.
Средний сын Александр устроился работать маляром. Но он был непутным и очень ленивым, усиленно пил водку и хулиганил. Потом он решил жениться на моей сестре. Хотя отец был против этого брака, сестра всё-таки вышла за него замуж. Не прошло и двух лет, как этот брак распался. После развода Саша вместе со своим младшим братом Иосифом уехал жить в Украину, где оба промышляли случайными заработками, пьянствовали и занимались нечестными делами.
Вся семья Пахолко мне не нравилась своими узкими взглядами, эгоизмом и чуждым отношением к людям. Соседи тоже недолюбливали эту семью. Пахолко, отец семейства, нередко открыто высказывал свои недовольства в адрес советской власти. Во времена культа личности Сталина это делать было опасно и рискованно. Кто-то донёс на него в государственные органы, и, в результате, он был посажен в тюрьму, откуда вышел сильно похудевший и больной. Прожив три-четыре года, Пахолко умер от туберкулёза.
Я не случайно выбрал судьбу этих двух семей, приехавших вместе с нами в СССР. При равных правах советской конституции и возможностях путь в жизни наших семей оказался разным. Разве можно найти
счастье в жизни путём наживы и обмана, бездельничества или пьянства? Жизнь нашей семьи наладилась, благодаря честному и благотворному труду, который помогает избавиться от всего отрицательного в поступках и характерах людей. Ведь известно, что труд облагораживает человека. Мне пришлось преодолеть в жизни много трудностей. Были минуты отчаяния и радости. Но жизнь не бывает лёгкой, идеальной и вечной. Всё в жизни достигается только упорным трудом и непрерывной работой над собой.

Моя свадьба и первые шаги в семейной жизни.

Вернувшись после поездки из Коми АССР в приподнятом настроении и с массой впечатлений, на следующий же день я сразу встретился с Эльвирой, которая меня уже ждала. В поездке я часто писал ей письма, поэтому она была в курсе всех событий. Как и раньше, до поездки, мы встречались с ней каждый день и не пропускали ни одного нового кинофильма, ходили в театр, посещали почти все концерты ансамблей народных танцев, которые приезжали на гастроли в наш город. Время летело стремительно, но мы этого не замечали, потому что стали чувствовать привязанность друг к другу и, я бы сказал, любовь. Я спросил Эльвиру – дружила ли она раньше с кем-нибудь? Она ответила, что переписывалась с одним парнем, который служит в армии, но в настоящее время прекратила переписку из-за дружбы со мной.
Приближался очередной праздник Великой Октябрьской революции - 7 ноября 1956 года. Я предложил Эльвире познакомиться с моими родителями. Мы договорились, что она вместе со своей матерью в праздничный день придёт к нам в гости. После демонстрации мы с Эльвирой пошли к нашему дому, как вдруг она заволновалась и покраснела, так что мне пришлось её успокоить. Вечером после ухода гостей родители сказали мне, что моя девушка им понравилась, потому что ведёт себя скромно. Я сказал отцу, что имею намерение жениться на Эльвире, после чего он долго беседовал со мной. Он долго говорил об
- 105 -
ответственности, которую я беру на себя, а в конце сказал: «Решай сам. Не буду тебе мешать. Надо было этого ожидать».
На следующий день 8 ноября я шёл к своей невесте с необычным волнением. Эля встретила меня как обычно – с улыбкой. Дома она была одна, а её мать куда-то ушла по делам. Мы сели рядом на диван, а сердце в груди тревожно билось: я не решался высказаться. Наконец, переборов свою стеснительность, я сделал Эльвире предложение руки и сердца и перевёл свой взгляд на любимую девушку в ожидании положительного ответа. Но она с ответом не торопилась. Молчание меня озадачило. Сердце в груди стало биться ещё сильнее. Эльвира молчала долго. Видимо моё предложение застало её врасплох. Она думала в этот момент – как ответить на столь серьёзный и ответственный вопрос? Я её не торопил, но всё-таки не стерпел и сказал: «Милая, дорогая, скажи - да!» После короткого молчания она ответила согласием, а моей радости не было предела. После этого мы пошли с ней гулять. Уходя, я сказал, что завтра приду к ней домой со своим отцом, чтобы официально просить у неё своей руки.
С этого дня у нас начались разговоры о будущем. Мы стали ещё ближе и родней. От невесты совсем не хотелось уходить домой. Следующий день был не менее волнующим, но он прошёл благополучно. Было решено, что 10 ноября 1956 года мы с Эльвирой пойдём в ЗАГС подавать заявление для вступления в брак. В ЗАГСЕ нам сообщили, что наше бракосочетание состоится 19 ноября. Эти десять дней для нас были особенно волнующими оттого, что мы решились на столь серьёзный шаг. Между собой мы решили, что не будем делать дорогой свадьбы, потому что обе наши семьи не были богаты.
Наступило 19 ноября 1956 года, один из самых дорогих дней в моей жизни. Помню, как я, одетый в простой костюм, моя невеста в нарядном платье и два свидетеля идём по улице, как будто обычно прогуливаясь. Регистрация брака прошла быстро, и нам объявили, что теперь мы с Эльвирой – муж и жена. Меня охватила необычная радость, и появились мысли о том, что теперь рядом со мною будет жена, с которой мы вместе будем делить горе и радость, счастье и неудачи в жизни. В доме жены нас встретили по старому русскому обычаю – с хлебом и солью. В наш адрес прозвучало немало поздравлений и добрых пожеланий счастья. Был накрыт скромный праздничный стол в узком семейном кругу. Но через неделю после нашей регистрации тёща захотела устроить по этому случаю более шикарное торжество и после
долгих споров добилась нашего согласия сделать свадьбу 31 декабря 1956 года - в день рождения моей жены. Продолжение свадьбы состоялось в намеченный срок, на которой присутствовало больше тридцати человек. Празднование прошло очень хорошо, зато потом долго пришлось платить долги.
На второй день после моего ухода из своего дома к жене я пошёл навестить своих родителей и застал отца в слезах, чего раньше за ним не замечал. Обняв его, я спросил – в чём дело? Он мне ответил: «А как ты думаешь – легко мне? Ты ушёл из родного дома и даже не представляешь – до чего ты мне дорог!» Я прекрасно знал моего дорогого уважаемого отца и чувствовал глубину его чувств ко мне. Мы понимали друг друга с полуслова и одного взгляда. Я гордился им и старался как можно меньше его огорчать, наоборот, порадовать или подбодрить его. В нашей семье был нормальный и здоровый моральный дух только благодаря отцу, который не обладал особой физической силой, но был силён в создании правдивых человеческих взаимоотношений. Он являлся лидером в нашей семье, но никогда не злоупотреблял своим превосходством, наоборот, создал в семье обстановку доверия, согласия и взаимовыручки. Все денежные дела семьи всегда вёл отец. Мать сама с этим согласилась, потому что была малограмотной, слабой здоровьем и нуждалась всё время в моральной поддержке. Она не пыталась расширить свой кругозор, так как никогда не читала книг и газет, не слушала радио и из-за слабости здоровья почти не работала, а так как у неё был маленький трудовой стаж, она не заработала пенсии. У неё был слишком узкий взгляд на жизнь, и она целиком зависела от отца. Другой муж не выдержал бы этого и ушёл, но отец был другим человеком: редко ругался и спорил, хорошо выполнял все возложенные на него обязанности в семье, чтобы поддерживать её благополучие, и был верен жене до конца своей жизни. Он никогда не матерился, не пил и не курил, с соседями и друзьями был вежливым, учтивым и доброжелательным, любил читать книги. Хотя он очень не любил готовить пищу, но зато всегда снабжал нас всеми продуктами питания и заботился о том, чтобы у каждого из нас своевременно была куплена одежда и обувь. Я привык отдавать весь заработок отцу, а он по первой моей просьбе давал денег, сколько бы я не попросил. Но нельзя было, конечно, обижаться на мою мать, так как она старалась делать всё для семьи, сколько могла: готовила пищу, стирала, наводила чистоту и порядок. Мне было жаль её, и я нередко помогал ей, чем мог, например, стирать и
- 106 -
полоскать бельё в холодной воде. У матери был ревматизм, который скрутил ей все руки и ноги. В последние годы своей жизни она могла только лежать или сидеть, поэтому врачи дали ей инвалидность первой группы, за что отец получал небольшую прибавку к своей пенсии. В последние пять-шесть лет своей жизни моя мать совсем не ходила, а могла только лежать или сидеть.
Я ушёл жить в другую семью, значит, надо было привыкать к новой обстановке и идти в ногу с жизнью. А жизнь людей начинала меняться к лучшему - росло их благосостояние. Мы с женой жили дружно и мирно: вместе ходили на работу, в свободное время много читали, посещали театр, ходили в кино, навещали моих родителей, а в выходные дни выезжали на лоно природы, где восхищались её красотой и дышали свежим воздухом. В целом, мы с женой делали всё сообща. Помню, как зимой я заболел гриппом, и она нежно ухаживала за мной, не давая ничего делать. Начало нашей семейной жизни было многообещающим.
Как-то раз тёща послала меня в магазин. Придя домой, я застал в гостях молодого парня в воинской форме. Жена шепнула, что это парень, с которым она переписывалась до встречи со мной, оказывается, тёща написала Алику письмо и сообщила ему, что Эля выходит замуж, а тот приехал со службы в отпуск и решил проверить достоверность письма. Иногда мы получали письма от брата жены Игоря, который служил на флоте в Северодвинске. В августе 1957 года Игорь приехал на 65 суток на побывку. Мне он понравился. Среднего роста, широкоплечий, доброжелательный, весёлый, физически развит, спортсмен. Мы сразу нашли с ним общий язык и быстро подружились. Игорь отлично учился в школе и стал грамотным специалистом в области радиотехники и телевидения. Его сын Алексей тоже пошёл по стопам отца.
Мне было интересно узнать о родственниках моей жены. Её мать была родом из Псковской области, а отец – из Гомельской области в Белоруссии. Семья отца, Сергея Степановича Писаренко, была многодетной. У него было несколько братьев и сестёр, которые проживали по всему Советскому Союзу. Сам он был кадровым офицером и дослужился до звания подполковника. Война застала семью Писаренко в Ленинграде. Эльвира с Игорем были срочно эвакуированы вместе с другими детьми, которые посещали детский комбинат, куда-то на север страны. Так что они в тяжёлые военные годы воспитывались в детском доме, пока их с большим трудом не разыскала мать. Отец в годы войны был назначен начальником
танкового училища в Рыбинске, где сейчас находится Гостиный двор. Таким образом, семья Писаренко оказалась в Рыбинске. Но дальнейшая жизнь отца Эльвиры с её матерью так и не сложилась из-за её сложного характера. После ухода отца из семьи связь с ним и его родными братьями и сёстрами прекратилась. Потом он уехал в Челябинск, где работал военным руководителем в органах ДОСААФ и там обзавёлся новой семьёй, в которой родилось трое детей. Узнав от жены адрес своего тестя, я решил с ним познакомиться и написал ему письмо. Вскоре получил ответ, в котором тот сообщал, что не в состоянии нам чем-то помочь. Видимо он не понял: я не просил у него помощи, а хотел только лишь иметь добрые дружеские отношения. Больше я ему не писал.
Первые шаги в семейной жизни были очень непростыми. Вступая в совместную жизнь, мы с женой не имели буквально ничего кроме простой одежды, горячего желания вести образцовую жизнь и небольшие долги из-за свадьбы. Заработок у нас был небольшим, а хотелось обуться, одеться и иметь свой угол. Мы с женой решили на первых порах жить поочерёдно – то у моих родителей, то с тёщей. Было очень тесно, и не обходилось без споров и неприятностей, возникали неурядицы разного рода. Этого надо было ожидать. У каждого из нас был свой характер и внутренний мир. Чтобы выдержать эти трудности, требовалась выдержка и вера в будущее. В семье жены ощущалось отсутствие главы семьи. Про себя я думал, что если бы мой отец ушёл из семьи, то я мог бы вырасти совсем другим человеком. Поэтому я всеми силами старался укрепить и сохранить свою семью и надеялся, что все временные трудности когда-нибудь прекратятся, и всё наладится. Хорошо, что меня поддерживал всегда мой отец и многие окружающие люди. С благодарностью вспоминаю крёстную мать жены, Марию Ивановну Корягину, которую все называли просто тётей Маней. Это была женщина довольно преклонного возраста, небольшого роста, живая, жизнерадостная, с очень богатым жизненным опытом. Мария Ивановна была малограмотной, но очень умной и рассудительной. Она любила жизнь, людей, и поэтому имела много друзей. Когда я приходил к ней в гости, у неё всегда было много народа. И каждому она умела дать разумный совет по любому вопросу, успокоить и морально поддержать. Это была удивительная, добрая и честная женщина. Несмотря на нашу с ней разницу в возрасте, мне было интересно беседовать с Марией Ивановной. Когда она встретилась с моим отцом, то они тоже сразу же нашли общие темы для разговора. Было интересно слушать их
- 107 -
совместные беседы. Мария Ивановна имела одного сына инвалида, который чисто случайно погиб под колёсами паровоза. После случившегося я часто заходил к ней, чтобы чем-то помочь: пилил и колол дрова, помогал обрабатывать огород. Делал я это не только потому, что она была добрым человеком, а потому что жила одна и была беспомощной, и я не мог остаться в стороне. А она в знак благодарности совала мне - то кочан капусты, то сетку с картошкой, несмотря на то, что я упорно отказывался это брать. Иногда Мария Ивановна приходила к нам домой, а после этого я находил деньги, которые она незаметно клала куда-нибудь. Правда в деньгах она не нуждалась, так как кроме пенсии получала определённую сумму денег от своего племянника, который был по званию контр-адмиралом и жил в Ленинграде. В 1969 году тётя Маня серьёзно заболела и попала в больницу, а я приходил её навещать. Хоть она и была одинокой, но в больнице у неё всё-время кто-нибудь сидел. Это говорило о том, что она пользовалась среди людей большим авторитетом. Через некоторое время я узнал, что Мария Ивановна умерла. Для меня она была чужим человеком, но я всё-таки пришёл провожать её в последний путь, где впервые встретился с племянником, контр-адмиралом. Он был очень благодарен мне за мою привязанность к его тётушке.
Шёл 1957 год – первый год моей семейной жизни. Мы с женой пока жили вдвоём, и, казалось бы, в нашей жизни должно быть всё спокойно и благополучно – мы оба хотели создать слаженную, крепкую и дружную семью. Во время моей жизни во Франции на меня сильное впечатление производили крепость и монолитность французских семей, в которых на первом месте были верность, честность, спаянность, добропорядочность и взаимопонимание. Я мечтал именно о такой семье. В начале семейной жизни нам с Эльвирой следовало бы сразу уйти жить на квартиру, но мы боялись по неопытности отъединиться от своих родителей и быть в стороне. Я хотел следовать примеру нашей семьи, которую многие окружающие люди и соседи считали образцовой, мечтал о том, что скоро у нас в семье появятся дети, тёща пойдёт на пенсию, и мы вместе и сообща будем воспитывать наших детей. Но, увы, вместо моральной поддержки с самого начала мы получали массу нравоучений, усиленный нажим и угрозы со стороны тёщи. Очень быстро я заметил в ней много отрицательных черт характера и понял лживость и пустоту её длинных речей, стараясь
на первых порах быть терпеливым и заглушать в себе своё возмущение. Я всё ждал: надолго ли хватит моего терпения? Жена, заметив моё состояние, встала на мою сторону. Мы с ней решили питаться отдельно от матери, что вызвало у той неоправданное бешенство. Она пришла жаловаться на нас моему отцу. После разговора с ней отец меня отругал, но вскоре и сам понял её лживость, двуличность и моральную неустойчивость. Тёща вмешивалась в нашу жизнь и сеяла между нами раздор, в результате чего стали возникать ссоры на ровном месте. Я чувствовал, что тёща во мне разочаровалась и считала меня жадным, потому что я не пил вино, не угощал её, не тратил деньги попусту и старался жить скромно и экономно. А она очень любила выпить, вечно залезала в долги. Ей нужен был зять, который бы прилично зарабатывал и подстраивался под её характер. Можно было бы продолжать перечень всех неурядиц, связанных с жизнью в семье жены, но не считаю это достойным общего внимания. Все унижения со стороны своей тёщи я терпел только ради будущего благополучия своей семьи, так как считал это временным явлением. Иногда мне хотелось физически расправиться со своей обидчицей, но вовремя спохватывался, вспоминая своего отца, который не одобрил бы такого моего решения. Отец и сам всё видел и чувствовал, стараясь меня подбодрить, успокоить и никогда не советовал мне бросить свою жену. Какое-то время я старался наладить отношения с тёщей, но понял, что это бесполезно. И стал искать выход из этого положения.
В августе 1957 года мы с женой, пришли, как обычно, навестить моих родителей, как вдруг пришёл журналист из редакции городской газеты «Рыбинская правда» товарищ Бочарников, с которым я не раз встречался на улицах нашего города. Этот журналист, зная о моей необычной судьбе, решил написать небольшой очерк под названием – «Парень из Тулузы», который собирался поместить в книгу, включающую в себя рассказы и очерки о жизни и трудовых успехах передовых комсомольцев Ярославской области. Наша беседа с Бочарниковым была длительной и плодотворной, в конце которой я попросил у него совета: как получить для моей семьи собственное жильё, хотя бы комнату? Бочарников посоветовал мне написать письмо в Переселенческое Управление при Облисполкоме, где описать положение семьи и изложить свою проблему. В ответ на моё письмо из Ярославля поступило распоряжение в адрес Горисполкома о выделении моей семье жилплощади на основании нового указа Президиума Верховного Совета СССР. Я не ждал столь быстрого положительного ответа, и это очень подбодрило меня и мою жену. Горисполком направил копию письма на мой завод, который должен был выполнить данное распоряжение о выделении
- 108 -
моей семье комнаты для жилья. Но руководство завода считало, что этот указ должен выполнить Горисполком. Пришлось мне опять писать в Облисполком, и опять руководству завода предписывалось удовлетворить мою просьбу, которое отделывалось лишь молчанием. Тогда мы вдвоём с отцом пошли на приём к директору завода товарищу Климову. Климов, даже не поинтересовавшись, в каких условиях я живу, кем работаю и сколько времени работаю на заводе, очень грубо со мной обошёлся, не желая разговаривать. Я вышел из кабинета директора завода очень огорчённым, не зная даже, что предпринять. В третий раз я написал письмо в Облисполком, сходил на приём ко второму секретарю Горкома партии – но, безрезультатно! Вся эта переписка затянулась более чем на год. Дома семейная обстановка накалялась, и хотелось, по возможности, скорее получить свой угол и жить самостоятельно. Тогда я собрал все письма, сходил к нотариусу, сделал копии и отправил их во Всесоюзное Переселенческое Управление при Совете Министров СССР. Через полмесяца ко мне подошла табельщица и позвала на приём к начальнику цеха. В кабинете начальника Лапина Бориса Николаевича сидели парторг завода Мыльников и заместитель директора завода Марголин. Начальнику цеха было сказано: «За невыполнение указа Президиума Верховного Совета СССР мы получили хороший выговор, и Вы, Борис Николаевич, обязаны обеспечить семью товарища Бубера жилплощадью, чтобы он впредь больше не жаловался на нас. А мы строго проследим за этим». Мне было предложено отработать на строительстве нового дома 150 часов. Перед Новым 1959-м годом моей семье была выделена комната площадью тринадцать квадратных метров в коммунальной квартире двухэтажного дома по улице Зои Космодемьянской. Перед переездом на новое место жительства меня вызвал парторг завода и спросил: нуждаюсь ли я в устройстве моей дочери в детские ясли? Я поразился такой неожиданной заботе о моей семье. Видимо выговор, полученный из Москвы, был существенным, и мои руководители старались исправить свои ошибки. Вскоре дочь Марина ходила в детские ясли рядом с домом.
Как видно из моего рассказа, первые годы моей семейной жизни оказались не из лёгких. Но, наконец, я
почувствовал себя полноценным хозяином в своей семье. В коммунальной квартире жили ещё две семьи: Коршуновых и Малининых. Сказать, что отношения с соседями у нас были отличными, нельзя, но они были обычными. Если и бывали ссоры, то только из-за детей. После того, как мы все разъехались в разные районы города, при встречах с бывшими соседями на улице или в заводе всегда дружелюбно беседовали и обменивались новостями. Наша комната хоть и была маленькой, узкой и длинной, но тёплой. Не надо было топить печку и ходить за водой на колонку. Можно было помыться в ванной. Конечно, в сравнении с предыдущими условиями жизни преимуществ было больше, хотя было очень тесно. Хорошо помню, как мы ждали появления на свет нашего первенца. Накануне рождения старшей дочери я, вернувшись с работы, не застал жену дома, которая была отправлена матерью в роддом. Ночь прошла беспокойно, а наутро мы узнали, что в четыре утра родилась дочь, которую мы назвали Мариной. Я пошёл на работу одновременно с чувством радости и озабоченности. С появлением ребёнка прибавились новые заботы. Приходилось почти за два квартала ходить за водой на колонку, заботиться о дровах и топить всё время печку, чтобы дома было тепло. Эти заботы стали привычными, а мы с женой любовались нашим милым ребёнком, забыв обо всём. Дочь укрепляла наш семейный союз, делая его более прочным. Когда Марине исполнилось полгода, она серьёзно заболела дизентерией, и жене пришлось лечь с ней в больницу. Недуг был тяжёлым и долго не отступал. У дочки признали дистрофию, то есть истощение организма. Пришлось ради здоровья ребёнка около десяти раз сдавать кровь из вены. Выздоровление Марины было длительным, но после этого она стала посещать детские ясли. Всё свободное время, будь то летом или зимой, я проводил с Мариной. Обычно жена оставалась дома со своими домашними заботами, а после работы делал свои длительные прогулки с дочерью и находил в этом удовольствие. Мне нравилось слушать её детский лепет и вникать в содержание многочисленных детских игр и забав. Видимо Марине нравились эти прогулки, и она с удовольствием ходила со мной гулять или в кино. Целиком и полностью я отдавал себя заботам семьи.