Мы ждем вас, космонавты

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 11Следующая ⇒

Если простая поэзия мифа об Икаре, взлетевшем к солнцу на восковыхкрыльях и погибшем в сияющей небесной синеве, прошла через все века и дожиладо наших дней во всей своей простодушной прелести и наивности, то полетГагарина будет волновать людей, пока будет существовать наша Земля. К. Паустовский. Новая Эра - Генерал ждет вас, - сказал летчик-капитан с красной повязкойдежурного на рукаве. В просторном кабинете за широким письменным столом сидел моложавыйгенерал с Золотой Звездой Героя. Его имя стало широко известно почтитридцать лет тому назад, во время челюскинской эпопеи. Это было героическоесобытие, вызвавшее изумление всего мира стойкостью челюскинцев и отвагойспасавших их советских пилотов. В ознаменование подвига пилотов ЦИК СССР установил высшую степеньотличия - звание Героя Советского Союза. И первым это звание было присвоено20 апреля 1934 года семи летчикам, непосредственно участвовавшим в спасениичелюскинцев. Звезда на кителе хозяина кабинета имела номер четыре. - Садитесь, доктор, - сказал генерал, продолжая читать бумагу, вкоторой я признал свою докладную. Я сел. - С рапортом вашим я ознакомился. Давно были в Арктике? - Последний раз два года назад. - За что получили? - Он показал глазами на значок "Почетному полярнику"на моей тужурке. - За участие в дрейфе станции "Северный полюс-2". - Итак, я вас слушаю. - Известно, - начал я, - что факторы космического полета, и в первуюочередь перегрузки и невесомость, могут оказать неблагоприятное воздействиена космонавта. В результате в организме могут возникнуть определенныеизменения физиологических функций. Они могут быть длительными, но могут бытьи кратковременными. Чтобы их уловить, надо как можно быстрее обследоватькосмонавта после приземления. Это может сделать врач-парашютист. Он будетнаходиться на борту поискового самолета и, спустившись на парашюте, проведетмедицинский осмотр космонавта, а если потребуется, окажет необходимуюмедицинскую помощь - Из кого думаете сформировать группу? - Наверно, лучше всего подойдут для этой цели авиационные врачи, ужезнакомые с космической медициной. Их надо будет обучить парашютным прыжкам.А подготовку по оказанию неотложной медицинской помощи можно провести набазе Института имени Склифосовского. - Сколько потребуется человек? - Думаю, что для начала хватит четырех. - Где собираетесь организовать парашютную тренировку? Я назвал один из подмосковных аэродромов. - Ну что ж, добро. Но вы понимаете, какая ляжет на вас ответственность?Еще раз тщательно все обдумайте. Подберите нужных людей, составьте программыподготовки. Он пододвинул к себе мою докладную и в левом углу красным карандашомразмашисто вывел: "Согласен. Н. Каманин". Два дня просидел я над программой обследования космонавта на местеприземления, а завершив работу, пошел к Владимиру Ивановичу Яздовскому,отвечавшему за медицинскую программу космических полетов. Владимир Иванович встретил меня на пороге кабинета: - Все знаю. Только что говорил с Каманиным. По поводу парашютныхтренировок команда уже дана. Вот телефон. Связывайся. Программу обследованияпринес? Я молча положил листки перед ним на стол. Он надел очки и стал вполголоса читать пункт за пунктом. - Оценка внешнего вида. Выражение лица, жесты, интонация голоса,реакция на окружающую обстановку. Так, так. Теперь жалобы - слабость,головокружение, иллюзии, сонливость. Почему упустил, нет ли тошноты? Тремор.Игра вазомоторов. Теперь поверхностный осмотр. Состояние слизистых оболочек,кожных покровов. Здесь поставь: обратить внимание на ссадины, кровоизлияния,их вид, характер, окраску. - Как, Олег Георгиевич, - обратился он к своему помощнику, - вроде бывсе правильно? Газенко, чуть улыбнувшись, согласно кивнул головой. - Посмотрим, что ты еще насочинил. Определение частоты пульса,артериальное давление, термометрия тела. Какие вестибулярные пробы?Пальце-носовая, пальце-кольцевая, ходьба с закрытыми глазами. Исследование впозе Ромберга. Вполне достаточно, больше никаких проб не делать. Пустьтолько космонавт начертит несколько параллельных линий, спиралей, звездуизобразит одним росчерком для уточнения координации движений. Понял? И вотчто, впиши в программу: белье и носки космонавта сложить в специальныйпакет. Давай действуй. Начинай людей подбирать. Но подобрать врачей в группу оказалось непростым делом. Членыврачебно-летной комиссии без всякой жалости расправлялись со своимиколлегами, не допуская никаких скидок на здоровье. В результате нас осталосьчетверо: Иван Колосов, Виктор Артамошин, Борис Егоров и я. В понедельник трое будущих врачей-парашютистов улетели обучаться новомудля них парашютному делу на Волгу, а я, уложив вещи, отправился на аэродром:предстояли заключительные воздушные испытания полетного снаряжения ипарашютной системы. Эта работа была поручена блестящимиспытателям-парашютистам, которые дали "добро" многим образцам парашютнойтехники, катапультных кресел, новым спасательным системам. Это были великиеспециалисты своего дела. Хладнокровные, опытные и бесстрашные. Петр Долгов,Николай Никитин, Валерий Головин, Василий Романюк. Стояла поздняя осень, и в поисках хорошей погоды мы забрались далеко наюг. Ранним утром испытатели отправлялись на аэродром. Там, облачившись вкосмические доспехи - крайне внушительный скафандр с ярко-оранжевойгерметической оболочкой и круглым белым гермошлемом с прозрачным забралом,они неуклюже взбирались в самолет, чтобы через десяток минут устремиться кземле оранжевым метеором. Испытания шли отлично. Парашют раскрывался огромным ярким зонтиком,надежно удерживая свой драгоценный груз. Скафандр оказался удобным, хотянесколько затруднял управление парашютом в воздухе. Хлопоты на первых порахдоставлял носимый аварийный запас - НАЗ - тяжеленная, килограммов под сорок,коробка, в которой, как в той пресловутой маленькой корзинке, было "все, чтоугодно для души". Здесь была мощная радиостанция, которая включаласьавтоматически в момент раскрытия парашюта, секстант, сигнальные ракеты идымовые патроны, специальный порошок для окраски воды на случай приводненияв океане или снега при посадке в Арктике, сухое горючее и спички, небоявшиеся ни воды, ни ветра, высококалорийный паек из мяса, молока, сыра,творога, обезвоженных при низкой температуре в вакууме. Этим способомсохранялись вкусовые качества продуктов, а объем и вес становилисьминимальными при калорийности почти 7 тысяч килокалорий. Позаботилиськонструкторы и о запасе пресной воды. Специальные брикеты превращали 3,5литра соленой морской воды в пресную. К декабрю все испытания были успешно закончены, и руководитель группымог спокойно доложить, что система "парашют - скафандр" работает отлично. Едва закончив парашютную подготовку, мы занялись специальнойтравматологической. В Институте имени Склифосовского нас включили в составтравматологических бригад, и мы денно и нощно носились по городу под звуксирены. Кончался март. Холодный, дождливый. Тренировки были успешно завершены.Следующим важным этапом было решение проблемы, как упаковывать медицинскоеимущество, которое нам требовалось для медицинского осмотра космонавта наместе приземления. Надо было, чтобы укладка не только вмещала всенеобходимое, но и была такой, чтобы шприцы, ампулы и склянки не разбилисьпри ударе о землю. В конце концов на свет родилась сумка, стенки которойвыложили поролоном с ячейками для ампул и прочего бьющегося инвентаря. Когдамы навьючили на себя основной и запасной парашюты, прицепили специальныйконтейнер с сумкой, в которой оказалось килограммов двадцать пять, неменьше, приладили сбоку кислородный прибор, оказалось, что по земле с такойсбруей далеко не уйдешь. Поэтому мы долго тренировались, пока не научились"мгновенно" напяливать все на себя. В начале апреля группы поиска начали разлетаться по своим точкам. Дляприземления космического корабля был выбран район Поволжья с его широкимипросторами. Два корабля с "Иванами Ивановичами", как шутливо прозвалиманекены, занимавшие кресло космонавта, прицельно приземлились в намеченнуюточку. Каждому из нас перед отлетом вручили мандат. На глянцевом листе плотнойбумаги было черным по белому написано, что предъявитель сего мандатавыполняет ответственное правительственное задание и все партийные исоветские организации должны оказывать ему помощь транспортом, связью и всемнеобходимым. Подпись, печать. Все оказалось в порядке. Мы пожелали друг другу ни пуха ни пера ипотащили свои вещи к самолетам, выстроившимся вдоль рулежной полосы. Вечером ко мне в гостиницу, где я размещался вместе с кинооператоромГеоргием Анисимовым, прикатил Василий Иванович Сараев, тот самый, что первымвзялся, как он говорил, сделать из нас "асов" парашютизма. - Поехали на аэродром. Там все с вечера сделаем, не торопясь парашютыуложим, всякие-разные дела обсудим. Что вы здесь будете до утра ковыряться? Мы колебались недолго. Уже совсем стемнело, когда сквозь частую сетку дождя замелькалиаэродромные огоньки и "газик" подкатил к длинному дощатому бараку сбеседкой-курилкой у входа. Внутри барак выглядел более симпатично. Светлыедлинные комнаты-классы были завешаны схемами и таблицами. Зато комната вконце барака, напоминавшая по своим размерам конференц-зал, оказаласьхолодной, пустой и неуютной. Правда, пол был чисто выметен, но, кроме парытабуреток да длинного стола вроде прилавка в центре, в ней не было ничего. - Ну вот, здесь и разместимся. Тащи сюда груз из машины, - сказалСараев ребятам, приехавшим вместе с нами. - Что, не нравится? - спросил он, заметив мою недовольную физиономию. - Да вроде бы комфорта негусто, - сказал я, ставя в угол чемодан. - Зато удобно работать, а для отдыха тут комнатуха одна имеется сбуржуйкой. Там и койки стоят. - Ладно, перебьемся до утра. Спать нам не пришлось. Растянув парашют на столе, Василий Ивановичлюбовно укладывал каждую складку парашютного купола, тщательно подравниваянижнюю кромку. Но вот укладка закончилась, последняя шпилька вытяжноготросика воткнута в конус, и мы занялись подгонкой подвесной системы. Толькоубедившись, что не упущена ни единая деталь в подготовке к прыжку, он приселна табуретку и закурил свою любимую "Приму". А я тем временем раскрылмедицинскую сумку. Там все в порядке. Вторая - она тоже пойдет со мной - наслучай прыжка где-нибудь в безлюдной местности, если корабль сядет вовнерасчетном районе. В этой сумке упакованы аварийная радиостанция, пятоксигнальных ракет, фляги с водой и со спиртом и запас продовольствия. Легли мы только под утро. Однако уже в шесть все забегали, засуетились.Я выглянул в окно. Дождь прекратился, и сквозь лохматые, стремительнобегущие облака проглядывало ласковое апрельское солнце. Загудели двигатели самолетов поисковой группы. Механики прогревали ихперед полетом. Я представил себе, что же делается сейчас там, на далекомБайконуре. Перед моим мысленным взором возникла гигантская ракета,нацеленная в небо; по сравнению с ней окружающие ее фигурки людей кажутсякрохотными. И среди тех, кто сейчас собрался у подножия ракеты, невысокийясноглазый юноша, имя которого будут вскоре с восторгом повторять во всехуголках земного шара. Мы встретились последний раз незадолго до отлета из Москвы. В центрепросторного, залитого светом прожекторов зала голубел водой бассейн. Тихопокачивались льдинки, легкая рябь пробегала по поверхности воды. Гагаринстоял на краю бассейна, одетый в ярко-оранжевый космический скафандр и белыйгерметический шлем с алыми буквами "СССР". - Можно начинать, Юрий Алексеевич? Вы готовы? - спросил ведущийинженер. Гагарин в ответ улыбнулся и поднял руку к шлему. Опустилось, щелкнув,прозрачное забрало. Еще секунда, и он тяжело плюхнулся в воду, подняв тучубрызг. Скафандр мигом вытолкнул космонавта из воды, и он, попеременновзмахивая руками, медленно поплыл на спине, расталкивая льдинки. "Купание"повторялось несколько раз. Наконец Гагарин выбрался из бассейна и, присев набортик, свесил ноги и приподнял забрало. - Ну как, Юрий Алексеевич, не замерз? - спросил ведущий. Гагарин рассмеялся: - Да разве в нем замерзнешь?! Наверное, в такой штуке даже в СеверныйЛедовитый океан угодить не страшно....Неожиданно незнакомый громкий голос прервал мои мысли. "Посамолетам!" Два парашютиста, входящие в группу, уже взбираются по трапунашего "ила". Убегает под колесами машины летная полоса, еще влажная после ночногодождя; мелькают в иллюминаторах аэродромные домики, вышка командного пункта.Самолет сделал круг над аэродромом, и вот уже под нами еще не освободившиесяокончательно от снега приволжские поля. Сложив парашюты в грузовой кабине, явстал в дверях пилотской, прислушиваясь к свистам, хрипам, обрывкам мелодий,несущимся из приемника. Радист медленно вращает ручку настройки, и вдруграздается торжественный голос диктора. Мы слышим только конец фразы:"...мический корабль-спутник "Восток" с человеком на борту!Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника "Восток" являетсягражданин Союза Советских Социалистических Республик майор Гагарин ЮрийАлексеевич". - Ура, ребята! - не выдержав, заорал во весь голос радист. - Гагарин наорбите. Ура!!! - Да тише ты! - цыкнул на него штурман. - Дай послушать! А из репродуктора продолжал торжественно звучать голос диктора: "Старткосмической многоступенчатой ракеты прошел успешно, и после набора первойкосмической скорости и отделения от последней ступени ракеты-носителякорабль-спутник начал свободный полет по орбите вокруг Земли". - Вот это да, - сказал командир экипажа, уже пару недель назадучаствовавший в поиске "Востока" с манекеном. Как-то до этой минуты все не верилось, что человек действительнополетит в космос. И полетел. А радио продолжало сообщать, что с космонавтом установлена двусторонняясвязь и что, самое главное, в настоящее время он хорошо себя чувствует. Начасах уже было десять. Еще немного, и, пролетев над Африкой, корабль начнетснижаться. - Всем наблюдать в иллюминаторы. Может, кто-нибудь заметит спускающийсяна парашюте космический корабль. Наверное, сейчас включилась тормозная двигательная установка. Скомандного пункта уже передали расчетную точку приземления "Востока", и мынесемся к ней "на всех парах". В грузовую кабину буквально врывается второйпилот. - Быстрей, парашютисты! Мы в расчетной точке. Борттехник рывком открывает дверцу, и в ее просвете внизу насветло-коричневом фоне пахоты я отчетливо вижу ярко-оранжевое пятно парашютаи крохотные фигурки людей. Значит, Гагарин уже приземлился. Может быть, емунужна помощь? Ведь кто знает, как первый человек перенес космический полет?Я нетерпеливо жду команды "пошел" и, взглянув через плечо, вижу, какнапряглись в ожидании лица ребят из моей группы. "Ну же, ну", - мысленноподгоняю я командира. Но желанной команды все нет. Вместо нее на табловспыхивает красная лампочка - отбой. А тут еще радист вышел из радиорубки исложил руки крестом: ничего не поделаешь, в прыжке нет никакойнеобходимости. Но с другой стороны, это сообщение обрадовало меня. Значит,Гагарин приземлился благополучно и никакой медицинской помощи ему нетребуется. Мы садимся в аэропорту, куда прибыл космонавт. Не дожидаясь трапа, яспрыгиваю на бетон и бегом направляюсь к невысокому зданию аэропорта,окруженному шумной толпой радостно оживленных людей. И откуда только такбыстро все узнали, что Гагарин приземлился неподалеку от Энгельса? Вбежав по лестнице на второй этаж, где размещался командный пунктаэродрома, я распахнул дверь. Комната была полна народу, а у стола внебесно-голубом (теплозащитном) костюме сидел радостно улыбающийся Гагарин.Снятый скафандр, аккуратно сложенный, лежал рядом на стуле. Я бросился к нему: - Юрий Алексеевич, Юра, дорогой, поздравляю с благополучнымприземлением. Как самочувствие? Гагарин успокаивающе обнял меня: - Не волнуйтесь, все в полном порядке. - Он помолчал и затем добавил: -А я ведь ждал вас, думал, что вы будете меня встречать. От радостного возбуждения я не мог подыскать слов. Но, видимо, в такомсостоянии находились все присутствующие в комнате. И если здесь и был хотябы один спокойный человек, так это сам космонавт. Хозяевам очень не хотелось отпускать дорогого гостя, но Агальцов,прилетевший прямо с космодрома, нетерпеливо поглядывал на часы. - Все, товарищи, - сказал он наконец тоном, не терпящим возражений. -Пора лететь. Нас уже давно ждут в Куйбышеве Государственная комиссия,Главный конструктор. Провожать на аэродром отправилось человек пятнадцать, но Агальцовостановил всех у трапа: - Полетят вместе с Гагариным доктор, кинооператор, спортивный комиссар. - А я как же? - сказал ведущий инженер Бахрамов. - Я ведь отвечаю заснаряжение, скафандр. Без меня никак нельзя. - Поднимайтесь в кабину, - коротко бросил Агальцов, и повеселевший АтаМихрабанович буквально взлетел по трапу. В салоне было светло, просторно. Часть кресел была убрана, и вместо ниху переборки, отделявшей грузовую кабину от пилотской, стоял небольшой столикс четырьмя мягкими самолетными сиденьями по обеим сторонам. На иллюминаторахвисели занавесочки из белого парашютного шелка, придававшие салону домашнийуют. Гагарин устроился в одном из кресел. Я занял место рядом. Машина плавнооторвалась от земли и взяла курс на Куйбышев. Все казалось таким будничным,знакомым. Обстановка самолетной кабины, подрагивающие занавески, ковроваядорожка, протянувшаяся к хвосту самолета. И мы, наверное, все еще не моглиосознать, что произошло, какое величайшее событие эпохи свершилось на нашихглазах. В голове плохо укладывалось, что этот голубоглазый, улыбчивыймолодой человек, первым из сынов человеческих вырвавшийся из пленапритяжения Земли, облетел ее, увидев наш "шарик" с огромной высоты. В салоне было тепло, и Гагарин, едва самолет лег на курс, расстегнулсвой голубой теплозащитный костюм и, приспустив его до пояса, остался втонкой трикотажной рубашке. Там и тут из нее торчали белые хвостикипроводов. Они тянулись от датчиков, прикрепленных к телу космонавта. Этикрохотные чуткие устройства посылали свои сигналы из космоса, позволяяученым непрерывно следить за пульсом, дыханием, температурой и кровянымдавлением летящего над Землей. Пока мы устраивались, кинооператор не терял времени зря. Освещения всалоне явно не хватало для съемки, и Рафиков притащил тяжелую складнуютреногу, на которой торопливо стал прилаживать "конвас". - Нет, Махмуд, так дело не пойдет. Вот осмотрю Гагарина, тогда снимайдосыта. А пока, извини, придется подождать. - Юрий Алексеевич, хоть вы заступитесь, - начал было Рафиков, ноГагарин развел руками. - Ничего не могу поделать. Тут у нас доктор - главный. Потерпитенемного. - Какое тут потерпи? А вдруг не успею? - не отступал Махмуд. - Успеете. Куда я денусь? Пока долетим до Куйбышева, вы целый фильмснять успеете. - Ну что ж, - нехотя согласился Рафиков, - потерплю как-нибудь. - Онотложил в сторону кассету и уселся рядом с Бахрамовым на боковую скамейку. Борттехник принес мою медицинскую сумку, оставленную у входа. Я,раскрыв чехол, бережно извлек из нее коробку с аппаратом для измеренияартериального давления, фонендоскоп, термометры, секундомер и разложил ихрядком на столе. Следом за ними появился белоснежный халат, вызвавший явноеодобрение у окружающих. Я натянул халат на себя, раскрыл записную книжку вкрасном ледериновом переплете, на котором крупными буквами было вытиснено."Академия наук СССР Полевой дневник" (память о недавней экспедиции вАтлантику), и, открыв, на чистой странице вывел "12 апреля. 14 часов 50минут МСК. Майор Гагарин Юрий Алексеевич. 1934 года рождения, русский.Космонавт". Дальше следовали данные первых наблюдений: чувствует себя хорошо,оживлен, активен, легко вступает в контакт, благожелателен к окружающим. Все это подтверждало, что огромную психическую нагрузку, вызваннуюкосмическим полетом, Гагарин перенес отлично. Жалоб было немного - насильную потливость и небольшое чувство усталости ("Полежать бы сейчас,отдохнуть. Ни есть, ни пить совсем не хочется") Кожные покровы нормальной окраски. Видимые слизистые без следовкровоизлияний. Видны только темные круги вокруг глаз, которые, по егословам, появились после бритья. - Теперь давай обследоваться, - сказал я, откладывая в сторонуавторучку. Гагарин закатал рукав, и я, наложив на плечо резиновую манжету иподкачав воздуха, прижал мембрану фонендоскопа к локтевому сгибу. Чутьповернув вентиль, я превратился в слух. Стрелка на шкале тонометра плавнопошла по кругу. Тук-тук-тук - звонко запульсировала кровь в локтевойартерии. - Ну, как давление? - настороженно спросил Гагарин. - Сто двадцать пять на семьдесят пять. Как у младенца. Отличныепоказатели! - То-то, - довольно сказал Гагарин и весело подмигнул. - Теперь пульс, - сказал я и, положив пальцы на его запястье, включилсекундомер. - Раз, два, три... - отсчитывал я вслух каждый удар. -Шестьдесят восемь в минуту. Тоже отлично. Пульс ритмичный, без перебоев, инаполнение хорошее, словно и в космос не летал. - А может, и правда не летал, - сказал Гагарин, и все рассмеялись. Оставалось померить температуру, но и она не подвела - 36,6. Вот и все. Теперь можно разговаривать, снимать кино, спрашивать. Сразу поднялся шум. Перебивая друг друга, каждый пытался задать вопроспервым, считая, видимо, его самым главным. - Давайте по очереди, - шутливо скомандовал Гагарин. - А то на всевопросы сразу мне не ответить. Пусть начнет наш спортивный комиссар. - Расскажите про невесомость, Юрий Алексеевич, - сказал Борисенко,подсаживаясь поближе. - Неужели совершенно не чувствуешь своего тела? Наверное, это вроде быкак во сне бывает: взмахнул руками и летишь над Землей? Похоже, нет? - В общем-то, похоже, - улыбнулся Гагарин. - Переход к этому состояниюпроизошел очень плавно. Когда стало исчезать влияние гравитации, япочувствовал себя превосходно. Все стало делать легче. Появилось ощущениекакой-то необычайной легкости. Это было таким необычным чувством. И руки, иноги стали вроде бы не моими. Они ничего не весили. Сам не сидишь, нележишь, а словно висишь в кабине между потолком и полом, насколько привязныеремни позволили. Я попробовал писать в таком состоянии. Получилось. Тольковот блокнот все норовил улететь от меня. А работоспособность, по-моему, дажеулучшилась. Поработал телеграфным ключом - тоже получается хорошо. Потомсмотрю, карандаш мимо лица проплыл, а рядом с ним маленькие сверкающиешарики. Как бусинки. Это вода пролилась из соска, когда я пил. Вот только после Африки, когда тормозная установка включилась и корабльпошел к Земле, сразу прижало к сиденью. И я почувствовал, что руки и ногивес приобрели. - А Земля хорошо видна из космоса? Можно различить на ней что-нибудь?Ну, острова, реки? - Раньше, во время полетов на самолете, я видел землю километров спятнадцати. Конечно, в иллюминатор моего "Востока" видно ее было хуже, новсе-таки достаточно отчетливо. Я хорошо различал и леса, и горы, и берегаконтинентов, острова в океане и крупные реки, и не только их, а даже большиеквадраты колхозных полей - разбирал, где пашня, а где луг. - Юрий Алексеевич, скажите, из космоса видно, что Земля имеет круглуюформу?.. Или она вроде как блин? - спросил борттехник, уже несколько разбезуспешно пытавшийся вмешаться в разговор. - Могу заверить, что Земля наша круглая, - засмеялся Гагарин, - самвидел, собственными глазами. И до чего же она красива, наша планета! Простослов не хватает описать эту красоту. Вся в нежно-голубом ореоле. А какиечудесные краски перехода от светлой поверхности Земли к совершенно черному,как бархат, небу с яркими звездами! И переход этот такой плавный и красивый.А когда корабль выходил из земной тени, то горизонт стал выглядеть по-иному.Появилась ярко-оранжевая полоса, которая постепенно переходила в голубое изатем снова в густо-черное небо. Гагарин замолчал, словно вспоминая, и с сожалением сказал: - А вот Луну, жалко, так и не увидел, - и вдруг, озорно улыбнувшись,добавил: - Ну ничего. Не беда. В следующий раз полечу - обязательнопосмотрю. Он снова замолчал и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза, словнозадремав. Все затихло. Только все так же гудели двигатели и слышно было воткрытую дверь кабины попискивание "морзянки". Я всматриваюсь в лицо космонавта. Оно вдруг стало каким-тососредоточенным. На лбу собрались морщинки. Пальцы напряженно сжалиподлокотник кресла, словно Гагарин снова ощутил себя за штурвалом своегосказочного корабля. Какие чувства, какие воспоминания, какие перипетиинедавнего полета переживал он в эти мгновения? Но вот Гагарин открыл глаза, медленно провел рукой по волосам и как-тосмущенно сказал: - Никак, я задремал? Вроде бы укачало меня немного, правда. С чего бы?Меня раньше никогда в жизни не укачивало (тогда еще никто не знал, что этоодно из проявлений действия невесомости). Ну, ничего. Это сейчас пройдет. -Гагарин сделал несколько глотков "Боржоми" и, довольный, сказал: - Ну вот,все и прошло. - Юрий Алексеевич, - смущаясь сказал штурман, выглянувший из пилотскойкабины, - автограф свой не черкнете? Это ж такая память будет на всю жизнь! - Ну давайте, напишу. Не жалко. Хоть я и не кинозвезда. - А спортивному комиссару? - сказал Борисенко, кладя перед Гагаринымвнушительного вида блокнот. - Спортивному комиссару сам бог велел, - сказал космонавт, ставяразмашистую подпись. Тут уж все зашевелились. Записные книжки, блокноты, тетради росчеркомгагаринского пера превращались в драгоценные реликвии. Гагарин, чуть склонив голову набок, аккуратно ставил свою роспись схарактерной высокой буквой "Г" и штришком в конце. Только Бахрамовлихорадочно шарил по карманам в поисках записной книжки. Вид у него былрасстроенный и растерянный. - Забыл записную книжку. Это же надо такое невезение, - сказал он,сплюнул в сердцах, а затем решительно вытащил из кармана прямоугольнуютоненькую книжечку. - Юрий Алексеевич, и мне подарите свой автограф. Как же я без него? -сказал Ата Михрабанович и протянул Гагарину... паспорт. - Это дело не пойдет, - сказал Гагарин, покачав недовольно головой. - Яна документах не расписываюсь. - Ну пожалуйста, Юрий Алексеевич. Я вас очень прошу. У Бахрамова была написана на лице такая мольба, что Гагарин сжалился -махнув рукой, открыл последний листок и поставил там свою роспись. - Только как же вы менять паспорт будете? Лист, что ли, выдерете? -усмехнулся Гагарин, протягивая документ обрадованному инженеру. - А я "потеряю", - не растерялся Бахрамов, бережно пряча паспорт вкарман кожаной куртки. - Тогда и мне положено, - сказал я, пододвигая к Гагарину "полевойдневник". Он перевернул страничку и, на секунду задумавшись, быстро написал."Передовой медицине. Гагарин. 12.04... 1956 г."*. Пока шла "раздачаавтографов", Рафиков развил бурную деятельность. Оставив в покое штатив, онто присаживался в проходе на пол, то взбирался на кресла, а его неутомимый"конвас" стрекотал, как пулемет. Он менял планы, диафрагму, то снимал вупор, то убегал в самый хвост. С него лил градом пот, но он не успокоился,пока не израсходовал весь запас кассет. * Через несколько дней, с гордостью показывая друзьям первыйгагаринский автограф, я был повергнут в изумление неожиданным вопросом:"Интересно как это тебе удалось заполучить автограф Гагарина... за пять летдо полета?!" Вот это да! Ведь тогда, в самолете, ни он, ни я не заметилиэтой ошибки. Две недели спустя я показал Юрию Алексеевичу "полевой дневник".Он удивленно поднял брови и, молча достав самописку мгновенно исправил "56"на "61", а затем сверху приписал черными чернилами: "Виталию ГеоргиевичуВоловичу". - Давай-ка, Махмуд, увековечь нас на фото, - сказал я, протянувРафикову свой "ФЭД". Рафиков несколько раз примерился и щелкнул затвором. Аппарат сноваперешел в мои руки, и я отщелкал всю пленку до упора, став обладателембесценных кадров. Машина чуть просела в воздухе. - Что, уже подлетаем? - встрепенулся Гагарин. - Через пятнадцать минут посадка, - отозвался штурман, стоявший напорожке пилотской кабины. Под крылом самолета поплыли городские здания, еще серые прямоугольникипарков и широкая темная лента вскрывшейся Волги. Колеса уже коснулись бетонки, как вдруг Гагарин сказал: - А шапки-то у меня нет. Я ведь ее в Байконуре оставил. Без шапки вроденеудобно перед начальством появляться. А может, от скафандра гермошлемотрезать? - Он насмешливо сощурил глаза. - Только боюсь, конструкторыругаться будут. - Да уж ладно, Юра. Обойдемся как-нибудь без гермошлема. Найдемчто-нибудь. - Я подтянул стоявшую под столиком парашютную сумку и вытянул изнее свой видавший виды черный меховой шлемофон. В нем я прыгал с парашютомна Северный полюс и теперь повсюду таскал за собой. - Как, подойдет? Гагарин надел шлемофон, подергал его за длинные уши. - Малость маловат, а так вроде бы нормально. А сами-то как? - спросилон озабоченно. - Не беспокойся. Обойдусь как-нибудь. Самолет остановился в конце полосы, развернулся и, подвываядвигателями, покатил туда, где шумело и колыхалось многоголосое людское мореДвигатели затихли. Бортмеханик открыл дверцу, опустил трап. Гагаринпоказался в просвете дверей, и все вокруг вздрогнуло от громового ура. Толпаокружила трап. Но едва Гагарин вступил на бетонку, к нему бросилсянебольшого роста молодой светловолосый капитан-летчик. Они на несколькомгновений замерли, обнявшись друг с другом, как это бывает с друзьями, чтовстретились после долгой разлуки. Не многие из присутствовавших на аэродромезнали, что этот юноша вскоре станет легендарным космонавтом два. Кавалькада машин уже покинула аэродром и помчалась по куйбышевскимулицам, запруженным народом. Сжимая в руках переданный мне Гагаринымбесценный полетный планшет, забыв про шапку, я стоял, поеживаясь отхолодного апрельского ветра. Вдруг рядом заскрипели тормоза, и возле меняостановилась черная "Волга". - Быстрей садитесь ко мне, - сказал шофер, гостеприимно распахиваядверцу, - а то замерзнете без шапки. Вскоре мы подкатили к железной решетчатой ограде, окружавшейдвухэтажный особняк. Дежурный, стоявший у ворот, дважды перечитав моймандат, сказал: "Проходите, пожалуйста". Я прошел в холл и остановился напороге огромной, похожей на конференц-зал комнаты. В комнате было шумно.Всюду по двое, по трое стояли оживленно беседовавшие люди. В дальнем углу яувидел Николая Петровича Каманина рядом с высоким красивым мужчиной с густойшапкой седых волос. Его я сразу узнал по портретам, часто появлявшимся настраницах газет, - президент Академии наук СССР Мстислав ВсеволодовичКелдыш. - А вы кого ищете? - послышался чей-то резкий голос. Я вздрогнул от неожиданности, увидев прямо перед собой невысокого,коренастого, похожего на боксера широкоплечего человека в коричневом костюмеи белой рубашке, с темным галстуком. Коротко подстриженные, зачесанные назадволосы открывали огромный лоб. Из-под темных густых бровей испытующесмотрели строгие внимательные глаза. - Я врач. Встречал космонавта Гагарина на месте приземления. - Значит, вы доктор. И даже парашютист, - добавил он уже более мягкимтоном, заметив инструкторский значок на моей куртке. Несколько растерявшись, я промолчал, не зная, что ответить. - Вы осматривали Гагарина? По властной манере, с какой он задавал вопросы, я понял, что это,вероятно, один из членов Государственной комиссии. - Выброс парашютистов почему-то отменили, и мне удалось осмотреть ЮрияАлексеевича только в самолете по дороге в Куйбышев. - Ну и как? Как же он себя чувствовал? - спросил нетерпеливо мойсобеседник. - Вполне удовлетворительно. Пульс - шестьдесят восемь ударов в минуту,артериальное давление - сто двадцать пять на семьдесят, температура тела -тридцать шесть и шесть десятых. Дыхание - восемь в минуту. Правда, оннесколько раз жаловался, что немного кружится голова. Но это чувство быстропроходило. А так, всю дорогу до Куйбышева он был оживлен, остроумен. - Ну, что ж, спасибо. А это, - он показал пальцем на планшет, который ясжимал в руках, - передайте Быковскому. Вот он идет. Я поздоровался с Быковским и, протянув ему планшет, спросил: - Послушай, Валерий, с кем это я беседовал сейчас? Быковский сделал большие глаза: - Ну, доктор, ты даешь! Это же Главный конструктор. Сергей ПавловичКоролев... * * * Прошло несколько месяцев, и опять весь мир рукоплескал новомукосмопроходцу. Семнадцать космических зорь встретил Герман Титов, облетаяЗемлю на корабле "Восток". И снова поисковые самолеты спешат к месту приземления космонавта. Ил-14выходит в район приземления. Под крылом проплывают поля, города, деревни иснова поля. Мы уже поднялись с сидений, как вдруг к нам вошел озабоченный штурман: - У земли ветер десять метров в секунду. Что будем делать? Может быть,отставим прыжки? Но внизу в открытую дверцу видна большая толпа народа, окружившаякосмический корабль и ярко-оранжевое пятно огромного парашюта. Значит, Титовуже на Земле. Радио молчит А вдруг ему нужна помощь. Как он приземлился присильном ветре? Значит... Значит, будем десантироваться. Я прыгаю замыкающим.С гулким хлопком наполняется воздухом круглый парашютный купол. И тут меня начинает раскачивать. Все сильнее, сильнее, словно нагигантских качелях. Все мои попытки погасить раскачивание не дают никакихрезультатов. Пока я "боролся" с парашютом, земля оказалась совсем рядом.Едва я успел сгруппироваться, как резким порывом ветра меня швырнуло наземлю. - Дядечка, а дядечка, ты живой? Я открыл глаза. Рядом со мной на корточках сидели два вихрастыхмальчугана. - Ну вот, я же тебе говорил, Федька, что он оживеет, - сказал тот, чтопоменьше, и его лицо, густо усыпанное веснушками, расплылось в улыбке. Я приподнялся. Голова раскалывалась от боли. В ушах шумело. В первыесекунды я никак не мог понять, что происходит, почему я сижу здесь, средиполя. Постепенно я прихожу в себя. Видимо, здорово меня "приложило". Хорошоеще, что я шлепнулся на пахоту и рыхлая земля смягчила удар. - Что, дяденька, здорово болит? - Здорово болит, - честно признался я. - Мы как увидели, что ты на парашюте летишь, так и побежали сюда.Только у самой земли тебя как крутанет да как шарахнет. Ты лежишь нешевелишься. Ох, и испугались мы! А тут парашют надулся и потащил тебя попахоте. Колька сиганул на него. Он и сдох. А ты, дяденька, к космонавтупрыгал? - сказал Федька, помолчав. - К космонавту. - Он во-он там сел, - сказал Колька и показал рукой туда, где метрах втрехстах от нас виднелась толпа людей. - Только космонавт уже уехал, - сказал Федька. - Какие-то дядечки стетечкой приехали на "Москвиче" и увезли его куда-то. С Титовым я встретился лишь на следующее утро в том самом домике наберегу Волги, где совсем недавно куйбышевцы гостеприимно принимали ЮрияГагарина. Герман сидел за большим столом, покрытым белоснежной скатертью,веселый, бодрый, как всегда остроумный. В ближайшие часы и дни Титову предстоит еще одно испытание - по мнениюгероя, "более серьезное, чем космический полет": он попадет в руки врачей. Результаты осмотра прекрасные. Об этом свидетельствуют кривыекардиограмм, энцефалограмм и спирограмм, данные анализов и результатыфункциональных проб. А те небольшие сенсорные и вестибуло-вегетативныерасстройства (головокружение, поташнивание), отмеченные Титовым в отдельныепериоды полета, не вызывали никаких нарушений вестибулярных функций послеприземления. Наступление на космос продолжалось. В лабораториях, на стендах, наполигонах шла неослабная подготовка к новым полетам. На этот раз к старту готовились сразу два корабля... Был жаркий августовский день. Дышали зноем казахстанские степи, а там,в бескрайнем космосе, с фантастической скоростью несся "Восток-3". Я мысленно видел человека, одетого в громоздкий космический скафандр.Вот он склоняется над бортжурналом, неторопливо записывая свои наблюдения,пристально вглядывается в экран "взора". А затем, протянув руку к тубам седой, подкрепляется завтраком и все время поглядывает на часы: ведь вседействия его в полете были расписаны по минутам. Андриян Николаев... Я виделего волевое лицо, внимательные черные глаза под густыми бровями и будтослышал его любимые: "Все отлично", "Все в порядке", "Как учили",сопровождавшие даже самую сложную и утомительную тренировку. В спортивном зале школы, где разместилась наша поисковая группа(ученики сейчас на каникулах), напряженная тишина. Все столпились урепродуктора, из которого несутся звуки маршей. Вдруг музыка прекращается, инизкий голос диктора, голос, знакомый многим из нас со времен войны, звучитв просторном зале: "Говорит Москва, говорит Москва Работают все радиостанцииСоветского Союза..." Урраа-а! Попович в космосе! Теперь их двое там, вмежзвездном пространстве, - "Орел" и "Беркут". И вот я снова на борту поискового "ила". Как медленно ползет часоваястрелка. "Есть сигнал", - радостно объявляет штурман. Значит, парашюты уженесут к земле корабль с космонавтом. "Парашютисты, готовьтесь к выброске! Николаев уже приземлился". Зацепивкарабин вытяжных фал за трос, протянутый вдоль фюзеляжа, пробираемся в хвостмашины. Борттехник открывает дверцу, и в кабину врывается поток света ихолодного воздуха. Самолет, снизившись, с ревом проносится над землей, ивслед ему приветственно машет руками фигурка человека в ярко-оранжевом.Самолет снова набирает высоту, делает круг и выходит на боевой курс.Ту-у-у-у - гудит сирена. Вспыхивает зеленая сигнальная лампа на табло удверцы. Сейчас все мое внимание приковано к ней. Ту-ту-ту... "Пошел!" Ярезко отталкиваюсь ногой и проваливаюсь в пустоту. Мощный воздушный поток, как перышко, подхватывает тело... Секунда,вторая, третья... Рывок, и надо мной распускается купол парашюта. Быстро оглядываю купол.Все в порядке. Техника сработала нормально. Ощупью нахожу пряжку ремня,удерживающего укладку со снаряжением. Замок открывается легко. Мгновение, илегкий толчок говорит мне, что укладка отделилась и повисла подо мной надлинном капроновом фале. Земля приближается. Сильный ветер раскачивает менявверх - вниз, вверх - вниз. А подо мной там и сям бурые, выгоревшие насолнце скалы. Местечко не из приятных, а тут еще ветер. Приходитсяосновательно потрудиться. Земля! Удар! Я сваливаюсь на бок среди густо поросшей ковылем поляны.Ветер было подхватил купол, грозя утащить на камни, но, к счастью, егоудалось сразу погасить, и я, быстро освободившись от подвесной системы,бегу, не разбирая дороги, к Николаеву. Он поднимается навстречу мне такойже, как всегда, спокойный, неторопливый, пряча улыбку в четырехсуточнойкосмической бороде. Его первый вопрос: "Как там Паша?" Мне еще не известно, приземлился ли Павел Попович, но уверен, что и унего все в порядке. Там, на месте приземления, его будет встречать ВикторАрамошин. За него я тоже спокоен - не подкачает. Пока самолет выбрасывал парашютный десант, Николаев уже успелраспаковать свой НАЗ, извлечь аварийную радиостанцию и сменить своигромоздкие космические доспехи на легкий спортивный костюм - темно-синиеспортивные брюки и голубую трикотажную рубашку с белым воротником и белойполосой посредине. - Как дела, Андриян? - задаю я тривиальный вопрос, видимо от волненияне придумав ничего более путного. - У меня все в порядке. Все отлично. А вы молодцы! Быстро добрались. Яеще переодеться не успел, гляжу - надо мной самолет. Все сработало, как натренировке. Вот только когда парашют раскрылся, что-то в подбородок ударило,даже губу прикусил. Да это пустяки. Когда на парашюте спускался, сразузабрало открыл. Такой ветерок приятный обдувает. Смотрю вниз - вдали речушкакакая-то и поле довольно ровное. Правда, оно только сверху казалось такимровным. Сами видите, сколько здесь скал наворочено. Но все обошлось. -Николаев помолчал, глубоко дыша, словно наслаждаясь воздухом Земли. - Ажарковато тут. В космосе, пожалуй, было поспокойнее да попрохладнее. - Онснова помолчал и вдруг спросил: - А тапочек вы с собой не привезли? Как говорят, ничто в мире не приходит сразу, а тем более опыт. Вкосмическом НАЗе было, казалось, предусмотрено все, на все случаи жизни. Ирадиостанция, и разнообразные сигнальные дымы и ракеты, и вода, и спички, небоящиеся воды, и пища, и портативная плитка для ее приготовления, и дажеспортивный костюм. Однако не было того, что понадобилось космонавту сразу жепосле возвращения на землю, - тапочек, банальных тапочек с тесемками, налосевой подошве. К счастью, мы оказались предусмотрительными и запихнули вукладку эту обувку, иначе Андрияну Григорьевичу пришлось бы ходить в своихкосмических ботфортах. Один за другим подбегают остальные парашютисты, срединих - кинооператор Миша Бессчетнов. С момента приземления космонавта прошло уже двадцать минут. Пораначинать медицинский осмотр. Я сажусь напротив Николаева. Столом нам служиткоробка НАЗа, из которой торчит серебристый стволик антенны. Андриян положил руку на наш импровизированный стол. Начинаю записывать данные осмотра кожные покровы обычной окраски,видимые слизистые розового цвета, пульс - 96 ударов в минуту, но ритмичный,хорошего наполнения, артериальное давление - 120 на 90. Заглядываю на первуюстраницу, где у меня записаны данные предполетного осмотра. Они почтиполностью совпадают Только пульс немного частит. Впрочем, в этом нет ничегоудивительного. Так бывает всегда после прыжков с парашютом, даже самыхобычных. Затем начинаются специальные неврологические пробы, но и онисвидетельствуют, что Николаев отлично перенес четырехсуточный космическийполет. Но вот, кажется, все. Я протягиваю Николаеву свою парашютную книжку,на первой странице которой уже оставили свои автографы Юрий Гагарин и ГерманТитов, и Андриян не спеша выводит "15.8.62 г., через 25 минут послеприземления А. Николаев". Откуда-то доносится урчание мотора, и вскоре из-за холма выныриваеттрактор. Трактористы боятся опоздать и гонят машину что есть духу. Комьяземли летят из-под колес, и мотор надрывно гудит, работая на полную мощь.Трактор останавливается неподалеку, и двое радостно возбужденных парней,спотыкаясь, бегут к нашей группе. - Здравствуйте, Андриян Григорьевич. Поздравляем вас от всего сердца сблагополучным приземлением на целину. Они долго трясут космонавту руку, словно стараясь на всю жизньзапомнить это рукопожатие. На горизонте показалась черная точка. Быстро увеличиваясь в размерах,она вскоре превращается в поисковый вертолет Ми-4. Он завис над площадкой,подняв пыльный смерч, разогнав во все стороны колючие шары перекати-поля. Прибывшие поисковики бросаются обнимать Николаева. - Паша как? Приземлился? - спросил Николаев. - Приземлился, приземлился, все нормально. Действительно, Попович к тому времени благополучно приземлился.Поисковый самолет долго кружил над ним: штурман никак не решался сбрасыватьдесант из-за сильного ветра, тем более что космонавт дал зеленую ракету -сигнал о том, что все в порядке. Все же парашютисты настояли на своем. Земля была жесткой (давно не было дождей), а ветер, раздув купола,безжалостно поволок парашютистов, не давая им подняться. Одному из них помог сам космонавт. Он бросился на раздувшийся купол и,прижав к земле, мастерски погасил. - Здравствуй, земной мой человек! - сказал он, обнимая растерявшегосяпарня. Двое других справились сами с разбушевавшимися парашютами. Грязные,исцарапанные, но счастливые, они окружили космонавта. - Здорово, ребята, вас потрепало. А я вот приземлился очень удачно. Сам космонавт выглядел молодцом. Общительный по натуре, он сейчасувлеченно принялся рассказывать о перипетиях полета. Пока Виктор Артамошин производил медицинский осмотр, прилетел вертолет,и через несколько минут они уже были на пути в Караганду... Мы погрузили на вертолет все имущество Николаева, забрались в кабину итоже полетели в Караганду. Путь до нее был недолог. А вот и она перед нами, праздничная, нарядная, расцвеченная флагами итранспарантами. Попович уже ждет своего небесного брата в маленьком домике нааэродроме. Друзья стискивают друг друга в объятиях. Трещат кинокамеры, щелкают фотоаппараты. Корреспонденты осадили домик,требуя немедленного интервью. Ведь их сообщений ждут в десятках редакций, ихкорреспонденции ждет вся страна. Но вот мы снова готовимся в дорогу. В ближайшие дни готовится запуск двух космических кораблей. Командиродного из них - Валерий Быковский, второго - женщина - ярославскаякомсомолка Валентина Терешкова. Ее в районе приземления будет встречатьЛюбовь Мазниченко - мастер парашютного спорта. Состав нашей группыпополнился еще одним новичком - Аликом Мнациканяном. Точно в назначенное время в космос один за другим ушли космическиекорабли. Вот уже спидометры "Востоков" накрутили миллионы километров, иЗемля, волнуясь, ждет возвращения "Чайки" и "Сокола". Утро 19 июня 1963 года встретило нас пыльной бурей. Ветер пригибалтонкие стволы деревьев на обочине дороги, швырял в лицо горсти пыли исорванной листвы. По аэродрому носились пылевые смерчи. Мы было приуныли. Погода грозила спутать все карты. Но вдруг, словно помановению волшебного жезла, ветер утих. Бессильно сникла полосатая "колбаса"на мачте аэродрома. Застыли в неподвижности чашечки анемометров. На взлетноеполе спустилась насыщенная зноем дремотная тишина. Экипажи самолетов, парашютисты, техники, укрывшись от жарких лучейюжного солнца в тени под самолетными плоскостями, - все нетерпеливо ждуткоманды на взлет. И вот наконец долгожданное: "По самолетам!" Закрутились винты, сливаясь в серебристые прозрачные диски, забегалилюди. И вскоре аэродром опустел. Валерий Быковский совершил посадку в 15.30 по московскому времени упоселка Уак-Заря Северо-Казахстанской области. Весь поселок высыпалвстречать космонавта. Толпа увеличивалась с каждой секундой. А со всехсторон к месту приземления спешили все новые и новые люди - верхом, натракторах, автомашинах и даже на самоходных комбайнах. Десант пришлось сбрасывать километрах в трех от поселка, не то, неровенчас, парашютисты могли угодить на какой-нибудь трактор или грузовичок. Опустившись на пахоту, я снял парашют и огляделся. Откуда-то из-забугра выскочил мотоциклист. "Вася", - представился он, протягивая руку. Мыпогрузили парашют и сумку в коляску, и Вася помчался по полю, не обращаявнимания на рытвины и ухабы. Быковский уже находился в кабине вертолета, прибывшего незадолго донас. Я забрался в вертолет. - С прибытием, Валера! Я разложил свои медицинские приборы и не торопясь осмотрел Быковского.Космонавт не подкачал. Все было в норме, только немного частил пульс.Впрочем, в жаркой духоте кабины это было неудивительно. После медицинскогоосмотра мы, посовещавшись, решили перелететь в райцентр Марьевку. До негобыло рукой подать, и вскоре вертолет опустился среди поселковой площади.Подкатила серая "Волга", и ее водитель, высокий рыжеволосый парень,предложил свои услуги. - Райком далеко? - Да нет, по соседству, я мигом довезу. Садитесь. - Он открыл дверцу.Машина рванула с места и покатила по улице, оставляя за собой пыльный хвост. А вот и райком. Мы подошли к входным дверям кирпичного трехэтажногоздания, окруженного густым садом. Старушка в синем халате встретила нас на пороге. - Вам куда, сынки? - К секретарю райкома. - А его нет, никого нет. Все уехали встречать космонавта. Он, говорят,к нам сюда спустился. - Так, мамаша, это и есть космонавт. - Ах ты господи! Вот привелось живого космонавта увидеть. Дай, сынок,на тебя посмотреть хорошенько. Да неужто правда ты и есть космонавт? Она долго держала руку Валерия в своей, вглядываясь в его лицо. Мы поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Скромная обстановка. Настене в рамке портрет Ленина. На небольшой тумбочке рядом со столом,покрытым зеленым сукном, стояло несколько телефонов. - Ну что ж, попробуем позвонить? - спросил Быковский, усаживаясь вкресло. Он поднял трубку: - Девушка, говорит космонавт Быковский. Вы неможете соединить меня с Москвой? Трубка ахнула девичьим голосом. - Одну минуточку подождите, сейчас вызову. Прошло буквально несколько секунд. - Товарищ космонавт, Москва на проводе... Быстро бегут годы. Новые и новые корабли бороздят безмолвнуюкосмическую пустыню....И вот на старте "Союз-9". Темнело. Холодный порывистый ветер гнал по небу густые облака.Неподалеку виднелись цепочки желтых фонарей. По невидимой дороге бежалиогоньки автомашин. Мы переговариваемся вполголоса, прикрывая от ветра горящие сигареты. Дочего же томительны эти минуты ожидания. И вдруг вспыхнули прожекторы. Ихголубоватые лучи, словно шпаги, перекрестились в пространстве, вырвав изтемноты гигантскую ракету. Пронизанная светом, она стояла словно гигантскийобелиск. Медленно отошли руки-шланги. Легкий синеватый пар вился у подножия. Откуда-то из-под земли доносился легкий гул. Он, нарастая, перешел воглушительный грохот. Густые клубы дыма, пронизанные отблеском пламени,окутали подножие ракеты, и ночь отступила. Ослепительный свет залилокрестные поля. И вдруг над землей появился огненный шар. Казалось, солнце,изменив свой извечный путь, возвратилось в ночь. Медленно, превозмогаяобъятия земного тяготения, ракета поднимается выше и выше, унося с собойогненный смерч. Вот она поднялась над космодромом. Выше, выше... Как-то неукладывается в голове, что там, на ее вершине, прижатые к креслам огромнойперегрузкой, сидят два сына Земли, два мужественных человека, для которыхподвиг стал работой... Запылали охваченные пламенем облака. Еще секунда, другая, и ракетаисчезла в их густой пелене. Для множества людей - инженеров, конструкторов,врачей наступили дни напряженной работы и тревожного ожидания. Ведь ещеникогда доселе человек не жил в невесомости так долго. Как перенесеторганизм ее воздействие? Но приборы, следившие за состоянием здоровьякосмонавтов, посылали успокоительную информацию. Посадка "Союза" была назначена на утро 19 августа. С рассветом в воздухподнялись вертолеты поисково-спасательной службы. Наш Ми-6 минута в минутувышел в район ожидаемого приземления. Все участники поисковой группыприникли к иллюминаторам. Каждый мечтал первым обнаружить спускающийся напарашютах космический корабль. - Смотрите, вот они. Вон там, рядом с облачком, - раздается чей-торадостный крик. На голубом фоне неба отчетливо видны ярко-оранжевые купола парашютов,бережно несущих к земле серебристое тело "Союза-9". Корабль садится в центреогромного поля. Взметнулись над землей клубы фиолетового дыма - это сработали двигателимягкой посадки. Словно ярко-оранжевые лепестки сказочного цветка, тихоложатся на пахоту купола парашютов. Три поисковых вертолета садятся неподалеку от космического корабля. У всех одна мысль: как там наши ребята? Вот открыт люк. Все в порядке.Космонавты здоровы и уже принялись упаковывать свой космический багаж.Доктора в белых халатах склоняются над обрезом люка. Нет, их помощь нетребуется. Наконец из люка поднимается Андриян Николаев. Я пристально всматриваюсьв его лицо. Он такой же, как после первого полета, только немного побледнели осунулся. Мы бережно помогаем ему выбраться из кабины. Коснувшись ногамиземли, он сделал шаг, отстранив держащих его людей, но пошатнулся. - Что-то ноги плохо держат, ватные какие-то, словно и не мои. Лучше яприлягу. - Николаев лег на носилки, тяжело дыша. Да, нелегки были эти первые шаги по земле с ее притяжением, от которогоотвыкли мышцы и сердце за две с половиной недели жизни в космосе. Правда, в полете и он, и Севастьянов регулярно занимались физическимиупражнениями. Каждое такое упражнение давало космонавтам как бы "зарядэнергии" на весь день. Но и этого, видимо, оказалось недостаточно, чтобызащитно-приспособительные механизмы оказались в силах обеспечить равновесиеорганизма с земной средой, ее силой тяжести. Я присел рядом с Николаевым: надо подсчитать пульс. Но Андриян вдругприподнялся, отвел мою руку и сам стал считать удары сердца. Лицо его ещебольше побледнело. Но он довел дело до конца и, откинувшись на подушку,негромко сказал: "Сто двадцать. Частит". Потом помолчал, добавил: "Головавдруг закружилась". Я помнил нашу первую встречу после полета "Востока", его оживленный,хотя и сдержанный рассказ, энергию и активность. Но сегодня он был молчалив,и его осунувшееся лицо выражало огромную усталость. А вот и Севастьянов выбирается из корабля. Хотя природный юмор и сейчасне изменяет ему, но утомление сказывается в каждой фразе, в каждом жесте.Космонавтов переносят на вертолет, стоящий неподалеку. Инженеры занялисьсвоим делом. А вокруг корабля все стоит, не желая расходиться, шумная,восторженная толпа местных жителей.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 91011 Следующая ⇒

Date: 2015-09-05; view: 356; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...

mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию