А разбойное нападение. 5 page

том же здании, где происходит это судебное заседание. Им не позволили

прийти сюда, чтобы они не дали показаний суду, отвечая

на мои вопросы о том, что здесь было арестовано 20 человек, не

считая доктора Марио Муньоса. Они боятся, что из моих вопросов

свидетелям станут ясными очень опасные для них вещи, которые

будут внесены в протокол.

Но здесь был майор Перес Чаумонт, и он не смог увернуться от

моих вопросов. То, что произошло с этим ≪героем≫ сражений против

безоружных и связанных по рукам и ногам людей, дает представление

о том, что могло бы произойти во Дворце правосудия,

если бы меня не отстранили от участия в этом процессе. Я спросил

его, сколько наших людей погибло во время его знаменитых боев

в Сибонее. Он заколебался. Я настоял на своем вопросе. И он ответил,

что из наших людей погиб 21 человек. Зная, что никаких

боев в Сибонее не было, я спросил, сколько раненых было с нашей

стороны в этом бою. Он заявил мне, что ни одного: все были

убиты. Удивленный, я спросил, не использовала ли армия атомное

оружие. Ясно, что, когда людей убивают выстрелом в упор,

1 Кладбище св. Ифихении в Сантьяго-де-Куба.

раненых не бывает. Затем я спросил его, какие потери были

со стороны солдат. Он ответил мне, что было двое раненых.

Я спросил, наконец, тогда, не умер ли кто из этих раненых. Он ответил,

что нет. Я подождал. Перед нами прошли все раненые армейские

солдаты, и среди них не оказалось ни одного участника

боев в Сибонее. Этот же самый майор Перес Чаумонт, который не

покраснел от стыда, убив 21 беззащитного юношу, построил на

пляже Сьюдамар дворец стоимостью более 100 тысяч песо. Эти

≪сбережения≫ сделаны им за несколько месяцев после мартовского

переворота. И если такие сбережения смог сделать майор, то какие

же сбережения сделали генералы!

Господа судьи! Где находятся наши товарищи, арестованные

26, 27, 28 и 29 июля, которых в районе Сантьяго-де-Куба было более

60? Только трое из них и две девушки появились на суде. Все

остальные были арестованы значительно позже. Где находятся

наши раненые товарищи? Только судьба пяти из них известна, остальных

они также убили. Об этом неопровержимо говорят цифры.

С другой стороны, через этот зал прошли 20 солдат, которые были

нашими пленниками, и, по их словам, мы их даже словом не обидели.

Здесь прошли 30 раненых солдат, многие из которых получили

ранения в уличных боях, и никто из них не был добит. Если

среди солдат было 19 убитых и 30 раненых, то как же возможно,

что с нашей стороны было 80 убитых и 5 раненых? Кто видел когда-

либо бой, в котором 21 человек убит и нет ни одного раненого,

как у Переса Чаумонта в его ≪славных≫ боях?

Вот цифры потерь во время жестоких боев, понесенных Освободительной

колонной во время войны 1895 года,—здесь потери в

боях, из которых она вышла победительницей, и в боях, в которых

кубинцы были побеждены. Бой при Индиос в провинции Лас-Виль-

яс —12 ранены и ни одного убитого; бой в Маль-Тьемпо —4 убитых,

23 раненых; бой в Калимете —16 убитых, 64 раненых; бой в

Ла-Пальме —39 убитых, 88 раненых; бой в Какарахикаре —5 убитых,

13 раненых; бой в Дескансо —4 убитых, 45 раненых; бой в

Сан-Габриэль-дель-Ломбильо —2 убитых, 18 раненых... И во всех

этих боях число раненых в 2, в 3, а иногда и в 10 раз больше, чем

число убитых. Причем тогда медицинская наука не была на современном

уровне, который позволяет снизить процент смертности.

Как можно объяснить невероятное соотношение: 16 убитых к

1 раненому, если только не объяснять его тем, что раненых добивали

в тех же госпиталях, убивали беззащитных пленных. На эти

цифры ничего не ответишь.

≪Стыд и позор для армии, которая имела в бою в 3 раза больше

потерь, чем нападавшие; нужно уничтожить 10 пленных за каждого

убитого солдата...≫ Таково представление о чести у капралов

и каптенармусов, ставших после 10 марта генералами. Это понятие

о чести они хотят сделать достоянием национальной армии.

Это ложная честь, это фальшивая честь, это честь, которая основывается

на лжи, лицемерии и преступлении: убийцы обагряют

кровью маску чести. Кто им сказал, что умереть в бою —это бесчестие?

Кто им сказал, что честь армии состоит в том, чтобы убивать

раненых и военнопленных?

Армии, которые во время войны убивают пленных, всегда заслуживали

презрения и проклятия всего мира. Подобная низость не

имеет оправдания даже в отношении врагов, вторгшихся на землю

родины. Как писал один из освободителей Южной Америки, ≪даже

самый строгий военный приказ не может заставить солдата превратить

свою шпагу в нож палача≫. Честный солдат не убивает

беззащитного пленного после боя, он его щадит, он не добивает

раненого, а, наоборот, помогает ему. Он препятствует преступлению,

и если он не может предупредить преступление, то он поступает

так, как поступил тот испанский капитан, который, услышав

выстрелы, направленные в студентов, в бешенстве сломал свою

шпагу и отказался служить в такой армии.

Те, кто убивал пленных, не были достойными товарищами тех,

кто погиб в бою. Я видел много солдат, которые дрались с замечательной

храбростью. Так было во время боя с солдатами патруля,

которые стреляли из своих пулеметов, сражаясь с нами почти врукопашную.

Так дрался один из сержантов, который, рискуя

жизнью, подал сигнал тревоги в лагере. Некоторые из них остались

живы —это меня радует. Другие убиты. Они думали, что выполняли

свой долг, и это делает их в моем представлении людьми, достойными

восхищения и уважения. Жаль лишь, что храбрые люди

погибли, защищая неправое дело. Когда Куба станет свободной,

она должна уважать, опекать и помогать матерям и детям этих

храбрецов, которые пали в борьбе против нас. Они не виновны в

несчастьях Кубы. Они также были жертвами этого рокового положения

страны.

Но славу, которую солдаты снискали своему оружию, пав в бою,

растоптали генералы, приказав убивать пленных после боя. Люди,

которые стали генералами за одну ночь, даже не сделав ни одного

выстрела, купили себе звезды, предав республику, и приказывают

убивать пленных после боя, в котором не участвовали,—таковы

генералы 10 марта, генералы, которые не способны были бы даже

управляться с мулами в обозе армии Антонио Масео.

Если армия имела в 3 раза больше потерь, чем мы, то только потому,

что наши люди были прекрасно подготовлены, об этом они

сами говорили, и потому, что они прибегли к соответствующей тактике,

как они это сами также признали. Если армия показала себя

хуже в этом деле; если она была застигнута врасплох, несмотря на

миллионы песо, которые тратит СИМ на шпионаж; если ее гранаты

не взрывались, потому что они были старыми,—то это происходило

потому, что армия имеет таких генералов, как Мартин Диас

Тамайо, и таких полковников, как Угальде Каррильо и Альберто

дель Рио Чавиано. На этот раз речь шла не о 17 предателях в

рядах армии, как это было 10 марта, а о 165 человеках, которые

пересекли остров иэ конца в конец, чтобы встретить смерть лицом

к лицу. И если бы эти начальники имели ионятие о воиыской чести,

они должны были бы отказаться от своих постов, вместо того

чтобы смывать свой позор и бездарность кровью пленных.

Убивать беззащитных пленных и после этого говорить, что они

были убиты в бою,—вот в чем вся воинская доблесть генералов

10 марта! Так действовали в самые суровые годы нашей войны за

независимость отвратительные убийцы в армии Валериано Вейле-

ра. В ≪Хронике войны≫ имеется такой эпизод: ≪23 февраля в Пун-

та-Брава прибыл офицер Бальдомеро Акоста с небольшим отрядом

кавалерии. В это же время с другой стороны, по противоположной

дороге, подходил взвод полка Пиеарро под командованием сержанта

по имени Барригилья. Повстанцы обменялись несколькими выстрелами

с солдатами Пиеарро и отступили по дороге, которая ведет

из Пунта-Брава в селение Гуатао. За пятьюдесятью солдатами

Пиеарро следовала рота волонтеров Марианао и рота охраны общественного

порядка под командой капитана Кальво... Они проследовали

по дороге на Гуатао. Когда их авангард вступил в селение,

началось избиение мирного населения. Было убито двенадцать

мирных жителей... Колонна капитана Кальво набросилась на метавшихся

по селению жителей и, крепко связав их, повела в качестве

военнопленных в Гавану... Не довольствуясь совершенными в

окрестностях Гуатао преступлениями, они осуществили еще одно

зверство, убив одного пленного и тяжело ранив других. Маркиз де

Сервера, придворный военный и трус, сообщил Вейлеру о дорогостоящей

победе, одержанной испанским оружием, однако майор

Сугасти, человек чести, разоблачил перед правительством происшедшее,

квалифицировав то, что сделали лживый капитан Кальво

и сержант Барригилья, как убийство мирных жителей.

Вмешательство Вейлера в это страшное дело и его радость при

известии о подробностях убийств видны из официальной депеши,

которую он направил военному министру по случаю жестокой бойни:

≪Небольшая колонна, собранная военным комендантом Марианао

из сил гарнизона, добровольцев и пожарников, под командованием

капитана Кальво из охраны общественного порядка уничтожила

в бою отряды Вильянуэва и Бальдомеро Акосты недалеко

от Пунта-Брава (Гуатао). Было убито двадцать человек, трупы которых

переданы алькальду Гуатао для погребения. Кроме того,

захвачены пятнадцать пленных, среди которых один тяжело ранен...

предполагается, что есть много раненых с их стороны; с нашей

стороны только один тяжело ранен и несколько легкораненых

и контуженных.—Вейлер≫≫.

Чем отличается эта депеша Вейлера от военных сводок полковника

Чавиано, в которых он докладывает о победах майора Переса

Чаумонта? Только тем, что Вейлер сообщил о 20 убитых, а Чавиано

—о 21 убитом. Вейлер упоминает об одном раненом солдате

в своих частях, а Чавиано —о двух. Вейлер сообщает об одном

раненом на 15 пленных в лагере противника, а Чавиано не сооб-

дцзет ни об одном, раненом и ни об одном пленном.

Так же как я восхищаюсь мужеством солдат, достойно принявших

смерть, я восхищаюсь и признаю, что многие военные вели

себя достойно и не запачкали своих рук участием в кровавой

оргии. Немало пленных, оставшихся в живых, обязаны своей

жизнью достойному уважения поведению таких военных, как

лейтенант Саррия, лейтенант Кампа, капитан Тамайо и другие,

которые благородно оберегали захваченных. Если бы такие люди,

как эти, не спасли хотя бы частично честь вооруженных сил,

сегодня было бы более почетно надевать кухонную тряпку, чем

мундир.

Ради своих погибших товарищей я не призываю к мести. Их

жизни бесценны, и они не могут быть оплачены жизнями даже

всех преступников, вместе взятых. Не кровью надо оплачивать

жизни молодых людей, погибающих во имя блага народа. Счастье

этого народа —вот единственная цена, которой можно искупить их

смерть.

Мои товарищи, кроме того, не забыты, и они не мертвы. Они

живы ныне более, чем когда-либо, и их убийцы еще увидят в ужасе,

как над их героическими телами возникает победоносное видение

их идей. Пусть за меня говорит Апостол: ≪Есть предел рыданиям

на могилах умерших, и этот предел —безграничная любовь

к родине и к славе, сияющей над их телами, а любовь к родине и

славе нельзя победить, нельзя ослабить, потому что тела наших

мучеников для нас самый прекрасный алтарь для почитания≫.

...Когда приходит смерть

В объятиях благодарной родины,

Тогда уходит смерть,

Темница рушится

И вновь приходит жизнь!

До настоящего момента я оперировал только фактами. Я не забываю,

что нахожусь перед судом, который меня судит; я докажу

сейчас, что только на нашей стороне находится право и что приговор

моим товарищам и то наказание, к которому меня хотят приговорить,

не имеют оправдания ни перед разумом, ни перед обществом,

ни перед истинным правосудием.

Я хочу быть уважительным по отношению к господам судьям п

благодарю вас за то, что вы не видите в наготе моей правды неприязни

по отношению к ним. Мои доводы преследуют только одну

цель —доказать фальшивость и ошибочность позиции, занимаемой

в этом случае судебными властями в целом. Ведь каждый суд — это не более чем часть механизма, обязанная двигаться в какой-то

степени в том направлении, какое ей указывает машина, хотя это

и не позволяет любому человеку действовать против своих принципов.

Я прекрасно соэнаю, что наибольшую ответственность эа

это должна нести высшая судебная олигархия, которая без единого

достойного жеста угодливо подчинилась диктатам узурпатора,

предав нацию а ^отназаршиоь _ о.т_независимости судебной

власти. Немногие честные судьи пытались хоть в какой-то мере восстановить

поруганное достоинство суда, высказав особое мнение,

но эта попытка незначительного меньшинства, едва наметившись,

была подавлена позицией послушного и трусливого большинства.

Однако это не помешает мне изложить здесь мою правду. Если мое

присутствие здесь, на суде, и является не более чем комедией, при

помощи которой хотят придать видимость законности и правосудия

произволу, я все равно готов твердой рукой сорвать грязное покрывало,

скрывающее подобный позор. Ведь получается забавно:

те же люди, что привели меня сюда, чтобы меня судили и осудили,

сами не выполнили ни одного требования суда.

Если этот процесс, как вы говорили, является самым важным

из всех, которые довелось рассматривать суду со дня основания

республики, то мои слова здесь, может быть, и не будут услышаны

в результате заговора молчания, организованного диктатурой вокруг

меня. Но к тому, что вы будете делать, в будущем еще много

раз вернутся. Вы думаете, что вы сейчас судите обвиняемого, но

вы в свою очередь будете судимы не один, а много раз... столько,

сколько в будущем настоящее будет подвергаться уничтожающей

критике. И тогда то, что я скажу здесь, будет повторено много

раз, и не потому, что это сказал я, а потому, что вопрос о правосудии

—это вечный вопрос, и вопреки мнению юрисконсультов и

теоретиков народ глубоко понимает его. У народа простая, но непоколебимая

логика, очищенная от всего абсурдного и противоречивого,

и если уж кто-либо ненавидит всей душой привилегии и

неравенство, так это кубинский народ. Он знает, что правосудие

изображается в виде девы, держащей в руках весы и меч. Если же

народ увидит, как она трусливо склоняется перед одними и гневно

размахивает оружием против других, он решит, что эта женщина

—проститутка с кинжалом в руке. Моя логика —это простая

логика народа.

Я расскажу вам одну историю. Дело происходило в одной республике;

она имела свою конституцию, свои законы, свои свободы,

президента, конгресс, суды; все могли объединяться, собираться,

свободно говорить и писать. Правда, правительство не удовлетворяло

народ, но народ мог заменить его, и до этого момента

оставались считанные дни. В стране существовало уважаемое и

влиятельное общественное мнение, и все проблемы, имевшие общий

интерес, свободно обсуждались. Существовали политические

партии, радиочасы для политических выступлений, полемические

телевизионные программы, общественные акты. В народе бурлил

эптузиазм. Этот народ много страдал, и если он и не был счастлив,

то он хотел быть счастливым и имел на это право. Его обманывали

много раз, и он смотрел на прошлое с подлинным ужасом. Он

слепо верил, что прошлое больше не повторится; он гордился своей

любовью к свободе и жил верой, что эта любовь будет уважаться

как святыня. Он ощущал благородную уверенность в том, что никто

не осмелится совершить преступления, покусившись на его

демократические институты. Он стремился к изменениям, к улучшению

жизни, к прогрессу, и он считал, что все это не за горами.

Все надежды его были в будущем.

Бедный народ! Однажды утром граждане проснулись потрясенные.

Под покровом ночи, пока народ спал, тени прошлого

устроили заговор, и, когда он проснулся, его связали по рукам

и ногам, ему сдавили горло. Это были знакомые кубинцам когти.

Народу были знакомы эти пасти, эта коса смерти, эти

сапоги... Нет, это не было кошмаром, это была печальная и страшная

действительность: человек по имени Фульхенсио Батиста

только что совершил ужасное преступление, которого никто не

ожидал.

Случилось так, что один скромный гражданин той страны, хотевший

верить в законы республики и в неподкупность ее судей,

которых он неоднократно видел причиняющими страдания несчастным,

обратился к Кодексу социальной защиты, чтобы посмотреть,

какие наказания предусматривало общество для исполнителя

подобного акта, и нашел следующее: ≪Подлежит лишению свободы

на срок от 6 до 10 лет всякий, кто совершит любое действие, непосредственно

направленное на то, чтобы насильно изменить, целиком

или частично, конституцию государства или установленную

форму правления≫.

≪Подлежит лишению свободы на срок от 3 до 10 лет тот, кто

попытается осуществить заговор, чтобы поднять вооруженное восстание

против конституционных властей государства. Подлежит

лишению свободы на срок от 5 до 20 лет, если такое восстание

было осуществлено≫.

≪Всякий, кто осуществит действия, преследующие определенную

цель воспрепятствовать, частично или в целом, даже временно,

сенату, палате представителей, президенту республики или

верховному суду исполнять их конституционные обязанности, подлежит

лишению свободы на срок от 6 до 10 лет.

Всякий, кто попытается не допустить или нарушить осуществление

всеобщих выборов, подлежит лишению свободы на срок от

4 до 8 лет.

Всякий, кто издаст, опубликует, распространит или попытается

сделать обязательным на Кубе приказ, распоряжение или декрет...

имеющий целью вызвать неповиновение существующим законам,

подлежит лишению свободы на срок от 2 до 6 лет≫.

≪Всякий, кто без законных полномочий и без приказа правительства

возьмет на себя командование войсками, крепостями, военными

постами, населенными пунктами, военными самолетами

или судами, подлежит лишению свободы на срок от 5 до 10 лет.

Такому же наказанию подвергнется тот, кто узурпирует выполнение

функции, которая, согласно конституции, принадлежит одной

из государственных властей≫.

Не сказав никому ни слова, с кодексом в одной руке и бумагами

в другой, этот гражданин явился в старый особняк в столице, где

работал компетентный суд, который был обязан возбудить дело и

наказать ответственных за такие действия. Он представил письменное

заявление, разоблачая совершенные преступления и прося

для Фульхенсио Батисты и его 17 соучастников лишения свободы

на срок в 108 лет, как было предусмотрено Кодексом социальной

защиты, и с учетом всех отягчающих обстоятельств: рецидив, вероломство,

ночное время действий.

Шли дни и месяцы. Какое разочарование! Обвиняемого не трогали,

он разъезжал по республике как хозяин, его почтительно называли

господином и генералом, он смещал и назначал судей, и,

более того, в день открытия суда преступник восседал на почетном

месте, среди величественных и почтенных патриархов нашей

юстиции.

Снова шли дни и месяцы. Народ устал от издевательств и произвола.

Народы устают! Началась борьба, и тогда этот человек,

который сам был вне закона, который вопреки воле народа силой

захватил власть и нарушил законность, стал пытать, убивать, бросать

в тюрьмы и обвинять в судах тех, кто боролся за законность

и хотел вернуть народу его свободу.

Господа судьи! Я тот самый простой гражданин, который однажды

тщетно обратился к суду, чтобы потребовать наказания

честолюбцев, нарушивших законы, ликвидировавших наши институты.

Теперь уже меня обвиняют в том, что я хотел свергнуть этот

незаконный режим и восстановить законную конституцию республики.

Меня держат 76 дней в изоляции в тюремной камере, не разрешая

ни с кем разговаривать и даже увидеть сына. Меня возят по

городу под наведенными дулами двух пулеметов. Меня доставляют

в этот госпиталь, чтобы тайно судить со всей суровостью, и прокурор

≫ Держа кодекс в руке, самым торжественным образом требует

для меня 26 лет тюрьмы.

Вы ответите мне, что в том случае судьи республики ничего не

могли сделать, ибо они отступили перед силой. Тогда признайтесь,

что и в данном случае вы также уступите силе, чтобы приговорить

меня. В первом случае вы не могли наказать виновного. Во втором

случае вы накажете невинного. Таким образом, дева правосудия

дважды будет обесчещена силой.

А сколько болтовни, чтобы оправдать то, что не поддается оправданию,

объяснить необъяснимое и примирить непримиримое!

Наконец, дошли даже до того, что признали в качестве высшей

справедливости тезис, будто факт создает право. Другими словами,

факт в виде танков и солдат, вышедших на улицы и захвативших

президентский дворец, казну республики и другие государственные

учреждения и направивших оружие в самое сердце

народа, дает право управлять им. Тот же аргумент использовали

нацисты, когда оккупировали страны Европы и установили там

марионеточные правительства.

Я принимаю ту истину, что революция является источником

права. Но никогда не может быть назван революцией ночной

вооруженный путч, совершенный 10 марта. На вульгарном языке,

как сказал Хосе Инхениерос, вошло в привычку называть революцией

небольшие беспорядки, которые организует группа недовольных,

чтобы лишить пресыщенных правителей их политических

синекур или экономических привилегий, заменив лишь одних

людей другими, по-новому распределив между собой должности и

блага. Это не критерий при определении революции для философа,

изучающего историю, это не критерий научного исследователя.

После переворота 10 марта не только не было глубоких изменений

в социальной структуре страны —даже на поверхности этого

общественного болота не прокатилась ни одна волна, которая всколыхнула

бы царящую гниль. Если при предыдущем режиме было

много политических махинаций, воровства, произвола и полное

отсутствие уважения к человеческой жизни, то нынешний режим

увеличил количество этих махинаций в 5 раз, в 10 раз умножил

произвол и в 100 раз —неуважение к человеческой жизни.

Известно, что Барригилья грабил и убивал, что он был миллионером,

что ему принадлежали многие жилые здания в столице,

многочисленные акции в иностранных компаниях, баснословные

счета в американских банках, что он разделил совместно нажитое

с женой имущество на сумму 18 миллионов песо, что останавливался

в самом роскошном отеле американских миллионеров, но

никто и никогда не поверит, что Барригилья революционер. Барригилья

—это сержант Вейлера, который убил 12 кубинцев в Гуа-

тао... В Сантьяго-де-Куба убито 70. De te fabula narratur.

Четыре политические партии господствовали в стране до 10 марта:

партия ≪аутентиков≫, либеральная, демократическая и республиканская.

Через два дня после переворота к диктатору присоединилась

республиканская партия. Не прошло и года, как либеральная

и демократическая партии снова были у власти. Батиста

не восстановил конституции, не восстановил гражданских свобод,

не восстановил конгресса, не восстановил прямого избирательного

права, не восстановил, наконец, ни одного из уничтоженных в

стране демократических институтов, но снова привлек к власти

Вердеху, Гуасо Инклана, Сальвито Гарсию Рамоса, Анайю Мурильо.

Вместе с высшими руководителями традиционных партий

в правительстве появилось самое продажное, самое хищное, самое

консервативное и самое архаичное, что есть в кубинской политической

жизни. Такова революция Барригильи!

Чуждый самого элементарного революционного содержания, режим

Батисты явился для Кубы шагом назад на 20 лет во всех областях.

Все дорого заплатили за этот шаг назад, но особенно дорого

—неимущие классы, которые голодают и живут в нищете, в то

время как диктатура, разорившая страну этими беспорядками,

неспособностью и страхом перед расплатой за содеянное, занялась

отвратительным политиканством, придумывая все новые и новые

трюки для того, чтобы во что бы то ни стало удержаться у власти,

не останавливаясь даже перед горами трупов и морями кррви.

Не была осуществлена ни одна смелая инициатива. Батиста полностью

находится под влиянием представителей могущественных

интересов. Да иначе не могло и быть, учитывая его образ мыслей,

полное отсутствие каких-либо взглядов и принципов, полное неверие

в силы народа, отсутствие доверия и поддержки со стороны

народных масс. Произошла лишь смена властителей и перераспределение

добычи среди друзей, родственников, соучастников и

сброда хищных паразитов, составляющих политическое окружение

диктатора. Сколько унижений пришлось вытерпеть народу для

того, чтобы небольшая группка эгоистов, которые не испытывают

к родине ни малейшего уважения, могла найти в государственном

аппарате modus vivendi для легкой и приятной жизни!

Как прав был Эдуардо Чибас, заявивший в своем последнем

выступлении, что Батиста ратовал за возвращение полковников,

за использование на допросах касторки и убийства ≪при попытке

к бегству≫! Немедленно после 10 марта на Кубе снова начались

варварские акты, которые, как думали, никогда уже не повторятся

на кубинской земле: нападение на радиостанцию ≪Универсидад

дель Айре≫ —беспрецедентное преступление, направленное против

культурного учреждения, во время которого гангстеры из

СИМ действовали совместно с сопляками из молодежной организации

ПАУ; арест журналиста Марио Кучилана, которого увели

ночью из дому и зверски изувечили до неузнаваемости; убийство

студента Рубена Батисты и преступный расстрел мирной студенческой

демонстрации рядом с той самой стеной, где волонтеры расстреляли

студентов в 1871 году. Люди выплевывали кровь вместе

с кусками отбитых легких на судебных процессах, так как их

варварски пытали в застенках карательных органов, как это было

в случае с доктором Гарсией Барсеной. Я уж не буду перечислять

здесь сотни случаев, когда группы граждан независимо от того,

кто они —мужчины, женщины, молодые, пожилые,—зверски избивались.

Все это происходило до 26 июля. Как известно, даже сам

кардинал Артага не избежал этого. Все знают, что он стал жертвой

агентов репрессивных органов. Официально было заявлено, что это

было делом рук шайки воров. Наконец хоть на этот раз они сказали

правду: в самом деле, как еще можно назвать этот режим?..

Люди только что с ужасом узнали о случае с журналистом, который

был арестован и подвергался пытке огнем в течение 20 дней.

В каждом факте —неслыханный цинизм, безграничное ханжество,

трусость. Ведь чтобы избежать ответственности, они стараются

свалить все на врагов режима. Это действия правительства, которые

ни в чем не уступают действиям самой отвратительной шайки

гангстеров. Даже нацистские преступники не вели себя так трусливо.

Гитлер взял на себя ответственность за бойню 30 июня

1934 года, заявив, что в течение 24 часов он был Верховным судом

Германии. А палачи, приспешники диктатуры Батисты, которую

по низости, жестокости и трусливости нельзя сравнить ни с какой

другой, арестовывают, пытают, убивают, а затем в животном